Читать книгу Сегун. Книга 2 - Джеймс Клавелл - Страница 4

Блэкторн проснулся на рассвете. Один. Сначала он уверил себя, что это был сон, но запах ее духов еще витал вокруг, и он понял: все, что произошло, случилось на самом деле.

Раздался осторожный стук в дверь.

– Хай?

– Охаё, Андзин-сан, гомэн насай. – Служанка открыла сёдзи для Фудзико, потом внесла поднос с зеленым чаем, миску рисовой каши и сладкие рисовые лепешки.

– Охаё, Фудзико-сан, домо, – поблагодарил он.

Фудзико всегда сама приходила проследить, как ему подадут завтрак, поднимала полог и ждала, пока он поест, а служанка раскладывала свежее кимоно, таби и набедренную повязку.

Он пил зеленый чай, размышляя, знает ли Фудзико о прошедшей ночи. По ее лицу ничего нельзя было понять.

– Икага дэс ка? (Как вы?) – спросил Блэкторн.

– Окагасама дэ гэнки дэс (очень хорошо, спасибо), Андзин-сан. Аната ва? (А вы?)

Служанка вынула чистое белье из встроенного шкафа, аккуратно вписанного в убранство бумажно-решетчатой комнаты, и оставила их одних.

– Аната ва ёку нэмутта ка? (Вы хорошо спали?)

– Хай, Андзин-сан, аригато годзаймасита! – Она улыбнулась, дотронулась рукой до головы, как будто та болела, жестами изобразила, что была пьяна и спала как мертвая. – Аната ва?

– Ватаси ва ёку нэмуру. (Я спал очень хорошо.)

Она поправила его:

– Ватаси ва ёку нэмутта.

– Домо. Ватаси ва ёку нэмутта.

– Ёй! Тайхэнёй! (Хорошо! Очень хорошо!)

Потом из коридора донесся голос Марико, окликающий:

– Фудзико-сан?

– Хай, Марико-сан? – Фудзико подошла к сёдзи и приоткрыла их.

Он не мог видеть Марико и не понял, о чем говорили женщины.

«Надеюсь, никто не знает, – подумал он. – Я буду молиться, чтобы это осталось в секрете, только между нами. Может, было бы лучше, окажись это просто сон».

Блэкторн начал одеваться. Вернулась Фудзико и встала на колени, помогая ему подпоясаться.

– Марико-сан? Нан дзя?

– Нани мо (ничего важного), Андзин-сан, – ответила она, подошла к токономе – декоративной нише, украшенной свитком с каллиграфической надписью и букетом, где всегда лежали его мечи, – и принесла их. Он засунул оружие за пояс. Мечи больше не казались ему чем-то нелепым, хотя он еще не привык ходить с ними.

Фудзико сказала ему, что этими клинками ее отца наградили за храбрость после особенно кровавой битвы на дальнем севере Кореи, семь лет назад, во время первого вторжения. Японские армии победоносно прошли через всю страну, тесня корейцев на север. Потом, когда они достигли реки Ялу, через границу хлынули орды китайцев, вступили в войну на стороне корейцев и благодаря своей многочисленности разгромили японцев. Отец Фудзико был в арьергарде, который прикрывал отступление японских войск к горам севернее Сеула, где они повернули и начали безнадежное сражение. Эта и вторая кампания были самыми дорогостоящими военными экспедициями из всех, которые когда-либо затевались. После смерти тайко в прошлом году Торанага от имени Совета регентов сразу же приказал остаткам армий возвращаться домой, к великому облегчению большинства даймё, которым не нравилась военная кампания в Корее.

Блэкторн вышел на веранду. Он надел сандалии и кивнул слугам, собравшимся поклониться ему, как водится.

День был серенький. Небо обложили облака, с моря дул теплый влажный ветер. Каменные ступени, спускающиеся в гравий дорожки, намокли от дождя, шедшего всю ночь.

Около ворот стояли лошади и десять сопровождающих его самураев. И Марико.

Она уже сидела на лошади, в бледно-желтой накидке поверх широких бледно-зеленых штанов, широкополой шляпе с вуалью, прихваченной желтыми лентами, и перчатках. К седлу был приторочен зонтик на случай дождя.

– Охаё, – сказал он учтиво, – охаё, Марико-сан.

– Охаё, Андзин-сан. Икага дэс ка?

– Окагэсама дэ гэнки дэсу. Аната ва?

Она улыбнулась:

– Ёси, аригато годзаймасита.

Она не дала ему никакого намека на то, что между ними что-то изменилось. Впрочем, он ничего и не ожидал, во всяком случае не при посторонних, зная, как это опасно. Он почувствовал запах ее духов, и ему захотелось поцеловать Марико прямо здесь, перед всеми.

– Икимасё! – произнес он и повернулся в седле, делая знак самураям ехать вперед. Он пустил свою лошадь следом, а Марико заняла место рядом с ним. Когда они остались одни, Блэкторн расслабился.

– Марико.

– Хай.

Тогда он признался на латыни:

– Ты прекрасна, и я люблю тебя.

– Я благодарю тебя, но вчера вечером было выпито столько, что сегодня моя голова чувствует себя не самым прекрасным образом, по правде говоря. И любовь – это христианское слово.

– Ты прекрасна, ты христианка, и саке на тебя не подействовало.

– Благодарю за ложь, Андзин-сан, благодарю тебя.

– Нет, это мне нужно благодарить тебя.

– О, почему?

– Просто так. Я от всей души благодарю тебя.

– Если саке и мясо способны сделать тебя таким добрым, утонченным и галантным, – усмехнулась она, – придется сказать твоей наложнице, чтобы перевернула небо и землю, но каждый вечер угощала тебя ими.

– Да. Хотел бы я, чтобы все было точно так же.

– Ты какой-то счастливый сегодня, – заметила она. – Почему?

– Из-за тебя. Ты знаешь почему.

– Не представляю, Андзин-сан.

– Нет? – поддразнивал он.

– Нет.

Блэкторн оглянулся: они совсем одни, можно говорить без опаски.

– Почему это «нет» тебя расстроило? – спросила она.

– Глупость! Абсолютная глупость! Я забыл об осторожности. Но только оттого, что мы были одни и я хотел потолковать об этом. И правду сказать, еще кое о чем.

– Ты говоришь загадками. Я не понимаю тебя.

Он снова зашел в тупик:

– Ты не хочешь говорить об этом? Совсем?

– О чем, Андзин-сан?

– О том, что произошло сегодня ночью.

– Я проходила ночью мимо твоей двери, когда с тобой была моя служанка Кой.

– Что?

– Мы – твоя наложница и я – подумали, что Кой будет хорошим подарком. Она понравилась тебе?

Блэкторн пытался прийти в себя. Служанка Марико походила на госпожу фигурой, но была моложе летами и совсем не так хороша. Да, темень стояла кромешная, и хмель туманил голову, но к нему явилась не служанка.

– Это невозможно, – возразил он по-португальски.

– Что невозможно, сеньор? – спросила она на том же языке.

Он опять перешел на латынь, поскольку сопровождающие теперь уже были недалеко и ветер дул в их направлении:

– Пожалуйста, не шути со мной. Никто же не может подслушать. Я ощутил твое присутствие и запах духов.

– Ты думаешь, это была я? О нет, Андзин-сан. Я польщена, но это никак невозможно… Как бы я того не хотела. О нет, нет, Андзин-сан. Это была не я, а Кой, моя служанка. Я бы и рада, но, увы, я принадлежу другому, даже если он мертв.

– Да, но это была не твоя служанка. – Он подавил гнев. – Впрочем, считай как хочешь.

– Это была моя служанка, Андзин-сан, – увещевала она. – Мы надушили ее моими духами и велели: ни слова – только прикосновения! Нам и в голову не пришло, что ты примешь ее за меня! Это не обман. Просто мы пытались облегчить твое положение, зная, как тебя смущают разговоры о телесной близости. – Марико глядела на него широко открытыми невинными глазами. – Она понравилась тебе, Андзин-сан? Ты ей очень понравился.

– Разве можно шутить такими важными вещами? Это не смешно.

– Важные вещи заслуживают самого серьезного отношения. Но служанка ночью с мужчиной – что за важность?

– Ты очень важна для меня.

– Благодарю тебя. И могу сказать то же о тебе. Но служанка с мужчиной ночью – это никого не касается и не имеет никакой важности. Маленький подарок от нее ему, иногда от него ей. И больше ничего.

– Никогда?

– Иногда. Но не стоит придавать такую важность любовному похождению.

– Никогда?

– Только когда мужчина и женщина соединяются вопреки велениям закона. В этой стране.

Он сдержался, поняв наконец причину ее запирательства.

– Извини меня. Да, ты права. Мне не следовало заговаривать об этом. Я извиняюсь.

– Почему извиняешься? За что? Скажи мне, Андзин-сан, на этой девушке было распятие?

– Нет.

– Я всегда ношу его. Всегда.

– Распятие можно снять, – возразил он на португальском. – Это ничего не доказывает. Его можно позаимствовать, как духи.

– Скажи мне последнее: ты действительно видел девушку, разглядел ее черты?

– Конечно. Пожалуйста, давай забудем, что я когда-либо…

– Ночь была очень темная, луну скрыли облака. Скажи правду, Андзин-сан. Подумай! Ты действительно видел девушку?

«Конечно, я видел ее, – возмутился он внутренне. – Черт возьми, поразмысли хорошенько! Ты не видел ее. Твою голову затуманил хмель. Это могла быть служанка, но ты принял ее за Марико, потому что хотел Марико, думал только о ней, вбил себе в голову, что и она хочет тебя. Ты глупец. Проклятый глупец».

– По правде говоря, нет. На самом деле я действительно должен извиниться, – покаялся он. – Как мне заслужить прощение?

– Не надо извиняться, Андзин-сан, – успокоила она. – Я много раз говорила вам, что мужчина не извиняется никогда, даже когда не прав. Вы были не правы. – Ее глаза подсмеивались над ним. – Моя служанка не нуждается в извинениях.

– Благодарю вас, – ухмыльнулся он. – Неприятно чувствовать себя таким болваном.

– Похоже, вы давно не смеялись. Суровый Андзин-сан опять становится мальчиком.

– Отец говорил, что я родился старым.

– Вы?

– Он так считал.

– А какой он был?

– Прекрасный человек. Владелец корабля, капитан. Испанцы убили его в Антверпене, когда предали огню и мечу этот город. Они сожгли его корабль. Мне было шесть лет, но я помню его: большой, высокий, добродушный человек с золотистыми волосами. Мой старший брат, Артур, ему тогда исполнилось ровно восемь… Со смертью отца для нас настали плохие времена, Марико-сан.

– Почему? Пожалуйста, расскажите мне. Пожалуйста!

– Обычная история. Каждый наш пенни был вложен в корабль, который погиб… и… вскоре после этого умерла моя сестра. Она умерла от голода. Тот год, 1571-й, выдался голодным, и снова пришла чума.

– У нас иногда бывает чума. И оспа. Вас было много в семье?

– Трое, – сообщил он, радуясь, что разговор ушел от еще одной неприятной темы. – Виллия, моя сестра – ей было девять, когда она умерла. Артур, следующий по старшинству, хотел стать художником, скульптором, но пошел в ученики к каменщику, чтобы помочь матери вырастить нас. Его убили во время сражения с Непобедимой армадой. Ему стукнуло двадцать пять, бедняга, он только что поступил на корабль, необученный, совсем новичок. Я последний из Блэкторнов. Сейчас жена и дочь Артура живут с моей женой и детьми. Моя мать еще жива, так же как и старая бабушка Джейкоба – ей семьдесят пять, но она крепка, как английский дуб, хотя родом ирландка. По крайней мере, они все были живы, когда я отплывал два года назад.

Снова нахлынула боль. «Я подумаю о них, когда поплыву назад домой, – пообещал он себе, – но не раньше».

– Завтра будет шторм, – объявил он, посмотрев на море, – сильный шторм, Марико-сан. А еще через три дня – хорошая погода.

– Настала пора штормов. Теперь небо надолго затянут облака, зачастят дожди. А в промежутках между ними будет очень влажно. Потом начнутся тайфуны.

«Хотел бы я опять оказаться на море, – подумал он. – А был ли я когда-нибудь на море? Был ли на самом деле корабль? Что такое реальность? Марико или служанка?»

– Вы не очень веселый человек, да, Андзин-сан?

– Я слишком долго был моряком. Моряки – серьезный народ. Мы привыкаем следить за морем. Мы не спускаем глаз с него и ждем несчастья. Отведи взгляд на мгновение – и море подхватит твой корабль, превратит его в щепки.

– Я боюсь моря, – промолвила она.

– Я тоже. Старый рыбак сказал мне однажды: «Человек, который не боится моря, быстро утонет, ибо непременно выйдет из гавани в тот день, когда ему следовало бы остаться на берегу. Но мы, которые боятся моря, будем тонуть снова и снова». – Он взглянул на нее: – Марико-сан…

– Да?

– Несколько минут назад вы убедили меня, что… Ну, скажем, я поверил. Сейчас я не убежден. Так где правда? Хонто. Я должен знать.

– Уши для того, чтобы слышать. Конечно, это была служанка.

– Служанка. Могу я потребовать ее всякий раз, как мне того захочется?

– Конечно. Но умный человек не стал бы.

– Потому что я могу разочароваться? В следующий раз?

– Может быть.

– Я думаю, трудно обладать служанкой и потерять ее. Трудно ничего не говорить…

– Соитие – это удовольствие. Утоление телесного голода. Не о чем говорить.

– Но как я скажу служанке, что она красива? Что я люблю ее? Что она доставила мне неземное удовольствие?

– Такая любовь, видимо, не для служанок. Не в этой стране, Андзин-сан. Подобная страсть даже не для жены или наложницы, – ее взгляд вдруг метнулся в сторону, – но только для кого-нибудь вроде Кику-сан, красавицы куртизанки.

– Где я могу найти эту девушку?

– В деревне. Я почту за честь посодействовать вам.

– Ей-богу, я надеялся, что вы это предложите.

– Человек нуждается в утолении страстей разного рода. Эта госпожа достойна любви, если только вы сможете себе ее позволить.

– Что вы хотите сказать?

– Она очень дорогая.

– Любовь не покупается. Продажная любовь не стоит ничего. Любовь не имеет цены.

Она улыбнулась:

– Телесная близость всегда имеет цену. Хотя цена не всегда выражается в деньгах, Андзин-сан. Мужчина платит за постель тем или иным образом. Истинная любовь – мы называем ее долгом – это влечение душ, она не нуждается в физическом выражении, за исключением, может быть, дара смерти.

– Вы не правы. Я хотел бы показать вам мир таким, какой он есть.

– Я знаю мир, какой он есть и каким будет вечно. Так вы хотите эту презренную служанку?

– Да. Вы знаете, чего я хочу…

Марико весело рассмеялась:

– Тогда она придет к вам. На закате. Мы приведем ее, Фудзико и я!

– Черт бы ее побрал! И вас тоже! – Он покатился со смеху вместе с ней.

– Ах, Андзин-сан, как приятно видеть вас смеющимся. Здесь, в Андзиро, вы сильно изменились. Очень сильно изменились.

– Нет. Не так сильно. Но прошлой ночью я видел во сне мечту. Этот сон был совершенством.

– Бог совершенен. Иногда совершенен закат, или восход луны, или цветение первого крокуса.

– Я вас совсем не понимаю.

Она откинула вуаль и посмотрела прямо на него:

– Однажды другой мужчина сказал мне: «Я совсем не понимаю вас», а мой муж произнес: «Прошу прощения, господин, но никто не может понять ее. Ни отец, ни наши боги, ни ее чужеземный Бог, ни даже мать не понимают ее».

– Это был Торанага? Господин Торанага?

– О нет, Андзин-сан. Это был тайко. Господин Торанага понимает меня. Он понимает все.

– Даже меня?

– Вас очень хорошо.

– Вы уверены в этом?

– Да. Совершенно уверена.

– Он выиграет войну?

– Да.

– Я под его особым покровительством?

– Да.

– У него будет флот?

– Да.

– А когда я получу обратно свой корабль?

– Никогда не получите.

– Почему?

Ее серьезность как ветром сдуло:

– Потому, что, ублажая свою «служанку» в Андзиро, вы лишитесь последних сил и не сможете даже уползти на карачках, когда она станет умолять вас убраться на корабль, когда господин Торанага попросит вас подняться на борт и покинуть нас!

– Вот опять вы! То серьезная, то напротив!

– Это только ответ, он расставляет все по своим местам. Ах, но прежде чем вы оставите нас, вам следует повидать госпожу Кику. Она достойна великой страсти. Такая красивая и талантливая. Для нее вы должны сделать что-то необычное!

– Я склоняюсь к тому, чтобы принять вызов.

– Никакого вызова нет. Но если вы готовитесь стать самураем, если вы согласны воспринимать телесную близость как есть, тогда я буду рада выступить в качестве посредника.

– Что это значит?

– Когда вы будете в хорошем настроении и готовы к совершенно особому удовольствию, скажите вашей наложнице, чтобы попросила меня.

– А при чем здесь Фудзико-сан?

– Потому что это долг вашей наложницы – следить, чтобы вы были всем довольны. Этот обычай упрощает жизнь. Мы восхищаемся простотой, поэтому мужчина и женщина могут относиться к телесной близости, как она того заслуживает. Это важная часть жизни, но мужчину и женщину могут связывать и более важные вещи. Покорность. Уважение. Долг. Даже эта ваша «любовь». Фудзико «любит» вас.

– Нет, не любит!

– Она отдаст за вас жизнь. Чего уж больше?

Блэкторн наконец отвел от нее глаза и посмотрел на море. Пенистые гребни обрушивались на берег – ветер усилился. Капитан опять повернулся к Марико.

– Так ничего и не сказано? – уточнил он. – Между нами?

– Ничего. И это очень мудро.

– А если я не согласен?

– Вы должны согласиться. Вы здесь. Это ваш дом.

Пять сотен «атакующих» всадников галопом вылетели на гребень холма, держась неровным строем, спустились на каменистое дно долины, где в боевом порядке располагались две тысячи «обороняющихся». Каждый верховой имел за спиной мушкет, а у пояса в патронташе – пули, кресала и пороховницы. Эти самураи, верные обычаям своего сословия, одевались как придется, но оружие признавали только самое лучшее из того, что могли себе позволить. Лишь Торанага, а вслед за ним – Исидо, потребовали от своих воинов ношения форменной одежды и опрятности во внешнем облике. Все другие даймё считали это глупым транжирством, ненужным нововведением. Даже Блэкторн был с ними согласен. Даже армии Европы не носили единой формы – какому монарху было по средствам обмундировать целое войско, кроме гвардии?