Читать книгу А что же случится со мной? - Джеймс Хедли Чейз - Страница 3

Ресторан «Л’Эспандон», оформление которого было откровенно слизано с парижского «Ритца», стоял прямо на пристани. Стены его были украшены четырьмя панно, изображавшими рыбу-меч, и рыбацкими сетями. Столики, освещенные электрическими свечами, стояли достаточно далеко друг от друга, чтобы люди, которые хотят, например, посекретничать, чувствовали себя свободно.

В этот раз на Пам было длинное, до самых щиколоток, платье, перехваченное на талии серебряным пояском с головкой змеи. Выглядела Пам великолепно. Метрдотель юлил возле нее, ослепляя блеском своих зубов в широкой дружеской улыбке, болтая что-то насчет самых желанных гостей. Она тоже что-то сказала ему, я не расслышал, что именно, и он, гостеприимно взмахнув рукой, проводил нас к столику на двоих в дальнем конце зала. Возле столика стояли мягкие плюшевые кресла, и из этого уголка открывался вид на весь ресторан.

– Приятного вечера, мисс Осборн, – пожелал метрдотель, отодвигая для нее кресло. – Коктейль с шампанским? – На меня он даже не взглянул.

Она села и улыбнулась ему:

– Это было бы чудесно, Генри.

– Могу я узнать, что вы выбираете на закуску? – Он склонился возле нее так, что я почувствовал запах его лосьона после бритья.

– Для начала давайте посмотрим меню, – я попытался обратить на себя его внимание, – и скотч со льдом для меня.

Его голова медленно повернулась, и он оценивающе посмотрел на меня. Его глаза скользнули по моему слегка поношенному летнему костюму, и в них немедленно появилось сожалеющее выражение. Такая реакция ясно сказала мне, что для него я всего-навсего мистер Никто.

– Давай предоставим все Генри, – мягко сказала Пам. – Он профессионал.

Я было собрался возразить, но роскошь этого места и враждебное выражение в глазах толстого метрдотеля остановили меня. Я кротко кивнул:

– Конечно… давай предоставим все Генри.

В воздухе повисла пауза, потом Генри отправился встречать новую компанию из шести человек.

– Ты с ним тоже спала? – осведомился я.

Она хихикнула:

– Только один раз. И это создало длительный положительный эффект. «Л’Эспандон» – единственный ресторан в Сити, где я ем бесплатно… Конечно, карт-бланш распространяется и на тебя.

После этого сообщения я расслабился. Едва увидев это заведение, я пришел к выводу, что у меня не хватит денег на то, чтобы расплатиться по счету. Я посмотрел на свою спутницу не без восхищения.

– А ты умеешь жить, крошка.

– Что есть, то есть. – Наклонившись вперед и положив свою холодную ладонь на мою руку, она продолжила: – Генри ужасно меня боится. У него ревнивая жена, и он думает, что я вполне могу начать шантажировать его.

– По-моему, тебе нужно поддерживать его в этом заблуждении.

Принесли наши напитки. Вокруг засуетились официанты, ресторан постепенно заполнялся народом.

– Хорошее местечко. – Я огляделся. – Но если бы Генри не оплачивал счет, то тут было бы несколько дороговато.

– О, это точно.

Официант, принесший бутылку шампанского в ведерке со льдом, поклонился Пам, а та в ответ одарила его сексапильной улыбкой. Хотел бы я знать, с ним она тоже успела переспать?

Потом принесли палтуса под креветочным соусом с толстыми плоскими кусками мяса лобстера.

– А ты понимаешь толк в хорошей жизни, – заметил я, пробуя рыбу.

– Мужчины! – Пам покачала головой, ее большие зеленые глаза при этом широко раскрылись. – А что они могут поделать с такой девушкой, как я? Это, конечно, ловкий трюк – дать мало, а получить много. Принимая мой маленький подарок, мужчины либо расщедриваются от благодарности, либо начинают бояться, но в любом случае они платят.

– Интересно, к какому типу отношусь я – к благодарным или испуганным?

Она наколола кусочек лобстера на вилку и сказала:

– Будь просто волнующим.

– Я это запомню.

Она бросила на меня короткий быстрый взгляд:

– Это замечательно, правда?

– Несомненно. – Некоторое время мы ели молча, потом я спросил:

– Берни должен вернуться через пару дней?

– Послушай, Джек, давай забудем о Берни. Давай наслаждаться друг другом. Ладно?

Но на душе у меня было неспокойно. Прежде чем покинуть аэропорт, я перекинулся парой слов с Тимом. Пам предупредила, что заедет за мной в восемь вечера, так что у меня было время побриться, принять душ и выпить. Тим вернулся к себе в девятнадцать двадцать пять и заглянул ко мне. Выглядел он смертельно уставшим, потным и грязным.

– Ну, нашел, что хотел? – осведомился он.

Я почувствовал укол совести.

– У меня была посетительница, некоторое время она провела здесь.

– Ты имеешь в виду Пам?

– Именно ее.

Тим усмехнулся:

– О эта девушка! Я знал, что она доберется и до тебя, но не думал, что так быстро.

– Я собираюсь провести этот вечер с ней.

Тим взглянул на бокал в моей руке.

– Я бы тоже выпил немного.

– Ну так давай, она приедет позже. – Я смешал ему скотч с содовой и со льдом. – Что она из себя представляет? – спросил я, передавая ему бокал. – Местная проститутка?

– Она подружка Ольсона.

Его ответ шокировал меня.

– Ты знаешь, что у Берни…

– О, конечно. Но его не интересует, с кем она спит. Они дороги друг другу. Единственное, что они не делают вместе, – не спят.

– Черт побери! Если бы я знал, я бы не притронулся к ней! Я бы ни за что не пошел с ней никуда, если бы знал, что она девушка Берни.

Тим жадно глотнул спиртного, остановился, чтобы вытереть ладонью губы.

– Если бы этого не сделал ты, то сделали бы другие парни. Просто не думай, что она может стать для тебя чем-то большим, чем просто партнершей в сексе. Она девушка Берни. Ольсон не может взять ее, поэтому он позволяет ей спать с другими мужчинами. И это не секрет – весь персонал, да и, я думаю, половина Парадиз-Сити, в курсе. Просто не принимай ее всерьез. – Он покончил с выпивкой, поставил бокал и направился к двери. – Ая приму душ и буду смотреть телевизор. – Он внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. – Жизнь чертовски странная штука, знаешь ли.

Но все равно, мне было ужасно стыдно и неудобно перед Берни.

– Послушай, Пам, – начал я и остановился, подождав, пока официант унесет наши опустевшие тарелки. – Тим сказал мне, что ты девушка Берни. А Берни мой лучший друг. Меня это очень беспокоит.

– О, ради всего святого! Я же сказала тебе: мне это необходимо! И уверяю тебя: Берни это не беспокоит. Хватит болтать об этом. Говорю тебе: Берни знает, какая я. Ему наплевать.

Официант принес мясо, запеченное в банановых листьях с артишоками и королевским картофелем. Пока он расставлял тарелки на столе, я размышлял.

– Выглядит просто превосходно, правда? – заметила Пам. – М-м-м! Я обожаю питаться именно здесь!

– Его должно это беспокоить, – не унимался я. – Ведь вы, я так понимаю, любите друг друга.

– О, заткнись! – Голос ее позвучал низко и неожиданно злобно. – Бери, что тебе дают, и радуйся!

Я совсем поник. Я сказал себе, что с этого момента и пальцем ее не трону. Совершенно безобразная ситуация! Берни – человек, который меня восхищает больше всех на свете, и я переспал с его девушкой!

Аппетит у меня совсем пропал. Как ни хорош был стейк, жевать его было невыносимо тяжело. Вяло ковыряясь в тарелке, я оглядел ресторан и вновь почувствовал тревогу, когда увидел, как Генри неожиданно быстро прокатился по боковому проходу к входной двери. Там я заметил высокого, массивного телосложения мужчину лет шестидесяти, который резко шагнул из тени в тускло освещенный зал. Такого представителя рода человеческого видеть мне еще не приходилось, к тому же, насколько я мог судить, он уже успел уничтожить изрядное количество спиртного. Толстое лицо украшал невероятных размеров нос, придававший своему владельцу сходство с сильно недовольным дельфином. Голову его украшал вопиюще оранжевый парик, лихо съехавший на сторону и оголивший откровенно лысый череп. На нем был канареечно-желтый льняной костюм и украшенная оборками фиолетовая рубашка. Ко всему прочему он явно был чрезвычайно горд собственной персоной.

– Только посмотри на этого ненормального! – радостный оттого, что появился повод сменить тему, громко шепнул я. – Кто это может быть?

Пам бегло взглянула на заинтересовавшего меня субъекта и пояснила:

– Это Клод Кендрик. Он владелец самой модной, самой дорогой и самой доходной здешней галереи искусств.

Пока она говорила, я с интересом наблюдал за тем, как фиолетово-канареечное чудо покачиваясь доковыляло до столика – третьего от нас. Вслед за ним вошел худой, гибкий мужчина, которому на вид можно было дать как двадцать пять, так и сорок. У него были длинные черные, соболиного оттенка, густые волосы, вытянутое лицо, узкие глаза и практически безгубый рот – это сочетание делало его физиономию подозрительной и жестокой, похожей на мордочку крысы.

– А это Луис де Марни, который управляет галереей, – продолжила свои пояснения Пам, отрезая и кладя в рот кусочек стейка.

Угодливая суетливость Генри дала мне понять, что эти двое причислены им к наиболее важным посетителям. Заинтересованный происходящим, я наблюдал за тем, как вошедшие уселись за столик. Перед толстяком, словно по волшебству, появилась водка с мартини. Его спутник пить отказался. После короткой дискуссии с Генри о том, что они будут есть, метрдотель удалился, предварительно щелкнув пальцами официанту, чтобы тот следовал за ним.

Клод Кендрик огляделся, словно король, обозревающий свою свиту. Он вяло махнул пальцами поприветствовавшим его людям и обратил свой взор в нашу сторону. На какое-то мгновение его маленькие глазки задержались на моем лице, потом перескочили на Пам. Брови его немедленно поползли вверх, а губы расплылись в улыбке. А потом он сделал самую идиотскую вещь из всех, что мне приходилось видеть на своем веку: он поклонился ей, сняв свой оранжевый парик и взмахнув им на манер шляпы над своей лысой, словно яйцо, головой, поклонился снова, водрузил парик на место и, чуть передвинув стул, углубился в беседу со своим спутником.

Пам хихикнула:

– Он просто великолепен, правда? Так он приветствует всех своих приятельниц.

– А ты что, его приятельница?

– Иногда я демонстрирую его эксклюзивные драгоценности, я знакома с ним уже несколько лет. – Она покончила со стейком. – Извини… у меня есть одна мысль, – и, поднявшись, она подошла к столику Кендрика. Несколько минут они о чем-то оживленно говорили, потом она вернулась.

– Ну и о чем вы болтали? – осведомился я.

– Он владелец самого большого в городе моторного катера. Так я подумала, что было бы здорово подышать морским воздухом и немного развеяться. Он обрадовался моему предложению. Знаешь, этот город порой становится скучноват для людей, которые живут здесь постоянно. Всем хочется чего-нибудь новенького. Ты ведь поедешь, правда? – Поскольку я медлил с ответом, Пам продолжила: – Он на самом деле очень забавный и очень важный человек. – К нам в очередной раз подошел официант и забрал пустые тарелки. – Он тебе понравится.

Моторный катер – это звучало весьма заманчиво.

– Ладно, в конце концов, что я теряю?

Я посмотрел в направлении Кендрика. Он улыбнулся и кивнул мне. Официант тем временем подал копченого лосося. Я кивнул в ответ.

Мы завершили ужин кофе. Кендрик и Марни быстро расправились с лососем и тоже выпили кофе, так что к тому времени, как мы собрались уходить, они были готовы покинуть ресторан.

Пам отодвинула свое кресло, встала и подвела меня к их столику.

– Клод, это Джек Крейн. Он работает на строительстве взлетно-посадочной полосы. Джек, это мистер Кендрик.

– Зовите меня просто Клод, дорогуша. – Моя рука утонула в большой, теплой, напоминающей кусок теста лапе. – Я очень рад. Добро пожаловать в этот чудесный город. Искренне надеюсь, что здесь вы будете безмерно счастливы. – Он с трудом поднялся. – Давайте выйдем на свежий воздух в лунную ночь. Луис, голуба, позаботься о нашей дорогой Пам. Я хочу поближе познакомиться с Джеком. – Кендрик ухватил меня под руку и потащил за собой к выходу. Дважды он останавливался, чтобы снять свой ужасный парик и отвесить поклон улыбавшимся ему дамам. Я весь вспотел от смущения к тому времени, как толстяк поклонился в последний раз и мы вышли в горячую ночь.

Кендрик сказал:

– Луис, покатай Пам на лодке, котик. Ты ведь знаешь, как она это любит. Джек, дорогуша, вас не затруднит уделить мне несколько минут? Мне нужно с вами кое о чем поговорить.

Прежде чем я успел заявить свой протест, Пам и Луис покинули нас.

– Ну и о чем же вы хотите поговорить? – Я уже ненавидел этого толстого придурка и ненавидел его дурацкую идею остаться с ним наедине.

– О Берни. Он один из моих самых лучших друзей. – Кендрик промакнул лицо шелковым носовым платком. – Давайте посидим у меня в машине, там есть кондиционер. Эта жара становится труднопереносимой, вы не находите?

Я колебался, но без Пам, которая могла отвезти меня обратно в аэропорт, я был в безвыходном положении, так что безропотно последовал за ним на пристань, где стоял яркий черно-желтый «кадиллак». Когда мы приблизились к машине, оттуда немедленно выскользнул водитель-японец и проворно открыл перед нами дверцу.

– Просто покатай нас по округе, Юко, – распорядился Кендрик и впихнул свое пухлое тело в автомобиль. Я зашел с другой стороны и тоже забрался внутрь.

Между передним водительским место и задним сиденьем была поднята толстая стеклянная звуконепроницаемая перегородка. Захлопнув дверцы, мы сразу почувствовали благодатную прохладу салона. Машина тронулась, Кендрик предложил мне сигару, но я отказался.

В течение нескольких минут мы неспешно катили вдоль побережья, потом шофер свернул на главный проспект и вывез нас за город.

Кендрик невозмутимо закурил сигару и пропыхтел:

– Насколько я понимаю, вы очень близкий друг Берни.

– Точно.

– Так вот, я беспокоюсь о Берни. – Кендрик скорбно вздохнул. – Бедняжка… такая ужасная рана.

Не говоря ни слова, я ждал продолжения.

– Он работает на ужасных людей. Этот человек… Эссекс! Что за создание! А его жена!

Я все молчал.

– Берни чувствует себя так неуверенно.

– Как и все! – бросил я, наблюдая, как луна катится, словно желтое колесо, по облачному небу.

– Вы чувствуете то же самое? – Кендрик внимательно посмотрел на меня. – Вы чувствуете неуверенность, дискомфорт?

– А кто этого не чувствует?

– Вы, конечно, правы, но ведь у вас есть амбиции? Разве вы не хотите стать богатым? Уверен, что да, и Берни тоже. Мы часто говорим о деньгах. Однажды он сказал мне… я помню слово в слово: «Клоди, мне бы надо что-то сделать, чтобы вернуть ощущение стабильности. Если бы только я смог заполучить большие деньги – не важно, каким способом…»

– Берни так сказал?

– Это его точные слова.

Теперь пришла моя очередь внимательно посмотреть на него.

– Послушайте, Кендрик, к чему эти лицемерные подготовительные разговоры? Это просто омерзительно. Вы ведь ничегошеньки не знаете обо мне, но еще немного, и попрете напролом, как взбесившийся бульдозер. Что у вас на уме?

Он снял свой оранжевый парик и уставился внутрь так, словно изучал что-то найденное в нем, потом снова нахлобучил его на голову.

– Берни предупреждал меня. – Он улыбнулся. – Он сказал, что мне следует быть с вами поосторожнее. Он сказал, что однажды вытащил вас из крупных неприятностей. Вы ограбили вьетнамский обменный пункт и умыкнули три тысячи долларов, а Берни обеспечил вам алиби. Это правда?

– Эти вьетнамские обменники всегда были легкой добычей. Мне нужны были деньги, и я их раздобыл. А вот Берни слишком много болтает.

– Берни сказал, что обменный пункт был разрушен бомбой, так что вам все сошло с рук.

Пока «кадиллак» держал курс вдоль огней Парадиз-Сити, сверкавших, словно бриллиантовое ожерелье, мои мысли вернулись в Сайгон.

Моей маленькой вьетнамской подружке нужны были деньги, чтобы уехать в Гонконг. Она уже обезумела от ужасов войны и от того, что ее преследовали. Она приехала с севера и была уверена, что за ней гонятся вьетконговцы. Я ничего не мог поделать, чтобы успокоить ее. Что бы я ни говорил, все было бесполезно. Она все время твердила, что у нее есть заначка, что она даст кому-то взятку и уедет из страны. Это, конечно, было безумием чистой воды, но ее постоянный страх портил наши ночи. У меня не было ни цента, чтобы дать ей на дорогу. Кроме того, я понимал, что потеряю ее навсегда, но в конце концов решил, что переправлю ее в Гонконг. Однажды вечером я проходил мимо обменного пункта, и меня осенило. Угрожая служащему табельным пистолетом, я забрал все деньги – я был вдребезги пьян, так что мне море было по колено. Я отдал своей подружке деньги – это был последний раз, когда я видел ее. Потом в военную полицию позвонили, и служащий из обменного пункта указал на меня. Я уж было подумал, что пойду под трибунал, но тут приехал Ольсон. Он сказал, что во время ограбления я был с ним на его самолете. Я был уверен, что ему не поверят, но Берни пользовался большим уважением, так что меня отпустили.

Вспомнив об этом инциденте, я подумал о том, как давно все это произошло. Мне тогда здорово повезло с тем обменником – в него попала первая же бомба, сброшенная вьетнамцами на Сайгон. Служащий погиб, а ведь он собирался писать жалобу верховному командованию, но та бомба угомонила его.

Я тогда выложил Берни все начистоту. А он усмехнулся:

– Что ж, не делай так больше, Джек. Может статься, что в следующий раз меня не окажется рядом, чтобы помочь тебе.

Да что там, этот случай стал достоянием прошлого, но денег у меня всегда было в обрез. Я тогда попытался сблизиться с другой вьетнамской красоткой; она была танцовщицей в одном из шумных клубов, открытом каким-то расторопным американцем. Но удержать ее можно было только деньгами; это была единственная вещь, о которой думало большинство вьетнамских девушек. Так вот, однажды вечером, возбужденный до предела, я вломился в другой обменный пункт. Взять меня тогда не представлялось никакой возможности. В ту ночь бушевала демоническая буря плюс град вьетнамских бомб, так что адский шум заглушил мой выстрел. Я подумал, что убить старого вьетнамца для меня – все равно что пристрелить дикую утку. Из открытого сейфа я взял тысячу долларов. Этого было вполне достаточно, чтобы отлично провести время с девушкой, и у меня еще кое-что осталось. После этого я грабил обменные пункты еще трижды, но каждый раз чувствовал уколы совести. Мне стал сниться убитый мною старый вьетнамец. Передо мной как наяву стояли его полные ужаса глаза. Эти глаза преследовали меня повсюду, даже тогда, когда я занимался самолетом Ольсона. Из-за этого я прекратил налеты на обменники. Но сейчас, когда я сидел в шикарном салоне «кадиллака», видение вернулось.

А Кендрик все говорил:

– Что у меня на уме? Вам об этом должен сказать Берни. Это его операция, но есть одна вещь, о которой я хотел бы спросить вас. Берни уверяет, что за большие деньги вы сделаете все что угодно. Могу я полюбопытствовать, что значит это «все, что угодно», цыпа моя?

– Все зависит от того, что имеется в виду под формулировкой «большие деньги».

– Вполне достойный ответ, – кивнул он и выдохнул клуб сигарного дыма, который был немедленно вытянут из салона автомобиля небольшим, но мощным экстрактором. – Да… насколько большие? Положим, четверть миллиона вас заинтересует?

Я почувствовал, как по моей спине побежали мурашки, но сумел сохранить хладнокровие.

– Такая сумма заинтересует кого угодно.

– Я не говорю о ком угодно. – Его голос внезапно зазвучал резко и раздраженно. – Я спрашиваю о вас. Это очень простой вопрос, дорогуша. Вы сделаете все что угодно за четверть миллиона долларов?

– Я должен переговорить обо всем этом с Берни.

– Имеете право. – Кендрик взял крошечный микрофончик. – Мы возвращаемся, Юко.

«Кадиллак» остановился, развернулся и направился обратно в Сити.

– Да это и в самом деле какой-то заговор, – возмутился я. – Сначала Берни убеждает меня согласиться на фиктивную работу, потом меня соблазняет Пам, а теперь на сцене возникаете вы и толкуете что-то о четверти миллиона долларов. Но это совсем не то, что я назвал бы хорошо спланированной операцией. Слишком уж все поспешно. Предположим, я прямо сейчас отправлюсь в полицию и расскажу им, что происходит. Вы думаете, они не заинтересуются этим?

Кендрик прикрыл глаза. Сейчас он выглядел как старый отдыхающий дельфин.

– Может быть, дорогуша, но я думаю, что гораздо сильнее они заинтересуются тобой самим. – Он сдвинул на ухо парик, все еще не открывая глаз. – Но давай-ка не будем говорить о полиции. Это всегда очень неприятно. Я предлагаю тебе деньги, твоя доля четверть миллиона. Ты просто обязан поговорить с Берни и всегда можешь сказать «нет». Если ты скажешь «нет», то волен немедленно садиться в самолет и возвращаться в свой маленький городишко, где станешь убивать время, пытаясь изобразить жалкое подобие настоящей жизни. Это, конечно, твое право, но, с другой стороны, ты можешь войти с нами в дело и стать богатым.

Я закурил сигарету.

– Я поговорю с Берни.

Мы сидели молча, пока «кадиллак» не остановился возле «Л’Эспандона», где нас уже ждали Пам и Луис.

Когда я выходил из машины, Кендрик сказал:

– Надеюсь мы сработаемся, голуба. Я тебе доверяю.

Я остановился и пристально посмотрел на него:

– К сожалению, не могу ответить вам тем же. – Я присоединился к Пам, которая уже потихоньку направилась туда, где был припаркован ее «мини».

– Ты тоже в деле? – осведомился я, когда мы утрамбовались в крошечный автомобильчик.

– Значит, Клод поговорил с тобой?

– Ты же прекрасно знаешь, что поговорил. Это ведь ты его на меня натравила, признайся? Я тебя спрашиваю: ты тоже в деле?

Она завела мотор и быстро погнала машину по направлению к аэропорту.

– Тебе лучше поговорить с Берни.

– Это не ответ на мой вопрос, а я очень хочу его получить.

Она пожала плечами:

– Да, я в деле. Берни тебе все объяснит.

– Если он станет продолжать свою операцию в том же духе, что и начал, то я в эти игры не играю.

Она бросила на меня быстрый, но тяжелый взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что все это насквозь фальшиво. Он ложью заманил меня сюда, потом натравил на меня тебя, а ты в свою очередь натравила на меня этот жирный кошмар. Это что, идея Берни?

– Что ж, ты заинтересован в этом деле, разве не так?

– Деньги меня интересуют, но, помимо этого, меня еще надо убедить, что и эти деньги, и эта ваша операция – не полное дерьмо.

– Ты должен поговорить с Берни.

– Это было сказано уже не раз, и я, кажется, не спорил.

Остаток пути мы проделали в полном молчании. Остановившись у моего домика, Пам одарила меня самой сексапильной из своих улыбочек.

– Давай проведем остаток ночи вместе, Джек. – Она уже было собралась выйти из машины, но я резко остановил ее.

– Нет. Ты девушка Берни… Помнишь?

Она взглянула на меня так, словно была готова ударить. А я просто продолжал смотреть на нее до тех пор, пока она не отвела глаз. Потом она выскользнула из машины и решительно направилась в мой домик.

Я уже проснулся и попивал на крылечке кофе, когда из своего домика вышел Тим О’Брайен. Было шесть сорок пять утра, и он взглянул на меня с нескрываемым удивлением:

– Ты рановато.

– Я подумал, что неплохо было бы отправиться на стройку. – Сделав это заявление, я одним глотком прикончил кофе. – Если есть какая-нибудь работа, которую ты мог бы доверить мне, я был бы рад.

– Ты смыслишь что-нибудь во взрывных работах?

– Ни черта.

Он усмехнулся:

– Знаешь что-нибудь о бульдозерах?

– Конечно.

– Отлично… тогда будешь присматривать за бульдозерами, а я присмотрю за взрывниками. – Мы забрались в джип. – Так ты решил поработать?

– Когда мне платят, я работаю. Но заруби себе на носу, Тим, главный начальник здесь ты.

Скажи мне, что нужно делать, и я постараюсь выполнить это.

Итак, второй день на новом месте я провел в изнуряющей жаре, пыли и адском шуме. Четыре раза меня звали починить бульдозер, и я делал это. Моторы я знал от и до, так что с ними проблем не было. Я отлично поладил с чернокожей командой, которая работала просто превосходно, но не имела ни малейшего понятия, что надо делать с заглохшим мотором. С О’Брайеном я не виделся до обеда. Судя по количеству взрывов, он тоже без дела не сидел. Пообедали мы вместе под деревом гамбургерами и кофе. Он поинтересовался, как мне нравится работать, я ответил, что все прекрасно. Он как-то напряженно посмотрел на меня, но ничего больше на эту тему говорить не стал.

Вечером, прежде чем отправиться спать, я хорошенько обдумал все, что со мной произошло. В результате своих размышлений я сделал вывод, что Берни планирует какое-то ограбление, хочет, чтобы я участвовал в деле, но не уверен в моем согласии и потому тянет время. Я сказал себе, что сам не уверен в своем согласии, и не на шутку испугался. Я никогда бы не подумал, что Ольсон может пойти на преступление. Тут я решил, что самое время всерьез взяться за работу, а иначе кто-нибудь задумается о том, что я вообще здесь делаю.

Мое решение оказалось разумным и своевременным, потому что в четыре часа следующего дня, когда я, чертыхаясь, чистил бензонасос, я заметил, что наблюдавшие за моими манипуляциями чернокожие работяги внезапно как, по команде, вздрогнули, словно их укусила оса. Их большие черные глаза беспокойно забегали, демонстрируя белки. Я оглянулся через плечо.

В нескольких ярдах от меня стояла женщина и оценивающе разглядывала мою персону. Что за женщина! Я сразу же понял, что это не кто-нибудь, а сама миссис Лейн Эссекс. Открытый красивый лоб, огромные фиалковые глаза, тонкий нос, четко очерченные губы, на плечи густыми красно-рыжими волнами ниспадают натуральные локоны… Но все это лишь жалкое описание. Она была самой эффектной женщиной, которую я когда-либо видел, Пам Осборн рядом с ней выглядела бы неуклюжей фермершей. Ее фигура была просто божественной, такую можно представить только в мечтах: длинные-предлинные ноги, пышная аккуратная грудь. На ней была белая льняная рубашка, заправленная в белые же брюки для верховой езды, и высокие, почти до колен, блестящие черные сапожки. В нескольких ярдах позади нее негр в белом держал под уздцы двух великолепных лошадей.

Она постукивала по сапожку плеткой, которую держала в руке, продолжая беззастенчиво разглядывать меня, словно я был племенным быком, а она смотрела и решала – купить или не купить.

Я начал вытирать грязные руки о смоченную в масле тряпицу, всем телом чувствуя напряжение, исходившее от трех чернокожих рабочих, которые осторожно, медленно, словно под взглядом разъяренной гадюки, отступали подальше от этой красавицы. Так они продолжали двигаться до тех пор, пока окончательно не скрылись в облаке пыли.

– Кто ты такой? – Ее голос прозвучал так высокомерно и резко, что я невольно вспомнил: Пам описала эту женщину как самую отъявленную суку в мире.

Я решил разыграть перед ней очередного трусливого зануду.

– Джек Крейн, мэм, – промямлил я. – Я могу что-нибудь сделать для вас?

Мой тон ей не понравился. Я понял это по тому, как она передернулась и раздраженно переставила элегантную ножку.

– Что-то я не помню, чтобы видела тебя раньше.

– Совершенно верно, мэм. – Я изо всех сил старался сохранить непроницаемое выражение лица. – Я только прибыл сюда. Я работаю на мистера О’Брайена.

– О-о… – Она продолжала сверлить меня взглядом. – А где О’Брайен?

В этот момент раздался чертовски мощный взрыв, и обе лошади встали на дыбы, чуть не растоптав негра, который тщетно пытался удержать и успокоить их. Я видел, что парень попал в большую передрягу. Проскользнув мимо женщины, я схватился за поводья более крупного коня и, изо всех сил рванув их на себя, с огромным трудом заставил его встать смирно. Негру удалось утихомирить второе животное.

– Здесь не место для лошадей, мэм, – подобострастно прогнусавил я. – Мы ведем взрывные работы.

Она подошла ко мне, выхватила поводья из моих рук и вскочила в седло. Лошадь рванулась было вверх, но женщина как следует огрела ее плеткой, и та, вздрогнув, встала на все четыре копыта.

Негр запрыгнул на коня.

– Уводи его отсюда, Сэм, – скомандовала миссис Эссекс, – пока не раздался второй взрыв.

Негр вихрем унесся с места событий, оставив ее глядеть на меня сверху вниз.

– Ты понимаешь что-нибудь в лошадях? – спросила она.

– Нет, мэм. Я ничего не смыслю в средствах передвижения, у которых нет тормозов.

Она улыбнулась:

– Ты ловко утихомирил Борджиа. Спасибо.

И в этот момент раздался такой взрыв – всем взрывам взрыв. Он прозвучал так, словно у наших ног рванула пятисотфунтовая авиабомба.

Женщина была твердо уверена, что ее лошадь под контролем, поэтому несколько расслабилась. К тому же этот взрыв шокировал и меня, и ее, поэтому мы выпустили из виду лошадь. А зря. Животное взвилось на дыбы так стремительно и мощно, что у женщины не было ни единого шанса удержаться в седле. Она тяжело грохнулась на землю.

За то мгновение, что она была в воздухе, я, естественно, не смог предпринять ровным счетом ничего – кинулся вперед, но было уже слишком поздно. Миссис Эссекс приземлилась на плечи, ее голова ударилась о бетон. Лежа на земле, она выглядела все так же горделиво, но теперь эта гордость была не от мира сего.

Я бросился на колени рядом с ней, чернокожие работяги немедленно образовали вокруг нас плотное кольцо. Я боялся, что она сломала позвоночник, поэтому застыл над ней как полный идиот, боясь притронуться хоть пальцем.

– Позовите О’Брайена! – заорал я. – Пригоните сюда джип!

Мои дикие вопли вывели людей из состояния ступора; четверо или пятеро из них бросились по бетонной полосе туда, где велись взрывные работы. Двое других скрылись в облаке пыли в противоположном направлении.

Я осторожно притронулся к ней, она открыла глаза.

– Вы ранены?

Глаза закрылись.

– Миссис Эссекс! Можно я перенесу вас?

Фиалковые глаза снова открылись, она помотала головой, взгляд ее был остекленевшим.

– Я в порядке. – Она пошевелила руками, потом ногами. – О Боже! Моя голова!

– Осторожнее. – Я огляделся вокруг; неподалеку уже стоял джип, за рулем, вращая глазами, восседал огромный негр. – Я отвезу вас в больницу. – Когда я поднял женщину на руки, она тихонько застонала. Я перенес ее в джип и аккуратно устроил у себя на коленях, сев рядом с чернокожим водителем. – Поехали в больницу, – скомандовал я. – Только не торопись… поосторожнее.

Негр взглянул на женщину, отпустил сцепление и медленно двинулся вдоль бетонной полосы. До больницы аэропорта мы добрались за десять минут. Кто-то, должно быть, уже позвонил сюда. Два молодых врача, пара медсестер и седовласый мужчина в белом халате окружили джип, как только он остановился.

Здесь уже было готово все, что необходимо. Женщину с надлежащими предосторожностями переложили на носилки и в мгновение ока перевезли в здание.

Я сидел, терзаемый одной мыслью: если, сдвинув ее с места, я причинил ей вред… От этого предположения я весь покрылся испариной.

Тут раздался рев еще одного джипа, и из него буквально вывалился О’Брайен. Я рассказал ему, что произошло.

– Вот черт! – Он вытер потное лицо. – Какого дьявола ей понадобилось на стройке? Вечно она сует свой проклятый нос туда, где ей совсем не место! Если Эссекс об этом узнает, я тотчас же лишусь работы!

Я оттолкнул его и торопливо вошел в прохладный больничный холл. За регистрационной стойкой сидела медсестра.

– Как она? – спросил я.

– Сейчас ее осматривает доктор Уинтерс. – Она смерила меня таким взглядом, словно я был нищим, выпрашивающим милостыню.

Я помедлил, потом, увидев в дверях одного из молодых врачей, которые принимали миссис Эссекс, подошел к нему.

– Как она? Я навредил ей, сдвинув ее с места?

– Вы ее убили, – осклабился тот. – Ничего не сломано, только сотрясение. Она спрашивала, что с ее лошадью.

– Все нормально. Скажите ей, пусть не волнуется, я позабочусь о лошади.

Идя к выходу, я услышал, как молодой врач сказал медсестре:

– Вот приедет мистер Эссекс, он тут устроит!

Я вышел на жаркое солнце, сел в джип и поехал туда, где неприкаянно болталась провинившаяся лошадь. О’Брайен уже уехал. На то, чтобы войти в контакт с животным, у меня ушло добрых два часа. Это был дальний конец аэропорта, густо заросший деревьями, так что поймать коня мне удалось лишь волею случая. Я весь взмок и чертовски устал. Когда я изловил это несчастье, особых сложностей больше не возникало: я привязал животное к джипу и медленно поехал назад. Лошадь рысцой трусила следом.

Как только я подъехал к больнице, словно из ниоткуда возник грум миссис Эссекс. Улыбнувшись мне, он взял своего подопечного под уздцы.

Войдя в больницу, я подошел к регистрационной стойке. Медсестра, подняв брови, окинула меня взглядом.

– Да?

– Не могли бы вы передать миссис Эссекс, что я нашел ее лошадь, с ней все в полном порядке, грум повел ее домой. От этой новости ей наверняка станет лучше.

Медсестра склонила голову набок.

– А кто вы такой?

– Джек Крейн. Миссис Эссекс знает меня.

Внезапно в ее глазах появилось сомнение. Внезапно в ее глупую, снобистскую голову пришла мысль, что, несмотря на мою пропитанную потом, потрепанную одежду и перепачканные руки, я могу быть кем-то важным в королевстве Эссексов.

– Я немедленно сообщу доктору Уинтерсу вашу новость, мистер Крейн. Спасибо вам, что дали нам знать.

Одарив ее долгим тяжелым взглядом, я кивнул, вышел из больницы, сел в джип и поехал на стройку.

Как только я вылез из машины, меня оглушило очередным мощным взрывом. Несмотря на происшедшее, О’Брайен не стал прекращать работу. Ему, в отличие от меня, не было никакого дела до миссис Лейн Эссекс.

Я не мог забыть ощущение тяжести ее тела, лежавшего на моих коленях. Я не мог забыть ее фиалковых глаз и венецианских рыже-красных волос возле моего лица, когда я поднял ее на руки. Я подошел к заглохшему бульдозеру и снова занялся мотором. Работая, я не переставал думать об этой женщине. Думал я о ней и тогда, когда раздавшийся свист провозгласил окончание очередного рабочего дня.

Вернувшись к себе в домик, первое, что я сделал, – принял душ, в котором так нуждался. Освеженный, я натягивал брюки, и тут в дверь постучали. Подумав, что это Тим, я крикнул, чтобы он заходил, и потянулся за рубашкой. Вопреки моим ожиданиям в комнату проскользнула Пам Осборн. Она резко захлопнула за собой дверь, и я увидел, что лицо ее бледно, а глаза горят от гнева.

– Чего тебе надо? – Мне совсем не хотелось, чтобы сейчас она ошивалась здесь. – Иди-ка отсюда, крошка. – Я заправил рубашку в брюки. – Я, знаешь ли, допустил с тобой небольшую промашку.

Судя по выражению ее лица, она даже не слышала моих слов.

– Как можно быть таким идиотом? Отвечай! – грозно потребовала она. – Теперь ты у всех на виду, а именно этого и не хотел Берни!

Я подошел к столу и уселся за него.

– О чем ты тут кричишь?

– О тебе гудит весь аэропорт! Все болтают, что ты отвез эту суку в больницу, а потом еще разыскал ее проклятую лошадь!

– Ну и что тут такого страшного?

– Теперь всех интересует, кто такой Джек Крейн. Ты что, не понимаешь, что каждый местный идиот отдал бы свою правую руку за то, чтобы получить возможность сделать то, что сделал ты?!

– А что, черт побери, ты думаешь, мне надо было сделать?! Оставить ее подыхать?

– А лошадь! – Она стиснула и тут же разжала кулачки. – Эта сука больше заботится о лошади, чем о себе, о своем муже и даже о своих деньгах! Как тебе пришло в голову провести несколько часов, разыскивая это мерзкое животное, когда это вполне мог бы сделать кто-нибудь другой?!

– Откуда я знаю…

– И еще… что тебя заставило начать работать на О’Брайена? Разве Берни не сказал тебе, что ты должен только присматривать за ним и лишний раз не высовываться? Разве он не сказал тебе, чтобы ты не связывался с рабочими? А теперь вали отсюда и теряй попусту время со своими дурацкими машинами! Когда Берни услышит обо всем этом, его удар хватит!

Я уже начинал злиться.

– Ну хватит! – возмутился я. – Я не собираюсь обсуждать все это с тобой! Тем более в таком тоне. Я поговорю с Берни. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери!

– Я пришла предупредить тебя, ничтожество! Теперь высокое начальство не выпустит тебя из виду. А уж если они за кого берутся, то только держись. Так что готовь правдоподобную историю. Этот сукин сын, Уэс Джексон, теперь обязательно снизойдет до тебя. Он главный менеджер Эссекса. Остерегайся его! Он такой проницательный, что может раскусить тебя с первого взгляда. Он обязательно захочет узнать всю твою подноготную. И что ты делаешь здесь. И кто ты. И почему Берни не собирался платить тебе по ведомости. Так что готовь правдоподобные ответы на эти вопросы, или мы влипли. Ты все понял?

– Нет, – рявкнул я, глядя ей прямо в глаза. – Я не понял, и мне все это очень не нравится. Если ты…

Внезапно звук подъезжающего к моему домику автомобиля заставил нас обоих прильнуть к окну.

– Он уже здесь… Уэс Джексон! – Лицо Пам стало белее первого снега. – Он не должен видеть меня здесь. – Она затравленно огляделась, потом стрелой метнулась в ванную комнату и плотно закрыла за собой дверь.

Я остался стоять один-одинешенек.