Читать книгу Над осевшими могилами - Джесс Уолтер - Страница 6

В результате наблюдений Алан Дюпри сделал вывод: в жизни города периодически наступает черная полоса, словно все подонки благополучно отбыли поднадзорный срок и разом взялись за дело, отчего любая поножовщина заканчивается чьей-нибудь смертью, а всякая бытовая свара превращается в несуразное бедствие. Некоторые коллеги утешались тем, что всему виной полнолуние, жара и государственные субсидии. Полицейские аналитики изучали графики преступлений, словно синоптическую карту. Начальство видело корень зла в недостатке финансирования. Патрульные становились истово верующими. Сыщики превращались в циников.

Но Алан Дюпри вдоволь повидал эти скверные периоды и считал их вполне органичными и самодостаточными для бесконечного воспроизводства. Напрашивалась параллель со спортом, где после полосы удач шла серия ошибок и промахов. Такой этап. Спад. Период, когда причина становится следствием, оно превращается в причину, та опять в следствие, а невезенье порождает еще большее невезенье. И так до тех пор, пока все само собой не иссякнет, пока не стихнет злобный ветер. Со стороны эти пики и спады выглядели статистическим графиком: в этом месяце четыре убийства, в следующем ни одного – в среднем стандартные два душегубства в месяц. Но вот попробуйте втолковать бейсболисту, или баскетболисту, или игроку в кости, что никакой полосы нет. Убедите, что незримой силы, действующей против (или за) него, не существует, что один промах не влечет за собой другой и одно убийство не порождает новое, а существуют лишь среднестатистические величины.

Мысль эта озарила Дюпри в одиннадцать вечера, когда они со Спайви собрались на третье убийство за день. Для небольшого Спокана, где в плохой год случались двадцать убийств, три трупа за сутки были чем-то невероятным – ну как если б худосочный шорт-стоп в одной игре сорвал три хоум-рана. Правда, шлюху, найденную на берегу, убили не меньше двух недель назад.

Дюпри не терпелось поведать напарнику свою теорию полос. Раньше он всегда просвещал Каролину. Ему нравилось делиться обширными криминалистическими теориями познания. И пусть другие сыщики дразнили его «стоик-параноик», он считал важным не только обучить, но и просветить сосунков вроде Спайви.

– Есть вопросы? – спросил Дюпри.

– Да. Когда-нибудь пустите за руль?

Дюпри ответил коротким взглядом и завел мотор. Ехали молча. Дюпри свернул на Монро-стрит и пересек мост над плотиной, где утром сгинул наркодилер. Как бы Дюпри поступил на месте Каролины? Кинулся бы спасать парня или держал на мушке второго злодея? Может, подстрелил бы его – в ногу или еще куда? Так поступали телесериальные копы. Но за двадцать шесть лет службы Дюпри обнажал оружие всего раз тридцать и ни разу его не применил. И никогда не попадал в ситуацию, вынуждавшую стрелять по ногам. И потом, что это за стрельба? В полиции никто так не стреляет. Хошь не хошь, если уж открыл огонь, веди его до полной ликвидации угрозы – то есть мочи оппонента. Хреново, что Каролина оказалась в подобной ситуации. Вот он бы не мучился из-за неверного решения. А она – поди знай.

По федеральному шоссе Дюпри поехал на восток, мигалкой шугнул ползшую перед ним машину и тотчас разогнался до девяноста миль. На пассажирском сиденье Спайви ерзал, словно пес. Свернув во второй съезд, Дюпри запетлял по знакомым окрестностям. Еще бы не знакомым – за столько-то лет. Можно организовать экскурсионный тур по местам убийств, краж и всяческих извращений. Отставные копы в роли гидов. Его собственный маршрут не отличался бы от других: справа дом, где произошло изнасилование, слева ночной магазин, возле которого случилась авария со смертельным исходом, а вон в той халупе байкер прятал ворованные автодетали.

Нынешний дом, претендовавший на место в туре, был простеньким одноэтажным строением, окаймленным нестрижеными кустами. На подъездной дорожке красовались две цветочные кадки, в палисадник втиснулся цветник, формой напоминавший почку Патрульные растягивали заградительную ленту, пресс-секретарь сдерживал репортеров, высыпавших из фургонов.

Дюпри припарковался, пересек улицу и взошел на крыльцо, стукнувшись головой о кашпо в макраме. Аромат табачного дыма хлестнул, как оплеуха, и напомнил о власти затаенных желаний.

– Длинный денек, а? – сказал патрульный на крыльце. Он записал сыщиков в протокол места происшествия и посторонился, пропуская в дом.

Внутри уже работали эксперты в белых резиновых перчатках. За внешним равнодушием спецов скрывалась убежденность, что мертвецы – самая интересная часть их дела: законченная повесть, все улики налицо, читай не хочу. Кровавые брызги, колотые раны, трупные пятна. Все это очень важно и без утайки поведает о луже крови из запекшейся раны в затылке.

Главное, покойники не врали, не страдали забывчивостью, не выгораживали своих обидчиков. По-своему сотрудничали со следствием. Волокна ткани, ДНК-тесты и компьютерная база отпечатков – как подумаешь, от мертвых едва ли не больше пользы, чем от живых. Скажем, нынешний мертвяк – шестидесятилетний мужик с криминальным прошлым. Разве можно ждать правдивых показаний от старого говнюка, алкаша и уголовника? А вот отпечатки пальцев, кожные чешуйки под ногтями и следы на ковре воссоздадут картину преступления, как будто его сняли на видео, да еще получили признание убийцы.

Два детектива, два эксперта и помощник следователя ухмыльнулись, завидев Дюпри.

– Мужик отдал столько крови, что заслужил пончик и стакан сока, – сказал тот, ни к кому особо не обращаясь.

Дюпри осмотрел труп в луже загустевшей крови: за шестьдесят, жирный, лысина в седоватом венчике растрепанных волос, комбинезон.

– Чтобы замыть ковер, уйдет до черта содовой, – отметил он.

Комнату озаряли фотовспышки, эксперт надел коричневые бумажные пакеты на руки покойника – вдруг тот оцарапал убийцу? Улики частенько находили под ногтями проституток, которым погибнуть было так же легко, как иным попасть в дорожную пробку.

– Боже! Ублюдки отрезали ему руки! – воскликнул Дюпри, щелкнув по пакету.

На полу рядом с трупом и на журнальном столике лежали пронумерованные оранжевые таблички – метки возможных улик, пока числом восемнадцать. Капрал фотографировал кровавые потеки, глубокую вмятину в ковре, кровавый отпечаток пальца на столешнице, газовый ключ.

Дюпри схватил пластмассовый дорожный конус, помеченный табличкой:

– Мне все ясно, миссис Стэнхаус! Вашего мужа убил малютка-слаломист!

Спайви не выдержал. Сначала на каждую дурацкую шутку напарника он только фыркал, но теперь заржал и выронил жвачку Дюпри был доволен, когда удавалось кого-нибудь рассмешить, – разряжалась атмосфера. Потом он обычно смолкал. Спайви зажал рот, будто сдерживая рвоту, и кинулся к двери, на пороге чуть не врезавшись в старшего опергруппы Полларда, со своими очками в черной оправе и зализанными темными волосами походившего на битника шестидесятых годов. Отпрянув от мычавшего парня, Поллард вопросительно взглянул на Дюпри. Тот пожал плечами.

Оба встали над трупом и дальше беседовали, точно автолюбители, которые не в силах оторвать взгляд от великолепной машины.

– Слыхал про хрень на плотине? – спросил Поллард.

– Угу.

– Как там Каролина, не знаешь?

– Я пробовал дозвониться. Хахаль сказал, она спит.

– Тот же самый, что на Рождество был?

– Ага.

– Сколько ему лет?

– Не знаю. Двадцать два. Или девять. В этом районе.

– Она молодчина. Будь я женщиной, действовал бы так же.

Дюпри перевел взгляд на Полларда.

– В смысле, если б меня тянуло на мальчиков, то и я бы… Мужики-то всегда ищут кого помоложе. Ну, ты понимаешь.

– Тебя тянет на мальчиков?

– Да нет же… – Потоптавшись, Поллард сменил тему: – Бедняжка, у нее был нелегкий выбор.

– Оклемается. Она прошла хорошую школу.

– О да, твою. Надо же, как не везет человеку.

Дюпри легонько пнул труп:

– Соседи что-нибудь видели?

– Нынче его навестил племянник. Орали. Часов в девять племяш укатил на машине жертвы.

– Номер известен?

– Да. Номер, марка, модель. Все есть. Я тебя дернул, потому что один сосед сказал, что племянник был в брюках хаки.

– Иди ты? – Дюпри вгляделся в покойника.

– Не знаю, тот ли это мужик из парка, но описания схожи.

– А другие родичи дяди Жмурика? Кто-нибудь знает племянника?

– Выясняем. У жены Альцгеймер, она в богадельне. Кажется, еще есть сестра, живет в районе Залива, ищем.

Дюпри перелистывал фотоальбом.

– Я не спросил: кто сорвал банк?

Поллард кивнул на газовый ключ, помеченный табличкой. Эксперт присыпал ключ порошком.

– Брось! – Дюпри покачал головой. – Газовый ключ? Спайви, скотина!

Каждый декабрь на рождественской вечеринке восемь сыщиков убойного отдела выбирали оружие – от бейсбольной биты до кольта, «узи» и всевозможных ножей – и потом при известии о всяком убийстве вносили по двадцать долларов. Угадавший орудие убийства забирал банк. Некоторые ставили на два-три вида оружия, и потому призовой фонд обычно был свыше двухсот баксов.

Оружие выбирали по старшинству – сначала ветераны отдела, потом новички. Салага Спайви глянул в список, в котором все мало-мальски вероятные орудия смерти были разобраны, и назвал «всевозможные тупые предметы», в точности изобразив манеру Ефрема Цимбалиста-младшего[3]. И вот извольте: еще не закончился апрель, но уже произошло убийство лопатой, а теперь – газовым ключом. Невероятно. Из девяти убийств за четыре месяца Спайви сорвал куш в двух.

– Ну, что будем делать? Арестуем Спайви?

– Без вопросов, – ответил Поллард.

Прибыл замначальника отдела Джеймс Такер. Через год-другой шеф уходил на пенсию, и Такер появлялся на всяком происшествии, где ожидались репортеры. Само собой, его прочили на должность начальника, хотя многие ветераны недолюбливали уроженца Сан-Диего, предпочитая выходцев из тесного мирка местных копов.

– Что мы имеем? – спросил Такер.

– Тупой предмет, – известил Поллард.

– Спайви, зараза!

Отвернувшись, Дюпри искал в альбоме фотографию племянника, не особо рассчитывая на удачу. Но вот они, полосы и периоды. Если человек на мосту и убийца старика одно и то же лицо, значит, есть зацепка, дело сдвинулось и непременно будет раскрыто.

Ага, кажется повезло. На причале Сан-Франциско убитый был запечатлен вместе с кургузой теткой и, видимо, ее мужем, молодой черноволосой красавицей и нагло ухмылявшимся парнем лет тридцати пяти с однотонной, явно тюремной наколкой на предплечье. Дюпри вынул фотографию из альбома и спрятал в карман.

На улице разгулялся весенний ветер. Поставив ногу на бампер машины, Спайви ворковал со смазливой репортершей.

– Проводишь пресс-конференцию?

Спайви сдернул ногу с бампера и смущенно пробормотал:

– Мы просто болтаем.

– Ты рассказал о неонацистах?

Спайви выдавил беспечную улыбку:

– Он шутит. Вечные приколы.

– Черт, верно! – спохватился Дюпри. – Об этом нельзя говорить. Спасибо, что уберег от неприятностей, напарник.

Репортерша покосилась в блокнот, и сыщик заглянул в ее записи.

– Слухи о кастрации жертвы не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, – сказал он. – Лучше справьтесь у шефа.

Девушка беззвучно раскрыла рот.

– Покойнику вырезали сердце, но я вам ничего не говорил. Если что, я откажусь от своих слов.

– Не слушайте его! – взмолился Спайви. – Он валяет дурака!

Дюпри открыл дверцу и кивнул напарнику который нехотя забрался в машину С квартал ехали молча.

– Это некрасиво, – наконец сказал Спайви.

– Я предупреждал: без моего разрешения с репортерами не разговаривать. А я всегда скажу, что нельзя.

Спайви отвернулся к окошку. Казалось, машина едет сама собой – Дюпри пребывал в глубокой задумчивости. По мосту переехали на северный берег реки.

Дюпри опустил стекло и свернул в тихий район возле Корбин-парка. Сквозь кроны деревьев в палисадниках мигали фонари над крылечками, поливалки плевались водой, забрызганные тротуары сверкали, точно усыпанные битым стеклом. Дюпри ехал медленно, вдыхая аромат клумб и зарослей сирени. Парковый район ему нравился уже потому, что здесь не случалось серьезных преступлений. Было поздно, все дела откладывались на утро, но он хотел проехать мимо ее дома – может, еще не спит? Дюпри обогнул парк, и фары высветили ее машину на подъездной дорожке перед одноэтажным домом. В глубине дома горел свет – наверное, там ее спальня. Дюпри остановился, достал фотографию из альбома убитого и положил ее на руль. За темным венецианским окном представил Каролину.

– Чей это дом? – спросил Спайви.

– Что? Так… ничей, – помолчав, сказал Дюпри.

Каролина вздрогнула, когда свет фар мазнул по окну В темноте она сидела на кушетке и смотрела на улицу, дожидаясь, когда машина отчалит. Она знала, кто приехал. В ванной стих душ, потом скрипнула половица в коридоре, и теперь она, даже не глядя, знала, что на пороге появился Джоэл в трусах и полотенцем вытирает голову.

Каролина завидовала зрелым мужикам, беззастенчиво кадрившим молоденьких девушек, да еще изрекавшим глупости, типа «со временем мы подравняемся в возрасте». Она бы тоже хотела обманываться, но сознание назойливо напоминало: ему было шесть, когда она окончила школу; ему было четыре, когда она потеряла девственность. Особенно подкашивала мысль, что ее первые месячные случились в год его рождения.

– Я очень виноват, Каролина.

Обернувшись, она улыбнулась:

– Да нет, ты ни при чем. Надо было выключить телефон.

– Черт меня дернул позвонить!

Каролина вновь посмотрела в окно: машина урчала на холостом ходу, лучи фар уперлись в поребрик.

– Кто-то подъехал? – Джоэл шагнул в комнату.

– Нет, случайная машина.

Вернувшись из больницы, Каролина затащила Джоэла в постель. Хотелось обо всем забыть и раствориться в похоти.

И не ворошить события дня. Было хорошо – неспешно и нежно. Она не чувствовала себя пленницей, как часто бывало в кольце его мощных рук.

– Ну я укладываюсь… – месте.

Джоэл топтался на

– Давай, – кивнула Каролина. – Я еще минутку посижу.

– Ты не сказала, как мама? – помешкав, спросил он.

– Хорошо.

– Ей лучше?

– Да.

– Здорово. – По стеночке Джоэл убрался в спальню.

Обхватив колени, Каролина смотрела в окно. Машина двинулась.

Дюпри еще раз оглянулся на дом и перевел взгляд на фотографию, с которой нагло ухмылялся татуированный парень. Казалось, он ничего не боится и все знает о внезапности смерти, женской уязвимости и хрупкости человеческой жизни. Сыщик представил Каролину на мосту лицом к лицу с этим парнем и почувствовал, что готов его убить.

Спайви покосился на снимок:

– Так мы его ищем?

Дюпри пристроил фотографию на приборную доску, включил скорость и тихо спросил ухмылявшегося мужика:

– Ну что? Это ты? Мы тебя ищем?