Читать книгу Проблема с миром - Джо Аберкромби - Страница 16

– Как моя стойка? – спросил Хлыст, оглядываясь через плечо на свою заднюю ногу.

– Мы еще вернемся к твоей стойке, – сказал Клевер.

– Примерно через год с такой скоростью, – пробурчал Нижний, поднимая свою секиру лезвием к солнцу и затем снова принимаясь его полировать.

– Если ты продержишься год. – Шолла, сосредоточенно хмурясь, пыталась отрезать от куска сыра как можно более тонкий ломтик, орудуя своим длинным тонким ножом.

– Не слушай эту жалкую парочку, – сказал Клевер. – К твоей стойке мы еще вернемся. Но всегда помни об одном: если ты вытащил меч, это значит, что ты уже совершил по меньшей мере одну ошибку.

– Чего? – переспросил Хлыст, скашивая на него глаза поверх плавающего кончика своего клинка.

– Разве что ты его чистишь, или точишь, или, может быть, решил его продать.

– А если вокруг сражение?

– Это значит, что ты сделал по меньшей мере две ошибки, а возможно, гораздо больше. Битва – не место для уважающего себя воина. Но если уж тебе пришлось на ней присутствовать, хотя бы имей достаточно вкуса, чтобы находиться подальше от того места, где сражаются.

– А что, если какой-нибудь ублюдок пытается тебя убить?

– В идеале тебе стоило бы догадаться об этом за некоторое время и прикончить его первым, предпочтительнее всего во сне. Именно для этого придуманы ножи.

– И еще чтобы резать сыр, – поправила его Шолла, с невероятной сосредоточенностью поднося ко рту ножик с прилипшей к плоской стороне тоненькой, почти прозрачной сырной чешуйкой. Как раз в тот момент, когда сыр уже коснулся ее губ, через двор прилетел порыв весеннего ветра и сдул его с ножа, словно пушинку с одуванчика. Шолла безуспешно попыталась перехватить его в воздухе.

– Вот чем хороши ножи, – сказал Клевер. – Во-первых, они дешево стоят, во-вторых, имеют множество применений. В то время как мечи стоят как черт знает что и годятся лишь для одного дела – того самого, которого любому человеку стоит избегать.

Хлыст недоуменно наморщил лоб:

– Ты так говоришь, будто учиться владеть мечом вообще незачем. Разве не это – твоя работа?

– Видишь ли, жизнь так устроена, что могут случаться ошибки. Именно в такие моменты умение владеть мечом может спасти твою никчемную шкуру от пары неопрятных дырок, как оно спасло мою в нескольких прискорбных случаях. Итак, вернемся к стойке…

– Клевер!

Через двор к ним шел Гринуэй, шагая так, словно это он тут все построил и был чрезвычайно доволен достигнутым. Заткнув большие пальцы за пояс и растопырив локти, словно о достоинстве человека можно судить по тому, сколько места он занимает.

– Черт, терпеть не могу этого дерьмоеда! – буркнула Шолла.

Она попыталась сбрить с куска сыра еще более тонкий ломтик и раздосадованно прищелкнула языком, когда он сломался.

– Ты прекрасно разбираешься в людях, – заметил Клевер, приветливо маша рукой приближающемуся Гринуэю.

Тот с насмешливой ухмылкой разглядывал Хлыста. Со времени безвременной кончины Магвира он взял на себя роль главного насмешника при Стуре.

– Это еще кто? – насмешливо спросил он.

– Это Хлыст. Я учу его пользоваться клинком. Точнее, учу им не пользоваться.

– Похоже, он полный кретин, – сказал Гринуэй.

– Что поделать, таких умников, как ты, в мире немного. Приходится обходиться теми, которые есть. Как там Стур, готов меня принять?

– Ты имеешь в виду, король.

Клевер непонимающе уставился на него:

– Ах да, король! Его-то я и имею в виду. Стур – это король, а король – это Стур. Мы же оба были рядом, когда он повесил цепь себе на шею, верно? И они с цепью тоже там были, причем оба были в крови.

Гринуэй поерзал пальцами за поясом портупеи.

– Когда-нибудь, Клевер, ты все же договоришься.

– Что же, грязь ждет каждого из нас. Есть способы попасть туда и похуже, чем излишняя словоохотливость. Итак, не пора ли сообщить Большому Волку новости? – Он кивнул в сторону мешка, который уже привлек внимание по меньшей мере половины мух в Карлеоне. – Прихвати его с собой, Хлыст, ладно?

Парень сморщил нос:

– А это точно надо? Он уже пахнет.

– Так уж все устроено, паренек, все мы воняем под конец. И да, это точно надо. Я не о себе беспокоюсь, можешь не сомневаться.

– Не ввязывайся там ни во что, а, вождь? – буркнула Шолла, не отводя взгляда от своего ножа и своего сыра.

– Хочешь верь, хочешь не верь, но я уже пятнадцать лет стараюсь так и поступать.

– Что ты тут вообще затеяла, черт подери? – спросил Нижний, когда Клевер отошел, чтобы предстать перед своим королем.

– Если отрезать ровно столько, сколько надо, – промурлыкала Шолла, – то он просто тает на языке…

По всей видимости, Хлыст сперва хотел закинуть мешок на плечо, но потом увидел пятна и передумал. Нести его на вытянутой руке у него, однако, не хватало сил, так что в результате он потащил его сбоку, то и дело ударяясь коленом и хлюпая намокшей подошвой.

– Никогда не видел короля, – сообщил он.

– Правда? – отозвался Клевер. – А по тебе можно подумать, будто ты находишься в ежедневном контакте с державной особой.

– Чего?

– Главное, помалкивай и улыбайся побольше.

Лицо Хлыста застыло в оскаленной гримасе.

– Я сказал, улыбайся! Ты не зубы свои продаешь.

В замке Скарлинга многое осталось неизменным со времен самого Скарлинга. Большие скрипучие двери на огромных железных петлях, балки под темным потолком, высокие окна, яркое холодное солнце за ними и звук бегущей воды далеко внизу. Трон Скарлинга тоже был тем самым, на котором некогда сидел Бетод, а за ним Черный Доу, а за ним Скейл Железнорукий, – простое жесткое кресло с истертыми, отполированными временем подлокотниками и облезающей со спинки краской.

А вот человек на троне был новый. Стур Сумрак, которого называли Большим Волком, сидел, закинув левую ногу на подлокотник и слегка покачивая босой ступней. На его плечи был накинут отлично выделанный плащ из волчьей шкуры, и ухмылка на его лице была самая что ни на есть волчья. А почему бы ему и не улыбаться? Он ведь получил все, чего добивался. Он больше не наследник престола, но самый настоящий король, и все, что ему для этого потребовалось, – это перерезать глотку своему дяде.

Все здесь бурлило скрытой угрозой. Лица молодых воинов хмурились, словно жизнь была для них соревнованием, кто успешнее избежит веселья. Языки огня в огромном камине сердито лизали воздух. Даже чашки на столах, казалось, затаили глухую обиду. Стояла та ужасная тишина, когда все боятся дышать, в любой момент ожидая вспышки насилия, внезапной, словно молния.

– Ты должен преклонить колени! – прорычал Гринуэй, когда они остановились посередине просторного каменного пола напротив Стура.

Клевер поднял брови:

– Я думал, надо сперва хотя бы подойти. То есть я, наверное, смог бы проползти на коленях от двери, но это стало бы серьезным испытанием для моих штанов, а также для терпения всех присутствующих. – Он показал пальцем на дверь и повернулся в ту сторону: – Но я с радостью вернусь и начну сначала, если существует лучший способ это сделать…

– Тебе нет нужды становиться на колени, Клевер, – сказал Стур, взмахом руки подзывая его к себе. – Такому старому другу, как ты? Не будь жопой, Гринуэй.

Гринуэй ответил презрительной гримасой эпических масштабов, отчего, подумал Клевер, стал еще более, чем когда-либо, похож на жопу. Свою природу не спрячешь. То же, несомненно, относилось и ко всем остальным в этом зале.

Только сейчас Клевер заметил в углу новую клеть, которая свисала с одной из потолочных балок, слегка поворачиваясь. Ничего хорошего это не предвещало. К тому же в ней кто-то был – обнаженный и избитый в кровь, но его глаза были все еще открыты. Это было еще более недобрым знаком.

– Если я не ошибаюсь, – проговорил Клевер, – это у тебя Греган Пустоголовый там, в клетке.

Стур сузил глаза:

– Мой замок полон недоумков, способных говорить мне то, что я и так знаю.

– Я был готов поклясться, что он на нашей стороне.

– У меня были сомнения, – сказал Стур, кривя губу и бросив взгляд на клетку. – Когда я поднял ему налоги, он не захотел платить. Его это сильно расстроило. И он начал расстраивать других людей.

– А сейчас он что чувствует, как по-твоему? – спросил Гринуэй.

Клевер осторожно почесал свой шрам.

– Похоже на то, что ему малость неприятно.

– Мой отец всегда стоял за то, чтобы откупаться от него, – сказал Стур. – От него и от таких, как он.

– Черный Кальдер отлично понимает, что значит компромисс.

– Ну а я не понимаю.

– Да, – отозвался Клевер. – Это я вижу.

– Люди по природе жадные, так? Никакой благодарности. Они думают не о том, что они от тебя уже получили, а только о том, что получат в следующий раз.

– Говнюков на свете великое множество, это верно, – произнес Клевер, обводя взглядом Стурово окружение.

– Пустоголовый с его сыновьями и всеми этими дерьмоедами из Западных Долин – они ближе к Уфрису, чем к Карлеону. Я никогда им не верил.

– А теперь станешь верить больше?

– По крайней мере теперь мы все знаем, на что рассчитывать.

– Гвоздь ведь из его сыновей, верно? Он опасный человек.

Воины, выстроившиеся возле стен, принялись наперегонки показывать, что они и сами не лыком шиты.

– Ты что, боишься? – спросил Гринуэй.

– Постоянно, – ответил Клевер. – Но, наверное, это возрастное. И что же ты собираешься делать с Пустоголовым?

Стур пронзил клетку взглядом и шумно выдохнул:

– Еще не уверен. Отпустить его восвояси, чтобы он мог заплатить мне налоги, или вырезать на нем кровавый крест в назидание остальным?

– Что бы ты ни выбрал, это будет хорошим уроком для всех, – сказал Гринуэй.

Глядя, как тихо поворачивается клетка, Клевер подумал, что не так в этом уверен. Пустоголовый был популярным человеком. Множество друзей и родственников по всем долинам на границе с Уфрисом. Множество крепких бойцов, которые будут совсем не рады известию, что этого человека посадили в клетку. Черный Кальдер потратил годы, сшивая разорванный Север воедино – угрозами и слухами, долгами и милостями. Этого не сделаешь одним лишь страхом. Однако в обязанности Клевера вряд ли входило говорить об этом.

Он отвел взгляд от Пустоголового и улыбнулся.

– Что же, я желаю тебе получить радость от результата, как бы ты ни решил.

– Ха! – Взгляд влажных, лживых глаз Стура скользнул обратно к Клеверу: – Ну а как ты? Получил радость от своих шанка?

– Радость – не совсем то слово, которое я бы выбрал, мой король, но, как говорил Тридуба, когда твой вождь ставит перед тобой задачу, ее нужно выполнять, так что мы склонились перед неизбежным. Ты знаешь, поклоны меня не смущают. Особенно перед неизбежным.

– Никакой гордости, а, Клевер?

– Она у меня была, мой король. Причем в избытке, мать ее растак. Словно весеннее поле, на котором столько цветов, что пчелы к нему так и слетаются. Но я обнаружил, что, когда ты попал в переделку, это дерьмо только мешает – гордость, в смысле, не пчелы. Так что я от своей избавился. И с тех пор ни разу не пожалел.

Стур прищурился в сторону Хлыста:

– А это кто?

– Это Хлыст. – Клевер хлопнул паренька по костлявому плечу. – Лучший из моих людей.

– Похоже, тебе с ним повезло, – заметил Стур, и окружавшие его мерзавцы захохотали.

Мерзавцев вокруг него было еще больше, чем прежде. На Севере они плодятся в бесконечном изобилии.

– У человека должны быть друзья, – сказал Клевер.

– Несомненно! Иначе некого будет пырнуть ножом, верно?

Хохот усилился. Клеверу непросто было улыбнуться, но он это осилил. Дернув головой в сторону Хлыста, он спросил:

– Хочешь, чтобы я его пырнул, мой король?

– Нет-нет. Ты уже доказал, кто ты такой, Клевер. Было бы жаль отнимать у тебя лучшего из твоих людей! А что это там у него?

– Маленький подарок для тебя.

Клевер забрал у Хлыста мешок и перевернул его. Головы шанка, подпрыгивая, раскатились по полу. Было бы неплохо думать, что это случилось в замке Скарлинга впервые, но у него было неприятное чувство, что и в прошедшие годы отрубленные головы были здесь достаточно частым украшением.

Гринуэй отступил на шаг, закрывая лицо рукой:

– Черт! Ну и вонища!

– Не будь жопой, Гринуэй. – Заинтересованный Стур спрыгнул со своего трона и оживленно подошел, чтобы посмотреть на них. В его походке еще ощущалась легкая хромота от раны, нанесенной мечом Молодого Льва. – Так, значит, ты таки преподал урок этим шанка, а?

– Не уверен, что плоскоголовые способны усваивать уроки, – отозвался Клевер.

– Уж эти-то точно не способны. – Стур пошевелил босой ногой полусгнившие головы, переворачивая их вверх косоглазыми лицами. – Ну и мерзкие же ублюдки, а?

– Я малость неловко себя чувствую, критикуя внешность других, – сказал Клевер.

– Никто не будет выглядеть хорошо, когда он мертвый, – добавил Хлыст, потом смущенно кашлянул и опустил взгляд к земле. – Мой король.

– Не знаю, не знаю, – протянул Стур, окидывая его своим влажным взглядом. – Мне приходит на ум немало таких, кого я бы предпочел видеть трупами… Я отправляюсь в Уфрис, Клевер. И хочу, чтобы ты поехал со мной.

– Будем драться?

– Ничего подобного. – Что было некоторым облегчением, поскольку Клевер не мог бы сказать, что получил большое удовольствие от их последней войны с Союзом. – Я же дал слово в круге, разве нет? Поклялся Молодому Льву торжественной клятвой! Думаешь, я могу изменить своему слову?

– Честно говоря, мой король, я чаще всего вообще не имею понятия, на что ты способен в следующий момент.

Стур ухмыльнулся:

– Разве жизнь не была бы невыносимо скучной, если бы мы знали все заранее? Ты знаешь парня по имени Оксель?

– Один из боевых вождей Ищейки. Я не доверил бы ему держать ведро, пока я мочусь.

– Иногда такие вот юркие ублюдки – как раз то, что нужно, а? Ищейке скоро конец. Он стар – и к тому же болен, как я слышал. Когда его не станет, Уфрису придется к кому-то примкнуть. Оксель хочет, чтобы это был я.

– А как же твоя торжественная клятва, данная на кругу?

Стур пожал плечами:

– Я клялся не брать его силой. Про то, что он может сам упасть мне в руку, не было сказано ни слова. Если Уфрис хочет быть частью Севера, кто я такой, чтобы спорить?

– А если найдутся такие, кто не захочет присоединиться? – спросил Клевер.

Стур кивнул в сторону клетки:

– Этого добра можно сколотить сколько угодно. Все, давай топай отсюда.

– И прихвати свои вонючие головы! – прошипел Гринуэй.

– Не будь жопой! – взревел Стур, брызгая слюной.

Люди по всему залу зашевелились и шагнули вперед, положив руки на свое оружие. Как псы, рычащие на того, кто посмел вызвать гнев их хозяина. Гринуэй попятился, побледнев и дрожа как лист, без сомнения, решив, что Великий Уравнитель уже положил ему на плечо свою руку.

Улыбка Стура расплылась еще шире, чем прежде. Он присел на корточки, волоча свой прекрасный волчий плащ по лужам мерзости, натекшей с голов. Взял в руки самую большую – все еще в огромном шипастом шлеме, с огромным, длинным, распухшим языком, свисающим между огромных челюстей, – и повернул к себе.

– Я хочу полюбоваться на них!