Читать книгу Друзья и недруги в Скалистых горах - Джеймс Уиллард Шульц - Страница 3

Лошади, кормившиеся на густой траве долины, отдыхали рядом с лагерем. Сайи и я взяли наших быстрых скакунов, оседлали их и отправились вниз по долине, но скоро поднялись на её южный гребень, откуда открывался хороший вид на равнину. На ней видно было только несколько маленьких стад антилоп, так что мы были уверены в том, что стадо бизонов до сих пор находится в долине. Мы спустились туда быстрой рысью, пересекая реку туда-сюда, стараясь по возможности оставаться под укрытием деревьев. Тут и там чернохвостые олени разбегались при нашем приближении, высоко вскидывая все четыре ноги – это были самые медленные бегуны среди всех оленей; и маленькие группы антилоп на равнине, самые быстрые и сразу нас замечавшие, казались бело-желтыми вспышками света, когда убегали. Тут и там волки и койоты трусили сбоку от нас, с интересом поглядывая на нас с безопасного расстояния, хорошо зная, что там, где пройдут охотники, обязательно найдется, чем им поживиться.

Бизоны оказались там, где мы и ожидали их найти – примерно в трех милях ниже лагеря. Они паслись в длинной, широкой, поросшей густой травой долине на северном берегу реки, и уже собирались, чтобы вслед за несколькими старыми коровами, которые были вожаками этого стада, подниматься на равнину. Наши лошади учуяли их, когда мы переправлялись через реку и входили в узкую полосу окаймлявших её деревьев, и начали беспокойно себя вести, пытаясь освободиться от своих удил – так велико было их стремление бежать туда, куда мы направлялись. В прежние времена наши охотничьи лошади были действительно кровожадными – такого трудно было ожидать от травоядных животных. Они любили гнаться за стадом и догонять жирных животных, которых мы выбирали. Казалось, их возбуждал грохот тысяч копыт, треск выстрелов и запах крови от падающих и умирающих косматых животных.

Выбравшись из леса, мы оказались прямо позади стада прежде, чем животные осознали наше присутствие, и при первых выстрелах они разбежались, только для того, чтобы снова собраться для мощного рывка на равнину. Мы выбрали себе добычу по округлым ляжкам – чем они круглее, тем больше там было жира. Наши лошади подносили нас ближе к ним с правого бока, и при выстреле – всегда в легкие – кровь текла у них изо рта и носа, и, более не глядя на них, зная, что скоро они упадут, мы уже высматривали другое жирное животное. Поскольку много животных нам было не нужно, не больше, чем могли увезти наши вьючные лошади, я старался выбирать только самых жирных коров, и у подножия склона, убив трёх, я остановил свою лошадь, и Сайи тоже.

Выбравшись из леса, мы оказались прямо позади стада

– Сколько? – спросил он.

– Три жирные, – ответил я.

– Я убил пять.

Мы оглянулись назад по своим следам и увидели восемь темно-коричневых холмиков на зеленой траве долины.

– Достаточно; более чем достаточно для нас, – сказал я.

Мы вернулись к ближайшей корове, спешились, наточили свои ножи и скоро сняли с неё шкуру и разделили мясо на удобные для перевозки куски, не забыв про языки – самую лучшую их часть, которые варили, жарили, коптили или вялили, и которые были очень нужны жрецам Солнца для проведения церемоний.

Мы свежевали вторую корову, и, высматривая, не приближаются ли женщины, недоумевали, почему они так задерживаются. Потом, приступив уже к третьей корове, мы начали волноваться, боясь, что сними могло случиться что-то плохое, поэтому сели на лошадей и поскакали вверх по долине быстро, как только могли. Мы добрались до долины, где разбили лагерь, и Сайи воскликнул:

– Наши вьючные лошади, и лошади женщин для травуа! Их не видно!

– Может быть, поднялись на равнину, где мух меньше – ответил я.

Небольшая струйка дыма поднималась над нашим лагерем в маленькой роще, и, указав на неё, Сайи сказал:

– Скорее всего, мать и сестра там, и с ним все в порядке; может быть, они ищут лошадей и не могут отправиться к нам.

– Ну, ведь они были стреножены и далеко уйти не могли; мы скоро их найдем.

Мы приблизились к лагерю, и Сайи крикнул:

– Эй, лентяйки, мы проголодались; дайте нам поесть.

Ответа не было. Было странно, что они не ответили и не выбежали нам навстречу.

Мы вошли на маленькую полянку среди рощи, остановили своих лошадей и широко открытыми глазами уставились на то, что предстало перед нами: мертвую Синопаки! Она лежала на спине рядом с дымящимся костром, в который были брошены наши вьючные седла. Питаки нигде не было видно. Пропали наши накидки и одеяла, ведро для воды, котелок и небольшой запас еды. Мы громко крикнули: «Питаки! Иди к нам!», – но никто не откликнулся. Мы тщательно осмотрели маленькую рощу, но не нашли никаких её следов ни в ней, ни в соседней роще и зарослях шиповника и ив, и наконец Сайи сказал:

– Моя сестра не мертва! Один из врагов забрал её. Я не успокоюсь, пока не найду его, убью его и спасу её.

Слезы текли из его глаз. Он поднял руки к небу и воскликнул:

– О Солнце! О могучее, что наверху! Будь милостиво ко мне! Помоги мне найти и убить похитителя моей сестры! Помоги мне найти и убить убийцу моей матери!

Я тоже горевал по Синопаки. С легким характером, добрая, неутомимая женщина, которая практически стала мне матерью и всегда что-то делала для моего удобства. И вот она лежала здесь, жестоко убитая ударом боевой дубинки. Но более горя была моя ненависть к неизвестным врагам, которые убили её и пленили Питаки. Меня пронзил холод, когда я подумал о том, какая судьба её ожидает; я горел желанием спасти её и медленно и мучительно убить их всех.

– Сайи, почти-брат, послушай! – крикнул я. – Как Солнце видит нас, так и мы никогда не успокоимся, пока не заставим этих убийц и воров отплатить за то, что они сделали здесь и сегодня.

И, снова подняв руки к небу, Сайи пообещал:

– Ты слышало его, о Святое Наверху. Что сказал он, сказал и я!

Мы направились к выходу из долины, где в последний раз видели наших лошадей, и оттуда их след был хорошо виден; враги погнали их на северный склон долины, поднимавшийся к равнине, а оттуда на запад, примерно в сторону северного склона Нина Истаки (горы Вождь), выдающейся вершине Скалистых гор, которая является священной горой для племен черноногих. Мы не могли определить численность отряда, разве что были уверены в том, что в нем имеется семь вьючных лошадей и две для травуа, которых они забрали у нас. Проследовав по их следу пару миль, мы нашли ярко раскрашенную сплетенную из травы сумку, которую кто-то из них потерял, и в ней обнаружили маленькие сверточки из оленьей кожи, в которых была красная, желтая и синяя краска; шило, иголки и нити из жил; женское платье из оленьей кожи, с длинной бахромой, красиво расшитое цветными иглами дикобраза; пару маленьких узких мокасин из толстой кожи, подошва и верх которых были сделаны из одного куска; и, наконец, сверток, в котором было два или три фунта жареного камаса. Было вполне понятно, что сумку эту потеряла женщина, и принадлежала она к одному из племен Западной стороны – то есть живущих к западу от Скалистых гор; ведь мокасины разных равнинных племен имеют подошву из полусыромятной кожи, а жареный камас – пища исключительно западных племен. То, что в отряде была женщина, ничего не значило; женщины всех племен, и западных, и равнинных, иногда сопровождали своих мужчин на тропе войны.

Изучив свою находку, мы проехали ещё милю или две, пока окончательно не убедились в том, что военный отряд направляется к Малым Внутренним1 озерам, откуда идут несколько троп, которые поднимаются на перевалы Хребта – вершины Скалистых гор – и спускаются в страну калиспелсов, кутенаи, спокенов, пенд’ореллей и других племен, со всеми которыми все три племени черноногих в то время были в мире. К чему тогда этот жестокий набег на нас? Быть может, военный отряд одного из наших племен нарушил мирный договор и совершил набег на лагерь одного из племен Западной стороны, убил нескольких из них и ушел с табуном их лошадей? – предположил Сайи.

– Может и так, – ответил я. – Во всяком случае, на своих усталых охотничьих лошадях мы вряд ли догоним этот отряд, а если и догоним, то их слишком много, чтобы нам с ними сражаться.

– Верно! Верно! – согласился он. – Нам остается только вернуться и сделать то, что нам остаётся сделать. Но о, они буду т плакать! Плакать! Плакать за то, что они нам сделали!

Мы вернулись в наш разграбленный лагерь, и я прицепил к своей лошади травуа бедной Синопакии сам погрузил на неё её тело, поскольку мужчины-черноногие редко прикасаются к телам своих покойников; это исключительно женское дело. Сайи сидел спиной ко мне, пока я выполнял эту скорбную работу, и, когда я закончил и мы сели в сёдла, он двинулся первым, примеряясь в шагу моей несущей двойную ношу лошади.

Уже после полуночи мы приблизились к нашему лагерю, и когда мы увидели четыре вигвама, смутно освещенных светом луны, Сайи сказал мне:

– Голова Орла, почти-брат, пожалей меня! Я не могу надеяться на свой голос; он срывается; сообщи печальную весть, которую мы принесли, тем, кто находится в наших вигвамах.

Хромой Бизон спал чутко и услышал наше приближение, когда мы приблизились к его вигваму, он отбросил входной полог и вышел – настоящий человек-гора, шести футов и шести дюймов ростом, мускулистый и пропорционально сложенный, приятного облика и всегда державшийся с большим достоинством. Он сразу увидел сверток на нашей травуа и спросил:

– Голова Орла, Бешеный Волк, что случилось?

– Там, где мы охотились на бизонов, военный отряд с Западной стороны напал на наш лагерь, они убили твою женщину и убежали с твоей дочерью и нашими лошадьми, – ответил я.

Три его жены, бывшие в вигваме, проснулись и услышали мою новость и, вскочив со своих лежанок и завернувшись в одеяла, они выскочили наружу, причитая о покойной и повторяя, что она ушла, ушла, ушла в Песчаные Холмы. Ведь их было четыре сестры, дочерей могучего в прежние времена вождя, Черной Ласки, и Синопаки была из них младшей. Эти трое всегда любили её, баловали, поручали ей самую легкую домашнюю работу, и так же сильно любили её дочь, Питаки, которая, что достаточно странно, была единственной девочкой среди всех их детей.

Поторопились к нам и обитатели других вигвамов, некоторые и женщин сразу присоединились к причитаниям, мужчины старались понять, что случилось с нашим маленьким охотничьим отрядом. Но своим могучим голосом Хромой Бизон потребовал тишины, и я во всех деталях рассказал ему о том, что мы делали, и о том, что случилось с нами по другую сторону водораздела; после этого мужчины собрались на совет в вигваме Солнечной Ласки, оставив женщин готовить тело к похоронам.

Женщины раздули огонь в вигваме, и мы молча смотрели, как он разгорается.

Потом Три Медведя сказал:

– Хромой Бизон, друг наш, сердца наши опечалены; твоя большая потеря, твоё горе – это и наша потеря, и наше горе. И в том моя вина, я причина тому; только по моей просьбе ты пришел сюда со мной, иначе ты сейчас был бы в большом лагере нашего народа, и твоя женщина и твоя дочь были бы в безопасности в твоём вигваме.

Другие высказали, какую печаль они испытывают, и Росомаха сказал:

– А теперь, друзья мои, что, как вы думаете, мы должны сделать?

– Что до меня, то я вернусь на реку Срезанных Берегов, к нашему народу, и приготовлюсь искать убийц моей женщины и похитителей моей дочери! – с яростью воскликнул Хромой Бизон.

– И мы пойдем с тобой, – сказал Солнечная Ласка.

– Да. Бесполезно оставаться здесь, потому что, даже хотя мой сын, который сейчас на острове, получит своё видение, оно не будет иметь никакой силы, раз уж такое большое несчастье постигло нас здесь, – сказал старый Три Медведя.

– Ах! Тогда мы должны собраться и уйти, как только женщины уложат бедную покойницу на её последнем ложе, – сказал Росомаха.

– Мы можем вернуться к нашей добыче на Маленькой реке и привезти мясо, которое добыли, – предложил я.

Некоторое время никто не говорил, а потом Сайи сказал:

– Я уже выбросил языки, которые были привязаны к моему седлу.

– Да. Это несчастливое мясо. Никто из нас не станет его есть, потому сто оно добыто там, где были убиты наши близкие, – согласился Солнечная Ласка.

Снова настал рассвет. Несколько женщин устроили помост из жердей на крепких ветках соседнего хлопкового дерева. Закончив работу, они уложили на него тело убитой, завернутое в несколько одеял и бизонью шкуру, и вокруг привязали её разные вещи, которые могли ей понадобиться в Песчаных Холмах, местом пребывания мертвых черноногих, где их тени живут в тенях вигвамов, охотятся на тени животных, разводят тени костров, которые не дают тепла. И наконец Сайи, по приказу Хромого Бизона, убил лошадь под деревом, ставшим могилой, чтобы тень покойной могла уехать на её тени в далекую пустыню. После этого её сестры, плача и причитая, в знак траура коротко обрезали свои волосы и острым ножом нанесли себе порезы на ногах.

После того, как Оперённую Стрелу отвезли на остров, мы его не видели. Но теперь, в ответ на крики отца, он вернулся к нам, бледный и исхудавший от голода, сердитый из-за того, что его позвали, в тот самый момент, когда, как он верил, он должен был получить то, что искал: он слышал, как вдалеке кто-то пел странную песню, и певец этот явно приближался к нему, а потом плач в нашем лагере и крики отца разбудили его. Когда же всё же его мать накормила его, отец объяснил ему причину по которой позвал его, он согласился с тем, что пост при столь печальных обстоятельствах не может быть успешным.

Солнце было ещё невысоко, когда ступили на тропу, ведущую к лагерю, и не останавливались, пока не въехали в большой лагерь у развилки реки Обрезанных Берегов, куда въехали медленно; женщины Хромого Бизона оплакивали свою сестру, с горечью причитая:

– Лисичка2! Ай йа! Ай йа! Бедная Лисичка, она ушла в Песчаные Холмы!

Мы разделились: пять наших семей, Сайи и я отправились со всем имуществом через большой круг вигвамов общества Маленьких Накидок, к которому принадлежал он и его отец, как и Одинокий Вождь. Это было самое большое и самое сильное из двадцати четырех сообществ племени пикуни, такое большое и независимое, что часто ставило свой лагерь и охотилось отдельно от остальных. Неудивительно, что другие племена и первые белые искатели приключений в этой стране считали его четвертым племенем конфедерации черноногих.

Толпа людей окружила нас, всем не терпелось услышать рассказ о нашем несчастье. Женщины сообщества, жалея нас, сами разгрузили лошадей, поставили вигвам Хромого Бизона, занесли в него все вещи, принесли дров, воды и достаточное количество еды. Но три сестры бедной Синопаки есть не стали; они вышли за пределы круга лагеря, сидели там и оплакивали свою потерю, пока не охрипли настолько, что не могли более произносить её имя.

Хромой Бизон отказался от еды, он сидел в вигваме, откинувшись на спинку лежанки, и не мигая смотрел на маленький огонек в очаге. Мы с Сайи охотно поели предложенные нам вареные ребра антилопы, невзирая на наши горькие мысли; и, едва мы закончили, как к нам пришёл Белый Теленок, вождь общества Скунсов и главный вождь племени, и вслед за ним остальные вожди племени и несколько самых видных мужчин – воинов и жрецов Солнца. Хромой Бизон предложил Белому Теленку сесть слева от него, знаком предложив остальным садиться, как им следует, и потом велел Сайи рассказать о несчастье, которое с нами произошло.

Он кратко рассказал о том, как мы встали лагерем на Маленькой реке, охоте на бизонов и возвращении в лагерь, где нашли Синопаки, убитую ударом боевой дубинки, и что её дочь пропала, несомненно уведенная врагами, и пропали наши вьючные лошади и вещи. Потом он показал плетеную из травы сумку и другие найденные нами вещи.

Наибольший интерес вызвали мокасины. Белый Теленок первым осмотрел их, потом они пошли по рукам собравшихся; все согласились с тем, что это изделие одного из племён Западной стороны, но какого именно, никто сказать не мог.

– Позовите Сахту; он должен знать, кто их сделал, – предложил кто-то, и я один пошел за ним – это Сахта, наполовину пикуни и наполовину калиспел, одно время был проводником и товарищем отца ДеСмета, и часто упоминался в дневниках этого неугомонного путешественника-иезуита, бродившего среди племен Северо-Запада. Его отцом был пикуни, и две жены были пикуни; жил он по большей части с нами, но иногда пересекал Хребет, чтобы навестить народ своей матери, и приносил много клубней жареного в ямах камаса, вкусом и запахом напоминавших сладкий картофель.

Добрый святой отец, ревностный миссионер, был уверен в том, что его имя Сахта – это искаженное нами имя Сатана, и что он убережет его от адского пламени, обратив в истинную веру, и что вечерами, сидя у костра в вигваме, Сахта долго и страстно будет говорить своим друзьям и сородичам о том, что они должны отречься от своих языческих суеверий и принять учение Черных Плащей. Я спросил об этом Сатху, на что он с улыбкой ответил:

– Бедный Черный Плащ! Не понимающий нашего языка, как он может знать о том, что я говорил? Я, конечно, рассказывал западным племенам то, что они хотели знать о наших племенах равнин. Ты хорошо знаешь, Голова Орла, в кого я верю.

И с этими словами он указал на Солнце.

Сахта охотно присоединился к нам, и, взглянув на мокасины, сказал, что они сделаны из кожи большеногих – карибу, и, скорее всего, это работа кутенаи – только это западное племя заходит так далеко на север, чтобы добывать этих оленей. Он, конечно, сомневается в том. что это военный отряд был из этого племени – сами кутенаи, как северные, так и южные, настроены мирно и на хотят разрушать дружеские отношения с племенами черноногих. Разве мы не разрешаем им приходить на наши равнины и убивать столько бизонов, сколько им нужно? Нет, по своей воле они от такой привилегии не откажутся. То, что эти мокасины сделаны кутенаи, вовсе не значит, что кутенаи их потеряли. Разве не мог потерявший их, принадлежавший к другому племени, получить их во время посещения одного из лагерей кутенаи?

– К какому бы племени они не принадлежали, мы заставим плакать это военный отряд за то, что они мне сделали! – воскликнул Хромой Бизон. И добавил, обращаясь к Белому Теленку: – Вождь, вот о чем я прошу тебя: созови все отряды общества Всех Друзей, пусть они пойдут со мной, чтобы вернуть мою дочь и наказать убийц моей женщины.

– Хорошо, мы это обсудим. Хорошенько об этом подумайте, все вы, – сказал Белый Теленок.

Последовало долгое молчание, которое наконец прервал Сахта:

– Вожди, друзья, что сможет сделать там большой отряд, в несколько сотен человек? Ничего. Девушку могут спрятать от нас, может быть и убить, когда мы приблизимся к лагерю её похитителей, и они скажут, что ничего о ней не знают. Я думаю, что это я должен пересечь Хребет, попасть к моим родственникам-калиспелам, и через них узнать, кто совершил этот набег, и где находится девушка; потом у нас будет достаточно времени для того, чтобы найти их и внезапно напасть на их лагерь, освбодить девешку и убить множество их мужчин.

– Ты мудр, Сатха, и благороден; всегда готов помочь. Сделай это для нас; это единственное, что следует сделать, – ответил Белый Телёнок.

Остальные собравшиеся поддержали это предложение, все, кроме Хромого Бизона, который проревел:

– Нет! Я говорю, что мы пойдем сейчас и за Хребет и проверим один за другим все лагеря Западной Стороны, пока не найдем мою дочь. А потом, ха! как заставим мы плакать её похитителей!

– Хромой Бизон, друг мой, будь рассудителен; смотри на это так же, как я, – уговаривал его Белый Телёнок. – Мы не можем пойти воевать, нарушить наши мирные отношения с западными племенами, пока не выясним, к какому или каким из них принадлежат те, кого мы ищем.

– Да. Да, Хромой Бизон, посмотри на дело с этой стороны; ты должен понять, что Белый Теленок здесь прав, – настаивал Солнечная Ласка, и ему вторили одобрительные восклицания остальных собравшихся. Потом Сайи сказал:

– Отец, будь спокоен, будь терпелив. Я пойду за Хребет вместе с Сахтой, если ты мне позволишь, и сделаю все, что смогу, чтобы помочь ему в этом деле.

– Да. Я рад, что ты пойдешь со мной, – сказал Сатхи.

Хромой Бизон тяжело вздохнул, выбил пепел из своей большой трубки с каменной чашкой и сказал собравшимся, что нужно расходиться: «Кай! Итсиниси! (Вот! Она выкурена!)». И один за другим собравшиеся на совет поднимались и молча покидали вигвам.

Когда входной полог опустился за последним из них, я сказал:

– Сайи, я пойду за Хребет с тобой и Сатхой.

– Да. Конечно. Я знал, что так и будет, – ответил он.