Читать книгу Гордость и предубеждение - Джейн Остин, Сет Грэм-Смит - Страница 12

Большую часть ночи Элизабет провела с сестрой и утром, к своей радости, могла дать обнадеживающий ответ на вопрос мистера Бингли, который очень рано передала ей горничная, а позднее и двум элегантным дамам – камеристкам его сестриц. Тем не менее она выразила желание, чтобы в Лонгборн отправили слугу с запиской от нее с просьбой, чтобы их мать приехала навестить Джейн и составила собственное мнение о ее недуге. Записка была тотчас отослана, а содержавшаяся в ней просьба выполнена не менее быстро. Миссис Беннет в сопровождении двух младших дочерей прикатила в Недерфилд, когда там только-только кончили завтракать.

Если бы миссис Беннет нашла Джейн тяжело больной, она очень расстроилась бы; однако, вскоре убедившись, что недуг ее дочери не опасен, маменька не пожелала ей скорейшего выздоровления, так как, поправившись, она, весьма вероятно, должна была бы незамедлительно покинуть Недерфилд. Поэтому миссис Беннет и слушать не захотела, когда Джейн попросила увезти ее домой; и аптекарь, приехавший почти в одно время с миссис Беннет, также не почел это разумным. Маменька немного посидела с Джейн, а затем появилась мисс Бингли, и по ее приглашению она с тремя дочерьми спустилась в малую столовую. Едва они вошли, как мистер Бингли выразил надежду, что миссис Беннет нашла Джейн гораздо лучше, чем опасалась.

– Напротив, сударь, – последовал ответ. – Ей так плохо, что ее нельзя увезти домой. Мистер Джонс говорит, что мы ни в коем случае не должны ее перевозить. Так что нам придется еще немного злоупотреблять вашей добротой.

– Перевозить! – воскликнул Бингли. – Да ни в коем случае! Я знаю, моя сестра и думать об этом не позволит.

– Вы можете быть уверены, сударыня, – с холодной вежливостью сказала мисс Бингли, – что за мисс Беннет, пока она остается у нас, будут ухаживать со всем вниманием.

Миссис Беннет рассыпалась в благодарностях.

– Право, не знаю, – добавила она, – что с ней сталось бы без таких добрых друзей, она ведь совсем занемогла и очень страдает, хотя, как всегда, с величайшей терпеливостью, потому что более кроткого характера и вообразить невозможно. Я часто повторяю остальным моим девочкам, что им с ней не сравниться. Какая миленькая комната, мистер Бингли, и такой бесподобный вид на подъездную аллею. Не знаю в наших краях ни одного места, какое превосходило бы Недерфилд. Надеюсь, вы не поторопитесь с ним расстаться, хотя и взяли аренду на такой короткий срок.

– Я все делаю второпях, – ответил он. – И потому если я решу покинуть Недерфилд, то, наверное, соберусь за пять минут. Однако пока я полагаю, что устроился тут надолго.

– Именно этого я от вас и ожидала, – заметила Элизабет.

– Вы начинаете меня понимать! – воскликнул он, оборачиваясь к ней.

– О да, я вас понимаю в совершенстве.

– Хотел бы я истолковать это как комплимент, но, боюсь, довольно грустно, когда тебя видят насквозь.

– Как сказать. Ведь отсюда не следует, что сложный, глубокий характер достоин большего или меньшего уважения, чем ваш.

– Лиззи! – вскричала ее маменька. – Помни, где ты, и не говори вздора, пусть дома мы его и терпим.

– Я прежде не знал, – тотчас сказал Бингли, – что вы изучаете характеры. Вероятно, это очень забавное занятие.

– Да, но сложные характеры особенно забавны. У них есть хотя бы это преимущество.

– В сельских краях, – сказал Дарси, – вряд ли можно найти много материала для такого изучения. В сельской округе вы вращаетесь в очень ограниченном и неменяющемся обществе.

– Однако сами люди так изменяются, что в них всегда замечаешь что-то новое.

– Вот уж правда! – вскричала миссис Беннет, обиженная тоном, каким он произнес «сельская округа». – Можете мне поверить, в деревне этого самого не меньше, чем в столице.

Все были изумлены, а Дарси, смерив ее взглядом, молча отвернулся. Миссис Беннет, воображая, что одержала над ним полную победу, продолжала с торжеством:

– Вот уж не вижу, чем Лондон так уж лучше деревни, доложу я вам, ну, помимо магазинов и всяких увеселений. Деревня куда как приятнее, ведь верно, мистер Бингли?

– Когда я в деревне, – ответил он, – мне хочется остаться тут навсегда; но то же самое и в Лондоне. И там, и там есть свои преимущества, и я равно счастлив и в деревне, и в городе.

– Ну да, это так, потому что вы не критикан. А вот этот джентльмен, – тут она посмотрела на Дарси, – деревню словно бы ни во что не ставит.

– Право, маменька, вы ошибаетесь, – сказала Элизабет, краснея за мать. – Вы неверно поняли мистера Дарси. Он лишь имел в виду, что в деревне не встретишь столько совсем разных людей, как в городе, а это, вы должны признать, совершенно справедливо.

– Кто же, душечка, с этим спорит. А вот о том, что в наших краях много людей не встретишь, так наша округа почище других будет. Мы ведь обедаем в двадцати четырех домах.

Только сочувствие к Элизабет помогло Бингли сохранить серьезность, но его сестра была не столь деликатна и взглянула на мистера Дарси с весьма выразительной улыбкой. Элизабет, желая отвлечь мать, поторопилась спросить, заглядывала ли в Лонгборн Шарлотта Лукас в эти дни.

– Да, вчера она нанесла нам визит вместе со своим папенькой. Уж какой сэр Уильям обходительный человек, мистер Бингли, не правда ли? Такой светский! Такого хорошего тона и ничуть не спесивый! У него всегда для всех найдется словечко. Вот что я нахожу благородными манерами; а те персоны, которые надуваются важностью и рта открыть не желают, очень даже ошибаются.

– Шарлотта обедала у вас?

– Нет, она домой торопилась. Думается мне, присмотреть за булочками с изюмом. Я-то, мистер Бингли, всегда держу слуг, которые со своим делом справляются без надзора. Мои-то дочки совсем не так воспитаны. Ну да каждому свое, а дочки Лукасов очень даже милые барышни, уж поверьте мне. Жаль только, что с лица неказисты. Не то чтобы я считала Шарлотту такой уж некрасивой, так ведь она нам почти как родная.

– Она кажется очень приятной барышней, – заметил Бингли.

– Так-то так, но согласитесь, она совсем дурнушка. Сама леди Лукас часто так говорит и завидует мне, что Джейн такая красавица. Натурально, мне не по душе расхваливать собственное дитя, но, право, Джейн… красивее ее не скоро сыщешь. Все так говорят. На свое материнское суждение я не полагаюсь. Ей еще шестнадцати не было, как один джентльмен в столице, в доме моего брата, Гардинера, до того в нее влюбился, что моя невестка уже думала, он сделает предложение, прежде чем мы уедем домой. Да только он предложения не сделал. Может, подумал, что она еще слишком молода. А вот стишки он ей написал, и такие миленькие!

– На чем его нежность и истощилась, – нетерпеливо сказала Элизабет. – Полагаю, не одну нежную страсть ждал подобный конец. Хотела бы я знать, кто первый открыл, что нет ничего лучше поэзии, чтобы прогнать любовь.

– Мне всегда казалось, что поэзия – это пища любви, – сказал Дарси.

– Подлинной, прочной, прекрасной любви – быть может. Все питательно для того, что уже сильно. Но если речь идет о хилом, слабом увлечении, я убеждена, что один звучный сонет тотчас уморит его голодом.

Дарси только улыбнулся, и в наступившем молчании Элизабет с трепетом ждала, что ее маменька вновь выставит себя на посмешище. Она охотно заговорила бы, но не находила о чем, и молчание прервала миссис Беннет, вновь принявшаяся благодарить мистера Бингли за его доброту к Джейн и рассыпаться в извинениях, что обременила его еще и Лиззи. Ответы мистера Бингли были неподдельно любезными и принудили мисс Бингли быть не менее любезной и сказать все то, чего требовал случай. Правда, она выполнила свой долг вежливости весьма сухо, но миссис Беннет была вполне удовлетворена и вскоре попросила, чтобы подали ее карету. По этому сигналу самая младшая из ее дочерей подошла к мистеру Бингли. Все время визита она перешептывалась с сестрой, и вот теперь на ее долю выпало напомнить мистеру Бингли, что он, едва переехав, обещал дать бал в Недерфилде.

Лидия, рослая, крепкая пятнадцатилетняя девочка, с прекрасным цветом лица и веселым выражением, была фавориткой матери, которая начала вывозить свою любимицу очень рано. Ее отличали задорность и природная вера в свою важность, превратившаяся в самоуверенность благодаря ухаживаниям офицеров, которых очень располагали к ней и отличные обеды ее дяди, и ее собственные свободные манеры. А потому она без малейшего стеснения заговорила с мистером Бингли о бале, бесцеремонно напомнила ему о данном обещании и добавила, что, если он его не сдержит, это будет самым противным поступком на свете. Его ответ на это внезапное нападение прозвучал для ушей ее матери как сладкая музыка.

– Уверяю вас, я твердо намерен сдержать свое обещание, и, когда ваша сестрица выздоровеет, вы, если вам угодно, сами назовете день бала. Но вы ведь не хотите танцевать, пока она хворает?

Лидия изъявила свое полное удовлетворение.

– Да-да, будет куда лучше подождать, пока Джейн не выздоровеет. И к тому времени капитан Картер, уж конечно, вернется в Меритон. А когда вы дадите свой бал, уж я настою, чтобы и они устроили бал. Скажу полковнику Фостеру, что он будет самым противным на свете, если не даст согласия.

Затем миссис Беннет и две ее дочки отбыли, а Элизабет тотчас вернулась к Джейн, предоставив свое поведение и поведение ее матери и Лидии насмешкам мисс Бингли, миссис Хёрст и мистера Дарси. Впрочем, последнего так и не удалось заставить посмеяться над ней самой, как мисс Бингли ни прохаживалась насчет прекрасных глаз.