Читать книгу Фурии Кальдерона - Джим Батчер - Страница 6

Амара очнулась. Оказалось, что она закопана в землю до самых подмышек. Рыхлая земля толстым слоем покрывала ее руки и волосы. Лицо показалось ей непривычно тяжелым, и пару мгновений спустя до нее дошло, что вся голова ее старательно вымазана грязью.

Не обращая внимания на пульсирующую боль в затылке, она попыталась собраться с мыслями, сложить воедино отрывочные воспоминания и ощущения, пока не вспомнила вдруг с пугающей ясностью, где она и что с ней произошло.

Сердце забилось в груди как обезумевшее, а конечности похолодели от страха.

Она открыла глаза, и в них тут же попала земля, так что ей пришлось заморгать. Слезы помогли смыть грязь. Через несколько мгновений она смогла видеть.

Она находилась в палатке. В командирском шатре, догадалась она. Свет пробивался в него сквозь неплотно прикрытый входной полог, но его было немного, так что внутри палатки царил полумрак.

– Что, очнулась? – прохрипел голос за ее спиной.

Она повернула голову, пытаясь взглянуть назад. Только краем глаза она смогла разглядеть Фиделиаса – разумеется, это был он. Он висел внутри железной клетки, подвешенный кожаными ремнями за плечи и руки так, чтобы ноги его не касались пола. Лицо его украсил огромный синяк, на разбитой губе запеклась кровь.

– Вы в порядке? – прошептала Амара.

– Ничего. Если не считать того, что я попал в плен, избит и ожидаю допроса с пристрастием. Это тебе стоит тревожиться.

Амара сглотнула слюну:

– Это еще почему?

– Мне кажется, это можно расценить как провал выпускного экзамена.

Амара почувствовала, как губы ее, несмотря на обстоятельства, кривятся в ухмылке.

– Нам надо бежать.

Фиделиас тоже сделал попытку улыбнуться. От усилия разбитая губа снова начала кровоточить.

– Мысль неплохая… только боюсь, шанса воплотить ее тебе не дадут. Эти люди свое дело знают.

Амара попробовала пошевелиться, но из земли вырваться не смогла. Все, что ей удалось, – это высвободить руки, но все равно они остались сплошь покрытыми грязью.

– Циррус, – прошептала она, пытаясь мысленно связаться со своей фурией. – Перистый Циррус, выдерни меня.

Ничего не произошло.

Она попыталась еще раз. И еще. Ее фурия не отозвалась.

– Грязь, – выдохнула она и закрыла глаза. – Земля противостоит воздуху. Циррус меня не слышит.

– Верно, – подтвердил Фиделиас. – Меня Этан или Вамма тоже не слышат.

Он потянулся пальцами ступней к полу, но так до него и не достал. От досады он пнул ногой железные прутья клетки.

– Значит, нам нужно придумать, как выбраться.

Фиделиас закрыл глаза и медленно вздохнул:

– Мы проиграли, Амара. Мат.

Слова эти били по ней тяжелыми молотами. Холодные. Тяжелые. Простые. Она сглотнула, почувствовала, как глаза ее наполняются слезами, и сразу же разозлилась на себя, сморгнув их. Нет. Она курсор. Если ей и суждено умереть, она не доставит врагам Короны удовольствия любоваться ее слезами. На мгновение ей вспомнился ее дом, маленькая квартирка в столице, ее семья, которая жила не так и далеко – в Парсии, на побережье. Ей снова пришлось сдержать слезы.

Она перебирала свои воспоминания, одно за другим, и задвигала их в самый темный, дальний уголок своего разума. Ее мечты. Ее надежды на будущее. Друзья, которых она завела в Академии. Потом она заперла все это покрепче и открыла глаза – сухие, без единой слезинки.

– Что им нужно? – спросила она у Фиделиаса.

Ее наставник покачал головой:

– Не знаю точно. С их стороны это не самый умный ход. Даже при всех этих предосторожностях стоит хоть чему-то пойти не так, и курсор может улизнуть и не даваться им до тех пор, пока жив.

Клапан палатки откинулся, и вошла Одиана. Подол ее юбки поднял с пола облачко пыли, ярко вспыхнувшей в солнечном свете.

– Ну что ж, – сказала она. – Вот мы это сейчас и исправим.

Следом за ней вошел Олдрик, заслонив на мгновение свет; за ним – пара легионеров. Олдрик махнул рукой в сторону клетки, и те подошли к ней, продели в кольца у ее основания свои копья и оторвали ее от земли.

Фиделиас пристально, исподлобья посмотрел на Олдрика, облизнул пересохшие губы и оглянулся на Амару.

– Не упорствуй в своей гордыне, девочка, – сказал он, когда солдаты понесли его к выходу. – Ты не проиграла до тех пор, пока жива.

И его вынесли.

– Куда вы его тащите? – спросила Амара, переводя взгляд с Олдрика на Одиану и обратно и прикладывая все усилия к тому, чтобы голос ее не дрожал.

Олдрик вытащил меч из ножен.

– Старик нам больше не нужен, – бросил он и вышел из палатки.

Мгновение спустя снаружи послышался звук, словно нож воткнули в спелый арбуз. Амара услышала, как Фиделиас негромко охнул на выдохе, словно пытался удержать крик, но не смог. Потом что-то стукнуло о прутья клетки.

– Заройте это, – приказал Олдрик и, так и держа меч в руке, вернулся в палатку.

На клинке алела кровь.

Амара не могла отвести взгляда от меча, от крови своего наставника. Все это как-то не укладывалось у нее в сознании. Она просто не могла поверить в факт смерти Фиделиаса. Все должно было быть совсем по-другому. Их план должен был защитить их обоих. Он должен был помочь им проникнуть в лагерь, а потом благополучно из него выбраться. Всего этого не должно было случиться. В Академии так никогда не бывало.

На этот раз ей не удалось удержать слез, задвинуть лицо Фиделиаса в тот темный чулан ее сознания, где уже находилось все, что было ей дорого. Наоборот, все это вырвалось обратно, на волю, а вместе с этим хлынули и слезы. Амара больше не чувствовала себя ни умной, ни опасной для врагов, ни хорошо подготовленной. Она была окоченевшей. И грязной. И усталой. И совсем, совсем одинокой.

Одиана неодобрительно хмыкнула что-то и поспешила к Амаре. Она опустилась рядом с ней на колени, держа в руке сухой платок, которым она вытерла с ее лица слезы. Пальцы ее были мягкими, нежными.

– Так ты грязь смываешь, милочка, – мягко произнесла она.

И все с той же улыбкой, глядя ей в лицо, втерла в ее глаза пригоршню свежей земли.

Амара вскрикнула и, вскинув руку, попыталась отбиться, но справиться с водяной ведьмой не смогла. Она вытерла горящие глаза перепачканными грязью руками, но толку от этого было мало. Страх и горечь обернулись приступом ярости, и она начала кричать. Она обрушила на своих мучителей все оскорбления, какие пришли ей в голову, все проклятия, какие слышала за свою жизнь. Она выла волчицей, она всхлипывала, и смешанные с землей слезы жгли ей глаза. Она колотила руками по земле и билась, пытаясь вырваться.

А в ответ ничего, тишина.

Злость Амары сошла на нет, забрав с собой и остаток сил. Она содрогалась от рыданий, которые силилась сдержать, скрыть от них. Это ей не удалось. Лицо ее пылало от стыда, и она вся дрожала от холода и страха.

Она снова начала моргать и постепенно вновь обрела способность видеть – только для того, чтобы разглядеть Одиану, стоявшую над ней. Совсем близко, но рукой не достать. Одиана улыбалась, ее темные глаза блестели. Она сделала шаг и изящной босой ножкой запустила новую порцию земли в глаза Амары. Амара успела отвернуться и зажмуриться, потом упрямо посмотрела той в глаза. Одиана злобно зашипела и отвела ногу для нового удара, но ее опередил оклик Олдрика.

– Довольно, милая.

Водяная ведьма бросила на Амару кровожадный взгляд и отошла от нее, встав за спиной сидевшего на стуле Олдрика и положив руки ему на плечи. Воин сидел, держа меч на коленях. Он вытер клинок тряпкой и бросил ее на землю. Тряпка была красной от крови.

– Объясню все как можно проще, – произнес Олдрик. – Я буду задавать тебе вопросы. Ответь на них правдиво – и я сохраню тебе жизнь. Солги мне или откажись отвечать – и с тобой случится то же, что со стариком. – Он перевел взгляд с меча на Амару, лицо его было совершенно бесстрастным. – Тебе ясно?

Амара сглотнула, потом кивнула.

– Хорошо. Ты совсем недавно была во дворце. То, как ты показала себя при пожаре прошлой зимой, на Первого консула произвело такое впечатление, что он попросил тебя навестить его. Тебя проводили в его личные покои, и ты разговаривала с ним там. Это правда?

Она снова кивнула.

– Сколько часовых охраняют его покои?

Амара потрясенно уставилась на него:

– Что?

Олдрик долго и молча смотрел на нее.

– Сколько часовых охраняют его покои?

Амара прерывисто вздохнула:

– Я не могу сказать вам этого. Вы сами знаете, что не могу.

Пальцы Одианы сильнее сжали плечи Олдрика.

– Она врет, любовь моя. Она просто не хочет говорить тебе этого.

Амара облизнула губы и сплюнула грязь на пол. Имелась только одна причина спрашивать про оборону внутренних покоев дворца. Кто-то хотел ударить лично по Первому консулу. Кто-то хотел смерти Гая.

Она сглотнула и опустила голову. Ей необходимо было каким-то образом обмануть их. Потянуть время. Время позволит ей найти путь к побегу – а если нет, то хотя бы убить себя прежде, чем они выбьют из нее информацию.

При мысли об этом ей стало не по себе. Хватит ли у нее духу на такое? Раньше ей всегда казалось, что хватит. Раньше – до того, как она попала в плен. До того, как она услышала, как умер Фиделиас.

«Не упорствуй в гордыне, девочка». Последние слова Фиделиаса всплыли в ее памяти, и она почувствовала себя еще слабее. Уж не намекал ли он ей на то, чтобы она пошла на сотрудничество с ними? Может, он считает, что Первый консул и так обречен?

А она сама? Пойти ли ей с ними? Или отвергнуть предложение? Отбросить ли ей все, чему ее учили, во что она верила, – ради спасения жизни? Она даже обмануть их толком не могла – во всяком случае, в присутствии Одианы. Водяная ведьма, чтоб ей, запросто распознавала, лжет она или нет.

Все пропало. Она привела Фиделиаса на верную смерть. Она поставила его жизнь на карту и проиграла. И свою жизнь тоже. Может, ей удастся хоть самой спастись, связав свою судьбу с теми, кто взял ее в плен?

Гнев снова охватил ее. Как только посмела она думать о таком? И вообще, как он посмел умирать? Почему не увидел, что сейчас случится, не предупредил ее…

Амара резко подняла голову и несколько раз моргнула, чтобы думать яснее. Весь гнев ее сразу испарился. Нет, правда: почему Фиделиас не предупредил ее? Ловушка была расставлена слишком старательно. Их взяли тепленькими – подозрительно чисто. Из чего следовало…

Из чего следовало: Олдрик с Одианой знали, что они появятся. А из этого, в свою очередь…

Она посмотрела на них, сглотнула еще раз и, насколько могла, задрала подбородок вверх.

– Я вам не скажу, – произнесла она спокойно, – я вам больше ничего не скажу.

– Ты умрешь. – Олдрик поднялся с места.

– Умру, – согласилась Амара. – А ты со своей водяной ведьмой можешь ступать к вóронам. – Она сделала глубокий вдох и повысила голос. – И ты, Фиделиас, тоже!

Мгновение она испытывала неподдельное наслаждение при виде удивления в глазах Олдрика. Одиана даже ахнула от неожиданности. Амара повернулась к двери и прищурилась; лицо ее застыло суровой маской.

В дверях возник Фиделиас. Одежда его так и оставалась измятой, но «синяк» с лица он уже смыл, а к кровоточащей губе прикладывал чистую тряпицу.

– Я вижу, ты все поняла, – буркнул он.

– Ну и как, экзамен зачтется, патрицерус? – поинтересовалась Амара.

– Балл, так уж и быть, накину. – Фиделиас внимательно посмотрел на нее, и губы его скривились в невеселой ухмылке. – Тебе придется рассказать нам все, что тебе известно о дворце, Амара. Это может быть неприятно и даже омерзительно, но ты расскажешь. Я же сказал: это мат. Не усложняй свое положение.

– Предатель, – бросила ему Амара.

Фиделиас дернулся как от удара. Брови его угрожающе сдвинулись.

Одиана переводила взгляд с него на Олдрика и обратно.

– Может, принести раскаленное железо? – услужливым тоном предложила она.

– Мне кажется, – повернулся к ним Фиделиас, – пока рано. – Он пристально посмотрел на Олдрика. – Дайте мне несколько минут поговорить с ней с глазу на глаз. Может, мне удастся убедить ее внять здравому смыслу.

Олдрик встретился с ним взглядом и пожал плечами.

– Отлично, – сказал он. – А ты что скажешь, дорогая?

Одиана вышла из-за спинки его стула, буравя Фиделиаса взглядом.

– Ты хочешь помочь ей или же помешать нам выяснить то, что мы хотим знать?

Уголок рта Фиделиаса дернулся.

– Да. Нет. Небо зеленое. Мне семнадцать лет. Мое настоящее имя Гундрид. – Глаза у женщины изумленно расширились, и Фиделиас склонил голову набок. – Ты ведь не можешь определить, лгу я или нет, а, «дорогая»? Я не сопливый мальчишка. Я обманывал мастеров посильнее тебя тогда, когда тебя и на свете еще не было. – Взгляд его скользнул с Одианы на Олдрика. – Это ведь в моих интересах – сделать так, чтобы она заговорила. Готов поставить овцу… да что там, гарганта.

Мечник улыбнулся, оскалив белые зубы:

– А слово чести не собираешься дать?

Курсор скривил губу:

– А если бы и дал?

– Я бы убил тебя, сделай ты это, – сказал Олдрик. – Четверть часа. Не больше.

Он встал, взял Одиану за руку и вывел ее из палатки. Выходя, водяная ведьма испепелила Фиделиаса с Амарой свирепым взглядом, но промолчала.

Фиделиас дождался, пока они выйдут, потом повернулся к Амаре и некоторое время молча смотрел на нее.

– Почему? – спросила она его. – Патрицерус, зачем вы делаете это?

Он смотрел на нее все с тем же выражением лица.

– Я служил курсором сорок лет. У меня нет жены. Нет семьи. Нет дома. Я отдал жизнь защите Короны. Передавал ее послания. Выведывал секреты ее врагов. – Он покачал головой. – И я вижу, как все рушится. Последние пятнадцать лет двор Гая умирает. Это известно всем. Все, что я делал, только оттягивало неизбежное.

– Он ведь хороший Первый консул. Он справедлив. И добр так, как только можно пожелать.

– Речь не о том, что справедливо, а что нет, девочка. Речь идет о реальности. А она такова, что доброта и справедливость Гая нажили ему много могущественных врагов. Южные консулы недовольны налогами, которыми он обложил их, дабы содержать Защитную стену и сторожевой легион.

– Но они всегда были недовольны, – возразила Амара. – Это не меняет того факта, что налоги необходимы. Стена ведь и их защищает. Если с севера придут ледовики, они погибнут вместе с остальными.

– Они это видят по-другому, – сказал Фиделиас. – И они хотят что-то с этим сделать. Двор Гая ослаб. У него нет наследника. Он не назвал того, кто придет ему на смену. Поэтому они и выступили.

Амара сплюнула на землю:

– Аттика. Кто же еще?

– Тебе не обязательно это знать. – Фиделиас пригнулся к ней. – Ты вот о чем подумай-ка, Амара. Все пришло в движение со времени убийства наследника. Династия Гая умерла вместе с Септимусом. Семья Первого консула никогда не отличалась плодовитостью – а смерть единственного ребенка была воспринята многими как знак. Время Гая прошло.

– Из этого не следует, что это справедливо.

– Выкинь это из головы, детка, – рявкнул Фиделиас, перекосившись от ярости, и сплюнул на землю. – Сколько крови я пролил, служа Короне. Скольких людей убил. Это что, справедливо? Разве их смерть можно оправдать в зависимости от того, служу я тому Первому консулу или этому? Я убивал. Я и похуже вещи делал во имя защиты Короны. Гай скоро падет. Теперь уже ничто не может остановить этого.

– Поэтому вы перевоплотились… Кстати, в кого, Фиделиас? В мерзкого слайва, который добивает ядом раненого быка? В ворона, который выклевывает глаза беспомощному, но еще живому человеку?

Он посмотрел на нее и улыбнулся; в улыбке его не было ни радости, ни досады.

– Легко делить мир на добро и зло, когда ты молод. Я мог бы продолжать служить Короне. Возможно, я оттянул бы неизбежное еще на некоторое время. И сколько бы еще людей погибло? Сколько бы их страдало? И это не изменило бы ничего – только срок. На мое место пришли бы дети вроде тебя – им и пришлось бы принимать те решения, которые я принимаю сейчас.

– Что ж, – выкрикнула Амара звенящим от презрения голосом, – спасибо, что вы меня защищаете!

Взгляд Фиделиаса на мгновение стал очень жестким.

– Не усложняй свое положение, Амара. Скажи нам то, что мы хотим знать.

– Убирайтесь к вóронам.

– Я ломал мужчин и женщин посильнее тебя, – сказал Фиделиас без злости. – Не думай, что, раз ты моя ученица, я не сделаю этого с тобой. – Он опустился на колени, чтобы заглянуть ей в глаза. – Амара. Я тот же самый человек, какого ты знала. Мы многое пережили вместе. Прошу тебя. – Его ладонь накрыла ее измазанную грязью руку. Она не стала выдергивать ее. – Подумай об этом. Ты могла бы присоединиться к нам. Мы могли бы помочь Алере снова сделаться мирной и процветающей.

Она твердо встретила его взгляд.

– Именно этим я и занимаюсь, патрицерус, – очень тихо произнесла она. – Я думала, вы тоже.

Его глаза были холодны как лед. Он встал.

Амара подалась вперед, хватаясь за его ботинок.

– Фиделиас, – умоляюще сказала она. – Ну пожалуйста. Еще не поздно. Мы можем бежать прямо сейчас. Оповестить Корону об этой угрозе и покончить с ней. Вам не нужно отказываться – от Гая, во всяком случае. И… – Она осеклась и всхлипнула. – И от меня.

Последовала мучительная пауза.

– Что ж, – вздохнул наконец Фиделиас. – Значит, каленое железо. Жаль, что ты не одумалась.

Он повернулся, выдернул ногу из ее рук и вышел из палатки.

Мгновение Амара смотрела ему вслед, потом опустила взгляд вниз – на нож, который Фиделиас всегда носил в своем башмаке, полагая, что она не знает об этом. Она снова подняла глаза и, стоило пологу опуститься за Фиделиасом, принялась лихорадочно тыкать лезвием в удерживавшую ее землю. Снаружи доносились голоса, слишком тихие, чтобы разобрать слова, а она копала изо всех сил.

Комки земли летели во все стороны. Она рыхлила утрамбованную землю ножом, потом выкидывала ее руками, стараясь производить при этом как можно меньше шума, хотя дыхание ее невольно становилось все громче.

Наконец она смогла пошевелиться – совсем чуть-чуть, чтобы выбросить вперед немного рыхлой земли. Она вытянула руку, вонзила нож по рукоять в землю и подтянулась к нему изо всех сил. Она билась, извивалась и наконец выдернула ноги из ямы. В ушах звенело от притока крови и возбуждения.

– Олдрик! – крикнула водяная ведьма снаружи. – Девка!

Амара, пошатнувшись, встала на ноги и принялась лихорадочно оглядываться. Она рванулась к столу, на котором лежал меч – небольшой гладий, не длиннее ее локтя. Амара схватила его за рукоять и повернулась – немного неуклюже, ибо тело ее затекло от неподвижности, – как раз в тот миг, когда светлое пятно входа закрыла массивная темная фигура. Она прыгнула к ней, напрягая мышцы для удара, целя мечом Олдрику в самое сердце.

Блеснула сталь. Ее меч столкнулся с его и был отбит в сторону. Она почувствовала, как ее клинок зацепил плоть, но неглубоко. Она знала, что промахнулась.

Амара отпрянула в сторону, когда клинок Олдрика взвился в стремительной контратаке, но недостаточно быстро, его ответный удар порезал ей левую руку чуть выше локтя и вызвал внезапную горячую боль. Она перекатилась по земле и вскочила так, чтобы между ней и Олдриком находился стол.

Воин сделал шаг вперед от двери и остановился перед столом.

– Неплохой выпад, – заметил он. – Ты пустила мне кровь. Со времен Арариса Валериана это никому не удавалось. – Он улыбнулся, по-волчьи ощерив зубы. – Но ты не Арарис Валериан.

Она даже не увидела движения. Послышался свист, негромкий хруст, и стол распался на две половины, а Олдрик продолжал улыбаться, глядя ей в глаза.

Амара метнула в него гладий и, не дожидаясь, пока он отобьет его своим мечом, бросилась в противоположную сторону. Теперь из оружия у нее оставался только маленький ножик; она полоснула им по холстине палатки, проскользнула в отверстие и, всхлипывая от страха, бросилась бежать.

Оглянувшись, она увидела, как Олдрик двумя взмахами меча крест-накрест проделал в задней стенке палатки достаточно большое отверстие и выскочил наружу.

– Часовые! – рявкнул мечник. – Закрыть ворота!

Амара увидела, как створки ворот начинают закрываться, и свернула в сторону, удерживая на бегу левой рукой подол юбки и проклиная себя за то, что у нее не хватило ума переодеться мальчишкой: в штанах бегать удобнее. Она снова оглянулась. Олдрик бежал за ней, но она опережала его, как лань, обгоняющая крупного ящера-слайва, и потому позволила себе свирепо ухмыльнуться ему в лицо.

Грязь, засыхая, отваливалась от нее большими кусками, и она молилась, чтобы ей хватило более-менее чистой кожи для того, чтобы призвать Цирруса. Прямо перед ней к стене был пристроен помост для лучников, на который вела лестница, и она в три прыжка, почти не чуя под собой ног, взлетела наверх.

Часовой, один из легионеров, повернулся на шум и удивленно вытаращил глаза, увидев ее. Не замедляя бега, Амара с криком ударила его ребром ладони по кадыку. Тот, захрипев, опрокинулся на спину, и она пробежала мимо, к самой ограде.

Десять футов вниз до уровня земли, еще семь или восемь футов рва. Верное увечье, если она приземлится неудачно.

– Стреляйте, – крикнул кто-то, и вокруг нее засвистели стрелы.

Амара метнулась в сторону, схватилась рукой за верх ограды и рывком перемахнула через нее.

– Циррус! – крикнула она и наконец ощутила, как вокруг нее сгустился ветер.

Ее фурия прижалась к ней, повернула ее тело под таким углом, чтобы она приземлилась не на твердое дно рва, а на облако из ветра и пыли.

Едва коснувшись земли, Амара вскочила и, не оглядываясь, бросилась прочь от стены. Она бежала на северо-восток, прочь от плаца, от ручья и места, где они оставили гарганта и все свои припасы. Деревья здесь вырубили на ограду для лагеря, и почти две сотни шагов ей пришлось бежать по наваленным в беспорядке сучьям. Стрелы падали вокруг густым дождем, и одна, пронзив подол юбки, воткнулась в землю, едва не сбив ее с ног. Она продолжала бежать, ветер ровно дул ей в спину. Циррус старался вовсю.

Амара добежала до опушки, остановилась, задыхаясь, и оглянулась на лагерь.

Ворота распахнулись настежь, и из них выплеснулись две дюжины всадников; солнце играло на остриях их копий. Отряд выстроился в колонну и повернул прямо к ней. Впереди скакал Олдрик, рядом с которым все остальные казались недомерками.

Амара повернулась и бросилась дальше. Ветви вокруг нее стонали и вздыхали, листья перешептывались, тени шевелились и угрожающе менялись. Лесные фурии были настроены к ней недружелюбно – что ж, логично, если учесть, что в лагере наверняка находился по меньшей мере один сильный заклинатель древесных духов. Ей не скрыться от них здесь, в этом лесу, где деревья сами будут выдавать ее местонахождение…

– Циррус! – выдохнула Амара. – Вверх!

Ветер сгустился вокруг нее и оторвал от земли – и сразу же ветки, двигаясь быстро, словно человеческие руки, сплелись над ее головой в сплошной полог. Она с криком врезалась в эту живую крышу и рухнула обратно на землю, хорошо еще, что Циррус смягчил ее падение, прошептав в самое ее ухо свои извинения.

Амара быстро посмотрела направо, налево, но со всех сторон деревья смыкали ветви, а лес становился темнее по мере того, как появлялась крыша из ветвей и листвы. До нее донесся приближающийся стук копыт. Амара вскочила на ноги, порезанная рука отчаянно болела. Она побежала дальше, но всадники нагоняли ее.

Амара не помнила, как долго она бежала. В памяти сохранились только угрожающе тянущиеся к ней тени деревьев и обжигающий огонь в легких, унять который не мог даже Циррус своим дуновением. Страх сменился возбуждением, а оно, в свою очередь, – усталым безразличием.

Амара бежала до тех пор, пока что-то не заставило ее обернуться, – и взглянула прямо в глаза конному легионеру, от которого ее отделяло не больше двух десятков футов. Тот с криком метнул в нее копье. Она уклонилась от него, увернулась от коня и вдруг выбежала на показавшийся ей неожиданно ярким солнечный свет. Она посмотрела вперед: в каких-то трех-четырех шагах начинался обрыв, столь крутой и глубокий, что она не могла увидеть, как далеко он уходит вниз и что находится внизу.

Легионер выхватил меч, тронул коня каблуками, и тот, словно продолжение тела всадника, рванулся к ней.

Амара без малейшего колебания повернулась и бросилась с обрыва. Она раскинула руки и крикнула: «Циррус! Вверх!» Ветер со свистом сгустился под ней, и внезапно ее охватил свирепый восторг, она устремилась вверх, в осеннее небо; несущий ее ветер швырнул пыль в лицо незадачливому легионеру, а его конь попятился и встал на дыбы от неожиданности.

Она летела все дальше и дальше от лагеря, но спустя некоторое время остановилась, чтобы оглянуться. Обрыв казался с этой точки игрушечным – как-никак она находилась в нескольких милях от него, да еще в миле над землей.

– Циррус, – прошептала Амара, выставив руки перед собой.

Фурия извернулась, и часть ее сгустилась в кольце рук Амары, колыхаясь, как воздух над раскаленным камнем. Амара лепила этот воздух руками, будто глину, и в конце концов сквозь него увидела обрыв, словно с расстояния в сто ярдов. Преследователи выехали на него из леса, и Олдрик спешился. Легионер, первым догнавший ее, описал ее бегство, и Олдрик, прищурившись, принялся шарить взглядом по небу. Амара похолодела, когда взгляд его остановился прямо на ней. Он склонил голову к стоявшему рядом с ним рыцарю, уже знакомому Амаре заклинателю деревьев, и тот просто дотронулся до ближайшего древесного ствола.

Амара судорожно сглотнула и чуть двинула руками, нацелив воздушную линзу на лагерь легиона.

С полдюжины темных пятен вынырнуло из-за леса; ветер трепал их как развешанные для просушки вязанки трав на кухне у фермерши. Они повернули и устремились в ее сторону. Солнце блеснуло на металле – доспехах, оружии…

– Рыцари Воздуха, – пробормотала Амара.

Она еще раз сглотнула и опустила руки. В обычной обстановке она не сомневалась бы в том, что запросто оторвется от их преследования. Но теперь – раненая, уставшая телом и духом – она не могла утверждать этого наверняка.

Амара повернулась и приказала Циррусу нести ее на северо-восток. Она молилась только об одном: чтобы солнце село прежде, чем враги догонят ее.