Читать книгу Все дело в деньгах - Джеймс Хедли Чейз - Страница 6

Резиденцию доктора Клинзи окружали полтора акра прекрасно ухоженных садов и ограждал высокий стальной забор, по верху которого шли стальные же острия.

Длинная дорожка вела от ворот к дому. Быстрым шагом я прошел минуты три или четыре, прежде чем моему взору открылся дом, походивший на декорацию дворца Козимо Медичи во Флоренции, возведенного для съемок какого-нибудь фильма. К дому вела огромная лестница с террасой, ступенек в пятьдесят, не меньше. Окна верхнего этажа были забраны решетками.

Везде царила какая-то гнетущая атмосфера, стояла полная тишина. Казалось, даже розы с бегониями в печали низко склонили свои головки.

В глубине парка под тенью вязов несколько человек сидели в креслах-каталках. Возле них хлопотали три или четыре медсестры в ослепительно белых халатах.

Я поднялся по длинной лестнице и позвонил в дверь. Через минуту мне открыл грустный пожилой господин с таким пепельным лицом, такими пепельными волосами, такими пепельными глазами, в таком пепельном костюме, что казалось, он весь, с ног до головы, покрыт слоем пепла.

Я представился. Не говоря ни слова, он проводил меня по сверкающему паркету в боковую комнату, где сидела медсестра, стройная блондинка, и возилась с бумагами.

– Мистер Гордон, – провозгласил серый человек. Он проворно подсунул мне стул, и я невольно сел. Затем он вышел, так бережно прикрыв за собой дверь, словно она была из хрусталя.

Медсестра положила ручку на стол и обратилась ко мне мягко, с печалью в глазах:

– Слушаю вас, мистер Гордон. Чем мы можем быть вам полезны?

– Дело в том, – начал я, – что я хотел бы поговорить с доктором Клинзи по поводу одного потенциального клиента.

– Я могу назначить вам встречу. – Она скользнула взглядом по моему костюму. – Кто этот пациент, мистер Гордон?

– Я хотел бы поговорить об этом лично с доктором Клинзи.

– Боюсь, что доктор сейчас занят. Вы можете полностью мне довериться. Именно я назначаю встречи с доктором Клинзи.

– Уверен, что вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, – сказал я. – Но поверьте, это совершенно особый случай. Мне хотелось бы его обсудить с самим доктором Клинзи.

– В чем же эта особенность, мистер Гордон?

Я видел, что не произвел на нее должного впечатления. Из ее глаз исчезла печаль, и сейчас в них была откровенная скука.

– Я агент одной известной певицы, талант которой представляет большую ценность. Если мне не удастся лично переговорить с доктором Клинзи, мне придется обратиться в другую клинику.

Похоже, это ее заинтересовало. Она недолго поколебалась, затем встала.

– Пожалуйста, подождите минуту, я пойду узнаю…

Она открыла дверь и исчезла из виду. Ее не было довольно долго, затем она вернулась, придерживая рукой дверь.

– Прошу вас, входите.

Я вошел в огромный кабинет, обставленный достаточно современно, помимо мебели там был еще хирургический стол. У окна стоял письменный стол, за которым сидел человек в белом халате.

– Мистер Гордон?

Ему удалось произнести мое имя так, словно он был чрезвычайно рад нашей встрече. А потом он вышел мне навстречу. Он оказался невысоким человеком, не старше тридцати лет, с копной густых, светлых, вьющихся, крупных локонов. У него были слегка раскосые светло-серые глаза и мягкие, располагающие манеры.

– Совершенно верно. Доктор Клинзи?

– Да, это я. – Он показал рукой на стул. – Чем могу помочь, мистер Гордон?

Я сел и подождал, пока медсестра выйдет.

– Я работаю с певицей, у нее трехлетний стаж употребления морфина, – сказал я. – Я хочу, чтобы ее вылечили. Во сколько это обойдется?

Раскосые серые глаза без особого энтузиазма пробежались по мне.

– Курс лечения с гарантией стоит пять тысяч долларов, мистер Гордон. К счастью, в нашей клинике мы можем гарантировать положительный результат.

Я глубоко вздохнул:

– Да, за такие деньги можно ожидать положительных результатов.

Он печально улыбнулся, они здесь все, по-видимому, были мастерами печальных улыбок.

– Возможно, для вас это окажется слишком дорого, мистер Гордон, но в нашей клинике проходят лечение самые известные и состоятельные люди.

– Сколько времени это займет?

– Это зависит прежде всего от пациента. Приблизительно пять недель. Если случай очень запущенный, возможно, понадобится восемь недель, но не больше.

– И вы это гарантируете?

– Разумеется.

У меня не было знакомых, столь богатых или сумасшедших, чтобы одолжить мне такую сумму. Как заработать такие деньги, я тоже не знал. Я решил зайти с другой стороны.

– Честно говоря, это несколько больше, чем я могу себе позволить сейчас, доктор. Но она потрясающая певица. Когда она будет здорова, то принесет огромные деньги. Вы могли бы войти в долю. Двадцать процентов от ее гонораров до полной выплаты пяти тысяч и три тысячи сверху как проценты по вкладам.

Не успел я договорить, как понял, что сделал ошибку. Он потерял всякий интерес ко мне, глаза сделались далекими и равнодушными.

– Должен вас огорчить, мистер Гордон, но мы здесь не занимаемся подобным бизнесом. Мы работаем по предварительной записи, и к нам большая очередь. И оплата только наличными. Три тысячи при поступлении в клинику, две после выписки.

– Но у меня совершенно особый случай…

Его холеные пальцы потянулись к кнопке звонка на столе.

– Сожалею, но таковы условия.

Он нажал кнопку.

– А если я смогу собрать эти деньги, вы гарантируете?

– Вы имеете в виду излечение? Конечно.

Он поднялся, в кабинет тем временем вплыла сестра. Они оба снова печально улыбнулись мне.

– Если ваша клиентка решит обратиться к нам, мистер Гордон, дайте нам знать заранее. Мы очень загружены, и нам будет трудно, если вообще возможно, найти для нее место.

– Спасибо, – ответил я. – Я подумаю.

Он подал мне белую прохладную руку с таким видом, словно оказывал этим огромную честь, и сестра проводила меня из кабинета.

По дороге домой я думал над его словами и поймал себя на том, что в первый раз в жизни остро желаю добыть денег. Но где взять пять тысяч долларов? Если бы можно было каким-то чудом раздобыть эти деньги и вылечить Риму, она засияла бы и затмила всех. И я поднялся бы вместе с ней к самой вершине. Это казалось мне таким очевидным.

Так я шел, глубоко задумавшись, в сторону дома, пока случайно не наткнулся на магазин, торгующий граммофонами и пластинками. Я остановился посмотреть на длинные ряды разноцветных обложек и представил себе, как с обложки одной из них на меня будет смотреть фотография Римы.

В этот момент мое внимание привлекла вывеска в витрине, гласившая: «Запишите свой голос на пленку. Три минуты записи всего $2,5. Отнесите свой голос домой и удивите своих друзей».

И тут меня осенило.

Надо записать голос Римы на пленку, и тогда не надо будет водить ее на прослушивания и опасаться, что с ней случится приступ, как в «Голубой Розе». Я отнес бы пленку в разные места, и, может быть, мне удалось бы кого-нибудь заинтересовать и получить аванс на ее лечение.

Я поспешил к себе в пансион.

Когда я вошел в комнату Римы, она была одета и сидела у окна с сигаретой в руке. Она обернулась и выжидающе посмотрела на меня.

– Доктор Клинзи говорит, что сможет тебя вылечить… – сказал я, присаживаясь на кровать. – Но лечение стоит дорого. Он берет пять тысяч баксов.

Она поморщилась, пожала плечами и отвернулась обратно к окну.

– Нет ничего невозможного. – Я не отступал. – У меня есть идея. Мы запишем твой голос на пленку. Тогда у нас будет надежда, что кто-нибудь выложит деньги, когда услышит, как ты поешь. Собирайся, пошли.

– Ты с ума сошел. Никто не даст таких денег.

– Предоставь это мне. Идем.

По дороге в магазин я заметил:

– Я думаю, тебе надо спеть «Я помню эти дни». Ты знаешь эту песню?

Она сказала, что знает.

– Пой погромче и в быстром темпе.

Продавец, который провел нас в студию звукозаписи, имел надменный и скучающий вид. Он явно считал нас парочкой оборванцев, которым больше делать нечего, как выкидывать на ветер два с половиной доллара и занимать его драгоценное время.

– Сначала нам нужно порепетировать, – я уселся за пианино. – Мы хотим, чтобы у нас получилось громко и в хорошем темпе.

Продавец включил звукозаписывающий аппарат.

– У нас не положено репетировать, – буркнул он. – Я подрегулирую звук по ходу дела.

– Сначала мы порепетируем. – Я был тверд. – Вам все равно, а для нас это имеет большое значение.

Я заиграл немного быстрее, чем обычно. Рима вступила точно и запела, как я ей и сказал, громко и в хорошем темпе. Я оглянулся на продавца. Ее чистый, сильный голос, похоже, сразил его наповал. Затаив дыхание, он во все глаза глядел на нее. Никогда еще она не пела так хорошо. Это было нечто из ряда вон.

Она спела первый куплет и припев, потом я остановил ее.

– Боже милостивый! – приглушенно прошептал продавец. – Я не слышал ничего подобного!

Рима равнодушно посмотрела на него и ничего не сказала.

– Теперь мы это запишем. Как звук, настроили?

– У меня все готово, – сказал продавец. – Начинаем, когда вы будете готовы. – И пленка стала медленно вращаться.

Рима спела еще лучше, если только это было возможно. Она, безусловно, владела всякими профессиональными приемами, но дело было даже не в этом. Все дело было в ее голосе. В этих чистых серебряных звуках, льющихся из ее груди.

Когда запись была закончена, продавец предложил прослушать ее на магнитофоне. Мы сели и стали слушать. Усиленный микрофонами и очищенный фильтрами от посторонних шумов, ее голос звучал еще выразительнее, еще глубже и проникновеннее. Это была лучшая запись, которую я слышал в жизни.

– Вот это да! – воскликнул продавец, снимая пленку. – Как вы поете! Надо дать это послушать Алу Ширли. Он будет просто в восторге.

– А кто это Ал Ширли?

– Ширли? – Продавец, казалось, удивился моей неосведомленности. – Как же, это хозяин Калифорнийской звукозаписывающей компании. Он открыл Джой Миллер. В прошлом году у нее вышло пять дисков. Знаете, сколько она заработала? Полмиллиона! И знаете, что я вам скажу? Да она просто не умеет петь по сравнению с этой малышкой. Я-то знаю! Я не новичок в этом бизнесе. Я не слышал никого, кого хотя бы отдаленно можно было сравнить с этой крошкой. Вам нужно обязательно поговорить с Ширли. Он возьмет ее, как только услышит.

Я поблагодарил его. От двух с половиной долларов он отказался наотрез.

– Что вы, рад был помочь. Я получил огромное удовольствие. А вы, правда, поговорите с Ширли. Если он ее возьмет, мне будет приятно знать, что я тоже имею какое-то отношение к ее успеху. – Он пожал мне руку. – Удачи. Я уверен, вы добьетесь успеха.

Когда мы брели домой вдоль по набережной, я позволил себе помечтать. Если Рима поет лучше, чем Джой Миллер, а продавец наверняка знает в этом толк, она может заработать кучу денег. Даже если в первый год ей обломится полмиллиона, десять процентов от этой суммы меня очень даже устраивали.

Я посмотрел на нее. Она плелась рядом, безразличная ко всему, засунув руки в карманы брюк.

– Сегодня же поеду поговорю с Ширли, – прервал я молчание. – Может быть, он даст пять тысяч на твое лечение. Слышала, что сказал этот парень? Ты можешь стать лучше всех.

– Я проголодалась, – угрюмо сказала она. – Купи мне что-нибудь поесть.

– Ты слушаешь, что я тебе говорю? – Я остановился и развернул ее лицом к себе. – Ты можешь разбогатеть, прославиться. Твой голос принесет тебе огромное состояние. Все, что нужно сделать, – это вылечиться.

– Ты просто обманываешь себя. – Она вырвалась из моих рук. – Я уже лечилась, ничего не помогло. Давай лучше чего-нибудь поедим.

– Доктор Клинзи тебя вылечит. Может быть, Ширли даст денег, когда услышит твою запись.

– А может быть, у меня вырастут крылья, и я улечу. Никто нам такие деньги просто так не одолжит.

Около трех часов того же дня я попросил у Расти машину и поехал в Голливуд. Пленка с записью голоса Римы лежала у меня в кармане. Я очень нервничал. Ни в коем случае нельзя говорить Ширли, что Рима – наркоманка. Это было бы роковой ошибкой. Я чувствовал, что если он узнает об этом, то не станет со мной даже разговаривать. Надо было что-то придумать, чтобы выудить из него пять тысяч долларов. Но я не представлял себе, как это сделать. Все зависело от его реакции на запись. Если она ему действительно понравится, то можно будет попытаться заставить его выложить эти деньги.

Калифорнийская звукозаписывающая компания находилась неподалеку от студии «Эм-джи-эм». Она занимала двухэтажное здание площадью не меньше гектара. Два дюжих охранника в униформе на проходной преграждали дорогу на студию посторонним.

Только когда я увидел масштабы этого здания, я понял, на что замахнулся. Это была студия, известная на всю страну, и я почувствовал, как уверенность покидает меня. Мне стало неловко за свой поношенный костюм и стоптанные ботинки.

Увидев, что я направляюсь к студии, один из охранников пошел мне навстречу. Окинув меня взглядом с головы до ног, он, видимо, решил, что я ничего особенного не представляю, и довольно сурового спросил, что мне надо.

Я сказал, что хочу поговорить с мистером Ширли. Он онемел от удивления:

– Таких желающих еще двадцать миллионов. У вас назначена встреча?

– Нет.

– Тогда его нельзя увидеть.

Оставалось только блефовать.

– Что ж, очень хорошо, я расскажу ему, как вы тут работаете, – сказал я. – Он просил, чтобы я зашел как-нибудь, если буду проезжать мимо. Но если вы меня не пропускаете, ему же будет хуже, мне-то что.

Он пытливо взглянул на меня:

– Он так сказал?

– А не надо удивляться. Он учился в колледже вместе с моим отцом.

Охранник смягчился:

– Извините, как вас зовут?

– Джефф Гордон.

– Сейчас, одну минутку. – Он зашел в проходную и позвонил кому-то. Через некоторое время отпер ворота и пригласил меня.

– Спросите мисс Уизен.

По крайней мере, первое препятствие было преодолено. С пересохшим ртом и бешено колотящимся сердцем я подошел к солидному входу и вошел в вестибюль. Там посыльный в небесно-голубой форме, с идеально начищенными медными пуговицами, которые поблескивали, как маленькие бриллианты, повел меня по огромному коридору, по обеим сторонам которого тянулся длинный ряд дверей из полированного красного дерева, пока мы не дошли до двери с медной табличкой, на которой было написано:

«Мистер Харри Найт и мисс Генриетта Уизен».

Посыльный распахнул передо мной дверь и знаком пригласил войти.

Я очутился в просторной комнате в светло-серых тонах, в которой сидело человек пятнадцать посетителей, томно раскинувшихся в мягких креслах, расставленных повсюду.

Не успел я как следует рассмотреть их, как прямо передо мной возникли изумрудно-зеленые глаза, холодные и твердые, как стекло, и столь же безучастные. Хозяйкой этих глаз оказалась девушка лет двадцати четырех, ярко-рыжая, с бюстом Meрилин Монро, бедрами Брижит Бардо и выражением лица, способным заморозить даже эскимоса.

– Слушаю вас?

– Мне нужен мистер Ширли.

Она поправила прическу и осмотрела меня, как будто я был каким-то экзотическим животным из зоопарка:

– Мистер Ширли никогда никого не принимает. Этим занимается мистер Найт. Все эти господа ждут своей очереди на прием. – Она томно взмахнула рукой в сторону батальона ожидающих своей очереди. – Если вы назовете свое имя и суть дела, я постараюсь записать вас на конец недели.

Я понял, что мой трюк с ней не пройдет. Она была слишком проницательна, опытна и умна, чтобы попасться на такое наивное вранье. Но если я не смогу ее провести, я погиб.

Я небрежно бросил:

– Конец недели? Нет, тогда будет уже поздно. Если Найт не сможет поговорить со мной сейчас же, он потеряет большие деньги, и компания тоже. Думаю, мистер Ширли будет этим очень недоволен.

Не очень убедительно, но ничего лучшего я придумать не мог.

Все, кто был в комнате, внимательно прислушивались к нашему разговору, подавшись вперед и вперившись в меня взглядом.

Если мои слова на них и произвели впечатление, то на мисс Уизен – никакого. Ее губы сложились в маленькую снисходительную улыбочку.

– Возможно, вам имеет смысл написать мистеру Найту записку. Если он заинтересуется, он даст вам знать.

В этот момент дверь за ее спиной распахнулась и лысоватый толстяк, лет сорока с небольшим, в желтовато-коричневом льняном костюме, с ненавистью оглядев ожидающих посетителей, сказал: «Следующий!», причем таким тоном, каким медсестра вызывает очередного пациента к стоматологу.

Я бросился к нему. Краем глаза я видел, как высокий юнец с бакенбардами а-ля Элвис Пресли поднимается с кресла, зажав в руке гитару, но я не стал ждать. Я шагнул вперед, оттесняя толстяка обратно в его офис и улыбаясь во весь рот самоуверенной улыбкой.

– Здравствуйте, здравствуйте, мистер Найт, – зачастил я. – Я тут принес вам кое-что послушать, вот увидите, вам понравится, еще не успеете дослушать до конца, как побежите за мистером Ширли.

К концу моей фразы я уже был в его кабинете и закрывал за собой дверь носком ботинка. На столе в комнате стоял магнитофон. Обойдя толстяка, я вставил в него пленку и включил погромче.

– Надеюсь, вы получите удовольствие от того, что вам сейчас придется услышать, – быстро и напористо сказал я. – Конечно, на этом магнитофоне звучание будет не таким эффектным, но, если прослушать с усилителем, вы подпрыгнете до потолка.

Он стоял и смотрел на меня, на его жирном лице застыло недоумение. Я нажал кнопку «Пуск», и голос Римы разлился по кабинету, окатив его хозяина волной мощного звука.

Я внимательно следил за его лицом – он весь напрягся уже на первых тактах. Он молча прослушал всю запись, я перемотал пленку, и он спросил:

– Кто она?

– Моя клиентка, – сказал я. – Ну что, стоит мистеру Ширли ее послушать?

Он оглядел меня с ног до головы:

– А вы кто?

– Меня зовут Джефф Гордон. Мне нужно срочно заключить контракт. И я его заключу либо с мистером Ширли, либо с «Ар-си-ай». Решайте сами. Я пришел сначала к вам просто потому, что «Ар-си-ай» дальше от города.

Он был слишком опытным, чтобы поверить в этот блеф.

– Не нужно столько напора, мистер Гордон. – Усмехнувшись, он сел за свой стол. – Я не сказал «нет». Да, у нее хороший голос, но я слышал голоса и получше. Возможно, она нам подойдет. Приведите ее к концу недели. Мы прослушаем ее.

– Она сейчас не может прийти, это во-первых, и, во-вторых, она связана со мной контрактом.

– Хорошо, тогда приходите, когда она будет свободна.

– Я намерен подписать с вами контракт прямо сейчас, – нажимал я. – Если она вам не подходит, я иду прямо отсюда в «Ар-си-ай».

– Я не сказал, что она нам не подходит. – Найт был непреклонен. – Но нам нужно видеть ее.

– Боюсь, ничего не получится. – Я старался говорить жестко и деловито, хотя знал, что получается это у меня не очень убедительно. – Дело в том, что она нездорова. Ей нужно беречь силы. Если вам она не нужна, так и скажите, и я ухожу.

В дальнем конце комнаты отворилась дверь, и в комнату медленно вошел маленький седой господин еврейской внешности.

Найт торопливо вскочил ему навстречу:

– Минуточку, мистер Ширли, я иду…

Это был мой шанс, и я им воспользовался. Я нажал на кнопку магнитофона и сделал звук погромче. Шквал восхитительного звука обрушился на комнату.

Найт кинулся было выключить магнитофон, но Ширли жестом остановил его. Он слушал стоя, склонив голову набок, его маленькие темные глазки перебегали с Найта на магнитофон и обратно.

– Просто превосходно. Кто она? – произнес Ширли, когда запись закончилась и я выключил магнитофон.

– Незнакомка, – сказал я. – Вам не обязательно знать ее имя. Я хочу получить на нее контракт.

– Согласен. Приводите ее завтра утром. Она может оказаться для нас ценным приобретением. – С этими словами он направился к двери.

– Мистер Ширли…

Он остановился и оглянулся через плечо.

– Эта девушка… она нездорова, – сказал я, изо всех сил стараясь скрыть отчаяние, сквозившее в моем голосе. – Мне нужны деньги, пять тысяч долларов, на ее лечение. Когда она поправится, она будет петь еще лучше, чем сейчас. Я ручаюсь. Она может стать сенсацией, открытием года, но ей нужно сначала вылечиться. Как вы считаете, ее голос, какой он есть сейчас, стоит вашего аванса в пять тысяч долларов?

Он уставился на меня своими маленькими глазками:

– Что с ней?

– Ничего страшного. Любой хороший доктор может ее вылечить.

– Вы сказали пять тысяч?

Пот катился градом по моему лицу, и я с трудом выдавил из себя:

– Ей нужен специальный курс лечения.

– У доктора Клинзи?

Врать было бесполезно.

– Да.

Он покачал головой:

– Ничем не могу помочь. Мне нужны здоровые люди, готовые к работе. А я уже собрался предложить ей весьма выгодный контракт. Но мне не нужны певцы, которым, чтобы работать, нужно лечиться у доктора Клинзи.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Я снял пленку с магнитофона, положил в коробку и забросил ее в карман.

– Вот так, – неловко сказал Найт. – Вы сами виноваты, не надо было признаваться, что она наркоманка. Старик шарахается от них, как от чумы. У него самого дочь наркозависима.

– А если я смогу ее вылечить, он передумает?

– Уверен, что да. Но вы должны его убедить, что она вылечилась полностью.

Он открыл дверь и выпустил меня из кабинета.