Читать книгу Почему маму всё достало - Джилл Симс - Страница 5

Мои первые выходные без детей. Справедливости ради надо сказать, что Саймон предлагал забрать детей на прошлых выходных, чтобы они не мешались под ногами, пока я разбираю вещи, но я полагала тогда, наивная, что дети уже достаточно большие и взрослые и будут помогать мне со всем хозяйством. Какая же я неизлечимая оптимистка…

Прошлая неделя слилась в одно сплошное мутное пятно, где я пыталась отыскать в этих бесконечных коробках хоть что-нибудь из одежды для офиса, на работе же время проходило за тем, что я наводила порядок у себя на столе, раскладывала все по полочкам и в целом наслаждалась порядком и чистотой рабочего пространства, зато вечером, вернувшись домой – в этот хаос, где дети целый день занимались чем угодно, только не делом (валялись, слонялись, ели-пили по всему дому, ведь это основное времяпровождение подростков после школы), – спотыкалась на каждом шагу и ругала их за беспорядок, который они, казалось, просто сеяли вокруг себя, собирала по всему дому оставленные ими тарелки и чашки, загружала грязную посуду в посудомойку, разражалась руганью по поводу молока, которое опять кончилось, потому что кто-то его выпил без остатка, потом погружалась в пучину этих нераспакованных коробок, поражалась их нескончаемости и недоумевала, откуда у меня столько скарба, желая только одного – лечь спать, потому что окончательно выбилась из сил.

Когда мы с Саймоном впервые съехались жить вместе, ВСЕ НАШИ С НИМ пожитки на двоих уместились на заднем сиденье его подержанного ржавого «Форда-Фиесты», да еще там место оставалось. Спустя двадцать лет совместной жизни нам уже было мало двух огромных грузовиков, чтобы развезти поделенное имущество, не считая того, сколько барахла мы выбросили, сколько бесчисленных сумок с вещами отдали в благотворительные лавки, так еще сами несколько раз отвозили кое-что на свалку. Оставшееся добро я паковала в спешке, швыряя в коробки все подряд и обещая себе, что разберу все тщательно уже на новом месте (от таких небрежных сборов даже у грузчиков поднялись от удивления брови, ведь им пришлось носить коробки, на которых были надписи «дерьмо из кухни», «общее дерьмо», а одну из последних коробок я просто подписала как «вообще непонятная хрень»), а это было труднее, чем я думала, потому что как можно взять и выбросить первый конверт, в который пеленали Джейн, – такой крошечный, поблекший и местами пожелтевший, у меня рука не поднялась от него избавиться.

А когда я вытащила на свет коробку с фотографиями, у меня даже комок в горле встал, я в родильном доме, держу на руках Джейн, она в том самом конверте, рядом стоит Саймон, весь светится от гордости. Это же самые последние настоящие фотографии, которые мы печатали, пока не купили цифровую камеру. Под коробкой с фотографиями лежали медицинские карты детей со всеми справками о прививках. Нужны ли эти справки? А вдруг в какой-то момент потребуется доказать, что они были привиты? Будет ли такой момент? Я отложила карты в ту кучу, куда складывала вещи, «которые могут пригодиться», и тут откопала первые пинетки Питера. Такие крохотулечки! Я помнила тот день, когда мы их купили. С того дня должна остаться фотография – я опять полезла в коробку с фотографиями, ну вот же он, полароидный снимок, сделанный в фирменном магазине Clarks, на нем Питер такой маленький, такой сердитый, такой насупившийся, вцепился в свое одеяльце, он-то не осознавал важность момента. А где это одеяльце сейчас может быть? Мы потом пошли с ним в парк, где он впервые сам своими ножками проковылял через всю игровую площадку, я же всю дорогу кудахтала над ним, как курица над цыпленком, чтобы поймать его вовремя, если он не дай бог упадет. Пинетки отправляются в кучу «еще пригодится». А это что такое? Шкатулка с выпавшими детскими зубами. Ну, это я, конечно же, выбрасывать не буду, хоть они там все перемешались и уже не разберешь, где чьи зубы.

На этом трогательном моменте в комнату зашла Джейн. Она взглянула на шкатулку, которую я с такой нежностью держала в руках, и сказала: «Мать ты ведь отдаешь себе отчет, что когда умрешь и нам придется убирать в твоем доме, будет просто отвратительно разбирать после тебя подобные вещи, как вот эта коробка, например, набитая человеческими зубами».

– Но это же твои зубы, – возразила я. – Я же не серийный маньяк, который коллекционирует зубы своих жертв. Это же ваши зубки, на память о вашем детстве.

Джейн выдала очередной свой фирменный фыр.

– Все равно это отвратительно, – не унималась она. – Если бы ты убивала людей, выдирала у них зубы на память, это было бы понятно. Но зачем ты хранишь наши зубы?

Когда-то давным-давно наступил волшебный момент, когда мы с Саймоном на цыпочках вошли в комнату Джейн, она уже заснула, вся такая хорошенькая, в своей модной пижамке, розовощекая, как ангелочек, и уже видела прекрасные сны о зубной фее и подарках, которые та ей приготовит на утро. Мы тихонечко, чтобы не разбудить, вытащили из-под ее подушки выпавший зубик, который она там спрятала для зубной феи, и положили вместо него монету в один фунт (новенькую и блестящую). Саймон и я еще долго стояли подле кроватки, взявшись за руки, в восторге и умилении смотрели на этого маленького человечка, плод нашей любви, на это чудо, которое сотворили вместе. Мы потом положили этот зубик в специально купленную для этого шкатулку и все поражались, как быстро растет наша девочка. Будет ли у нас с Саймоном еще шанс, когда мы с ним вместе будем делать что-либо ради детей?

Конечно, с годами стандарты качества неуклонно снижались – под подушку уже клали любой однофунтовик, какой бы старый и потертый он ни был, – а зачастую я и вовсе забывала, и когда рассерженный ребенок врывался в нашу спальню с жалобой на Зубную Фею, которая не выполняла свои обязательства, я спешно выискивала в кошельке монету, начинала нарочито «тщательно» шарить под подушкой и всегда «находила» там денежку, пеняя им на то, что они просто хорошо не посмотрели. К счастью, их всегда удавалось провести, и теперь я все время ругаю их, когда они не могут ничего найти, говорю им, что они просто хорошо не посмотрели. Но сейчас, когда я держу в руках эту мрачную коллекцию пожелтевших зубиков, на некоторых даже остались следы крови, потому что Питер иногда, в корыстных целях, не дожидался, чтобы само выпало, а просто брал и вытаскивал шатающийся зуб, сейчас на эту коробку действительно страшно смотреть. С другой стороны, а) признавать это перед Джейн я не стану, и б) мне стоило довольно многих усилий собрать всю эту коллекцию их зубов, и потому расставаться с ней просто так я была не готова. Вдруг эти зубы для чего-нибудь пригодятся?

– Для чего они могут пригодиться? – в ужасе воскликнула Джейн. – Мать, ты серьезно? Для чего конкретно тебе нужна коробка, набитая человеческими зубами? Ты планируешь заняться колдовством? Глаз тритона, хвост питона, зуб ребенка, клюв цыпленка? Вот поэтому ты заводишь куриц – все расхваливаешь их, какие они общительные, а на самом деле они тебе нужны, чтобы приносить жертву и гадать на их внутренностях, вымазавшись их кровью? Только без меня, я в этом участвовать не собираюсь. Если ты затеешь подобное, я сразу уеду жить к папе. Это уже чересчур, мать.

– Чего? – в полном замешательстве уставилась я на нее. – Какое отношение имеют детские зубы к жертвоприношениям сатанистов? Что ты из меня делаешь живодера? Никаких обрядов с закланием куриц я не собираюсь совершать. Да и самих куриц мы еще не завели, а ты меня уже обвиняешь в тайном желании их убивать!

И в этот самый момент явился Саймон собственной персоной, дабы забрать своих любимых детей.

– Папа, если мама станет сатанисткой и начнет резать куриц, я перееду жить к тебе, хорошо? – таким приветствием Джейн встретила отца.

– Эээмммм, привет, милая, – сказал Саймон. – С чего это твоей маме становиться сатанисткой?

– Не сатанистка я, – резко сказала я.

– Она собирает человеческие останки, – мрачно сказала Джейн.

– НИЧЕГО Я НЕ СОБИРАЮ! – заорала я.

Да уж, не так представляла я себе момент, когда Саймон впервые приедет навестить нас в моем новом доме. Разбирая вещи, я совсем забыла о времени, и вместо того, чтобы одеться элегантно и вместе с тем небрежно, накинуть кашемировый свитерок, натянуть сексуальные шузы и какую-нибудь коротенькую на грани приличия мини-юбку, которая не скрывала бы мои все еще приличные ноги, и встретить его, томно устроившись на диване в своей грациозной гостиной, я стою посреди дома, в котором произошел взрыв из коробок, в стоячих от грязи джинсах, потому что ранее утром выгуливала Джаджи и он меня забрызгал грязью с ног до головы, без макияжа, с немытой головой, судорожно вцепившись в шкатулку с зубами. Тем временем Саймон в поисках нового собственного стиля отошел от растянутых джемперов в сторону более дорогих вязаных кардиганов и даже, видимо, пытался отпустить что-то типа небрежной стильной щетины. А может, у него просто не было времени побриться. В любом случае, ему это шло. Сволочь. Я с ненавистью посмотрела на него.

– Понятно… – сказал он, мудро решив, что самое лучшее в этой ситуации просто игнорировать услышанное и вести себя как ни в чем не бывало. – Джейн, ты готова? А твой брат?

Джейн удивленно на него посмотрела.

– Готова? Что, типа прямо сейчас? Ну нет, мне нужно еще собраться. И откуда мне знать, что там Питер делает? Я не его мать.

Я вздохнула.

– Полагаю, тебе лучше пройти на кухню и подождать. Чаю будешь?

– А кофе нет?

– Сейчас посмотрю.

По крайней мере, на кухне было все распаковано и более-менее убрано. Я потянулась за банкой Nescafe, но Саймон меня остановил: «А нормального кофе нет? Ты же знаешь, я не пью растворимый».

Я заскрежетала зубами.

– Нет, Саймон. Нормального кофе нет, потому что у меня нет кофемашины, потому что я не пью кофе, и держу я дома растворимый кофе только на случай гостей, а предложила тебе чаю только из вежливости, потому что пытаюсь изо всех сил поддерживать хоть какие-то дружеские чувства между нами, хотя бы создавать их видимость, чтобы не травмировать эмоционально и не напрягать душевно наших детей, тем самым обрекая их на пожизненную психотерапию, потому что мы не смогли вести себя как подобает взрослым людям, но должна признаться, что у тебя превосходно получается все испортить, как бы я НЕ СТАРАЛАСЬ НАХРЕН ДЕРЖАТЬ СЕБЯ В РУКАХ!

– А ты что, кофе не пьешь? – спросил Саймон. – С каких это пор?

– Я не пила кофе с тех самых пор, как ходила беременная с Джейн, – ответила я. – Редко, ОЧЕНЬ редко, я могу выпить латте в кафе, но в остальное время я вообще не притрагиваюсь к кофе, потому что меня от него тошнит еще с первой беременности, выворачивает почище, чем в «Изгоняющем дьявола». Как это ты умудрился не заметить, что я не пью кофе все последние ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ?

– А как же тогда кофемашина, которую я тебе подарил на день рождения несколько лет назад?

– Это ты про тот подарок, когда я сказала: «Ммм, какой замечательный подарочек на мой день рождения ты сделал сам себе, ибо Я НЕ ПЬЮ КОФЕ!»

– Я думал, ты так пошутила. Поэтому ты отдала мне кофемашину?

– Да, Саймон, поэтому. Какой смысл захламлять свою кухню огромной блестящей никчемной кофемашиной, если Я КОФЕ НЕ ПЬЮ! Может, теперь до тебя доходит, почему мы разводимся?

– Из-за кофе?

– Нет, кофе – это просто метафора.

– Ты уверена, что лучше говорить метафорами?

– Нет, не уверена. В любом случае, этот вонючий кофе не единственное, что символизирует ту пропасть, которая легла между нами.

– Вон оно что, – сказал Саймон. – Тогда можно мне просто чаю?

– Да пошел ты! Пей что хочешь. Я пойду проверю, готовы ли твои дети к отъезду.

Наверху я постучала в комнату Питера, прислушалась на несколько секунд у двери и еще раз постучала. Я всегда боюсь, что войду в неподходящий момент и застану своего сына врасплох, после чего уже никогда не смогу смотреть на своего мальчика прежними глазами. Пока я там стояла под дверью, мысленно добавила в список покупок упаковку бумажных салфеток мужского размера. В конце концов я позвала: «Питер! Питер, папа приехал. Ты готов?»

Наконец Питер открыл дверь и уставился на меня непонимающе.

– Папа?

– Да, папа приехал.

– Папа? Приехал? Зачем?

– Чтобы забрать вас. Вы поедете к нему на эти выходные.

– ЭТИ выходные?

– Да.

– Типа СЕГОДНЯ?

– ДА.

– Но я не могу сегодня.

– Почему это?

– Потому что я сейчас дошел до важного места в игре, а у отца нет нормального компа.

– И что? Собирайся, ты едешь к нему.

– Можно взять с собой комп?

– НЕТ! Возьми с собой трусы и еще что-нибудь.

– Трусы? Зачем?

– ЧТОБЫ ТЫ ИХ ТАМ ПОМЕНЯЛ. ГОСПОДИБОЖЕМОЙ. ПРОСТО ВОЗЬМИ СМЕННУЮ ОДЕЖДУ.

– Так бы и сказала.

Тут я пошла стучать в комнату Джейн.

– Ты там готова? – крикнула я.

– Я крашусь, – крикнула в ответ Джейн. – Брови не могу никак накрасить.

Наконец, спустя ЧАС беготни от одной двери к другой, вверх-вниз по лестнице, моих криков, их визгов (и все это время Саймон преспокойно сидел на МОЕЙ кухне, за МОИМ столом, уминал МОЙ шоколад и никак не участвовал в сборе СВОИХ детей, чтобы провести с ними СВОЙ уикенд), я помахала им рукой на прощание.

Два дня. Целых два дня. Только я одна. Что делать? Я могла бы выйти на пробежку (ну уж НЕТ!). Может, почитать книжку по саморазвитию? Да где уж там, перво-наперво надо закончить распаковывать вещи и убраться в доме.

Как же тихо. Я открыла следующую коробку, в ней были DVD, среди которых я нашла диск с записью выпускного утренника в садике Джейн. Мне срочно потребовалось его пересмотреть, а потому понадобилось найти ноутбук с DVD-приводом. Глядя на этот утренник, я разрыдалась, как тогда, в тот самый день, когда она закончила садик и я плакала от мысли, что моя малышка уже так выросла и скоро пойдет в школу. Она была такая маленькая. В те далекие дни, когда они были маленькими, едва начали ходить, я думала, что они никогда не вырастут. Я была уверена, что они останутся маленькими навсегда, и бог свидетель, какими же длинными, нескончаемыми казались те дни, по сравнению с ними вечность была ничто. А потом, внезапно, когда я чуть отвернулась, они подросли – и на тебе! – стали совсем взрослыми.

Я глянула на часы. 14:41. Ах ты ж как быстро! Разве время не… должно тянуться бесконечно, когда тебе не надо метаться по дому, как бешеная собака? Годами я мечтала о таком моменте – чтобы не кружиться в погоне за собственным хвостом, чтобы было время только для себя, чтобы было место только для себя, чтобы была моя собственная комната или хотя бы возможность просто посидеть часочек дома наедине с собой, без потасовок и криков детей, что они хотят есть, требований, чтобы я ускорила интернет, или клянчанья моей кредитки, чтобы купить что-то по интернету, со слезными обещаниями вернуть деньги, которые я так никогда больше и не увижу. И вот наступило оно – время для себя, – а я прямо растерялась, что же мне делать с самой собой?

Пойду-ка я посплю, решила я. Прикорну на часок. Когда я в последний раз могла себе позволить заснуть днем? Ээээ, наверное, еще до рождения детей. Знаю, знаю, все говорят, что когда у вас маленькие дети, то вам нужно спать днем одновременно с ними, а тогда скажите, пожалуйста, где взять время, чтобы помыться, приготовить ужин, поставить стирку, оплатить счета, посмотреться в зеркало и увидеть отражение незнакомого лица с синяками под глазами, смахивающего на физиономию вашей матери? Вот именно, как раз тогда, когда малыш спит. А потому, наконец, после непрерывной пятнадцатилетней депривации сна я заслужила дневной сон. Быстро спать! Прямо сейчас!

Я устроилась с Джаджи на диване под уютным «одеялком» (господи, смогу ли я когда-нибудь нормально выражаться и говорить уже «одеяло» или же некоторые слова навсегда впечатались в мой мозг только в детском варианте? В равной степени я не могу удержаться от порыва засюсюкать «СМОТРИ! КОРОВКА! ЛОШАДКА! КАК КОРОВКА ГОВОРИТ? КОРОВКА ГОВОРИТ: “МУУУУУ!” КАК ЛОШАДКА ГОВОРИТ? ЛОШАДКА ГОВОРИТ: “ИГОГОООО!”» каждый раз, когда мы проезжаем поле с пасущимися животными), и мы приготовились сладко заснуть.

Чем больше я старалась заснуть, тем труднее было это сделать. Я глядела в потолок и думала, что будет, если я умру прямо сейчас? Кто меня обнаружит? Начнет ли Джаджи глодать мой труп к моменту, когда дети вернутся домой в воскресенье вечером? И его людоедские наклонности так шокируют и отвратят их, что они поспешат избавиться от Джаджи и отправят его подальше в какой-нибудь приют, где уже он сам помрет один-одинешенек, хоть собакам не возбраняется есть любое мясо, включая человечину. Мысль, что Джаджи обречен на одинокую смерть в холодном бетонном загоне, была просто невыносима, где уж тут уснуть.

Идея поспать была отброшена, и вместо этого я начала листать инстаграм.

Может, детям плохо у Саймона и они покажут в своих постах, как им туго, а мне станет хорошо. Только вот Джейн меня заблокировала, а Питер ничего не постил уже несколько месяцев, кроме счета в играх. И ПОЧЕМУ ЭТО МОЯ СОБСТВЕННАЯ ДОЧЬ ЗАБЛОКИРОВАЛА МЕНЯ В ИНСТЕ? Вместо ее профиля я зашла на страницу Идеальной Мамочки Идеальной Люси Аткинсон. Та проводила выходные за спа-процедурами, как и подобает девушкам. А почему бы мне не заняться девчачьими штучками, лежа в горячей ванне и попивая шампанское? Хотя от шампанского у меня отрыжка и я не принимала горячие ванны с тех самых пор, как прочитала в одной статье, что ванна – это не что иное, как контейнер для супа из бактерий. Да хоть бы и так!

А что там поделывает Фиона Монтегю? Ой, смотрите все, она на тренировке, готовится к триатлону, постит фоточки с мотивирующими цитатами, выглядит сногсшибательно, вся затянута в лайкру. Да пошла ты, Фиона, шлюха, увела из семьи мужа. Но несмотря на ее развратный вид, даже Фиона была не дома и развлекалась, оййй, смотрите же все, она снова запилила новую фоточку – ножки торчат из ванны, в руке бокал вина, потому что она, к вашему сведению, готовится к головокружительному свиданию. Сучка крашеная.

К кому бы еще толкнуться? Что там у Дебби из HR? Дебби у нас выбралась на бранч с «толпой друзей» и поставила в конце #любитьсмеятьсяжить. Чувствую, придется мне когда-нибудь заказать ее киллеру. У Кристины, моего бывшего психотерапевта, только глупые цитатки о том, чтобы оставаться верным себе. От этого мне немного полегчало, хотя Кристина могла бы постараться и запостить что-нибудь поинтереснее.

Снова я принялась искать Саймона в инсте, хоть он всегда был неумолим в этом отношении, однако глядите, что творится, вот он собственной персоной! @SimonRussell30 (очень креативно, Саймон, полагаю, что «30» – это просто рандомное число, уж не надеешься ли ты, что люди подумают, что тебе тридцатник?). А чего это он завел себе аккаунт, после стольких лет сопротивления и неприятия? Фоток пока немного, хотя есть фотка с прошлого вечера, где чокаются две бутылки пива, и подпись #пьятница! Ах ты сукин сын. Во-первых, кто до сих пор говорит «пьятница»? Даже я знаю, что это уже не круто. Во-вторых, почему это он в пятницу вечером выбирается попить пивка, в то время как я провожу вечер пятницы, горбатясь на его детей, готовлю им ужин, стираю их вещи, чтобы они могли с чистым бельем и в чистой одежде поехать к нему на выходные, а потом когда у меня наконец-то выдалась свободная минутка, чтобы хоть чуть-чуть пригубить вино, так нет, мне пришлось ехать забирать Джейн после киносеанса, потому что «автобус перестал ходить», – тот самый автобус, который ехал мне навстречу из города, когда я мчалась туда, поскольку Джейн считает, что если она не успела на автобус, так это автобус виноват, он просто не приехал вовремя, и потому я должна решать эту проблему. А в это время Саймон накатывал пьятничное пиво. И в-третьих, вторая бутылка – чья? Кто держит вторую бутылку? Конечно, это мог быть коллега с работы, но маленькая бутылка 0,3 из-под импортного светлого пива, это вам не мужские пол-литра, посему вторая бутылка могла принадлежать девушке. Я поймала себя на том, что все ногти себе искусала, пока скролила фотки Саймона. Тег #НовыйРоднойОчаг стоял под другим высокохудожественным снимком его, по всей вероятности, гостиной (что-то я бабушкиного серванта не вижу. Куда ты его дел? После всего того крика, что ты поднял, когда я покрасила сервант в новый цвет, ты просто взял и выбросил его? ГРУБО РАБОТАЕШЬ). Гостиная выглядела миленько, намного элегантнее, чем моя простецкая комната. Но #НовыйРоднойОчаг? Он там с ума сошел? И вообще, он знает, что не надо ставить хэштэг перед каждой тупой фразой? Дебил.

Тут я открыла свою страницу, чтобы посмотреть на нее глазами Саймона. Совсем не вдохновляюще. На последней фотке была гора коробок и простая подпись «День переезда!». Могла бы и постараться. Я жаждала, чтобы Саймон скукоживался от зависти каждый раз, когда видел мои посты и эпичные фотографии. При условии, конечно, что он их смотрит. А чего бы ему не смотреть? Если он, конечно, не занят по самые уши тем, что жарит в #НовомРодномОчаге после пьятничной попойки какую-нибудь двадцатитрехлетнюю пивососку с улетным телом без растяжек и со стоячими сиськами. Господи боже мой! Так именно этим он и занимался, пока я батонилась на продавленном диване, пытаясь сдерживать слезы от мысли, что я и мой пес-людоед умрем без любви в одиночестве.

В конце концов, на случай, если Саймон все-таки улучит минутку посреди своего плотного расписания порочного секса и заглянет на мою страницу, чтобы поглумиться над своей бывшей надоедливой ведьмой-женой и возрадоваться своей свободе и #жизнелюбию рядом с юным сексапильным телом (которое может изворачиваться и принимать самые невероятные позы без того, чтобы кричать от боли «Ой, подожди, подожди, что-то в бедре хрустнуло»), я пошла, приняла ванну и запилила фотку в стиле Фионы Монтегю, с бокалом вина, пропустила ее через миллион фильтров, чтобы добиться мало-мальски эротического эффекта, подписала «Выходные начинаются здесь и сейчас!». Немного, но хоть что-то.

Тщательно помывшись (оказывается, ничего такого декадентского в приеме ванны нет, когда в ней больше делать нечего, кроме как мыться), я стала думать о том, что же делать дальше, и перспектива долгих томительных часов ничегонеделанья не на шутку озадачила меня и даже несколько встревожила. Я пребывала в такой уверенности, что у меня внутри залежи неиспользованных резервов и мне не будет скучно самой с собой, но, оказалось, что я так давно не оставалась наедине сама с собой, что весь кладезь моих внутренних ресурсов превратился в кладбище, и даже сиськи неумолимо тянуло к земле, а волосы поблекли и потускнели.

«Черт побери!», чертыхалась я, когда в очередной раз не смогла зайти в Netflix, Джейн игнорировала все мои сообщения с просьбой прислать пароль, Питер клялся, что отродясь не знал пароля к Netflix, потому что смотрит все на ютубе. Жаль, что я была такой самонадеянной и полагалась на внутренние резервы, и даже не продумала заранее, куда бы пойти, – может, встретиться с друзьями или заняться хоть ЧЕМ-НИБУДЬ. Смутно подумала, а не пойти ли в кино одной, как НЕЗАВИСИМАЯ СОВРЕМЕННАЯ ЖЕНЩИНА, но не была до конца уверена, одолею ли одна ведро попкорна, потому как попкорн был единственной причиной идти в кино. Да и потом надо было надевать бюстгальтер. Это было слишком, я сдалась и пошла читать «Наездников». Раз уж мне, по всей видимости, больше не светит предаваться сексу, то хоть почитаю, как другие этим занимаются.

Но тут – аллилуйя! – позвонили в дверь. Кто бы это мог быть? Я прямо-таки ринулась к двери, сгорая от нетерпения. Вообще бы не удивилась, если бы там стоял здоровенный фермер, который явился, чтобы высказать мне недовольство тем, как я по незнанию, конечно же, совершила нечто ужасное и нарушила деревенский этикет, и хотя поначалу он будет очень сердит на меня, а я посчитаю его надменным и строптивым, все же от моего внимания не ускользнут его прекрасные голубые глаза и его мускулистое тело, когда он запрыгнет на свой трактор, а он, конечно же, в свою очередь, безнадежно втрескается в меня по уши с первого взгляда и будет влюбляться все сильнее и сильнее, и мои очаровательные оплошности горожанки в деревне будут вызывать в нем раздражение и еще бо́льшую страсть до такой степени, что он не выдержит и признается, что притворялся, что любит ту надменную Снежную Королеву из соседней усадьбы, только чтобы помучить меня, хотя на самом-то деле он во мне души не чает, так что все у нас с ним сложится замечательно. И не важно, что я бросилась открывать дверь в мятой пижаме, с крошками на груди, потому что всем известно, что в таких сценариях, чем страшнее, растрепаннее, помятее ты выглядишь, тем больше шансов, что главный герой влюбится в тебя без памяти…

На пороге стояло двое свидетелей Иеговы. Джаджи мог бы хоть из благодарности за еду сделать вид, что гавкает, но он даже не пошевелился на диване.

Я потащилась назад, еще более унылая, чем до этого, размышляя, может, уйти в запойный просмотр семи сезонов американского ситкома? В дверь снова позвонили. А эти свидетели Иеговы просто так не сдадутся, подумала я, они решительно настроены спасти мою грешную душу от вечного проклятия, хотя слушать их я, конечно, не буду. Я резко открыла дверь настежь, готовая разразиться потоком встречных аргументов, начиная с того, что я их уважаю, но я атеистка, и не хотят ли они послушать о моей религии, о том, что Бога нет, а есть только НАУКА.

На пороге стояла весьма благодушно настроенная группа моих друзей: Колин, Сэм, Ханна и Чарли. Конечно, не здоровенный фермер, который должен в меня влюбиться, но хоть кто-то. Да что уж там, намного лучше, чем фермер, потому что, если честно, кому захочется возиться снова с эмоциональными потрясениями и вступать в любовные отношения с фермером?

– Вы как тут оказались? – спросила я.

– А ты умеешь встречать своих старых и лучших друзей, – отозвалась Ханна.

– Мы подумали, тебе нужна компания, – сказал Сэм, – первый раз одна ночуешь в новом доме. Страшно же провести ночь одной, без детей.

– Откуда вы знаете? – спросила я.

– Джейн сказала Софи, что сегодня ночует у Саймона, – ответил Сэм. – И мы подумали, что нет лучшего способа провести субботнюю ночь, чем у тебя дома. Будем перемывать косточки Саймону, сволотить его и вообще всячески тебя поддерживать.

– Похоже, будет весело, – согласилась я.

– Я буду кричать «Саймон козел» громче всех, – заявила Ханна.

– К тому же, – добавил Колин, – мы еще не видели твой новый дом, и меня просто разрывает от желания соответствовать стереотипному гею, который ходит по дому и критикует интерьер. Ну и, конечно, я поддерживаю все то, что Сэм сказал.

Колина я люблю. Сэм, после того как его подло бросил Робин, прожил несколько лет один, сам воспитывал детей, безуспешно пытался познакомиться в супермаркетах (он прочитал в статье, что мужчинам проще знакомиться в супермаркетах, но похоже, что его тележка, набитая рыбными палочками и детскими йогуртами, отпугивала одиноких незнакомцев, искавших потенциальных партнеров среди продуктовых рядов), в тиндере (я и Ханна, возможно, зря помогали ему в выборе, потому что каждый раз, когда он нам показывал вероятного кандидата на свидание/перепихон, мы с ней дружно кричали: «Нет! Листай дальше!»), потом у него был период, когда он сдался и объявил, что ему не суждено найти свою любовь, и потому он сосредоточится на своем внутреннем Я (на первом занятии по йоге он потянул мышцу и заорал: «Мать вашу, кажется, я порвал себе зад!», после чего его попросили покинуть зал, и ему пришлось смириться с тем, что его внутреннее Я более благосклонно к возлияниям текилы, нежели к позам Лежащей Собаки). С Колином он познакомился в тренажерном зале. «Я вообще стесняюсь рассказывать людям, как мы с ним познакомились. Это так банально», – говорил он.

– А мне Ханна сказала прийти и постараться хоть чем-то быть полезным – подозреваю, я буду забирать еду у курьеров, а потом развезу вас всех по домам. Ну хоть так, надеюсь, принесу хоть какую-то пользу, – сказал Чарли.

Милый, милый Чарли. Второй муж Ханны, настолько чудесен и мил по сравнению с ее первым ужасным мужем Дэном, о котором можно сказать только то, что он отвратительный мерзкий говнюк. К своему бесконечному ужасу, я впервые осознала, что мне надо было лучше распорядиться своей жизнью и сделать другой выбор, надо было просто выйти замуж за Чарли, а не за Саймона, потому что когда-то, давным-давно, тысячу лет назад, когда мы все были юными, глупыми и безответственными, Чарли был в меня влюблен, но я с жестокостью, свойственной молодости, отказала надежному доброму старине Чарли Каррхиллу, потому что выбрала шикарного, романтичного и чуточку опасного Саймона Расселла. В те времена Саймон был бесподобен. Полагаю, одно то, что он просто заметил факт моего существования, вскружило мне голову, и я влюбилась в него до беспамятства, по ходу разбив сердце бедняги Чарли.

И посмотрите на нас теперь. Все те надежды, клятвы о любви, которые объединяли нас с Саймоном, свелись к тому, чтобы заставить его ревновать через свой инстаграм. Что если бы я не поддалась чарам его обольстительной улыбки и манящих глаз, а думала головой и сделала бы разумный взвешенный выбор в пользу Чарли? Я встряхнула головой. Никто не заслуживает Чарли больше, чем Ханна (моя наилучшейшая и закадычнейшая подруга, напомнила я себе), и даже думать не смей в этом направлении… Я бы превратилась в монстра. Если мне суждено что-то вынести из этого проклятого развода, так это желание стать лучше. Нести добро и тому подобное, так чтобы весь мир меня полюбил, а маленькие дети кричали бы мне вслед, когда я шла по улице: «Да благословит вас господь, мэм», и я бы не умерла в одиночестве, всеми брошенная. Однако пока что я ничего такого прекрасного не сделала, если не считать поста в инсте до этого. Ну, есть шанс это исправить, ретвитну что-нибудь попозже. Да и потом, как бы ни был замечателен Чарли по отношению к Ханне, со своей первой женой он был ничуть не лучше, чем Саймон со мной, так что ему тоже далеко до Идеала.

– Эллен, ты там так и будешь стоять и пялиться в пространство или все-таки пойдешь и откроешь бутылку чудесного шампанского, что я прихватил? Иди, неси бокалы, пока я тут осмотрюсь и пойму, почему все твои картины висят не там и не так, – распорядился Колин.

– Твое мнение о том, где висят мои картины, не имеет значения, – заявила я. – Они развешаны так специально, чтобы скрыть множественные огрехи интерьера. По той же самой причине диван стоит там, где стоит. Все находится там, где нужно, иначе будет совсем уж страшно.

Колин вздохнул.

– Все веселье мне портишь, – выдал он. – Как мне, спрашивается, быть по-настоящему голубым и выражать себя, если ты осаживаешь меня на каждом шагу?

– Колин, дорогуша, ты корпоративный юрист, ты выражаешь себя, отнимая дохрена денег у противных корпораций, а не гарцуя тут по дому и расставляя мебель. Если так хочется выпустить своего внутреннего гея, просто поставь Мадонну и оставь диван в покое, – сказал Сэм.

Колин надулся.

– Ты же знаешь, что я не люблю Мадонну, – обиженно сказал он. – Я не весь состою из клише. Ну да ладно, Эллен, давай выпьем за тебя! За новый дом, новую жизнь, новое начало, новую тебя! Как ты себя ощущаешь?

– Немного растерянно… – призналась я.

– Ох, Эллен, – сказала Ханна. – Конечно же, ты растеряна, это же естественно. В этом и состоит возможность для начала чего-то нового. Представь, если бы Дэн со мной не развелся, я бы так и застряла с ним.

– Но ведь Саймон не Дэн, – печально ответила я. – В том смысле, что он мог временами лентяйничать, но он не был плохим. У нас было много чего хорошего. Я же его люблю. Любила. То есть я хотела сказать, что я его любила раньше.

– Это самое сложное, – сказала Ханна. – Самый сложный период, когда ты думаешь, что тебя задвинули навсегда на самую дальнюю полку, и ты умрешь без любви, одна в сыром подвале, в окружении двух десятков кошек. Помнишь, у меня тоже такое настроение было?

– Что-то смутно припоминаю. А вот я точно умру без единой любящей души рядом, одна в этой сырой хижине, с плесенью на стенах, там-сям развешанными картинками, а стая терьеров сглодает мой труп. Я уже вижу, что розочки вокруг дверей – это не розы, а всего лишь дикий шиповник.

– Ну тогда, может быть, самое время вернуться назад в игру? – предложил Колин.

– Назад в большой спорт, как говорится, – добавил Сэм, хитро подмигнув.

– Спорт? Игра? – повторила я в замешательстве. – О чем это вы? Считаете, мне надо вернуться в спорт? Начать играть в теннис? И ездить верхом? Или на велосипеде? Или в триатлон, как Фиона Монтегю?

– Ну можно назвать это и верховой ездой, – усмехнувшись, еще раз подмигнул Сэм. – Держите меня семеро, Фиона подалась в триатлон? Я уж думал, что у нее скорее макияж побежит, чем она сама.

– Сэм, – прервал его Колин. – Твои двусмысленности не работают, а подмигивания, наоборот, озадачивают. Никогда больше так не делай при мне. И мы тут не Фиону обсуждаем.

Сэм пробурчал что-то себе под нос.

– Да нет, же, Эллен, – продолжил Колин. – Мы тут намекаем, что тебе надо вернуться в игру под названием «ходить на свидания». Найди себе мужчину. Немного витамина Х. Ты же привлекательная женщина, в расцвете сил, тебе же надо этим пользоваться, и мы подумали, что тебя надо надоумить, немного к этому подтолкнуть.

Я уставилась на них обоих в шоке.

– Нет. Сразу… нет, и все. Я не могу. Это невозможно. И пожалуйста, не называйте меня женщиной в расцвете сил, потому что это мне напоминает о фильме «Расцвет мисс Джин Броди», в котором сумасшедшая, озабоченная фашиствующая училка плохо кончила. Я же не нацистка-нимфоманка, благодарю покорно.

– Но, Эллен, разве тебе не хочется секса? – мягко спросил Колин.

– Нет, – резко ответила я. – Не хочется. Я скучаю по Саймону. Я скучаю по человеку, которым он мне казался. Я скучаю по тому человеку, которому я могу рассказать, как прошел мой день на работе, даже если он меня не слушает, он хотя бы чаю принесет в постель воскресным утром. Я скучаю по тому, с кем прожила почти всю свою жизнь, и когда я вижу что-нибудь забавное, то я знаю, что есть на свете человек, кому это тоже покажется забавным, стоит только отправить смешное сообщение или фотку, и он без лишних объяснений поймет меня. Мне не хватает того человека, который помнит, как сделали первые шаги наши дети, какое первое слово сказали, как пошли в школу. Мне не хватает того, кто знает меня так, как только можно узнать человека, прожив вместе с ним двадцать пять лет бок о бок. И он не был таким уж вредным все это время. Было у нас много хорошего, когда он вылезал из своих паршивых свитеров и надевал красивый джемпер, который я ему покупала. Мы столько с ним смеялись вместе, а теперь мне даже не с кем поехать в круиз по Нилу, когда я состарюсь. С кем мне делиться своим возмущением от того, что туры в каталоге SAGA так подорожали? Мне плохо от мысли, что теперь, когда дети выросли и появились и время и деньги, мы не сможем вместе делать все то, о чем так долго мечтали. Мне этого не хватает, а не вашего долбильного СЕКСА, уж простите за прямоту!

И тут я разрыдалась. Горькие, едкие слезы, которые я сдерживала в себе месяцами, после тех кипучих, злых и обиженных слез, пролитых в тот вечер, когда он сказал мне, что ему нужно «личное пространство», и когда я решила, что мне остается либо продолжать жить дальше, либо плакать, но делать это одновременно не получится, потому что я могу утонуть в слезах. Но оказалось, что слезы никуда не делись, они, как и всякая жидкость, нашли лазейку и просочились теперь наружу. Я заходилась плачем снова и снова, а бедняга Сэм пытался неуклюже меня успокаивать, поглаживая неловко по спине и приговаривая: «Ну, хватит, не плачь». Колин отправил его на поиски бумажных салфеток и «настоящей выпивки, дорогуша, покрепче, чем твое дамское шампанское, но ради бога, не бери джин, ей и без него уже хреново!» Я пыталась прорыдать что-то связное про упаковку платков мужского размера в шкафу под лестницей, но Колин обнял меня своими огромными лапищами и держал в объятиях, пока я исходила слезами, и не отпускал, пока буря моих эмоций не улеглась, и я увидела, что вся его рубашка спереди мокрая от моих слез и, что еще хуже, от моих же соплей.

Когда мои завывания приутихли и сменились болезненной икотой и шмыганьем, которые всегда появляются в конце очень серьезного приступа плача, Колин вручил мне огромную пачку салфеток и стакан с водкой пополам с тоником.

– Полегчало? – спросил он.

– У-гу, – залпом хлопнула я водки.

– Кажется, тебе давно надо было выплакаться, – мягко сказал он.

Мне точно надо было выплакаться. Я почувствовала, как впервые за все эти месяцы внутри у меня все посветлело и прочистилось.

– Эллен, – сказала Ханна. Ты что, правда до сих пор любишь Саймона? Ты сожалеешь, что развелась с ним?

– Не знаю, – призналась я. – Все так запуталось. Мы ведь с ним прожили вместе так долго, и я так сильно обиделась и разозлилась на то, что он сделал, но я была уверена, что мы будем вместе до конца, как-то все образуется, а он начал нести этот бред про «личное пространство» и то, что не уверен, любит ли меня, и прочую ерунду, что я прямо не знаю… Сейчас все так странно, жить без него, потому что у нас были и хорошие моменты, ты же знаешь. Знаю, что тебе он казался не самым адекватным, но я-то его люблю, то есть любила, и несмотря ни на что в глубине души я всегда была уверена, что и он меня любит. Я просто думала, что мы вот так и состаримся вместе. А теперь оказывается, что нет. И к этому надо привыкнуть, к тому, что остаток своей жизни я буду одна и не с кем будет поехать на пенсии кататься по Нилу.

– Справедливости ради надо сказать, что ты годами пыталась убедить Саймона отправиться в путешествие по Нилу, а он всегда отказывался от этой идеи, говоря, что ты первая будешь разочарована, что на борту круизного лайнера никого не убили и тебе не посчастливится надеть шляпу с вуалью и приняться за расследование загадочного убийства, не выпуская из рук джина с тоником. Саймон последователен, он бы не отправился с тобой и на Восточном Экспрессе, потому что в реальной жизни убийства так часто не случаются, а это просто не вписывается в твои агатокристиевские фантазии, – заключил Колин.

– В самом деле, все происходит именно так, как мы сейчас говорим, – продолжал Сэм. – Тебе кажется, что вот оно все, конец, ты обречена на вечное монашество, но ведь на дворе двадцать первый век, детка, люди каждый день расходятся, находят новых партнеров, живут себе дальше. Посмотри на меня. Посмотри на Колина. Посмотри на Ханну с Чарли. У нас у всех за плечами разводы или разбитые отношения, и мы все нашли себе кого-то нового. Почему ты думаешь, что у тебя не получится?

– Я не говорила, что у меня не получится, – заметила я. – Я сказала, что я не могу. В этом разница.

– Ну а почему ты не можешь? – спросил Колин в недоумении. – Если ты до сих пор любишь Саймона и понимаешь, что совершила ужасную ошибку, в этом случае, наверно, еще не поздно сообщить ему об этом, не ведите себя как Скарлетт О’Хара и Рэтт Батлер, слишком гордые, чтобы признаться в чувствах. Если тебе нужен Саймон, сделай что-нибудь для этого. Вы ведь фактически еще не в разводе – просто забудь все, что произошло, и двигайся дальше, и не будем к этому больше возвращаться.

– Да не страдаю я по Саймону, – сказала я, вспомнив его утренний нудный разговор про кофе и его никчемушность в отношении детей: когда надо было быстро собрать их, потому что официально он отвечал за них все это время, а он просто сидел на кухне и ничего не делал. Потом подумала, что, наверно, позже он запостит фотки того, как сейчас дымится от жаркого акробатического секса, пока его дети заперты в шкафах. – Я просто скучаю по его обществу и по тому, как все было понятно между нами в наших отношениях. В любом случае я сейчас не смогу объяснить вам, почему я не могу искать себе другого. Просто поверьте мне, что это пока так, – закончила я, залпом допив свой стакан.

Спустя еще две водки с тоником, когда Чарли ушел за едой, я подумала, может быть, стоит объяснить всем присутствующим, почему мне предстоит провести остаток своей жизни в одиночестве и безбрачии.

– Я не могу заняться сексом с другим мужчиной, – объявила я.

– Почему нет? – удивился Колин.

– Ну конечно же ты сможешь, – заявила Ханна. – Не говори мне, что была целомудренной невестой, когда вышла замуж за Саймона, к тому времени ты у нас уже не раз гуляла с парнями, пока не подцепила мистера Расселла! Что уж далеко за примером ходить, ты ведь и с Чарли спала!

– Что? С твоим Чарли? – удивился Колин. – Когда это она с ним спала?

– К вашему сведению, она все слышит! – холодно сказала я. – Спасибо тебе, Ханна. Я думала, что мы договорились не упоминать о том прискорбном случае, когда я переспала с Чарли, уж по крайне мере это было не тогда, когда вы стали парой. А случилось это так давно, Колин, что ни Саймона не было на горизонте, ни намека на Ханну и Чарли вместе не было и в помине.

Колин, который ожидал услышать что-то более пикантное, выглядел разочарованным.

– Ну, раз уж ты в прошлом была не прочь предаться старому доброму сексу, – сказал он, – отчего бы тебе не вернуться на эту скользкую и извилистую дорожку вновь?

– Потому что я не могу раздеться догола! – выпалила я. – Я не могу снять одежду перед мужчиной! Только не сейчас!

– Малышка, понятно, что ты стесняешься, – сказал Сэм. – Знаешь, мужчины тоже стесняются. Боятся, что кто-то будет смеяться над размером его члена (не то, чтобы кто-то смеялся над моим. По этой части ко мне претензий не было, знаете ли).

Колин хмыкнул.

– Или женщинам может показаться… там, ну не знаю, что мошонка такая неэстетичная.

Колин хмыкнул еще раз.

– Дорогой, может, хватит уже хмыкать? – сказал Сэм. – Ты своим хмыканьем только мешаешь. Эллен, ну ты меня поняла. Ужасно снимать одежду перед незнакомым человеком. Но не забывай, что и этот незнакомый человек испытывает то же самое.

– НЕТ! – воскликнула я. – СОВСЕМ НАОБОРОТ! У мужчин все по-другому!

– Вовсе нет, – миролюбиво возразил Колин. – Может показаться, что нам все равно, но на самом деле мы тоже очень переживаем по этому поводу.

– НЕТ! Мужчинам никогда не понять, о чем я тут говорю. Ваши тела не деформировались из-за родов. Мой живот выглядит как сырое дрожжевое тесто.

– Зато в сравнениях своих ты умудряешься оставаться в рамках приличия среднего класса, – вставил Колин одобрительно.

Ну ведь похож, весь обвислый, в рытвинах и растяжках. И этого не исправишь походами в тренажерный зал. Никакие жимы лежа не загладят последствий беременности. А моя грудь? Когда-то она была упругой и стоячей, а сейчас? Сейчас я боюсь снимать лифчик зимой, а то пол слишком холодный, примерзнут сиськи и не отдерешь.

– Ну не преувеличивай, – возразил Сэм. – В одежде ты выглядишь нормально.

– Вот поэтому-то я и не могу ее СНИМАТЬ, – пыталась донести я до них эту мысль. – Более-менее приличный прикид не означает, что под ним не скрывается старое дряблое тело.

– Ну это ты слишком строга к себе, – старался смягчить меня Колин. – На самом деле все не так ужасно. Ты на себя наговариваешь.

В ответ я задрала свою кофту и выставила на обозрение свой живот, весь перепаханный бороздами растяжек. Все остолбенели на секунду, но затем с трудом совладали с собой.

– Да нормально, честно, – сказал Сэм.

– Хотя и выглядит как сырое дрожжевое тесто, как это ни странно, – с интересом добавил Колин. – Растяжки похожи на пупырышки наверху фокаччи. Может, тебе попробовать нанести искусственный загар? В конце концов, хрустящая пропеченная корочка хлеба выглядит аппетитнее, чем сырое тесто.

– КОЛИН! – воскликнул Сэм.

– Ну, я пытаюсь как-то помочь, – защищался Колин.

– У меня тоже было такое чувство, когда я начала встречаться с Чарли, – заметила Ханна. – Но потом прошло.

– Но ты ведь уже была знакома с Чарли до этого. Вы же были старые знакомые. Чарли не считается за незнакомца.

– Да, но он никогда не видел меня голой до этого.

– Но ведь это Чарли. Милый, добрый Чарли. Ты знала, что он замечательный, добрый человек и к тому же обожает тебя. Если мне и предстоит заняться сексом, то это будет кто-то совершенно незнакомый. Ну не то чтобы с первым встречным, просто когда спишь двадцать пять лет с одним и тем же человеком, любое другое тело для тебя будет совершенно новым и незнакомым. Что если я неправильно занимаюсь сексом? Что если сейчас все делают по-другому, а я и не знаю? Я даже и не представляю, как сейчас выглядят пенисы, я же только у Саймона видела.

– А у Чарли не помнишь? – с любопытством спросила Ханна.

– Что там у Чарли, я и вовсе позабыла. Вытеснила из сознания напрочь. Даже думать не хочу, какой пенис у Чарли.

– Почему Эллен думает о моем пенисе? – спросил Чарли, так невовремя вернувшись с едой.

– Да не думаю я о твоем пенисе! – в сердцах воскликнула я. – И о других пенисах тоже не думаю. Вообще не думаю ни о каких пенисах. Никогда не думала, даже не помню, какая реакция у меня была, когда у Саймона увидела пенис, ну пенис и пенис, все они одинаковые, думала я. А сейчас дотрагиваться до чужого члена, не говоря уж о том, чтобы, ну как бы это… странно. Слишком интимно. Я буду чувствовать себя неловко.

– А может, тебе понравится? – предположил Колин. – Никогда не узнаешь, пока не попробуешь.

– Это не все, – продолжила я зловеще. – Мои переживания по поводу дряблого живота и чужой пиписки – это не самое страшное.

– Только не показывай нам свою грудь, – взмолился Колин.

– Не собираюсь я демонстрировать свои сиськи, – заверила я его. – И не о них сейчас речь. То, от чего я в тихом ужасе, не увидит ни один мужчина. Ну, разве что мужчина-гинеколог.

Сэм и Колин посмотрели на меня с опаской. Чарли поспешно ретировался на кухню, бормоча, что надо бы еще еду подогреть.

Я кивнула.

– Да, вы правы. Проблема в моей вагине. Через нее прошло две человеческие головы. Ее два раза зашивали. Если посмотреть, то она выглядит как растерзанное лоскутное одеялко, вот такой ширины, так что тесно там никому не будет, не то что раньше, вот поэтому я не могу раздеться донага и не суждено мне больше предаваться сексу ни с кем. Для Саймона это было нормально, он же не сразу все это получил, а постепенно привыкал, сначала к растяжкам на животе, к обвислой коже, да и к зашитой-перешитой крестиком вагине тоже привык, это же по его вине, если что. Вы же помните, какая у него большая голова, и дети его большеголовые в него пошли. Поэтому с ним было проще. А как мне перед совершенно посторонним человеком разверзать свои жуткие чертоги? Мне и вам-то их страшно показывать. Так что этого просто не может быть!

– Как бы то ни было, что бы ни случилось, не надо шариться на тиндере и навязываться всяким проходимцам, – строго сказал Колин. – Если встретишь кого-то, с кем у тебя сложатся хорошие отношения, и ты захочешь лечь с ним в постель, вполне вероятно, что он будет настолько любезен, что не станет судить тебя за такие маленькие недостатки и изъяны. Да он сам, скорее всего, тоже будет переживать по поводу своих недочетов. Но сперва вам надо поближе узнать друг друга и только потом думать о постели. Ты не обязана спать с тем, с кем не хочешь.

– А что делать с дикпиками? – захныкала я.

– Ну вообще-то от них тоже есть польза. Подходи к этому разумно: если кто-то кинул тебе дикпик, то сразу его отшивай и не трать на него попусту время. Ну если, конечно, тебе его член не приглянулся…

– Ну ладно, – выдохнула я. – Подумаю потом. Я пытаюсь быть сильной независимой женщиной, которая не нуждается в мужчине, хотя так трудно и тяжело быть матерью-одиночкой и тянуть все самой.

– Ты и есть сильная независимая женщина, – твердо сказала Ханна. – И всегда была сильной и независимой, а уж если на то пошло, все эти годы ты сама все и тянула на себе, пока Саймон был на работе или в командировках.

– Да понятно, конечно, что так оно и было, хотя сейчас до меня доходит, что и он тоже что-то делал, – ну хоть бутылку вина открывал, чтобы я могла расслабиться в конце тяжелого дня. Об него можно было ноги согреть в кровати. Джаджи мне этого не позволяет, рычать начинает, когда я ноги на него кладу, чтобы согреться. Мне не нужен прекрасный рыцарь в сияющих доспехах, который спасет меня от опасности, нужен просто хоть кто-нибудь, кто подаст бокал вина в конце долгого трудного дня.

– Ну, – сказал Сэм, – не забывай, между прочим, что у тебя есть мы. Ты не одна.