Читать книгу Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай - Джеймс Фенимор Купер, James Cooper, James Cooper A. - Страница 7

Прошло несколько дней, прежде чем испанцы освоились в древней твердыне магометан. К тому времени жизнь в Альгамбре и в городе постепенно упорядочилась. После всех волнений и тревог, когда улеглось горе побежденных и ликование победителей, в Гранаде наступило некоторое успокоение. Дон Фердинанд, политик осторожный и далеко не мстительный, издал строгий приказ обращаться с маврами мягко и снисходительно; приказ этот быстро возымел действие, и жители Гранады начали возвращаться к своим привычным повседневным занятиям.

Однажды утром, на третий день после описанного выше разговора, Изабелла собрала у себя своих ближайших друзей, которые имели к ней доступ, можно сказать, в любое время. Ибо, хотя Кастилия и славилась строгостью придворного этикета, очевидно перенятого ею у мавританских соседей, благожелательный нрав королевы создал вокруг нее нечто вроде интимного кружка, войти в который считалось высшей милостью и в то же время доставляло избранным подлинную радость.

В те дни духовенство пользовалось особым почетом: оно проникало во все сферы жизни и часто оказывало на них решающее влияние.

Мы быстро замечаем подобные недостатки у других народов, особенно когда подчеркиваем все то зло, какое причинили им своим вмешательством представители римской курии. Но это лишь доказывает справедливость старой притчи о том, что мы охотнее замечаем чужие ошибки, нежели свои. Ибо ни один народ не допустил бы над собой такого жестокого контроля со стороны церкви, какой существует у нас, в Соединенных Штатах, особенно в тех городах, которые были основаны сектантами, где вся жизнь до сих пор зависит от этих сект. Но, пожалуй, самой характерной нашей чертой является сегодня стремление распространить контроль общества на все области жизни, далеко за пределы, установленные законами и уложениями. Этот новый культ, получивший пристойное наименование Общественного Мнения, является детищем и продолжением сектантских церквей с их всенародными исповедями и покаяниями. Сектанты всегда стремились играть роль государства в государстве, чему немало способствовала их особая система иерархии, а также наши провинциальные обычаи.

Если так обстоят дела у нас самих, то что уж говорить о католиках или протестантах! Скажем только, что Изабелла была искренне набожна, а потому оказывала духовенству всяческие милости, когда они не шли вразрез с ее совестью. В частности, служители церкви имели к ней свободный доступ, и влияние их на королеву было весьма значительно.

Вот и сейчас в покоях королевы среди прочих приближенных находились Эрнандо де Талавера, только что назначенный архиепископом Гранадским, и отец Педро де Карраскаль, бывший наставник Луиса де Бобадилья, ученый богослов, известный своим высоким происхождением и великой простотой души.

Изабелла сидела за маленьким столиком и занималась таким обыденным делом, как шитье рубашки для короля; свои домашние обязанности она старалась выполнять так же добросовестно, как жена какого-нибудь простого купца из ее собственной столицы. Впрочем, таков был дух эпохи, – вернее, такова была политика государей. Многие путешественники видели знаменитое седло герцогини Бургундской с особым приспособлением для прялки на передней луке, чтобы даже во время езды верхом сия государыня могла подавать пример трудолюбия своим восхищенным подданным. И уже в наши времена всеобщего изобилия, когда иные жены и не снисходят до того, чтобы прикоснуться к предмету столь низменному, как рубашка мужа, мы собственными глазами видели другую королеву, которая в кругу своих дочерей шила так усердно, словно от ее прилежания зависела жизнь всей семьи.

Однако Изабелла ничего не делала напоказ. Одинаково правдивая в чувствах, словах и делах, она работала с искренним удовольствием, потому что была привязана к мужу и заботилась о нем с истинно супружеской нежностью, хотя и не могла не замечать его недостатков как государя.

Подле королевы сидела подруга ее юности, верная Беатриса де Кабрера. Мерседес примостилась на скамеечке у ног инфанты, еще две-три придворные дамы стояли поблизости, но достаточно далеко, чтобы соблюдать приличия этого пусть интимного, однако королевского кружка. Ибо сам король сидел тут же за столом в дальнем конце обширной залы и что-то писал. К нему никто не смел приблизиться, даже вновь назначенный архиепископ. Разговоры велись вполголоса, и сама королева говорила тише обычного, чтобы не отвлекать супруга от его размышлений. А в ту минуту, когда мы хотим ввести читателя в наш рассказ, и эти разговоры затихли: королева о чем-то глубоко задумалась, и все вокруг нее смолкло.

– Милая маркиза! – обратилась наконец Изабелла к своей подруге. – Ты давно видела сеньора Колумба, этого мореплавателя, который представлял нам свой проект путешествия на запад? Что о нем слышно?

При этом вопросе Мерседес украдкой обменялась со своей опекуншей заговорщическим взглядом, затем донья Беатриса ответила с подобающей почтительностью:

– Вероятно, вы помните, сеньора, что писал отец Хуан Перес, бывший исповедник вашего высочества, который даже покинул свой монастырь Святой Марии Рабидской и приехал сюда из Андалузии, чтобы ходатайствовать перед вами за этого человека. Тогда он убеждал вас поддержать великий замысел, опасаясь, как бы генуэзец не покинул Кастилию.

– Ты полагаешь, это действительно великий замысел, дочь моя?

– Разве кто-либо может в этом сомневаться, сеньора? Намерения Колумба возвышенны и разумны. Он хочет раздвинуть границы владений католической церкви и приумножить богатство и славу нашей родины, – а что может быть благороднее и похвальнее? Моя восторженная воспитанница Мерседес де Вальверде так увлеклась великими планами этого мореплавателя, что считает защиту их чуть ли не самым важным делом своей жизни, после служения Богу и своим государям!

Королева с улыбкой повернулась к вспыхнувшей от этих слов девушке и некоторое время с материнской нежностью смотрела на нее.

– Это действительно так, донья Мерседес? – спросила она. – Неужели Колумб настолько повлиял на тебя, что ты готова его защищать с таким рвением?

Мерседес почтительно поднялась и, прежде чем ответить, приблизилась к королеве.

– Мне не пристало говорить в столь высоком присутствии, – ответила она, – однако не буду отрицать: я глубоко заинтересована в успехе сеньора Колумба. Замысел его так благороден, что будет жаль, если он не осуществится!

– Слова эти делают честь твоей юности и великодушию. Признаюсь, Беатриса, и я, как дитя, увлечена этой прекрасной мечтой! Кстати, Колумб еще здесь?

– Да, сеньора! – поспешно ответила Мерседес и смутилась, потому что вопрос был обращен не к ней. – Я знаю человека, который его видел в день вступления наших войск в Гранаду.

– Кто же этот человек? – спросила королева настороженно, но не слишком строго, со все возрастающим интересом вглядываясь в лицо девушки.

Мерседес уже горько сожалела о своей оплошности. От волнения кровь прихлынула к ее щекам, и прошло какое-то время, прежде чем ей удалось наконец справиться с собой и ответить:

– Это дон Луис де Бобадилья, сеньора, племянник моей опекунши доньи Беатрисы.

Правдивость Мерседес оказалась сильнее чувства скромности!

– Что с тобой, сеньорита? – слегка удивилась королева, которая вообще была не способна относиться слишком сурово к таким юным и добрым созданиям, как Мерседес. – Дон Луис происходит из славного рода и не нуждается в герольдах. Разве только невежды не знают о его происхождении и семейных связях, остальным же достаточно одного его имени.

Мерседес готова была провалиться от мучительного стыда, но тут королева, по счастью, отвела от нее взгляд и обратилась к своей подруге:

– Милая маркиза, твой племянник неисправимый бродяга, однако вряд ли он решится отправиться вместе с Колумбом! Слава церкви и блага королевства его не очень-то интересуют…

– Помилуйте, сеньора! – вырвалось у Мерседес, но она тут же овладела собой, собрав всю свою волю.

– Ты хотела что-то сказать, донья Мерседес? – строго спросила королева.

– Извините меня, ваше высочество! Я не должна была говорить, пока вы меня не спросите.

– Здесь не двор королевы Кастильской, милая, а личные покои Изабеллы де Трастамара, – сказала Изабелла, пытаясь смягчить суровость своих предыдущих слов. – В тебе течет кровь кастильского адмирала, и ты в родстве с самим королем, так что можешь говорить свободно.

– Я знаю, как вы ко мне добры, сеньора, и потому едва не забылась. Я хотела только сказать, что дон Луис де Бобадилья страстно желает, чтобы сеньор Колумб получил необходимые ему каравеллы и чтобы ваше высочество позволили и ему принять участие в этой экспедиции.

– Возможно ли это, Беатриса?

– Луис, конечно, любит скитаться по морям, но не из низменных побуждений. Я сама слышала, как он выражал горячее желание последовать за Колумбом, если ваше высочество отправит генуэзца на поиски Катая.

Изабелла не ответила. Опустив рукоделие на колени, она глубоко задумалась. Никто не решался прервать молчание. Мерседес тихонько отошла и снова села на свою скамеечку у ног инфанты. Наконец королева встала и прошла через всю залу к столу, за которым трудился Фердинанд. Мгновение помедлив, словно сожалея, что приходится отрывать супруга от работы, она осторожно тронула его за плечо. Зная, что лишь один человек может себе позволить подобную вольность, король тотчас оглянулся, встал и заговорил. С первых же дней после победы над маврами Фердинанд думал только об укреплении своей власти, поэтому и сейчас сказал:

– Надо приглядывать за этими морисками[29]. Зря мы оставили Абдаллаху столько сильных крепостей в Альпухарре! Он еще может наделать нам хлопот, если не вытеснить его совсем за Средиземное море…

– Поговорим об этом в другой раз, Фердинанд! – прервала его Изабелла, не допускавшая даже мысли о нарушении своего слова[30].– Я, конечно, понимаю, что тем, кто управляет судьбами людей, трудно выполнять свои обязательства, если Бог и совесть подсказывают иное. Но я пришла не для этого. За делами, в треволнениях последних лет мы совсем забыли о нашем обещании Колумбу, тому самому мореплавателю…

– А вы все не расстаетесь с иглой, Изабелла, все думаете обо мне, – заметил Фердинанд, притрагиваясь к рубашке, которую королева, сама того не замечая, не выпускала из рук. – Немногие из наших подданных могут похвалиться такой заботливой и доброй женой!

– Забота о вас и вашем счастье для меня самое главное после моих обязанностей перед Богом и моим народом, – ответила Изабелла.

Ей было приятно, что король Арагонский оценил этот маленький знак внимания, хотя она и подозревала, что он просто хочет уклониться от начатого разговора. Но Изабелла не позволила себя отвлечь.

– В таком важном деле, как экспедиция Колумба, – продолжала она, – я ничего не могу решить без вашего согласия и одобрения. К тому же я полагаю, что мы должны сдержать свое обещание: откладывать дальше нельзя. Семь лет – достаточно суровое испытание. И, если мы еще будем медлить, какой-нибудь пылкий дворянин совершит этот славный подвиг просто развлечения ради.

– Вы правы, сеньора, мы тотчас поручим Эрнандо де Талавере рассмотреть этот вопрос: архиепископ осмотрителен и на него можно положиться. – С этими словами король знаком подозвал вышеупомянутого прелата. – Архиепископ Гранадский, – обратился к нему лукавый монарх, – наша августейшая супруга желает, чтобы вы немедля рассмотрели ходатайство Колумба и доложили нам. Это наша общая воля: за двадцать четыре часа вы с другими советниками должны все здраво обсудить и во всем разобраться. Имена тех, кто примет вместе с вами участие в рассмотрении этого дела, вам сейчас сообщат.

Пока Фердинанд говорил, хитрый прелат по глазам и по холодному выражению короля ясно понял, чего тот ждет от столь решительных и быстрых действий. Однако он принял озабоченный вид, внимательно выслушал имена своих будущих помощников, которых назвала Изабелла, а свое мнение приберег про себя.

– Планы Колумба заслуживают самого пристального внимания, – продолжал король. – Надо рассмотреть их со всей тщательностью. Говорят, этот мореплаватель – добрый христианин?

– Я в этом убеждена, Фердинанд, – ответила королева. – Если Бог увенчает успехом его предприятие, он намерен еще раз попытаться отвоевать у неверных гроб Господень.

– Ого! Намерение похвальное, однако наши завоевания, пожалуй, вернее! Мы водрузили крест там, где лишь недавно развевались знамена неверных. Гранада куда ближе к Кастилии, и здесь нам будет легче защищать святые алтари. Во всяком случае, я, как мирянин, держусь такого мнения. А что скажет наш архиепископ?

– Мнение поистине мудрое и справедливое, государь мой! – ответил прелат. – Лучше держаться за то, что мы в силах удержать, и не стремиться к целям чересчур отдаленным. Раз сама судьба от нас их так отдалила, стоит ли тратить время на их достижение?

– Слушая вас, ваше преосвященство, – заметила королева, – можно подумать, что мы не должны пытаться отобрать у неверных гроб Господень!

– Нет, сеньора, это значило бы ложно истолковать мои слова, – поспешил поправиться изворотливый прелат. – Изгнание неверных из Иерусалима было бы благом для всего христианства, но для Кастилии важнее изгнать их сперва из Гранады. Различие несомненное, как сказал бы любой богослов.

– Да, для каждого несомненно, что вон те башни, – король метнул холодно сверкнувший взгляд за окно, – когда-то принадлежали Абдаллаху, а теперь принадлежат нам!

– Важнее для Кастилии, – задумчиво повторила королева. – Для ее могущества – возможно, но не для душ тех, кто о таком могуществе печется!

– Уважаемая жена моя и любимая супруга… – начал Фердинанд.

– Сеньора! – добавил прелат.

Однако Изабелла уже медленно отошла от них, погруженная в свои мысли. Оставшись одни, король и прелат понимающе переглянулись, как два дельца, для которых барыш важнее справедливости.

Не возвращаясь к своему креслу, Изабелла некоторое время одиноко прохаживалась взад и вперед по свободной части залы, и даже Фердинанд не решался нарушить ее уединение. Несколько раз взор королевы останавливался на Мерседес, и наконец она подозвала девушку к себе.

– Доченька! – сказала Изабелла, которая часто обращалась так к тем, кто был ей дорог. – Ты не забыла о своем обете?

– Для меня превыше всего долг перед моей государыней.

Мерседес ответила твердо и уверенно. Изабелла не сводила глаз с ее бледного и прекрасного лица, и, когда та умолкла, во взгляде королевы отразилась такая нежность, с какой мать редко смотрит на любимую дочь.

– Надеюсь, я ничем не провинилась перед вами, сеньора? – робко спросила Мерседес, видя, что королева молчит. – Немилость вашего высочества была бы для меня страшной карой!

– О нет! Хотела бы я, чтобы все девушки Кастилии, и знатные и простые, были так же правдивы, скромны и послушны, как ты! Но мы не можем допустить, чтобы ты стала жертвой собственного увлечения. Ты слишком хорошо воспитана, донья Мерседес, чтобы не отличить внешний блеск от истинной добродетели…

– Сеньора! – вскричала Мерседес и тотчас умолкла, понимая, что не должна прерывать свою государыню.

– Я тебя слушаю, – проговорила Изабелла, немного помедлив, чтобы дать испуганной своей дерзостью девушке прийти в себя. – Говори без утайки, как с родной матерью!

– Я хотела сказать, сеньора, что если не всякий блеск есть добродетель, то за всем, что нам кажется слишком смелым или непривычным, тоже не всегда скрывается порок.

– Я тебя поняла, сеньорита, и я согласна. А теперь поговорим о другом. Мне кажется, ты одобряешь замыслы Колумба?

– Что значит мнение юной, неопытной девушки для мудрой королевы Кастильской, которая может советоваться с учеными и прелатами! – скромно ответила Мерседес.

– Но ты одобряешь его замыслы? – настаивала королева. – Или я неправильно тебя поняла?

– Я верю в Колумба, сеньора! Небо воздаст ему за его высокое благородство, и он добьется успеха на благо людям и во славу церкви!

– И ты думаешь, что найдутся знатные рыцари, которые последуют за этим никому не ведомым генуэзцем в столь дерзкое и опасное плавание?

Королева почувствовала, как дрогнула рука Мерседес, которую она ласково держала в своей, и, подняв глаза, увидела, что девушка потупилась и покраснела. Но Мерседес понимала, сколь многое зависит сейчас от ее самообладания – судьба любимого, счастье, вся ее жизнь! – и сумела ответить с твердостью, одновременно порадовавшей и удивившей королеву:

– Да, сеньора, я в этом уверена! И думаю, что дон Луис де Бобадилья тоже отправится с Колумбом. С тех пор как его тетушка откровенно поговорила с ним о целях и назначении экспедиции, он только об этом и думает. Он даже готов пожертвовать своим имуществом, если согласятся опекуны!

– Чего ни один опекун не должен делать! Мы можем распоряжаться своим состоянием, но не имеем права рисковать чужим. Однако, если дон Луис де Бобадилья останется верен своему намерению, я буду о нем лучшего мнения, чем была до сих пор!

– Сеньора!

– Слушай меня, дочка! Сейчас не время говорить об этом: меня ждут на совет, король уже там. Мы все обсудим с твоей опекуншей и не станем держать тебя в неведении. Но помни, Мерседес де Вальверде…

– Госпожа моя!..

– Помни свое обещание! Ты дала его по доброй воле и должна его сдержать.

Изабелла поцеловала девушку в бледную щеку и удалилась в сопровождении своих дам. Обрадованная и в то же время испуганная, девушка осталась одна посреди обширной залы, напоминая собой прекрасную статую Неуверенности.