Читать книгу Леди Сьюзан (сборник) - Джейн Остин - Страница 24

От леди Сьюзан к миссис Джонсон

Черчхилл

Это невыносимо! Милейший друг, никогда еще я не испытывала такой ярости и должна облегчить душу, написав тебе, поскольку знаю, что ты разделишь мои чувства. Ты не поверишь, кто приехал к нам в четверг – сэр Джеймс Мартин! Представь себе мое изумление и досаду – ведь, как тебе прекрасно известно, я вовсе не хотела, чтобы он показывался в Черчхилле. Какая жалость, что ты ничего не знала о его намерениях! Но просто приехать ему показалось недостаточно, и он фактически напросился погостить здесь несколько дней. Я бы с радостью отравила его! Впрочем, я все обернула себе на пользу и с большим успехом побеседовала с миссис Вернон, и каково бы ни было ее мнение на сей счет, она ничем не возразила на мои аргументы. Я также потребовала от Фредерики вести себя с сэром Джеймсом вежливо и дала ей понять, что решительно настаиваю на их браке. Она пробормотала что-то о своем несчастье, но и только. Я в последнее время чрезвычайно беспокоюсь об этом союзе, поскольку имела возможность наблюдать, как быстро крепнут чувства моей дочери к Реджинальду, и не была уверена в том, что, узнав о них, он в конце концов не ответит ей взаимностью. Оба они вызывают у меня лишь презрение, ибо чувства их основываются на сострадании, однако же я ни в коей мере не могла отвергать вероятность того, что последствия не будут такими, как я обрисовала. Разумеется, Реджинальд ни на йоту не охладел ко мне; и все же в последнее время он несколько раз неожиданно и совершенно не к месту упоминал о Фредерике, а однажды даже высказал похвалу ее внешности. Да, он был весьма озадачен появлением моего визитера и сначала рассматривал сэра Джеймса с внимательностью, смешанной, как я, к своему удовольствию, заметила, с ревностью; но, к несчастью, у меня не было возможности помучить Реджинальда по-настоящему, так как сэр Джеймс, хотя и вел себя со мной чрезвычайно галантно, очень скоро дал понять всему почтенному собранию, что сердце его принадлежит моей дочери. Было нетрудно убедить де Курси, когда мы остались тет-а-тет, что если принять во внимание все обстоятельства, то мое желание этого союза полностью оправданно; и все это дело, казалось, завершилось к моему полному удовольствию. Разумеется, ни от кого не укрылось, что сэр Джеймс далеко не Соломон; но я строго-настрого запретила Фредерике жаловаться Чарлзу Вернону или его жене, и таким образом у них не было повода вмешиваться; хотя моя дерзкая золовка, полагаю, только и ждала такой возможности. Впрочем, все шло тихо и мирно; и хотя я считала часы, оставшиеся до отъезда сэра Джеймса, душа моя была полностью удовлетворена ходом событий. Так что можешь себе представить, что я почувствовала, когда все мои планы столь неожиданно рухнули, к тому же удар был нанесен с той стороны, откуда у меня не было никаких причин ожидать его. Сегодня утром ко мне в гардеробную пришел необычно серьезный Реджинальд и после недолгого предисловия весьма многословно сообщил, что желает указать на неуместность и жестокость моего разрешения сэру Джеймсу Мартину ухаживать за моей дочерью супротив ее желания. Я была поражена в самое сердце. Когда я поняла, что не смогу превратить все в шутку, то спокойно попросила его объясниться, поскольку не понимаю, что им движет и кто его уполномочил выговаривать мне. Тогда он заявил, вставив в свою речь несколько наглых комплиментов и совершенно неуместных проявлений нежности, которые я выслушала с полным равнодушием, что моя дочь ознакомила его с некоторыми обстоятельствами, кои касались ее, сэра Джеймса и меня и которые вызвали у него сильную тревогу. Говоря коротко, я выяснила, что Фредерика написала Реджинальду письмо, в котором просила вмешаться, а он, получив его, обсудил с ней предмет послания, дабы разобраться в деталях и удостовериться в ее истинных желаниях. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что девчонка воспользовалась представившейся возможностью и тут же призналась ему в любви. То, как он говорил о ней, лишь подтверждает мою догадку. Много же пользы принесет ему такая любовь! Я всегда буду презирать мужчину, если его вполне удовлетворит страсть, разжигать которую он никогда и не собирался, да и признания в оной не требовал. Они оба всегда будут вызывать у меня отвращение. Значит, он не испытывает ко мне настоящего чувства, иначе и слушать бы ее не стал; а какова она, эта девчонка с бунтарской душонкой и неприличными желаниями, как она посмела обратиться за помощью к молодому человеку, с которым ранее и словом не перемолвилась?! Меня равно ставит в тупик и ее бесстыдство, и его легковерие. Да как он посмел поверить тому, что она ему наговорила?! Почему он не был убежден в безупречности мотивов моих поступков? Где же уверенность в моем разуме и доброте? Где негодование, которое настоящая любовь непременно вызвала бы в нем по отношению к человеку, поносящему меня, – ребенку, глупой девчонке, не имеющей ни талантов, ни приличного воспитания, которую он вроде бы давно презирает? Какое-то время я молчала, но даже высшая степень снисходительности может истощиться, и надеюсь, затем я вела себя достаточно резко. Реджинальд пытался, долго пытался смягчить мое негодование; но глупа та женщина, которая, будучи обиженной несправедливым обвинением, может смягчиться, услышав комплименты в свой адрес. Наконец он оставил меня, рассерженный не меньше моего; но свой гнев он показал позже. Я вела себя сдержанно, а Реджинальд дал волю бурному возмущению. Полагаю, тем быстрее он успокоится, и возможно, гнев его улетучится навсегда, в то время как мой останется сильным и неумолимым. Сейчас Реджинальд заперся у себя в комнате, куда, как я слышала, он направился, выйдя от меня. Могу себе представить, каким неприятным размышлениям он предается! Но чувства некоторых людей совершенно непостижимы. Я еще не настолько успокоилась, чтобы вынести встречу с Фредерикой. Вот она точно не скоро забудет события этого дня; она узнает, что напрасно рассказала свою нежную сказочку о любви и тем самым выставила себя на посмешище перед всем светом, вызвав к тому же глубочайшую обиду у несправедливо задетой матери.

Любящая тебя

С. Вернон.