Читать книгу Мой бывший бывший. Книга 2 - Джина Шэй - Страница 10

Это оказывается интересно.

Настолько, что я аж втягиваюсь.

Какая жалость, что я ни черта в этом не понимаю. И судить о ходе гонки могу только на свой дилетантский взгляд.

Но…

Даже на свой дилетантский взгляд я могу оценить отличную форму обоих всадников. Да, и на первое впечатление, и на все последующие, Ветров, оказавшийся на скаковой дорожке и резко сменивший положение тела – теперь уже стоящий в подтянутых стременах и склонившийся к спине летящего вперед Милорда, – смотрится абсолютно на равных с Ником.

А может быть, даже чуточку получше.

На этой постыдной мысли я себя ловлю, как будто на попытке воровства. Факт того, что я при этом еще и зачарованно таращусь на ту часть тела Ветрова, что у него находится пониже спины, точно можно считать отягчающим. Потому что я, чтоб меня, любуюсь!

Не будь я у себя единственной и неповторимой, за такое преступление точно бы казнила себя на месте. Вот ведь, нашла на кого пялиться, да еще и слюнки пускать. Мне ведь даже по роду отношений сейчас полагается пожирать глазами совсем другого участника гонки. Но с него глаза соскальзывают…

Очень печальный симптом, если так задуматься…

Но я попробую задуматься об этом не сейчас. Сейчас есть проблемы поактуальнее.

– Плюшка, чуть-чуть потише, – жалобно прошу я, потому что, кажется, вот-вот оглохну на одно ухо, правда, точно не понятно, на какое, в обоих звенит – это Маруська на моих коленях возбужденно подскакивает и радостно воет во все горло, когда Ветров с Милордом берут очередное препятствие, прекрасно заменяя обоим целую трибуну с болельщиками.

– Я болею за папу, – веско обосновывает мне дочь, и после этого громкость ее восхищения даже подрастает, хотя мне казалось, что это уже невозможно.

Хороший у Плюшки голос, громкий. Как раз для занятий каким-нибудь вокалом, соседям на радость. Ну, а что, не все же им в восемь утра над моей головой жестоко эксплуатировать перфоратор. Должна же я наконец отомстить?

Я болею за папу.

И все-таки я хорошо знаю свою дочь. Она у меня ужасно азартная, с ней даже в настолки сложно играть, потому что проигрыши она ужасно близко к сердцу воспринимает.

А Ветров все-таки практиковался вот в этом их… стипль-чезе, да, потому что что-то мне сомнительно, что он бы сунулся на дорожку, если бы не был уверен, что сможет её пройти и не уронить своего авторитета в Маруськиных глазах.

Потому что вот лично мне, на самом деле, страшно иногда становится, когда Милорд взмывает над землей, чтобы пролететь над очередным «мини-рвом» или барьером из густого колючего кустарника. А ну как лошадь неправильно приземлится? А ну как Ветров кувыркнется через её голову и свернет себе шею? Это самая ужасная концовка, которую можно придумать для этой баллады.

Даже с учетом моей к нему ненависти, я этого не хочу. Хоть иногда и накатывает такая паника, что кажется, что наши с ним разборки можно решить только чьей-нибудь смертью, но это все – только внешнее, пустое.

Первый круг они с Ником будто бы даже не напрягаются. Это заметно даже мне, хотя я не особенно представляю, как именно выглядит лошадь в галопе или быстром аллюре, но низкий накал у начала гонки все-таки очевиден.

Что-то я слышала про то, что в гонках великими всегда становились те лошади, что всю скачку шли в хвосте и берегли силы.

Вот и эти – первый круг проходят будто бы даже без спешки, берегут силы, разогревают лошадям мышцы.

А вот к концу второго круга уже становится понятно: мы вышли не просто на лошадок посмотреть, а все-таки на гонку двух настроенных на победу наездников. Темп движения у лошадей сразу становится откровенно гоночным.

Нельзя сказать, что кто-то вырывает явный перевес, они идут нос к носу, грудь в грудь – и тут я имею в виду части тела лошади, разумеется. И…

Нет. Милорд вдруг резко наращивает темп и с разгона снова перемахивает самое широкое препятствие на пути – там, где линия колючей изгороди прикрывает канаву с водой.

Ник отстает.

А я сижу, опустив подбородок на острое плечико дочери, кусаю губу и пытаюсь убедить себя, что радоваться проигрышу кавалера – не страшно. Ну, я же просто не хочу ничего обострять.

Плевать было бы, если бы Ветров и Ник устроили эту гонку просто так. В этом случае проигрыш особого веса не имел бы, ну, максимум Маруська бы впечатлилась и крутизной дяди Ника, я бы только этому порадовалась.

Так ведь дело было не только в этом.

А в требовании к Ветрову в случае поражения держаться подальше от нас, избегать, тем самым уклоняясь и от общения с Плюшкой.

Ник все-таки слишком много на себя взял. И я надеюсь, что он это поймет. Потому что если не поймет, как бы этой ошибке все-таки не стать последней в наших отношениях.

И почему мне кажется, что я только ищу повод? Для чего?

Ох, нет, это тоже потом. Все потом. Сейчас не хочу об этом думать. Тем более, что Ветров вырвал у Ника фору уже в целую лошадь – Милорд едва не попал хвостом по морде соперника.

Только бы так все и осталось, только бы ничего не поменялось в этой их расстановке сил. До конца этой дурацкой гонки, до финишной черты осталось треть круга и всего четыре препятствия…

Ага, сейчас, ну конечно. Размечталась я, конечно…

Ник досадливо понукает лошадь, пуская в ход хлыстик, и она тоже прибавляет ходу, быстро сокращая разрыв. Черт!

Два препятствия. Финишная прямая. Кони идут наравне, но лошадь Ника будто бы по чуть-чуть, но все-таки обгоняет Милорда…

– Папочка, давай, – во весь голос вопит Маруська, сложив ладошки рупором, так что никакого громкоговорителя нам не надо. И вот тут происходит сразу несколько событий.

И Ветров подается вперед, резко прикрикивая на Милорда. И Ник быстро оборачивается к нам, на долю секунду, но… Мне кажется, или он чуть ослабляет натяжение поводий?

Это не все. Последнее событие в этой цепочке событий – самое мозговыносящее.

Вошедший в раж Милорд впивается зубами в шею идущего с ним вровень соперника. Тот шарахается, ступает копытом в грязь только что оставленного позади препятствия, оскальзывается…

Ник кубарем летит на землю. Прямо под копыта!

Я не знаю, каким чудом я догадываюсь торопливо зажать Маруське уши. Женская интуиция, больше не на что и кивать. Ничем другим невозможно было предугадать крепчайшее, жгучее и совершенно нецензурное словечко, которое вырывается изо рта Ветрова и которое слышно и на дальнем конце поля, не то что на наших ближних трибунах.

Я не знаю, как он это делает, вижу только, как резко натягиваются поводья, причем резко – это слабо сказано. Милорд встает на дыбы, опасно меся копытами воздух над головой Ника.

Но потом уходит в сторону. Фух…

Ветров, однако, как супермен успевает еще и опасно перегнуться вперед и с размаху хлестнуть распахнутой ладонью по морде и лошадь Ника, заставляя и её шарахнуться в сторону подальше от своего оказавшегося вне седла наездника.

Все это я застаю уже на бегу, хотя я бы сказала, что на лету, потому что я все-таки очень тороплюсь успеть к раздаче.

Хочется иррационально наорать на Ветрова, обвинить его во внезапной блажи коня, ну, не знаю, может, есть какая-нибудь команда “Фас” в лошадином эквиваленте. Только…

Чушь все это.

Даже я, которая повесит на Ярослава Ветрова любые прегрешения, и никаких доказательств мне надо, только внятную гипотезу, это понимаю.

До конца круга оставалось не так много. Он еще мог успеть вырвать победу у Ника. Тем более, что он…

– Ник… – я наконец достигаю белого невысокого забора, отделяющего трибуны от скакового поля, и перегибаюсь через них, вглядываясь в этого придурочного спорщика. Живой. Шевелится. Его офигевшую лошадь уже успел оттащить в сторону бдительный конюх кавказской наружности, а сам Ник так и не встал: сидит на притоптанной земле скаковой дорожки и, если судить по выражению его лица, пытается восстановить собственный разлетевшийся на осколки мир. Ну, или он еще просто не оклемался от падения. Ему копытом по голове не прилетело хоть? Вроде, нет на шлеме вмятин. А вдруг на черепе есть?

Хотя нет, держится он за грудь… Там мозга нет. Неужели все-таки прилетело копытом? Я была готова поклясться, что нет, но… Там все было слишком быстро, я могла просто не заметить…

– Наигрались? – ядовито выдыхаю я, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. – А если бы ты шею свернул?

Не могу удержаться, увы. Меня, если честно, жутко колотит от осознания того, что только что чуть не произошло. И сердце колотится где-то в районе мозжечка, хотя положено же где-то в горле, но мы благополучно проскочили пару лишних этажей.

Ник то ли не слышит, то ли не знает, что мне ответить. Скорее первое – потому что как-то заторможенно даже реагирует на мой голос.

Это сотрясение? Или просто шок?

– Он не свернул, – меланхолично вклинивается Ветров, – так что убери лобзик, дорогая, кружок резьбы по дереву сегодня выходной.

Он держит приплясывающего Милорда поодаль, в доброй дюжине шагов от Ника, и до этого момента оставался в седле, но вот сейчас неторопливо соскальзывает со спины коня.

– А твое мнение мне вообще не интересно, – свистящим шепотом уведомляю я, пользуясь тем, что Маруська близко не подошла и подпрыгивает на нижней ступеньке трибун, так что вряд ли услышит, – и никакая я тебе не дорогая.

– Ой ли? – Ветров насмешливо фыркает, окинув меня более чем ехидным взглядом, а потом присаживается на корточки и, заглядывая в лицо Нику, щелкает перед его носом пальцами. – Эй, каскадер, как слышно?

– С-сам ты к-каскадер, – после заминки секунд в пятнадцать Ник все-таки откликается, с очевидным трудом фокусируясь на лице Яра.

– Мда, – Яр недовольно покачивает головой, – хотел спросить, готов ли ты продолжать, но видимо, в другой раз. Ты идти можешь? Пошли-ка, Николай Андреевич…

Он наклоняется ближе к Нику, заставляет опереться на его плечо.

– Куда ты его тащишь? – тут же вскидываюсь я и под невозмутимо-спокойным взглядом Яра начинаю ощущать себя дурой.

– В кусты, – фыркает Яр с той же насмешливой интонацией, – у меня там спрятан топор, и я поиграю с Николай Андреичем в Родиона Раскольникова и старушку-процентщицу.

– Ч-чур, п-процентщицей будешь ты… – все еще слегка заикаясь, но уже чуточку быстрее не удерживается Ник. В своем репертуаре. Шутить, наверное, будет даже на собственных поминках.

Но он шутит. Значит, вероятно, будет жить. Не описать двумя словами, какая тяжесть сваливается сейчас с моих плеч.

– Лучше объясни, где тут медчасть, клоун,– озадачивает Ника Ветров, уже подводя его к ограде, у которой я подхватываю Ника с другой стороны.

Этот вопрос заставляет нашего пострадавшего зависнуть, но в неизвестности нам с Ветровым остаться не суждено – к нам присоединяются и конюх, уже привязавший на расстоянии друг от друга и Милорда, и его противника, и Олеся, наконец-то вернувшаяся из долгого турне к нашему с Маруськой инструктору.

Меня в роли волокуши сменяет конюх, и они с ним напару ведут Ника за перепугавшейся и от того вдвое больше разболтавшейся Олесей.

А я оборачиваюсь к Маруське и без лишних слов протягиваю к ней ладонь.

Даже не известно, кто сейчас кого больше успокаивает – я её или она меня.

А ведь это он из-за меня в это все ввязался. И пострадал, получается, – тоже из-за меня…