Читать книгу Влюблен и очень опасен - Джиллиан Стоун - Страница 2

– Я справлюсь, – закрыв глаза, еле слышно пробормотала Фанни. – Я просто не буду его замечать. – И тем не менее ее шепот достиг чуткого слуха Вертилайн Льюис.

– Не знаю, отчего моему племяннику вздумалось почтить нас визитом именно в этот скорбный для всех нас день, но не могу не признать, что я рада его видеть. – Вертилайн прищурилась, пытаясь разглядеть выражение лица Фанни сквозь траурную вуаль. – Прошу, дорогая, не обижайся на меня за это.

Фанни зябко повела плечами, хотя ей нисколько не было холодно. Лето в этом году выдалось необычно теплым. Даже вечерний бриз не приносил прохлады.

– Ну что вы, Вертилайн, какие обиды, – ответила Фанни, поневоле оставив в покое искусанную нижнюю губу. – Хорошо, что хоть кто-то рад его приезду. Ведь кроме вас никто в семье с ним не разговаривает.

Фанни так долго и так истово внушала себе, что не испытывает к Рейфелу Льюису ничего, кроме вполне заслуженного презрения, что в конце концов ее усилия увенчались успехом. Со временем раны, нанесенные ее гордости, затянулись, чувства к пренебрегшему ею Рейфелу Льюису остыли, достигнув желаемой температуры.

Да она его просто ненавидела! Хотя, увы, это не совсем так. К несчастью, Фанни не могла бы заставить себя возненавидеть даже самого лютого злодея. Никого, даже Рейфа. Впрочем, ничто не мешало ей испытывать к Рейфу сильнейшую неприязнь.

Фанни проследила за взглядом пожилой собеседницы. Вертилайн разглядывала племянника, что стоял чуть поодаль, на возвышении, и наблюдал за церемонией. Фанни судорожно глотнула воздух, но, спохватившись, выдыхая, сосчитала до пяти. Он всегда был возмутительно хорош собой. Когда-то Фанни думала, что Рейф похож на принца. Теперь юный принц из детской сказки вырос и превратился в весьма импозантного мужчину. Фанни украдкой приподняла вуаль, чтобы лучше его рассмотреть. Вертилайн продолжала щебетать, но Фанни ее почти не слушала, одолеваемая нешуточной борьбой стихий. Волна праведного негодования схлестнулась с не менее мощной волной влечения к тому, кто носил благородный титул графа Сент-Олдуин, но джентльменом при этом не являлся.

– Ну конечно, все мы знаем, что он далеко не праведник, и уж тебе, дорогая, это известно лучше, чем всем прочим. Сколько же времени прошло с тех пор, как… – Вертилайн отвела взгляд в сторону, словно подходящие слова могли отыскаться среди зарослей у церковной ограды.

– Пять лет, – сказала Фанни и, взяв Вертилайн под руку, направилась к веренице экипажей, выстроившихся вдоль дороги при подъезде к кладбищу. Серые могильные плиты аккуратным пунктиром расчертили поросший густой шелковистой травой погост. Проводив тетушку Вертилайн к поджидавшей ее коляске, Фанни направилась к своей карете.

– Добрый вечер, Фанни.

Рейф стоял у обочины и держал в руке шляпу. Ей почти удалось стереть из памяти его лицо. Почти, но не совсем. Поднявшийся ветер взъерошил его густую шевелюру, и каштановая прядь упала на лоб. Фанни резко втянула носом воздух. За пять лет его черты приобрели скульптурную законченность – контуры лица стали четче, ямочка на подбородке вытянулась и углубилась, но во всем остальном он оставался таким, каким она его запомнила. Рейф был убийственно, преступно хорош собой.

Из-под темных бровей вразлет на нее пристально смотрели знакомые зеленые глаза, переливающиеся то золотистым оттенком, то карим. В детстве она откровенно любовалась этими разноцветными крапинками. Рейф частенько подтрунивал над ней, но она никогда на него не обижалась. Впрочем, сейчас в его взгляде она не заметила прежнего озорного блеска. И очень хорошо! Не хватало еще, чтобы он потешался над ней в день похорон ее отца.

– Прошу принять мои соболезнования…

Фанни, не удостоив его ответом, зашагала прочь. Ничего ей от него не надо – ни соболезнований, ни извинений. Ей вдруг стало нечем дышать, и к горлу подступила тошнота. Фанни сделалось страшно. Она до крови прикусила губу, но это не помогало – пульс зашкаливал.

Лишь оказавшись внутри кареты, Фанни почувствовала некоторое облегчение. Она надеялась, что сможет забыться и задремать, убаюканная стуком колес и мерным покачиванием экипажа, но не тут-то было. Вместе с ней ехал ее дядя Эдвард – единственный брат ее отца – со своей чудаковатой женой Офелией.

– Как это у тебя хватило духу заговорить с этим мерзавцем? Я бы ни за что…

– Я с ним не говорила, тетя Офелия.

– Прошу тебя, не расстраивай Фанни. Ей и так не по себе, – вмешался Эдвард.

Однако возмущение Офелии требовало выхода. К счастью для Фанни, болтливая тетушка не нуждалась в собеседниках для поддержания разговора. Ее нескончаемая трескотня не помешала Фанни с головой погрузиться в свои мысли, и, выныривая на поверхность, Фанни невольно задавалась вопросом, что расстраивает ее больше: глупая болтовня Офелии или с новой силой нахлынувшие воспоминания о том вечере, когда должно было состояться оглашение их с Рейфелом Льюисом помолвки.

Она тогда получила от Рейфела записку, в которой он просил ее срочно зайти в кабинет отца. Фанни вошла в кабинет и увидела его за стеклом. Рейф стоял на балконе спиной к ней. В приподнятом настроении, в новом вечернем платье – она впервые в жизни надела наряд с глубоким декольте, как у настоящей леди, она шагнула к нему на балкон. И тогда он обернулся и посмотрел на нее. Никогда в жизни не забыть ей того взгляда.

Рейфел смотрел на нее так, словно стал свидетелем чуда. Глаза его расширились от изумления и восторга. Он мог бы смотреть так на лесную нимфу или наяду. Никогда ни один мужчина так на нее не смотрел. Взгляд его, обжигая кожу, скользнул по ее губам и опустился ниже, в глубь отчаянно смелого декольте.

– Видит Бог, ты потрясающе красива.

Фанни зарделась, принимая комплимент, но, так уж вышло, не растерялась:

– Видишь, что случается с теми, кто учится с чрезмерным усердием. Удивительно, как ты вообще меня узнал. Если бы ты нашел время хоть раз заехать к нам…

– Но я приезжал домой. – Глаза его таинственно мерцали в темноте. – А ты, как мне помнится, проводила лето то ли в Риме, то ли во Флоренции.

– А вот мне помнится, что ты намеревался поехать с нами, но отчего-то передумал. Ты и представить не можешь, каково мне было во Флоренции в компании тети Офелии и кузины Клер.

– В горе спутников иметь – утешенье страдальца, – произнес на латыни Рейфел и, одним махом допив бренди, опустил пустой бокал на перила балюстрады. – Не сомневаюсь, что ты прекрасно провела время и без меня. Представь на минуту, что я был бы рядом… среди изобилия всех этих чудесных фресок с полуобнаженными прелестницами, среди гигантских нагих статуй, да к тому же в компании впечатлительной юной красавицы… – Глаза его блеснули, вызвав ответный прилив жара к щекам. – Ах, ты могла бы даже воспользоваться моей слабостью.

Ее ошибка состояла в том, что, вместо того чтобы посмеяться над его скабрезной шуткой, она сказала то, что подумала:

– Не знаю, получилось бы у меня или нет, но я бы приложила к этому все старания, сэр.

Рейф шагнул к ней и стиснул в объятиях.

– Как насчет поцелуя, красавица?

Фанни дерзко прижалась губами к его губам. Ей не забыть жар того поцелуя. Рейф был напорист и смел. Она помнила, как прижималась к нему всем телом, когда он шептал у самых ее губ:

– Я бы отдался тебе после первой же прогулки по галерее Уффици. – Он провел пальцем по ее губам, принуждая их раскрыться.

– Наскоро, между Боттичелли и Рафаэлем? – Она помнила, как сплетались, словно в танце, их языки, как кружилась от восторга голова.

Рейфел покрывал поцелуями ее щеку, ее висок.

– Я бы отвез тебя в пансион и не выпускал бы до самого вечера. – Он опалил дыханием нежную кожу за ухом. – Из своей постели. – Фанни почувствовала, что дрожит всем телом и ничего не может с этим поделать. Он усмехнулся и провел языком от мочки уха вниз, к ключице.

Рейф прикасался к ней там, где не должен был прикасаться. Фанни не остановила его и тогда, когда рука его скользнула в вырез декольте. Она вдохнула так глубоко, что лиф соскользнул с груди. Или это он его приспустил? Он бесстыдно мял ее грудь, и она не сопротивлялась, потому что внезапно силы покинули ее. Колени подгибались, отказываясь удерживать тело.

– Фанни, еще немного, и я не смогу остановиться. – Голос его был хриплым от желания. – Я совершил ужасную ошибку, не поехав с тобой в Италию. Что бы ни случилось после сегодняшней ночи… – Рейф приподнял ее грудь, что держал на ладони, и опустил на нее взгляд. Она чувствовала себя полуобнаженной Сабинянкой, запечатленной в мраморе Джованни да Болонья. Ее бросало то в жар, то в холод. Она помнила, как ее тело пронзило желанием, когда он прикоснулся к соску языком. Она даже не смогла сдержать стон… Стыд и срам!

Даже сейчас щеки ее вспыхнули от стыда при воспоминании о том, как вдруг негромко скрипнула, открываясь, дверь, и как потом она тихо закрылась. После из кабинета донеслось сдавленное хихиканье, а затем и сдержанное покашливание, словно кто-то прочищал горло. Рейф оторвался от ее груди, поднял голову и, встретившись с ней глазами, посмотрел в сторону двери. Фанни тогда тоже повернула голову и сквозь стекло встретила осуждающий взгляд отца, рядом с которым стояла его тогдашняя пассия…

«Довольно, – приказала себе Фанни. – Пора возвращаться из прошлого». Воспоминания разволновали ее, и даже мерное покачивание кареты не могло успокоить бушевавших в ней страстей. Что она себе позволяет? Не прошло и часа, как предали земле тело ее отца, а она… Нашла о чем думать в день похорон!

Офелия, между тем, вошла в раж:

– Какое бесстыдство! Это же надо набраться наглости, чтобы явиться сюда, да еще и в такой день! Представляю, как ужасно ты себя чувствуешь. Бедняжка! – пронзительно причитала она.

У Фанни лопнуло терпение. Она даже не пыталась скрыть раздражение:

– Тетя Офелия, вам не хватит никакого воображения, чтобы представить, в каком состоянии я сейчас нахожусь.

Офелия сделала вид, что ее душат слезы, и принялась промокать платочком блеклые глаза. Фанни давно привыкла к подобным приемам и на провокацию не поддалась.

– О, Фрэнсин, – прошепелявила тетя. – Эдвард прав. Я тебя расстроила. Теперь ты на меня сердишься.

Фанни, самодовольно ухмыльнувшись, покрутилась на сиденье, устраиваясь удобнее.

– Не то чтобы я на тебя разозлилась, но, если ты будешь продолжать в том же духе, я действительно рассержусь.

Офелия неодобрительно поджала губы.

– Будь он хоть трижды граф Сент-Олдуин, на похоронах твоего отца ему делать нечего.

– На отпевании в церкви его не было. По крайней мере я его там не видела, – с усталым вздохом сказала Фанни. Чтобы не встречаться глазами с родственниками, Фанни предпочла смотреть в окно, делая вид, будто любуется панорамой города с моста над озером. В карете стало невыносимо душно. Фанни раскрыла веер, но, вспомнив о траурной вуали, с раздражением захлопнула веер. По ее телу заструился пот.

Оставалось лишь одно – распахнуть окно и глотнуть свежего воздуха. Пусть ветер и не приносил прохлады, он обдувал лицо, и Фанни радовалась и этому. Еще вчера все жаловались на холод, с нетерпением ожидая настоящего летнего тепла, и вот сегодня днем погода переменилась. А вот она, по крайней мере, радости по этому поводу не испытывала. Лучше уж мерзнуть, чем задыхаться от зноя.

– Мне даже хочется, чтобы он явился на поминки. С каким удовольствием мы укажем ему на дверь, – злобно прошипела Офелия.

Фанни едва не подскочила на сиденье.

– Мы этого не сделаем.

Офелия изумленно расширила глаза.

– Не сделаем?

Глядя в растерянное лицо тети, Фанни раздумывала, какой из многочисленных сценариев отмщения ей следует претворить в жизнь. За пять лет она успела продумать в мельчайших деталях столько разных сюжетов, что хватило бы на толстый том.

– Думаю, настало время поквитаться с досточтимым Рейфелом Льюисом, графом Сент-Олдуин. – Она усмехнулась одними губами. – Я заставлю его исповедать свои грехи, но, будь спокойна, Офелия, отпущения их он не дождется.

– Похоже, из всех присутствующих, если, конечно, среди них не окажется случайно забредшего сюда чужака, ты одна не участвуешь в заговоре молчания, – сказал Рейфел, подмигнув тетушке Вертилайн.

– И почему только, – усердно обмахиваясь веером, протянула тетя, – несмотря на все твои грехи, я продолжаю тебя любить?

– Действительно, почему? – наклонившись к тете, шепотом спросил Рейфел. Он сразу заметил в дальнем углу комнаты прелестную Фрэнсин Грейвил-Ньюджент. Она потрясающе смотрелась в черном платье. Элегантная, утонченная. Настоящая светская львица. И эти ее каштановые вьющиеся волосы, блестящие, густые, забранные в высокий узел. С каким бы удовольствием он распустил бы их, освобождая прядь за прядью, по одной вытаскивая шпильки из ее прически. И эти пухлые губки. Как она расцвела за эти годы! Или он забыл, как она красива?

– Хочешь знать правду? Я терплю тебя лишь за то, что ты умеешь меня рассмешить, – с простодушной ухмылкой призналась Вертилайн.

Вдохновленный примером тетушки, Рейф отважился и себе кое в чем признаться. Нет, он не забыл, как хороша Фанни. Он вообще не забывал о ней все эти годы, а лишь старался о ней не вспоминать, чтобы не причинять себе боль.

– Ну, тогда, чтобы тебя не разочаровать, я буду изо всех сил стараться ломать комедию.

– Кстати, твоя мать тебя заметила, – сообщила Вертилайн, кивком головы указав Рейфу, куда смотреть.

Вдовствующая графиня Сент-Олдуин стояла возле парадной лестницы в компании брата Рейфа Реджинальда, графа Сент-Олдуин, и своей невестки, миниатюрной Бесс, едва доходившей Реджинальду до плеча. Бесс, наблюдая за деверем из-за широкого плеча мужа, взглядами давала Рейфу понять, что готова исполнить роль миротворицы.

Рейф сдержанно кивнул, встретив полный ледяного презрения материнский взгляд. С Бесс он тоже поздоровался кивком, но сопроводил его приветливой улыбкой.

– Похоже, моя невестка решила нарушить бойкот. По крайней мере переводчиком я обеспечен. – Бесс, боязливо улыбнувшись, принялась яростно обмахивать красным веером пунцовые щеки.

Лакей, обносивший пуншем пришедших почтить память покойного, приблизился к стоявшему особняком Рейфу и его тетушке.

– Надеюсь, рома не пожалели, – выразила надежду Вертилайн, пробуя напиток. Рейф медленно направился к родственникам. – Взбодрись, ты все-таки не на эшафот идешь, – напутствовала его тетя.

Даже если горстка снобов, считавшаяся его семьей, и была готова простить Рейфу прегрешения пятилетней давности, то сегодняшний его проступок ему вряд ли простят. Какой моветон – явиться незваным на похороны отца им же брошенной невесты! Рейф не удивился бы, если бы его мать прилюдно отказалась с ним общаться.

– Здравствуй, мама. Жаль, что встретиться нам довелось при столь печальных обстоятельствах. – Он пристально смотрел на мать, пытаясь предугадать ее реакцию. У вдовствующей графини едва заметно дернулось веко, после чего она быстро отвела глаза. Она оставалась все такой же статной красивой женщиной. Время пощадило ее, хотя и прибавило седины в волосах. – Впрочем, наши встречи никогда не были особенно радостными, ты не находишь?

После некоторой заминки, Реджинальд обратился к матери:

– Рейф поздоровался. Обстоятельства не слишком благоприятствуют…

– За что мне это все? – Леди Сент-Олдуин, казалось, была на грани обморока. – Завтра о нем снова заговорит весь город. А Фанни каково? – Рейф вдруг испугался, что гнев и в самом деле задушит ее. И шагнул вперед.

– Мама.

Рейф приподнял бровь, давая понять брату, который, очевидно, считал в уме до ста в попытке успокоиться, что рассчитывает на его посредничество.

– Ах да. Мама говорила что-то о неудачно выбранном времени для визита. Так? – Реджинальд беспомощно огляделся.

Бесс на мгновение прекратила хлопать ресницами – ровно настолько, чтобы успеть подмигнуть Рейфу. Погладив мужа по предплечью, она ласково предложила:

– Позволь мне, Регги, милый?

Рейф сделал глубокий вдох и медленный выдох. Нельзя сказать, чтобы он полностью одобрял выбор брата – Бесс обожала интриги и никогда не упускала возможности с ним пофлиртовать. Временами бывала даже навязчивой.

– Вы очень любезны, Бесс, – сказал Рейф и вежливо поклонился, принимая предложенную помощь.

Необходимость «переводить» каждую реплику за Рейфом и графиней никому в семье не казалась тягостной, поскольку все давно привыкли к тому, что по-другому нельзя. Все, кроме Рейфа. Из желания досадить воротившим от него нос родственникам Рейф задавал такие вопросы, какие требовали долгих развернутых ответов, принуждая всех присутствующих выслушивать все сказанное дважды.

– Пожалуйста, напомните моей драгоценной матушке, что мне удалось выбраться домой в отпуск, по крайней мере…

Бесс предупредительно подняла палец.

Рейф прочистил горло перед тем, как продолжить:

– … впервые за прошедшие пять лет на несколько дней… – Можно ли все это с полным основанием назвать «разговором»?

Мать стояла с каменным лицом и упорно смотрела в сторону.

– Планирует ли он задержаться в городе после поминок? Должна ли я распорядиться, чтобы ему приготовили комнату?

– Вообще-то я здесь по заданию Скотленд-Ярда.

У вдовствующей графини глаза поползли на лоб.

У Бесс отвисла челюсть.

Реджинальд хмыкнул.

Рейф ухмыльнулся.

– Боюсь, что не уполномочен раскрывать детали операции, – сообщил он, обведя взглядом сплоченную семейную группу, – и потому советую не задавать вопросы, на которые я все равно не отвечу. – Рейф поискал глазами Фанни и не нашел ее в комнате. Где же она? Может, в зимнем саду, где сегодня накрыли фуршет? Столы ломились от закусок. В животе у Рейфа заурчало от голода. А, вот и она. Стоит у стола возле сосуда с пуншем, а рядом с ней мужчина, которого Рейф узнал сразу. И по спине у него пробежал холодок недоброго предчувствия. Обходительный джентльмен наливал пунцовый напиток единственной наследнице покойного Эмброуза Грейвил-Ньюджента.

– Прошу прощения, – пробормотал Рейф, – но я вынужден вас покинуть.

Затерявшись среди жаждущих полакомиться гостей, Рейф незаметно приблизился к той самой лакомой штучке, что его особенно заинтересовала. Теперь его и Фанни разделял лишь уставленный изысканными десертами стол. Взгляды их встретились. Рейф отправил в рот засахаренную вишню, украшавшую кремовое пирожное, вкусив заодно и сладость ее удивления.

В этот миг он увидел ту Фанни, которую знал в детстве, и вдруг поймал себя на том, что ему трудно дышать. Фанни, между тем, смешалась с толпой проголодавшихся скорбящих и скрылась из виду.

За последние несколько лет охлаждение в отношениях с людьми, некогда составлявшими его ближайшее окружение, достигло критической точки. Рейф физически ощущал отчужденность всех, кроме Вертилайн. Впрочем, за прошедшие годы Рейф не сделал ничего, чтобы как-то навести мосты. Напротив, он, казалось, все эти пять лет упорно стремился к тому, чтобы доказать своим родным: на нем давно пора поставить крест. И что, если подумать, он оказал Фанни Грейвил-Ньюджент поистине неоценимую услугу, избавив ее от горькой участи своей жены. Впрочем, кое-кто из родни готов был снисходительно простить отщепенца. В конце концов, ни одно уважающее себя благородное семейство не может обойтись без скандала для поддержания репутации. И в этом качестве – устроителя скандала – Рейф оказался незаменим.

Однако скандал пятилетней давности не являлся самым большим его прегрешением. Чего ему действительно не могли простить, так это небрежения к титулу Сент-Олдуин. Теперь он был всего лишь детективом Рейфелом Льюисом – этот титул по наследству не передашь.

Работа у Рейфа была опасная, но она его устраивала. Работа отнимала все его время и все его силы, и благодаря этому последние пять лет пролетели быстро. А о той жизни, от которой он отрекся, уехав из Эдинбурга, детектив Льюис почти не вспоминал. К тому же в Лондоне всегда есть чем отвлечься от ненужных мыслей.

– А вы решительный человек, Сент-Олдуин. Не всякий на вашем месте отважился бы явиться сюда в такой день.

– Вы правы, – согласился Рейф, повернувшись лицом к заговорившему с ним угрюмому типу. – Скажу больше: так мог поступить только отъявленный негодяй. – Рейф узнал в своем собеседнике того самого заботливого джентльмена, что обхаживал Фанни в буфетной. Его звали Найджел Эндрю Ирвин. Они вместе учились в университете, и одно время Найджел искал с Рейфом дружбы. – Найджел, я мог бы сказать, что рад встрече, но тогда бы я бессовестно солгал. Впрочем, – со скучающей ухмылкой продолжил Рейф, – как показывает история наших с тобой отношений, лгать – это по твоей части.

Найджел смотрел на Рейфа со смесью презрения и любопытства.

– А знаешь, – протянул он, – самое разумное решение в своей жизни Фанни приняла, когда расторгла с тобой помолвку.

– А ты все продолжаешь ждать и надеяться, Найджел? Пять лет безответной любви?

– Да, я терпелив, а значит, умею владеть собой. Но тебе этого не понять. Ты никогда не умел контролировать свои инстинкты.

Рейф живо представил себе возможное развитие событий, включающее разбитый нос Найджела и прочие телесные повреждения, но быстро взял себя в руки. Он не даст себя спровоцировать из-за неприятного инцидента, случившегося давным-давно. Хотя назвать произошедшее «неприятным инцидентом» было бы слишком мягко. Ему пришлось пройти через многие испытания, познать ложь, обман и предательство, и, когда он понял, во что влип, спасаться бегством было уже поздно.

– Тебе не терпится вызвать меня на дуэль, Найджел? Я к вашим услугам, сэр, – с холодной надменностью сообщил Рейф своему чванливому визави. Ирвин всегда нравился женщинам, хотя с годами несколько располнел. Рейф легко мог представить себе Найджела через пару-тройку лет с солидным брюшком и двойным подбородком.

Найджел молчал, и Рейф решил сменить тактику.

– Поскольку ты, похоже, находишься с Фанни в более дружеских отношениях, нежели я, – с любезной непринужденностью начал Рейф, – то не мог бы оказать мне услугу? Видишь ли, мне очень надо поговорить с ней один на один.

– Фанни – женщина с тонкой душевной организацией и очень ранима…

– Ах, да ты, оказывается, совсем ее не знаешь, – разочарованно протянул Рейф. Найджел, этот надутый болван, его бесил, но прикидываться равнодушным, говоря о Фанни, Рейфу оказалось труднее, чем он ожидал. Он помнил Фанни непоседливой девчонкой, закадычной подружкой детства. Однако с той сногсшибательной красавицей, в которую она превратилась, он бы хотел играть в совсем другие игры.

Найджел выпятил грудь.

– Фанни не расположена к общению с тобой. Похороны отца и твое появление здесь, которое никак нельзя назвать уместным, переутомили ее. Ей нужен покой. – Найджел распалялся все пуще. – Твоя просьба не просто невыполнима, я нахожу ее возмутительной. Ты вынуждаешь меня просить тебя…

– Сообщение для достопочтенного Рейфела Льюиса Сент-Олдуина, – с поклоном провозгласил слуга, протянув Рейфу записку на серебряном подносе.

Рейф взял записку и быстро пробежал ее глазами.

«Встретимся в кабинете моего отца. Надеюсь, ты не забыл туда дорогу».

Рейф улыбнулся. Похоже, его желание не так уж неисполнимо.