Читать книгу Тень Кондора - Джеймс Грейди - Страница 3

Когда до круга света оставалось не больше пятидесяти ярдов, он споткнулся об остатки изгороди: его тяжелый башмак зацепился за нижний ряд колючей проволоки, которому каким-то образом удалось пережить двух своих верхних собратьев, устояв перед временем, погодой и шаставшими здесь туда-сюда дикими животными. Проклятая колючка словно нарочно ждала удобного момента, чтобы уцепить его. Он упал, покатился по земле и замер. Вставай, подумал он, вставай, чтоб тебя. К поту, заливавшему его лицо, добавилась новая жидкость, и на ощупь она оказалась более липкой. Впрочем, царапины его не волновали. Так он, во всяком случае, себя убеждал; то же самое относилось к ушибам. Шатаясь, он поднялся на ноги и медленно, но верно захромал по прерии дальше. Забудь свое чертово тело, плевать, что оно болит, – беги!

Как холодно, думал он, как чертовски холодно, даже для весны. Земля почти заледенела. Если бы я не бежал, я бы замерз без куртки. Хотя, если бы я не бежал, мне не нужна была бы куртка. Беги!

Добежав до границы светлого круга, он прыгнул. После всего пережитого он и не надеялся на то, что удастся прыгнуть так высоко, как раньше. Офигеть, подумал он, когда его тело врезалось в ограду из проволочной сетки, просто офигеть. Стальных шипов, впивавшихся ему в ладони, он не замечал. Он вообще не ощущал ничего, кроме надежды.

Он медленно подтянулся и сжался в тугой клубок. Рукам было непросто удержать тело на расстоянии от колючей проволоки, но он решил, что они справятся, и те справились. Помнится, на зачетном занятии, когда он был полон сил и ему не грозило ничего страшнее плохой отметки, он одолевал такую изгородь за девять секунд. По части преодоления препятствий он считался самым сильным в их группе. В эту ночь у него ушло не меньше двадцати секунд только на то, чтобы накопить силы для рывка, который позволил бы его рукам зацепиться за верхнюю перекладину. И хватило этого рывка только на то, чтобы схватиться за третий ряд колючей проволоки. Но все же ему удалось удержаться – несмотря на шипы, несмотря на скользкие от крови руки. Еще рывок – и он перебросил тело через верх изгороди и рухнул с высоты десяти футов на землю, приземлившись с изяществом старого бельевого мешка. Когда-то инструктор по физподготовке заставлял его снова и снова оттачивать приземление как в парашютном спорте: ноги вместе, чуть согнуты, касание носками – и перекатываться, перекатываться! Однако его инструкторы сейчас спали в уюте и безопасности, и от него их отделяло множество колючих изгородей.

Он не знал, как долго пролежал так. Кажется, прошло около пяти минут. На самом же деле – меньше одной, просто он утратил чувство времени. Осталось только два состояния: бег и то, что после бега. Сейчас было то, что после бега. Он пополз дальше.

Он приближался к центру ярко освещенного круга. Прожектора слепили глаза, в какую бы сторону он ни смотрел. Однако, прищурившись, он смог разглядеть четыре стальные туши, по одной на каждую сторону света. Он подполз к еще одному металлическому колпаку, торчавшему из земли в четырех футах от бетонной плиты, которая, в свою очередь, размещалась почти в центре ярко освещенного круга.

Тридцать секунд у него ушло на то, чтобы подняться на ноги у вентиляционной шахты, и еще тридцать секунд на то, чтобы восстановить равновесие после этого. Потом он начал медленно колотить окровавленными руками по прохладной алюминиевой обшивке шахты.

Пуля ударила в него, когда его рука коснулась алюминиевой поверхности в пятый раз. Она угодила ему прямо в грудь, разорвала аорту и разворотила несколько ребер, прежде чем вырваться из спины и унестись куда-то в темноту. Он умер прежде, чем его тело упало на вентиляционный колпак и соскользнуло с него на бетонную плиту. Звук выстрела долетел до освещенного круга еще на долю секунды позже.

В четверти мили от этого места снайпер опустил свою винтовку. Он осторожно передернул затвор, поймал рукой вылетевшую гильзу и сунул ее в карман. Его спутник облокотился на капот пикапа, подстраивая резкость бинокля.

– Готов? – спросил снайпер. В голосе его не слышалось никаких эмоций, кроме гордости – спокойной, уверенной гордости. Он знал, что мог и не задавать этого вопроса.

Его спутник, однако, не разделял этой уверенности.

– Возможно, возможно. Он не шевелится. Давай-ка еще раз, быстро.

На скрывавшемся в тени лице снайпера обозначилось некоторое удивление. Впрочем, его он позволил себе сам; происходи все на свету, лицо его оставалось бы бесстрастным.

Движения снайпера казались замедленными, но на все ушло не более пяти секунд: он вскинул винтовку, облокотился на пикап, прицелился и выпустил в тело, лежавшее в световом круге, еще одну пулю. Тело дернулось – не от боли, а от удара – и снова застыло.

– Отлично, – кивнул человек с биноклем. – Поехали.

– Может, стоит обыскать его? Ну, вдруг он нес какие-нибудь бумаги или еще чего!

– Нет, – ответил второй по-русски, залезая в кабину пикапа. – Некогда. Здесь скоро появится охрана, и тогда нас точно накроют. Возможно, он и забрал что-то важное, но на это придется махнуть рукой. Надо ехать, и быстро. И не включай фары.

Только через шесть минут после того, как пикап уехал, показались вертолеты. Они шли на бреющем полете, заходя с юга, без огней, если не считать неяркого свечения приборных панелей, бесшумно, если не брать в расчет рокот рубивших воздух лопастей. Несколько минут они описывали круги в темноте, шаря по земле локаторами и инфракрасными сенсорами. Потом один из вертолетов снизился над освещенной площадкой и высадил шестерых мужчин в синей форме, вооруженных М-16. Затем вертолет взмыл обратно в темноту и встал в круг за своим спутником, постепенно расширяя радиус вокруг площадки.

Двое в синей форме проверили вентиляционную шахту на предмет повреждений или заложенной взрывчатки. Еще один прикрывал их, держа автомат наготове. Остальные трое осмотрели труп. Старший осторожно обследовал карманы, потом так же осторожно ощупал еще не остывшее тело. Руки его застыли на мгновение, наткнувшись на небольшой бугорок на внутренней стороне правого бедра. Он аккуратно спустил брюки убитого, стараясь не двигать тело и не запачкаться кровью. К ноге убитого был примотан скотчем маленький, размером с записную книжку, бумажник. Старший открыл его, наскоро просмотрел в свете прожекторов листки бумаги и протянул руку за рацией, которую держал наготове его помощник.

Спустя два часа первая пара вертолетов улетела. Прожекторы отключили. До рассвета оставались считаные минуты. Предрассветные сумерки и так высветлили почти все, кроме самых глубоких теней. Все пространство внутри изгороди с колючей проволокой оставалось заполнено людьми в синей форме. На дороге, подходившей к огороженному участку, стояло несколько синих машин. Тело лежало там, где его обнаружили. Все необходимые фото уже отсняли, замеры сделали, информацию запросили. Люди, охранявшие территорию, уже начали скучать, хотя убийство и добавило разнообразия в их рутинную службу. Собственно, из радостей жизни им оставалось сейчас только наслаждение ароматом диких весенних цветов и свежевспаханной земли. Большинство, впрочем, предпочли бы лучше поспать у себя в казарме.

Внимание остававшихся на площадке привлек шум лопастей тяжелого транспортного вертолета. Тот прилетел все с той же южной стороны, снизился и завис над телом. Из отодвинутого люка спустили на лебедке сетку, и вскоре она медленно поднялась с тем, что еще недавно было человеком. Когда машина скрылась из виду, старший офицер собрал всех и в кратких, доступных выражениях описал им то, что с ними произойдет, если они хотя бы вскользь упомянут где-нибудь об увиденном. Когда офицер закончил свою лекцию, все покинули участок. А когда живущий недалеко от этого места фермер вышел в поле, то даже не обратил внимания на огороженный клочок земли, поскольку выглядел он так же, как всегда.

Впрочем, фермер и так избегал смотреть в ту сторону.

Когда он прервался на утренний перекур, на базе военно-воздушных сил Мальмстрем в Грейт-Фолс, штат Монтана, приземлился сверхзвуковой истребитель. Вообще-то истребитель был двухместный, но управлять им мог и один пилот. Мужчина, выбравшийся с заднего пилотского места, не сумел бы пилотировать машину, даже если бы от этого зависела его жизнь. Несмотря на знаки различия ВВС, сам он пилотом никогда не был – только генералом военно-воздушных сил. Командир базы и начальник службы охраны встретили генерала на взлетной полосе. Втроем они проехались до ангара в дальнем углу базы. Обыкновенно этот ангар стоял с распахнутыми воротами, запущенный, необитаемый, если не считать редких тренировок Национальной гвардии. Но сегодня ангар оказался закрыт. У входа стояли двое вооруженных часовых. Еще четверо дежурили по углам постройки, и двое – внутри.

Генерал смерил застывших навытяжку часовых скептическим взглядом.

– Не слишком ли поздно, вы не считаете? – холодно поинтересовался он у командира базы.

Тот побагровел, но ничего не ответил.

Генерал перевел взгляд на тело, вытянувшееся на столе. Генерал был крупным человеком – не то чтобы высоким (в наше время рост в шесть футов скорее норма), но крупным. Широкоплечий, с широкой грудью, мускулистый, плотный. Впрочем, на животе уже появился слой жирка, а седые волосы, совсем недавно только проглядывавшие кое-где в черной шевелюре, занимали теперь в ней доминирующее положение. Вот только голос с годами мягче не сделался.

– Будь ты проклят, Паркинс, – прошептал он. – Будь ты проклят!

Начальник службы охраны решил, что ему это послышалось. Он не хотел показывать, будто пропустил что-то из сказанного генералом, но еще меньше хотел, чтобы его упрекнули в невнимательности. Поэтому он шагнул ближе к столу, у которого стоял генерал, и осторожно кашлянул.

– Прошу прощения, сэр?

– Я сказал, будь оно все проклято! – рявкнул генерал, повернувшись к младшему чину. – Будь оно проклято ко всем чертям! У этого говнюка не хватило совести дожить хотя бы до того, чтобы доложиться, или хотя бы не позволить себя ухлопать в этом богом проклятом чертовом необъяснимом месте! Сукин сын!

Не выдержав его гнева, майор сделал попытку незаметно раствориться; генерал, впрочем, уже не обращал на него никакого внимания. Он повернулся к неподвижно вытянувшемуся на столе телу.

– Будь ты проклят, Паркинс, ты хоть понимаешь, какую свинью мне подложил?! – Генерал тряхнул головой, развернулся и устремился к выходу. Начальник службы охраны и командир базы опасливо потянулись за ним.

Не доходя до двери пару шагов, генерал остановился и обернулся к ним.

– Отправьте его первым же рейсом в Вашингтон. Сообщите моей конторе номер рейса и время прилета. Как только зам передаст мне, что мы все получили – и вам лучше постараться, чтобы мы получили абсолютно все, что у вас есть, – вы забудете о произошедшем. Я понятно сказал? Забудете сами и, черт вас подери, позаботитесь о том, чтобы все остальные тоже забыли. О любых расспросах на эту тему незамедлительно докладывать моему человеку, капитану Смиту. Он прибудет в течение суток. Определите его в вашу пресс-службу. Он будет там делать то, что захочет. Ясно?

Генерал вышел, не дожидаясь, пока ошарашенные офицеры отдадут ему честь. Он спешил на самолет.

Весна в Вашингтон приходит довольно рано. Цветущие деревья и клумбы украшают улицы благополучных кварталов города уже в конце марта. Аромат цветения пробивается даже свозь вонь выхлопных газов и испражнений четвероногих друзей человека, которых многие жители столицы держат ради удовольствия и безопасности.

Генерал не обращал внимания ни на радующие глаз краски, ни на менее радующие обоняние запахи. Пока его водитель медленно протискивался сквозь плотный транспортный поток в поисках места для парковки, он оставался погруженным в размышления. Оба сегодня надели штатское, да и сама машина была без опознавательных знаков. В любой другой день генерал попросил бы высадить его, а уже потом искать, где поставить машину, но сегодня даже радовался возможности потянуть время. Это давало повод отодвинуть очень неприятные распоряжения. Генерал начал даже получать удовольствие от вашингтонских пробок, когда от тротуара в квартале от них отъехала машина. Водитель поспешно, нарушая все правила, пересек несколько полос и приткнул автомобиль на освободившееся место. Его начальник криво улыбнулся.

– Отличная работа, сержант, – хмыкнул он. – Ждите меня здесь.

Генералу пришлось пройти пешком до места назначения пять кварталов. Несмотря на плохое предчувствие по поводу предстоящей встречи, шаг его оставался быстрым, уверенным. Он крепко сжимал в руках кейс, почти надеясь на то, что кто-нибудь попытается его выхватить. Незадачливый воришка послужил бы отличной мишенью для распиравшего его гнева. Однако десять часов утра – не самое рабочее время у тех, кто занимается отъемом денег и ценностей у прохожих в этой части Вашингтона. Генерал находился в буферном районе, отделявшем городской центр от злачного Джорджтауна. По утрам и вечерам местные карманники предпочитают орудовать в рейсовых автобусах.

Генерал направлялся к среднего размера зданию из красного кирпича, расположенному рядом с Вашингтон-сёркл и чуть дальше от Центра Кеннеди. Здесь хватало места, чтобы поставить машину, но генерал не запарковался бы в радиусе двух кварталов от места назначения ни при каких обстоятельствах… ну разве что в случае самой экстренной необходимости. Мимо дома он прошел, не повернув головы, хотя его подозрительный взгляд отмечал мельчайшие подробности окружения. Он даже попробовал запомнить улыбающуюся пожилую даму, едва не налетевшую на него во время утренней пробежки. Правда, извиняться за несостоявшееся столкновение никто не стал. Генерал вошел в высокое жилое здание на углу, спустился в цокольный этаж и постучался в дверь одной из квартир. Один из охранников, наблюдавших за его приближением с помощью видеомониторов, нажал на кнопку, замок зажужжал, дверь отворилась, и генерал вошел в третий по дороговизне частный туннель американской столицы.

Средства, выделенные на сооружение этого туннеля, похоронены в недрах бюджета корпуса морской пехоты за 1965 год. В связанных с Вьетнамской войной потоках финансирования военных программ проделать такой фокус было очень легко. Туннель представлял собой длинный, неярко освещенный коридор, трижды сворачивавший под прямым углом. Туннель соединял все здания этого квартала, принадлежавшие, как ни странно, одному и тому же владельцу – ЦРУ, точнее, действовавшим под его руководством компаниям по управлению недвижимостью. Собственно, эти компании и числятся официальными домовладельцами. Некоторые из зданий не используются правительственными организациями, но все их жильцы проверены и перепроверены на предмет благонадежности. И уж в подвальные помещения, откуда осуществляется доступ в секретный туннель, никто без специального допуска не попадает.

Спустя две минуты после того, как генерал вошел в туннель, он вышел из него в подвал дома из красного кирпича. Улыбчивый охранник отсалютовал ему и почтительно, но тщательно обыскал и его самого, и кейс на предмет спрятанного оружия. Генерал беспрекословно отдал свой табельный пистолет. Ему пришлось подождать несколько минут в маленькой, со вкусом обставленной приемной – «пока мы не получим подтверждения назначенной вам встречи, сэр». Генерал не сомневался в том, что ждать его заставили специально, возможно, в качестве наказания за опоздание… ну или для того, чтобы помнил свое место. Он надеялся только, что других средств пришпилить его у них не найдется. Генерал покосился по сторонам, выглядывая скрытые микрофоны – в том, что они есть, он не сомневался, – но не обнаружил ни одного. Сквозь звуконепроницаемые перегородки до него не доносилось ни звука. Он не знал о звукоизоляции, но слушать и впрямь было почти нечего. По большей части весь шум в доме издавали две секретарши с пишущими машинками и приемник, настроенный на волну старого, 50–60-х годов рок-н-ролла, да и эти звуки успешно гасились.

– Прошу прощения за то, что вам пришлось подождать, – негромко произнес высокий, безукоризненно одетый мужчина. – Он освободился. Будьте добры, проходите.

Следом за высоким мужчиной генерал поднялся по лестнице на второй этаж, испытывая сильный соблазн врезать своему безукоризненно одетому спутнику по печени. Ступая по мягкому ковру, они миновали несколько закрытых дверей и наконец остановились перед еще одной – резной, двустворчатой. Высокий мужчина негромко постучал, дождался ответа и проводил генерала в кабинет.

Добродушного вида пожилой джентльмен поднялся со своего места и обошел стол, чтобы поприветствовать генерала. Пожилой джентльмен производил впечатление довольно прыткого. Случайным прохожим он наверняка представлялся добрым, славным дядюшкой, которого у них никогда не было. Он протянул генералу руку; глаза его искрились.

– А, генерал, – радушно произнес он. – Как дела, старина? Выглядите отлично. Пошли, присядем – в ногах правды нет.

Пожимая руку пожилому джентльмену, генерал расплылся в улыбке. Ему ужасно хотелось расплющить тонкие пальцы своей лапищей, но он сдержался, ограничившись легким пожатием.

– Спасибо, Филипп, хорошо. Вы тоже отлично выглядите, не старше тех щенят, что бегают с вашими поручениями.

– Вы очень добры, генерал, – хмыкнул пожилой джентльмен. – Ну очень добры.

Высокий мужчина отошел к столику у дальней стены и вернулся с подносом, на котором стояли две чашки и кофейник. Пока генерал и пожилой джентльмен обменивались приветливыми улыбками, секретарь разлил кофе по чашкам, насыпал в чашку пожилому джентльмену чайную ложку сахара (без горки!) и, удостоверившись в том, что все сделано как надо, вышел и закрыл за собой дверь.

– Как поживает ваше семейство? – поинтересовался пожилой джентльмен, поднося чашку к губам.

– Примерно так, как всегда, хорошо. А ваше? – Генерал сделал глоток кофе. Горячая жидкость обожгла губы, но он не подал виду.

– Спасибо, хорошо. Жена только что из гриппа вылезла.

– Правда? Ужас какой. – Все это уже было известно генералу из ежедневных сводок ФБР, которые он получал. Правда, он не знал, что пожилой джентльмен в курсе, что ему это известно.

– Ага, – согласился пожилой джентльмен. – Жуткая штука этот грипп. Только и делала, что сморкалась и блевала.

Выразительность описания слегка встревожила генерала. Подобные выражения были пожилому джентльмену обычно не свойственны. И не послышалось ли в его голосе раздражения?

– Ох, – сокрушенно пробормотал генерал, поскольку старательно заготовленные им версии реплик в подобную линию диалога никак не вписывались.

– Действительно, ужасно. Что ж, по крайней мере, это теперь позади.

– Надеюсь, что так. Я имел в виду, что все позади.

– Ага.

Еще почти три минуты они сидели молча, не спеша потягивая кофе. На лбу у генерала выступил пот: и от горячего пара, поднимавшегося от чашки, и от напряжения. Генерал заглянул в чашку и нахмурился. Он не ожидал, что кофе закончится так скоро. Пожилой джентльмен так ни о чем его до сих пор и не спросил. Генерал очень осторожно поднял взгляд и сглотнул застрявший в горле комок.

– Полагаю, – начал он, – вам интересно, зачем я здесь?

Неважное начало, подумал генерал. Совсем никудышное. Но посокрушаться по поводу ошибки он не успел, поскольку пожилой джентльмен ответил:

– А знаете, подобный вопрос тоже приходил мне в голову.

Ну же, думал генерал. Валяй! Живее!

– Ну так, сущий пустяк на самом деле… Одна мелочь… я надеялся, вы, возможно, могли бы мне с ней помочь. Ничего такого, что мне хотелось бы официально проводить через Комитет начальников штабов… или тратить время других комитетов. Впрочем, в своем роде это довольно серьезно, вот я и подумал о вас… ну, вы ведь руководите отделом «С» и все такое…

Пожилой джентльмен чуть заметно кивнул. Генерал перевел дух. Ничего, подумал он, этот старый ублюдок ничего тебе не скажет.

– Ну, – продолжал генерал, набираясь духу, чтобы ринуться в омут, – мне не хотелось бы грузить вас деталями – если вас эта история заинтересует, вы найдете их здесь. – Он щелкнул застежками кейса и достал из него тоненькую папку. К счастью, его команда закончила печатать рапорт меньше чем за пять минут до его отъезда сюда. – Позвольте мне изложить все вкратце. Как вам, конечно, известно, мой отдел разведки Военно-воздушных сил старается светиться как можно меньше. Мой шеф чаще всего предпочитает не лезть в мои дела, оставляя все на мое усмотрение. В разумных пределах, само собой. Около двух недель назад – двенадцатого числа, если точнее – один из моих лучших европейских агентов, капитан Дональд Паркинс, передал через связного, что намерен проверить кое-какую информацию о пусковых шахтах наших «Минитменов», которую подслушал в каком-то баре. К сожалению, содержания этой информации он не передал – только то, что это имеет отношение к стартовым позициям. Паркинс не сообщил также, где он это услышал и от кого. Поскольку в описываемое время он работал в Лондоне, мы исходим из того, что информация попала к нему где-то в тех краях. Тринадцатого числа руководитель секции, в которой работал Паркинс, предпринял попытку связаться с ним. Безуспешно. Руководитель решил, что Паркинс выехал из Лондона для расследования и скоро с ним свяжется. Еще через три дня руководитель разволновался, объявил Паркинса пропавшим, обыскал его лондонскую квартиру и послал депешу нам, в Вашингтон. Меня это серьезно расстроило. С тех пор мы ничего о Паркинсе не слышали. Затем, вчера рано утром… или, точнее, поздно вечером накануне мы все-таки о нем услышали. Прошу прощения, прежде чем я продолжу, можно мне еще немного кофе? И будьте добры, скажите, что вам известно о нашей системе «Минитмен»?

Пожилой джентльмен кивнул в сторону кофейника и вздохнул.

– Ну, общее представление, кажется, у меня есть. Довольно, чтобы поддержать разговор на данную тему. А почему вас это интересует?

Генерал не ожидал, что разговор будет развиваться так стремительно. Вздрогнув, он едва не расплескал кофе и поспешно поставил кофейник на место. Старый сукин сын.

– Гм… – Он лучезарно улыбнулся. – В принципе все устроено примерно так: ракеты рассредоточены по территории Монтаны, Северной и Южной Дакоты… и еще в нескольких секретных точках. Они содержатся в подземных шахтах. Также под землей расположены командные пункты. Каждая группировка прикрывается крупной наземной авиабазой. Каждая шахта окружена сетчатой оградой, по верху которой пропущена колючая проволока. Все важные системы расположены под землей, за наглухо задраенными бетонными створками. Чтобы открыть такую створку после того, как ракета запущена, требуется взрывчатка. На поверхность выходят только несколько вентиляционных шахт, столбы с камерами наружного наблюдения и мачты освещения. В общем, внутри этой изгороди почти ничего нет. В ночное время огороженная территория освещается прожекторами. Окрестные фермеры жалуются, что им неуютно ездить ночью мимо этих ярко освещенных клочков земли. Что ж, приходится терпеть.

Охраняются эти шахты строго. То есть по-настоящему строго. Помимо видеонаблюдения, там полно сейсмических датчиков, передающих на пункт охраны информацию о любом движении внутри ограды. Наши ребята настолько натренированы, что запросто отличат койота от человека – им пришлось здорово помучиться, но теперь они это делают не задумываясь. Пара пустяков. Плюс внеплановые выборочные проверки шахт мобильными патрулями, дежурящие в пятиминутной готовности к вылету вертолеты и хорошо вооруженные группы на расстоянии не более двадцати пяти минут полета от любой шахты. Ну, а на то время, пока они будут добираться, у нас есть еще пара-тройка штучек, чтобы нарушителю не было скучно. Теперь представляете?

– Да, – кивнул пожилой джентльмен. – Хотя не уверен, что мне понятно, как это все связано с вашим пропавшим агентом.

Генерал слегка покраснел.

– Мне тоже, – признался он. – Только чуть больше тридцати часов назад он обнаружился прямо на крышке пусковой шахты на севере Монтаны. Мертвый.

Пожилой джентльмен приподнял брови, но промолчал.

– О его местонахождении мы узнали, когда он перебирался через ограду. Это привело в действие сигнализацию, которая подняла тревогу на базе ВВС Мальмстрем в Грейт-Фолс, единственном мало-мальски крупном городе в районе стартовых позиций. По счастливому стечению обстоятельств два вертолета с вооруженной охраной находились в воздухе неподалеку от площадки – сама-то база ВВС расположена в девяноста милях от этого места. Пока вертолеты шли туда, охрана наблюдала за нашим парнем с помощью камер слежения. Они решили, что он пьян… или что это какой-то студент так неудачно шутит. Он начал колотить по одному из вентиляционных дефлекторов, потом упал. Качество изображения с камер неважное, поэтому охранники не разглядели, в чем дело. Ближайших окрестностей камеры тоже не показывают. Они смотрели на то, как он лежит, до самого прибытия вертолетов.

Кто-то его застрелил. Две пули, возможно из охотничьего карабина. Вертолеты прочесали все в радиусе десяти миль, но никого не обнаружили. Ничего необычного – ни огней ферм там, где им не положено быть, ни машин. Старший группы обыскал труп на месте – очень кстати, иначе в дело могли бы затесаться и местные власти. Паспорт Паркинса оказался примотан скотчем к внутренней стороне бедра – так чтобы его не обнаружили при поверхностном осмотре. Старший сообщил имя – не настоящее, конечно, – и номер паспорта в Мальмстрем, а тамошний спецотдел передал его в Пентагон, ФБР и госсекретариат для компьютерной проверки. Все паспорта, которые мы выдаем нашим людям – настоящие или поддельные, – имеют закодированный номер, так что, когда по ним производится проверка, об этом немедленно оповещается наше руководство, причем без ведома производящих проверку. Наш дежурный мгновенно выяснил, кто запрашивает и по какому поводу. Он связался с начальником охраны Мальмстрема и дал команду все засекретить вплоть до дальнейших распоряжений. Спустя несколько минут об этом известили меня, и я сам туда полетел. По моему распоряжению охрана зачистила площадку прежде, чем ее увидел кто-либо из местных. Кроме паспорта на теле Паркинса не оказалось ничего, что могло бы нам помочь. Немного денег – канадских, британских и американских, расческа, носовой платок и обычная ерунда, которую взрослый человек носит в карманах. Одежда – повседневная, для выхода в город. По общему состоянию тела мы заключили, что перед смертью Паркинс испытывал большие физические нагрузки: потеки пота, взмокшая одежда и прочее. Царапины и ссадины позволили нам сделать вывод, что он бежал.

– Вы не пробовали проследить, откуда?

– Пробовали. Все, что нам удалось выяснить, – это что через ограду он перебрался с северной стороны. Проклятие, у меня в штате нет никого вроде Кита Карсона. И полномасштабные поиски мы вести тоже не могли, чтобы местные чего не заподозрили. Вот уж было бы некстати.

Пожилой джентльмен улыбнулся:

– Что ж, это и впрямь любопытно. Даже очень. И чего же вы от меня хотите, дружище?

Вот сукин сын, подумал генерал, хочешь, чтобы я тебя упрашивал.

– Ну, вы же видите, как тут все запутано. И потом, один из моих людей погиб. Чертовски хороший притом, из лучших. Я его как сына любил. Тошнит при мысли о том, что его убийца разгуливает где-то на свободе. Хотя, конечно же, мы должны подходить к этому делу чисто профессионально. Дело, видите ли, в том, что все это не совсем подпадает под мою юрисдикцию. То есть, конечно, это был мой парень. Но убит он в зоне ответственности службы безопасности ВВС. Им не хочется копать глубоко, и я не могу их в этом особенно винить: их эта история тоже не слишком касается. Никому не хочется оказаться вовлеченным в военную операцию на территории страны. Армия и так еще не оправилась от обвинений в слежке за гражданскими. Если нас еще раз застанут со спущенными штанами, для авиации это станет плохой рекламой. Чертовски плохой. И еще у нас неважно с ресурсами. Нам нужна помощь… даже при том, что, уверен, все здесь не так сложно и поддается объяснению. Просто эта история затрагивает слишком много интересов. Вот я и подумал, что отдел «С» как раз мог бы за это взяться. Только не считаю, что это требовало решения Совета национальной безопасности или Комитета сорока. Поэтому я просто пришел к вам, а вы и ваши ребята могли бы поработать в контакте с нами. Ну, то есть, может, вы и проконсультируетесь с Комитетом и будете действовать с их одобрения. Само собой, я оказал бы всю возможную поддержку.

Кофе совсем остыл, но позволял генералу сделать паузу – хоть какое-то занятие, только бы не встречаться с ехидным взглядом пожилого джентльмена.

Довольно долго оба молчали. Пожилой джентльмен смотрел на генерала. Генерал не смотрел ни на что конкретное, прихлебывая отвратительно холодный кофе и надеясь на то, что чашки хватит как можно дольше, что его замешательство не слишком заметно и что пожилой джентльмен скажет что-нибудь умное… или по крайней мере не скажет ничего слишком уж неправильного.

– Что ж, – произнес наконец пожилой джентльмен. – Что ж, у вас проблема.

Генерал поморщился, но промолчал.

– Пока я никак не уловлю, что здесь и к чему, – продолжал пожилой джентльмен. – Хорошенькая головоломка. Я даже не знаю, что сделать и можно ли здесь что-то сделать. Разумеется, у Комитета начальников штабов и Комитета сорока найдется что сказать на этот счет – тем более вы сами знаете, я выступаю только в роли их представителя.

Генерал кивнул и внутренне приготовился провалиться в ад.

– Но я скажу, чем займусь сам, – жизнерадостно сообщил пожилой джентльмен. – Я посмотрю эту вашу папку, может, выясню еще пару вопросов у вашей конторы. Гляну, не надумается ли чего. Если надумается, поделюсь своими мыслями с Комитетом – неофициально, конечно, а потом свяжусь с вами. Идет?

Генерал так и не решил, хорошо ли это, но облегчение испытал изрядное. Подвергнув его всем этим мучениям, пожилой джентльмен, по крайней мере, бросал ему кость.

– Спасибо, Филипп. Спасибо огромное. Я знал, что на вас можно рассчитывать.

Пожилой джентльмен поднялся и проводил генерала до двери. Шагал он на удивление легко для своего возраста, и голос его звучал все так же беззаботно.

– Да, передайте от меня поклон жене. Она у вас замечательная женщина, право же, замечательная.

– Спасибо, разумеется, – отвечал генерал. – Нам обязательно надо собраться семьями – без всех этих помех с работой.

– Как вы правы, – улыбнулся пожилой джентльмен, открывая дверь. – Обязательно надо. Заходите, генерал, если что. И не переживайте, я с вами свяжусь по этому делу.

Генерал покидал дом значительно охотнее, чем шел в него. Он убедил себя в том, что все улажено; это далось ему без особого труда, поскольку из всех возможных интерпретаций он всегда выбирал самую для себя удобную. Он свалил все на пожилого джентльмена, избавившись при этом от проблемы, – что ж, подумал он, это удачно. Не то чтобы эта проблема слишком уж затрагивала его лично, и вряд ли пожилой джентльмен – единственный, кто мог бы с ней справиться. Однако должен же старый ублюдок отблагодарить за ту помощь, что он ему оказывал, верно? И пусть теперь его припекает, думал генерал, не все же мне беспокоиться…

Все то время, что генерал шел к ожидавшей его машине, пожилой джентльмен в красном кирпичном доме улыбался. Когда генерал хлопнул дверью автомобиля, пожилой джентльмен начал негромко смеяться. Он смеялся довольно долго; автомобиль за это время отъехал от тротуара и направился в сторону Пентагона, где генерал намеревался позволить себе не напрягаться до конца рабочего дня. Пожилой джентльмен перестал смеяться только тогда, когда машина свернула на кольцевую автостраду и понеслась к Пентагону заметно быстрее.

Некоторое время пожилой джентльмен сидел молча, погрузившись в свои мысли. Потом раскрыл картонную папку, оставленную ему генералом. Спустя десять минут, перечитав ее дважды, он захлопнул ее, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. На этот раз он думал почти полчаса. Распахнув наконец глаза, он достал блокнот, снова открыл папку и принялся писать. А еще через пять минут вызвал звонком секретаря.

Высокий мужчина бесшумно вошел в кабинет и почти бесшумно закрыл за собой дверь.

– Сэр? – негромко и почтительно произнес он.

– Пожалуй, мы обойдемся без дополнительных запросов насчет той ерунды, что случилась с ВВС, Карл, – произнес пожилой джентльмен. – Наш славный генерал дал мне все, что у них имеется. Кажется, там есть кое-что такое, к чему мы могли бы приложить руку. И ведь как удачно по времени совпало: Комитет сорока как раз собирается рассматривать наш бюджет, и кое-какая наша активность всегда приятна глазу Министерства финансов. Так что все одно к одному. Я тут составил список информации, которую нужно нарыть с миру по нитке. Сначала из ФБР, ЦРУ, АНБ, потом у оперативных служб, Министерства финансов, юстиции и секретной службы. Скажи им, что это необходимо нам немедленно. Буду рад, если мы получим сведения от Бюро и Управления[1] к завтрашнему утру, а остальные – в течение дня. Мы разворачиваем операцию. В Штатах и в Европе. Возможно, для этого не потребуется много народа, но подкрепления на всякий случай стоит держать наготове. В основном задействуем людей из Конторы, хотя, сдается мне, в той части операции, что будет проходить внутри страны, захочет поучаствовать и Бюро. Кое-какие соображения я тут набросал. Свяжись-ка с техническим директоратом Управления, обрадуй их, что мы позаимствуем их людей, оборудование и фонды. Так вот, сегодня, как можно скорее, мне хотелось бы повидаться с доктором Лофтсом и Кевином Пауэллом из Управления. Пауэлл как раз вернулся из Турции и должен сейчас быть в Лэнгли. Где искать Лофтса, ты знаешь. Дел тебе – как раз до ленча хватит.

– Да, сэр, – мягко ответил Карл, с легкой улыбкой принимая из морщинистых рук пожилого джентльмена блокнот. Сам Карл блокнотами не пользовался – они были ему просто не нужны. Свою более чем достойную заработную плату Карл получал преимущественно за память, близкую к абсолютной. Ну и еще за то, что обладал замечательным умом и был практически лишен обычных эмоций, за исключением очень ограниченной, распространявшейся всего на нескольких человек преданности, некоторого самодовольства, едва заметной склонности к садизму, мстительности и заносчивого снобизма.

– Что-нибудь еще, сэр? – все так же тихо поинтересовался Карл.

– Да, – кивнул пожилой джентльмен. – Не мог бы ты принести еще немного кофе?

– Разумеется, сэр, – отозвался Карл, повернулся и вышел так же бесшумно, как вошел. Пожилой джентльмен откинулся на спинку кресла и снова рассмеялся.

Вторая мировая война породила в американской политике неслыханный ранее, но весьма значительный феномен, который, разрастаясь, сделался с тех пор важной составной частью политической сцены. Военный опыт и новые реалии, тоже в некоторой степени порожденные этой войной, послужили толчком к созданию американского разведывательного сообщества.

До Второй мировой войны самым близким к разведке или спецслужбе ведомством в Америке было ФБР. Спустя тридцать пять лет разведывательное сообщество состояло уже из десяти основных агентств с совокупным штатом около ста пятидесяти тысяч человек и ежегодным бюджетом более шести миллиардов долларов.

Наиболее известным и значимым членом этого сообщества является Центральное разведывательное управление – департамент, созданный в соответствии с Законом о национальной безопасности 1947 года, координирующим разведывательную деятельность Соединенных Штатов. Директор ЦРУ, само собой, руководит своим правлением, но является при этом еще и директором Центральной разведки, официальным руководителем всего разведывательного сообщества. Формально Центральная разведка контролирует деятельность разведывательного управления Министерства обороны, его подразделений, связанных с родами вооруженных сил, Агентства национальной безопасности, отдела внутренней безопасности ФБР, отдела разведки Совета по атомной энергетике, а также маленького отдела разведки Министерства финансов. В реальности же все входящие в него спецслужбы представляют собой независимые бюрократические структуры, отчаянно сопротивляющиеся любым попыткам контроля извне. Как говорил адмирал Руфус Тейлор, возглавлявший некогда военно-морскую разведку, а позже занимавший пост заместителя директора ЦРУ, американское разведывательное сообщество напоминает федерацию туземных племен.

Схема же этого сообщества выглядела бы безумным лабиринтом линий связи и управления с разбросанными там и сям пятнами командных комитетов; официальному бюрократическому картографу эта картина, вероятно, представилась бы примером образцовой организации процесса принятия решений. Поскольку образцовая организация процесса принятия решений, как правило, существует лишь в мифологии, если в этой схеме и можно найти хоть что-нибудь разумное, то лишь по чистой случайности.

На одном лишь уровне подкомиссий функционируют пятнадцать межведомственных групп, имеющих целью координацию разведывательной деятельности и вопросов безопасности. Над этими подкомиссиями сидят восемь координирующих органов. Черные линии на нашей воображаемой схеме соединяют эти органы с различными членами разведывательного сообщества, пересекаются, змеятся, но рано или поздно приводят в одну точку: к президенту. Маленький квадратик в левом верхнем углу схемы обозначает Конгресс. Конгресс не связан черными линиями ни с чем. Законодательной власти на схеме места бы не нашлось.

Наиболее заметным и значимым из этих координирующих органов является Совет национальной безопасности, состав которого меняется с каждой новой президентской администрацией. В состав СНБ в обязательном порядке входят сам президент с вице-президентом, а также все основные члены правительства. СНБ считается ответственным за контроль над разведывательным сообществом и разработку его политики.

Однако, возможно, важнейшим органом американского разведывательного сообщества является Комитет сорока. Создан он согласно секретному распоряжению 54/12 на заре правления Эйзенхауэра. О существовании его не догадывался почти никто – вплоть до выхода фундаментального исследования Дэвида Уайза и Томаса Росса «Невидимое правительство». Во многом благодаря этому обнародованию Комитет пережил несколько реорганизаций и в разное время назывался «Группой 54/12», «Специальным комитетом» и «Комитетом 303».

Комитет сорока невелик. Состав его также меняется с каждым новым президентом, однако обязанности остаются более-менее неизменными. Именно в этот Комитет все агентства обращаются за одобрением своих планов и операций, и именно он на деле руководит деятельностью всей разведывательной братии. Собственно, его и создавали для того, чтобы хоть как-то контролировать разрастающееся, как грибница, сообщество. То, как он справляется с этой нелегкой задачей, во многом зависит от президента, поскольку именно он выбирает состав комитета и способы его функционирования.

При администрациях Кеннеди и Джонсона главную роль в Комитете сорока играл Макджордж Банди. Кроме него многое зависело от Маккона, Макнамары, Розуэлла Джилпатрика и Ю. Алексиса Джонсона. В правление Никсона и Форда наиболее значимой фигурой американской разведки был, несомненно, Генри Киссинджер, возглавлявший Комитет сорока. Вместе с ним работали директор ЦРУ Уильям Колби, госсекретарь Роберт С. Ингерсолл, замминистра обороны Уильям П. Клементс-младший и председатель Комитета начальников штабов генерал Джордж С. Браун.

В последний раз общественное внимание оказалось приковано к деятельности Комитета в 1973 году, когда стали известны подробности крупной операции ЦРУ, направленной против марксистского правительства Чили. Именно эта операция во многом привела к сентябрьскому перевороту, в результате которого был убит президент Альенде, а к власти пришла военная хунта. Однако главная цель Комитета сорока, состоящая именно в координации деятельности американских разведок, до сих пор остается не до конца понятой американским обществом.

Осуществление этой функции само по себе уже непростая задача. В значительной степени Комитет должен отталкиваться от деятельности других комитетов и самих разведывательных органов. Собственно, эта дилемма относится к разряду тех, с которыми сталкиваются все правительства: надзирающие вынуждены полагаться на тех, чью деятельность они призваны регулировать, ибо только от них они могут получить необходимую для этого регулирования информацию. Деятельность Комитета обыкновенно проявляется в визировании запросов, присылаемых ему теми, кого он контролирует. Во многом это сопоставимо с тем, как если бы фермеру пришлось полагаться в деле охраны своих кур на лису.

Впрочем, Комитет сорока может и инициировать политику самостоятельно. Правда, при этом ему приходится действовать в рамках системы, состоящей из ревниво охраняемых бюрократических империй. Даже в тех редких случаях, когда все члены сообщества работают вместе, раздробленность управления и полномочий остается серьезным препятствием. Например, если американский ученый, работая на НАСА, начинает шпионить в пользу русских, но делает это, пребывая во Франции, какое агентство должно заниматься его нейтрализацией? ФБР, поскольку начинал он свою противозаконную деятельность в зоне, подпадающей под его юрисдикцию, или ЦРУ – ведь продолжал-то он уже на чужой территории? В области, где бюрократический эгоизм доходит до открытой конфронтации, мешающей выполнению общей задачи, подобные вопросы приобретают первостепенное значение.

Вскоре после своего создания Комитет сорока попытался разобраться с этой проблемой. Комитет сформировал маленький отдел безопасности, о существовании которого не знал никто, кроме членов Комитета. Само существование этого отдела носило неофициальный характер. Ни в одном из официальных документов он не фигурировал. Его создатели надеялись, что это поможет ему избежать обычного обюрокрачивания. Их наследники из следующих составов Комитета до сих пор цепляются за эту надежду, хотя время и жизнь делают все, чтобы подорвать их оптимизм.

В обязанности специального отдела входит координация деятельности различных агентств, поэтому его руководитель принимает участие во всех мероприятиях, на которых присутствуют начальники этих агентств. Его руководитель уполномочен выступать в качестве арбитра при разрешении межведомственных противоречий, хотя его решения подлежат одобрению Комитетом сорока и директором центральной разведки. Помимо этого в обязанности специального отдела входит независимая оценка всей информации, поступающей в Комитет сорока от разведывательного сообщества. Но самое главное, специальному отделу предоставлены полномочия осуществлять «действия, которые могут оказаться необходимыми в чрезвычайных ситуациях, в рамках законодательства, регулирующего деятельность Комитета сорока».

С этой целью Комитет сорока выделил руководителю специального отдела некоторое, очень ограниченное число сотрудников, а также предоставил ему право привлекать сотрудников подконтрольных агентств.

Комитет осознает, что сам породил потенциальную проблему. Специальный отдел вполне может пойти по пути, обычному для всех правительственных организаций, разрастаться в размерах и полномочиях и таким образом превратиться в ту самую проблему, ради решения которой и создавался. При своих небольших размерах отдел обладает огромными возможностями и огромной властью. Даже маленькая его ошибка может привести к самым серьезным последствиям. Поэтому Комитет жестко контролирует тенденции к бюрократическому росту отдела, внимательно следит за всеми его действиями, сводя его оперативную работу к необходимому минимуму, а во главе ставит только самых выдающихся руководителей.

В первые месяцы правления администрации Никсона американское разведывательное сообщество подверглось реорганизации. В частности, подразделения ЦРУ получили новые наименования и слегка изменили свою структуру. В целом все осталось более-менее по-прежнему. Одним из изменений (которому, кстати, сильно сопротивлялся председатель Комитета сорока) стало то, что специальный отдел получил наконец собственное название: «Отдел связи», часто сокращаемое до отдела «С» или просто «С». Председателю, имевшему довольно много бонусов со своего министерского поста, пришлось уступить меднолобому влиятельному помощнику президента, утверждавшему, что «я вас, ребята, и прищучить толком не могу, пока вы безымянные».

Даже после того, как помощник президента покинул свой пост, руководитель Отдела «С» не стал возвращать старые добрые времена анонимности. Полуофициальный статус отдела волновал его не слишком сильно, а попытка отмены названия могла привлечь к отделу ненужное внимание и явно не стоила таких усилий.

Пожилой джентльмен, которого навестил этим утром генерал Рот, как раз и возглавлял отдел «С».

Кевин Пауэлл устроился в том самом кресле, в котором четырьмя часами раньше сидел генерал. Генеральской паранойей Кевин не страдал. Наоборот, ему не терпелось повидаться с пожилым джентльменом. Кевин считал, что пожилой джентльмен ему нравится – ну, насколько может нравиться партнер по бизнесу. Чтобы нравиться по-настоящему, нужно, чтобы тебе доверяли, верили в то, что производимое тобой впечатление соответствует тому, чем ты являешься на самом деле, а не тому, что хочешь изобразить. Как Кевин ни пытался убедить себя в том, что добродушный пожилой джентльмен его друг, ему можно доверять и он в общем таков, каким кажется, голос рассудка советовал держаться настороже. Впрочем, пожилой джентльмен Кевину все равно нравился.

Вот Карла Кевин определенно не любил. И прекрасно понимал, что доверять ему сверх установленных пожилым джентльменом пределов было бы просто глупо. Во многом его антипатия к Карлу объяснялась вызывающей бесполостью последнего, однако эта бесполость на деле являлась проявлением других неприятных свойств, которым Кевин даже не мог подобрать определения. В общем, Кевин обрадовался, когда секретарь закрыл за собой дверь, оставив их с пожилым джентльменом наедине.

– Кевин, мальчик, как славно, что ты заглянул! – Пожилой джентльмен привстал и пожал ему руку.

– Рад встрече с вами, сэр.

– Присаживайся, мой мальчик, присаживайся.

Еще несколько минут они обменивались любезностями, и только после этого пожилой джентльмен позволил себе перейти к делу – и то не напрямую.

– А что у тебя, мой мальчик, в планах на ближайшее время?

Кевин улыбнулся. Пожилой джентльмен, несомненно, знал, что он только что завершил одно задание, а нового еще не получил. Однако Кевин не стал мешать ему строить разговор так, как хотелось.

– Да ничего особенного, сэр.

– Ты не против помочь мне с одним небольшим проектом?

Можно подумать, у меня есть выбор, мелькнуло в голове у Кевина, хотя работать на пожилого джентльмена всегда было интересно.

– Абсолютно не против, сэр, ни в коем случае. И что надо делать?

Пожилой джентльмен улыбнулся:

– Ты знаком с генералом Арнольдом Ротом?

– Нет, сэр, – признался Кевин. – Хотя имя, конечно, слышал.

– Генерал Арнольд Рот – огромная заноза в заднице Военно-воздушных сил, – объяснил пожилой джентльмен. – Как тебе известно, у ВВС мощная разведка. Возможно, самая многочисленная из всех наших. Однако большая часть ее усилий сосредоточена на аэро- и космической разведке и прочих технических штуках. На компьютерах и фотокамерах, я бы сказал. По сравнению, скажем, с ЦРУ настоящих оперативников у них в разы меньше. Собственно, они и не считают шпионаж в классическом понимании этого слова своим занятием. Так вот, примерно половина имеющихся у них оперативников подчиняется генералу Роту. У генерала имеется шурин – влиятельный конгрессмен. Генерал полагает, что руководит супер-пуперкомандой, и шурин-конгрессмен тоже в это верит. Поэтому, вместо того чтобы задевать чувства ценного голоса в Комитете по бюджетной политике, Военно-воздушные силы позволяют генералу Роту играть в короля шпионов – в разумных, конечно, пределах. Большинство подчиненных генерала – олухи, романтики, для которых идеалом разведчика является Мата Хари. Они шатаются по Европе и Центральной Азии, ошиваются в кабаках, мониторят собрания, выполняют кое-какие нехитрые задания, завязывают безобидные контакты. Управление старается не упускать их из виду, чтобы они не слишком уж увлекались своими играми. Генерал считает себя вторым Геленом, конгрессмену это нравится, бюджет утверждают, и все довольны и счастливы. Время от времени кто-нибудь из генеральских подчиненных вляпывается во что-нибудь такое, что ему не по зубам, да и не только ему, а всей команде любителей из ВВС. Обыкновенно в таком случае генеральское начальство просит вмешательства Управления, но иногда они не успевают, и тогда может завариться изрядная каша. В шестьдесят пятом один из генеральских парней погорел во Франции, когда пытался в одиночку уничтожить французскую компартию. Потребовалось четверть миллиона зеленых, чтобы его выкупить; к тому же эта дурацкая затея лишила нас многообещающей агентурной сети. Через три года другой генеральский умник попался в Иране на убийстве местного из-за какой-то девицы. Эту историю до сих пор до конца не расхлебали. Бывали и другие случаи, только не такие впечатляющие. Зато теперь они отчебучили кое-чего похлеще. Пару дней назад один из его лучших агентов – которого, кстати, твоя лавочка подумывала переманить к себе – обнаружился мертвым в Монтане, после того как две недели назад пропал в Европе. Этот агент, некто Дональд Паркинс, работал в Лондоне; оттуда он и послал свое последнее донесение, довольно странное. У нас нет ни малейшего представления о том, как и почему он закончил свою жизнь таким образом. Все известные нам подробности вот в этой папке. Можешь с ними ознакомиться, если захочешь поработать над этим делом.

– Мне не нужно много времени, чтобы обдумать ваше предложение, сэр. Оно мне интересно. Очень интересно.

– Я так и знал, что тебе понравится! – радостно воскликнул пожилой джентльмен. – Так и знал! Тут есть над чем поработать, и действовать надо как можно быстрее, пока вся эта история не сделалась совсем уж тухлой. Тебе придется изучить все это, прежде чем отправиться на волю, но прежде тебе предстоит одна очень важная поездка. В Цинциннати.

– В Цинциннати? Зачем?

Пожилой джентльмен ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. У него ушло довольно много времени на то, чтобы подобрать подходящую метафору – он любил позабавиться со словами. Складывать концепцию из словесных построений гораздо интереснее.

– Ты летишь в Цинциннати, мой мальчик, – ответил наконец он, хитро склонив голову набок, – ради особенного дела – ради птенчика, которого нам нужно превратить в охотничью птицу. Самое время нашему Кондору сняться со своего насеста.