Читать книгу Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби - Страница 9

«Архилектору Сульту,

главе инквизиции его величества

Ваше преосвященство!

Подготовка города к обороне идет полным ходом. Знаменитые крепостные стены, несмотря на всю свою мощь, в плачевном состоянии, и я незамедлительно взялся за их укрепление. Кроме того, я велел пополнить запасы провизии, воды, оружия и доспехов – это важно, если город возьмут в осаду.

К несчастью, стена внушительной длины, поэтому объем работ весьма обширен. Для начала я взял кредит, но этой суммы недостаточно. Смиреннейше молю Ваше преосвященство выделить мне средства для осуществления намеченного. Без денег все наши усилия пойдут прахом: работа встанет, и мы потеряем Дагоску.

Союзное войско здесь немногочисленно, причем его боевой дух оставляет желать лучшего. В городе есть наемники, и я приказал нанять еще, однако на их верность полагаться нельзя, особенно если платить будет нечем. Поэтому я прошу подкрепления из королевских войск – даже одна рота значительно изменит ситуацию.

Буду держать Вас в курсе. Служу и повинуюсь.

Занд дан Глокта,

наставник Дагоски».

– Пришли, – сказал Глокта.

– Уф, – отозвался Иней.

Неприглядный одноэтажный домишко, кое-как сляпанный из глинобитного кирпича, походил на большой сарай. Прямоугольник скверно пригнанной двери и квадрат скверно пригнанных ставней окаймляли тонкие полоски света, сочащегося сквозь щели. Таких лачуг на улице – если называть это улицей – было полно.

«Не очень-то похоже на резиденцию члена правящего совета Дагоски. Впрочем, Кадия – человек странный. Предводитель туземцев. Священнослужитель без храма. Пожалуй, именно ему практически нечего терять».

Дверь внезапно отворилась – Глокта даже постучать не успел. На пороге стоял Кадия: высокий, стройный, в белом облачении.

– Почему вы не заходите?

Хаддиш, развернувшись, подошел к единственному креслу и сел.

– Подожди здесь, – велел Глокта практику.

– Уф.

Внутреннее убранство жилища было под стать фасаду: чистенько, опрятно и чертовски бедно. Потолок низкий – только что головой не цепляешь. Пол – утрамбованная земля. В углу единственной комнаты на составленных ящиках лежал соломенный тюфяк, рядом стоял низенький стул. Под окном примостился буфет, на котором высилась стопка книг, рядом с книгами оплывала горящая свеча. Довершало обстановку помятое ведро для естественных нужд. Этим, похоже, имущество хаддиша и ограничивалось.

«Ни малейших признаков того, что тут прячут трупы наставников инквизиции. Хотя… кто знает, кто знает… Если разрезать тело на маленькие кусочки, его можно аккуратно расфасовать…»

– Вы должны съехать из трущоб.

Закрыв дверь на скрипучих петлях, Глокта проковылял к кровати и тяжело опустился на тюфяк.

– Туземцам нельзя жить в Верхнем городе, вы разве не слышали? – негромко отозвался хаддиш.

– Я уверен, для вас можно сделать исключение и обустроить покои в Цитадели. Тогда мне не придется хромать так далеко ради заурядной беседы.

– Покои в Цитадели? Пока мой народ гниет среди отбросов? Разделить тяготы своих людей – наименьшее, что может сделать лидер. Возможностей помочь им у меня не так уж много. – Будто не ощущая царящего в Нижнем городе невыносимого зноя, Кадия спокойно глядел на Глокту темными, холодными, словно омут, глазами. – Вам не нравится моя позиция?

Тот потер ноющую шею.

– Ни в коем случае. Мученичество вам к лицу, но я – уж простите – разделять его не намерен. – Он облизал беззубые десны. – Я принес в жертву все, что мог.

– Вероятно, не все. Задавайте свои вопросы.

«Хм… Прямо к делу. Что бы это значило: нечего скрывать или нечего терять?»

– Вам известно, что стало с моим предшественником, наставником Давустом?

– Искренне надеюсь, что он умер в страшнейших муках.

От удивления брови Глокты поползли вверх.

«Откровенно! Не ожидал. Пожалуй, первый честный ответ на этот вопрос. Впрочем, подозрений с Кадии это не снимает».

– В страшнейших муках, говорите?

– В страшнейших. И если вас постигнет та же судьба, я не пролью ни слезинки.

Глокта улыбнулся.

– Думаю, никто не прольет, но сейчас речь о Давусте. Ваши люди к его исчезновению причастны?

– Возможно. Причин с ним разделаться у нас предостаточно. Он постоянно устраивал чистки, проверки на лояльность, расправы в назидание другим… Многие семьи лишились по его милости отцов, мужей, дочерей… В Нижнем городе тысячи жителей, я не в состоянии следить за каждым. Могу сказать вам одно: об исчезновении наставника Давуста мне ничего не известно. Когда гибнет один дьявол, присылают другого. Теперь здесь вы. Что проку моему народу?

– Разве что в молчании Давуста. Возможно, он узнал, что вы заключили с гурками сделку. Кажется, ваш народ не слишком обрадовался вступлению в Союз.

Кадия фыркнул.

– Много вы знаете! Дагосканец никогда не пойдет на сделку с гурком.

– На сторонний взгляд у вас много общего.

– На сторонний взгляд невежды. Да, мы темнокожи. Да, мы поклоняемся Богу. Но на этом сходство заканчивается. Дагосканцы – мирный народ. В нас нет ни капли воинственности. Пока гуркская империя, точно раковая опухоль, расползалась по всему Кантийскому континенту, мы тихо сидели на своем полуострове, полагаясь на защиту крепостных стен. По глупой недальновидности мы считали, что их победоносные походы нас не касаются. – Хаддиш усмехнулся. – Но вскоре у ворот появились гуркские эмиссары. Они потребовали, чтобы мы покорились их императору и признали, что устами пророка Кхалюля говорит Бог. Мы отказались, и тогда Кхалюль поклялся нас уничтожить. Похоже, свою клятву он скоро выполнит, скоро подомнет под себя весь Юг.

«И архилектора это не обрадует…» – подумал наместник, а хаддишу сказал:

– Как знать… Вдруг Бог вам поможет?

– Бог благоволит лишь тем, кто сам разбирается со своими проблемами.

– Может быть, мы сумеем разобраться кое с чем вместе?

– Не вижу смысла вам помогать.

– Даже если заодно вы поможете себе? Я собираюсь издать указ, предписывающий открыть ворота Верхнего города, чтобы ваши люди свободно перемещались по всей Дагоске. Торговцев из Великого храма выкинем, и вы опять сможете проводить обряды в своем святилище. Дагосканцам позволят носить оружие – его выдадут из наших арсеналов. С коренным населением будут обращаться так же, как и с прочими гражданами Союза. Они этого заслуживают.

– Так-так… – Кадия, сцепив руки, откинулся на спинку кресла. – Теперь, когда у ворот стоят гурки, вы заявляетесь в Дагоску и, гордо размахивая свитком, точно Писанием Божиим, начинаете творить добро. Вы не такой, как остальные. Вы хороший, честный, справедливый… Думаете, я поверю?

– Откровенно говоря, мне плевать, чему вы поверите. И уж тем более я не творю добро – тут смотря с чьей колокольни глядеть. А что касается «хорошего, честного, справедливого», – Глокта облизнул губы, – то этот корабль давно уплыл, и меня даже не было на причале, чтобы помахать ему вслед. Я хочу отстоять Дагоску. Все. Ничего более.

– И вы знаете, что без нашей помощи Дагоску не удержите.

– Кадия, вы не дурак. И я не дурак. Так зачем вы прикидываетесь идиотом? Это, по меньшей мере, оскорбительно. Мы можем препираться до посинения, пока волна гурков не сметет крепостные стены. А можем сотрудничать. Никогда не знаешь, что тебя ждет. Вдруг совместными усилиями мы их одолеем? Ваши люди помогут нам копать ров, чинить стены, ставить ворота. На оборону города вы выставите тысячу человек. Для начала. Потом нам понадобится еще больше людей.

– Я? Неужели? А если с нашей помощью город выстоит? Останется ли в силе нынешнее соглашение?

«Если город выстоит, меня здесь не будет. Скорее всего, к власти вернется Вюрмс и его команда. Нынешнее соглашение обратится в прах».

– Если город выстоит, я сделаю все возможное, чтобы соглашение осталось в силе. Даю слово.

– Все возможное… – задумчиво повторил Кадия. – Значит, ничего.

«Суть ты ухватил верно».

– Мне нужна ваша помощь, поэтому я предлагаю, что могу. Я бы и рад предложить больше, но большего у меня нет. Если хотите, продолжайте сидеть в трущобах в обществе мух, дуясь на Союз и дожидаясь пришествия императора. Может быть, великий Уфман-уль-Дошт предложит сделку повыгоднее. – Глокта посмотрел хаддишу в глаза. – Только он не предложит. Мы оба это знаем. – Поджав губы, священнослужитель качнул головой и издал глубокий вздох.

– Говорят, заблудившийся в пустыне принимает воду у того, кто ее предложил. Я согласен заключить договор. Как только освободите храм, мы начнем рыть ваши ямы, таскать ваши камни и носить ваше оружие. Это лучше, чем ничего. Возможно, вы правы – возможно, вместе нам и правда удастся одолеть гурков. Чудеса все-таки случаются.

– Я тоже о таком слышал. – Глокта оперся на трость и с мучительным стоном поднялся на ноги; рубашка противно облепила вспотевшую спину. – Да, слышал.

«Но никогда не видел».

* * *

Глокта бессильно вытянулся на подушках: голова запрокинута, рот приоткрыт, ноющее тело расслаблено.

«Эти же покои занимал мой прославленный предшественник, наставник Давуст… Просторные комнаты. И обставлены прекрасно. Наверное, до того, как туземцев вышвырнули в пыль Нижнего города, здесь жил дагосканский князь. Или хитроумный визирь. Или смуглая наложница. Чудесное место. Куда лучше моей жалкой тесной норы в Агрионте. Плохо лишь то, что в этом уютном уголке бесследно исчезают наставники инвизиции…»

Из северных окон, расположенных со стороны отвесной скалы, открывался вид на море, из других – на раскаленный солнцем город. На всех окнах были установлены тяжелые ставни. От внешней стены вниз сбегал голый каменный склон – к острым скалам и бушующей соленой воде. Обитая железом дверь в шесть пальцев толщиной запиралась на тяжелый замок и четыре мощных засова.

«Давуст явно заботился о своей безопасности, и, похоже, не зря. Как же сюда пробрались убийцы? И куда дели тело? – Его губы сами собой изогнулись в улыбке. – Интересно, как избавятся от моего? А число врагов у меня растет: высокомерный насмешник Вюрмс, педант Виссбрук; торговцы, на чью прибыль я покушаюсь; прислуживавший Харкеру и Давусту практик; туземцы, ненавидящие всех, кто носит черное; ну и мои старые недруги гурки. А тут того и гляди сам его преосвященство решит от меня избавиться, разгневавшись, что дела продвигаются недостаточно быстро. Пришлют ли кого-нибудь в Дагоску разыскивать мой изувеченный труп?»

– Наставник…

Разомкнув веки, Глокта с трудом приподнял голову. Черт, больно! За последние дни он так набегался, что все кости и мышцы буквально горели. Шея при каждом движении щелкала, точно сухая ветка; спина напоминала вазу: такая же твердая и хрупкая; нога то ныла, то, онемев, дрожала.

В дверях, склонив голову, стояла Шикель. От порезов и синяков на ее смуглом лице не осталось даже следа – и не догадаешься, какие суровые испытания довелось пережить бедной девочке в темницах инквизиции. Шикель никогда не смотрела Глокте в глаза – всегда в пол.

«Одни раны время рано или поздно исцеляет, другие не заживают никогда. Мне ли не знать!»

– В чем дело, Шикель?

– Магистр Эйдер приглашает вас на ужин.

– Неужели?

Девочка кивнула.

– Передай, что почту за честь.

Все так же, не поднимая головы, Шикель вышла из комнаты. Глокта проводил ее взглядом и снова откинулся на подушки.

«Если я завтра исчезну, то, по крайней мере, одного несчастного спасу. Может, не так уж никчемна была моя жизнь. Занд дан Глокта – защитник слабых и беспомощных… Никогда ведь не поздно стать… хорошим человеком?»

* * *

– Прошу вас! – завопил Харкер. – Пожалуйста! Я ничего не знаю!

Крепко привязанный к стулу, убежать пленник не мог.

«Зато как бегают глаза!»

Взгляд его лихорадочно метался взад-вперед по инструментам Глокты, мерцающим в ярком свете лампы на щербатом столе.

«О да! Ты-то лучше остальных понимаешь их назначение. Обычно знание – лучшее лекарство от страха. Но не здесь. Не сейчас».

– Мне ничего не известно!

– О том, что тебе известно, судить мне. – Глокта стер с лица пот: в помещении было жарко, как в кузнице, да еще в жаровне тлели угли. – Если что-то воняет ложью, да еще выглядит, как ложь, то, скорее всего, это и есть ложь. Верно?

– Прошу вас! Мы на одной стороне!

«Вот как? Неужели?»

– Я сказал вам правду!

– Возможно. Но не так много, как мне хотелось бы.

– Пожалуйста! Тут все друзья!

– Друзья? По моему опыту друг – это просто знакомый, который рано или поздно тебя предаст. Ты из таких, Харкер?

– Нет!

Глокта нахмурился.

– Значит, ты наш враг?

– Что? Нет! Я… я… я лишь хотел выяснить, что произошло! Вот и все! Я не собирался… Прошу вас!

«Прошу, прошу, прошу… Как же я устал это слушать!»

– Вы должны мне верить!

– Единственное, что я должен, – это слушать ответы.

– Так умоляю, наставник, спрашивайте! Дайте мне шанс, я хочу сотрудничать!

«Хм… Значит, теория о жесткой руке тебе уже не по нраву?»

– Задавайте вопросы, я постараюсь ответить как можно подробнее!

– Хорошо. – Глокта взгромоздился на край стола рядом со связанным узником и взглянул на него сверху вниз. – Прекрасно.

Руки и лицо Харкера покрывал густой загар, остальное тело было бледным, как у слизняка, если не считать темные островки густых волос.

«Да уж, неаппетитное зрелище. Впрочем, бывает и хуже».

– Ответь мне, Харкер, зачем мужчине соски?

Инквизитор растерянно хлопнул глазами. Сглотнул слюну. Взглянул на Инея, но помощи от того ждать явно не стоило. Альбинос уставился в ответ немигающим взглядом, глаза его напоминали два холодных драгоценных розовых камня, по белой коже вокруг маски катился пот.

– Я… Я, кажется, не совсем вас понимаю, наставник.

– Разве вопрос такой сложный? Мужские, Харкер, соски. Для чего они нужны? Никогда не задумывался?

– Э-э… я…

Глокта вздохнул.

– Они ведь постоянно болят: мокрая одежда их натирает, в жару они сохнут… Некоторые женщины в постели – непонятно почему – любят, когда с их сосками играют. А мужчин прикосновение к соскам раздражает.

Он потянулся к столу и медленно сжал рукоять щипцов; Харкер расширенными глазами следил за каждым его движением. Подняв орудие пытки повыше, Глокта изучил сверкающий на свету остро заточенный металл и задумчиво произнес:

– Для мужчины соски – источник неприятностей. Тебе это известно? Я вот по своим совсем не скучаю. Шрамы, правда, уродливые.

Он потянул бывшего инквизитора за сосок.

– А-а! – пронзительно взвыл Харкер и отчаянно завертелся на стуле так, что тот заскрипел. – Не-ет!

– Это, по-твоему, больно? Тогда, боюсь, предстоящая экзекуция тебе не понравится.

Глокта зажал комочек плоти в тисках щипцов.

– А! А! Прошу вас, наставник, умоляю!

– Что толку с твоих мольб? Мне нужны ответы. Куда подевался Давуст?

– Не знаю! Жизнью клянусь!

– Ответ неправильный.

Глокта сжал щипцы посильнее, так что лезвия вонзились в кожу.

Харкер отчаянно взвизгнул.

– Погодите! Я взял деньги! Признаю! Я взял деньги!

– Деньги? – Он ослабил давление, и на волосатую белую ногу узника из-под щипцов потекла кровь. – Какие деньги?

– Которые Давуст забрал у туземцев! После восстания! Он велел мне собрать богатых, на мой взгляд, дагосканцев, а потом повесил их вместе с мятежниками. Мы конфисковали их имущество и поделили между собой. Свою долю Давуст хранил в ящике, в спальне. Когда он исчез… я унес ящик!

– И где теперь эти деньги?

– Нету! Я их потратил! На женщин… на вино… и… и… да на все подряд!

Глокта поцокал языком.

– Так-так…

«Жадность, заговор, несправедливость, предательство, ограбление, убийство… Публику будоражат такие истории. Скандально, но едва ли относится к делу».

Он снова взялся за щипцы.

– Меня интересует наставник, а не его деньги. Поверь, если я говорю, что устал задавать вопросы, значит, так оно и есть. Что приключилось с Давустом?

– Я… я… я не знаю!

«Возможно, это правда. Но она меня не устраивает».

– Ответ неправильный.

Глокта стиснул рукоять, и металлические лезвия, прокусив плоть, с тихим щелчком сомкнулись. Харкер выл, орал, извивался; из алого кровавого прямоугольника на месте соска вниз по животу сбегали темные красные струйки. Глокта скривился от боли в шее и потянул голову вверх, пока позвонки с хрустом не встали на место.

«Как странно – даже самые ужасные страдания других со временем прискучивают».

– Практик Иней, инквизитор истекает кровью! Будь так любезен…

– Профтите.

Иней со скрежетом вытащил из жаровни оранжево сияющее раскаленное железо. Глокта чувствовал исходящий от него жар даже с того места, где сидел.

«Ах, горячее железо… У него нет секретов, оно никогда не лжет».

– Нет! Не надо! Я…

Слова Харкера переросли в булькающий вопль – Иней приложил железо к ране. Комнату наполнил солоноватый аромат жарящегося мяса. Голодный желудок, раздразненный аппетитным запахом, к великому отвращению Глокты невольно заурчал.

«Когда же я в последний раз ел хорошее сочное мясо?»

Свободной рукой он стер с лица очередной глянцевый слой пота и расправил под пальто затекшие плечи.

«До чего омерзительным делом мы занимаемся! Зачем я это творю?»

В ответ раздался тихий треск – Иней осторожно сунул железо обратно в жаровню, подняв сноп золотистых искр. Харкер метался, трясся, скулил, слезящиеся глаза вылезли из орбит, над почерневшей плотью вился дымок.

«Да, занятие омерзительное. Харкер, конечно, скотина и заслуживает подобного обращения, но это ничего не меняет. Возможно, ему действительно неизвестна судьба Давуста, но это опять же ничего не меняет: вопросы надо задавать так, будто ответы ему известны».

– Харкер, к чему упорствовать? Может быть… ты полагаешь… что на сосках моя изобретательность заканчивается? Ты и в самом деле так думаешь? Думаешь, на сосках я остановлюсь?

Узник смотрел на него безумным взглядом, на губах пузырилась слюна. Глокта склонился еще ниже.

– О нет! Нет-нет-нет! Это только начало. Нет, это даже начало начала. Впереди у нас безжалостно много времени. Дни, недели, месяцы… Если потребуется. Ты уверен, что сумеешь столь долго хранить свои тайны? Теперь ты целиком в моей власти. Ты принадлежишь мне – и этой комнате. Я не остановлюсь, пока не выясню все, что нужно. – Он покрутил между пальцев второй сосок и вновь раскрыл окровавленные щипцы. – Неужели так трудно понять?

* * *

Столовая магистра Эйдер являла собой поистине восхитительное зрелище. Веющий сквозь узкие окна бриз колыхал разноцветные ткани: серебряные, малиновые, золотые, пурпурные, зеленые, голубые, ярко-желтые. Стены были украшены резными мраморными панелями, по углам стояли огромные вазы высотой в человеческий рост. На полу валялись груды воздушных нетронутых подушек, словно приглашавших усталых путников с удобством на них раскинуться. В высоких стеклянных кувшинах мерцали разноцветные свечи, озаряя мягким светом окружающее великолепие и наполняя воздух сладким ароматом. В конце мраморного зала в звездообразный бассейн тихо, тонкой струйкой текла чистая вода. Комната казалась театральной декорацией.

«Ни дать ни взять будуар королевы из кантийских легенд», – оценил убранство помещения Глокта.

Но главным украшением столовой была сама магистр Эйдер, глава гильдии торговцев пряностями, – настоящая королева купцов. В кипенно-белом платье из переливчатого, восхитительно полупрозрачного шелка она сидела в торце стола. На загорелой коже сверкали драгоценные камни стоимостью с небольшое состояние; высокую прическу поддерживали гребни из слоновой кости, а несколько искусно уложенных прядей свободно вились вокруг лица. Выглядела Карлота так, будто прихорашивалась весь день.

«И каждый миг был проведен с пользой», – заключил наставник.

Глокта сгорбился в кресле на другом конце стола над чашкой дымящегося супа; ему казалось, что он попал на страницы волшебной книги.

«В страшный роман, действие которого разворачивается в экзотической южной стране. Магистр Эйдер – главная героиня, а я – отвратительный, хромой, жестокий злодей. Интересно только, чем эта история закончится?»

– Итак, магистр, скажите же наконец, чему я обязан оказанной честью?

– Насколько я понимаю, вы переговорили со всеми членами совета, но до сих пор не пожелали встретиться со мной. Меня это удивило. И, пожалуй, немного задело.

– Простите. Мне жаль, что вы сочли, будто вас обошли вниманием. По-моему, это естественно – оставить самого могущественного человека на потом.

Она подняла на него глаза – сама оскорбленная невинность.

«Аплодирую! Сыграно идеально», – признал наставник.

– Я? Могущественная? Бюджетом распоряжается Вюрмс, указы издает он же. У Виссбрука в подчинении армия, он же руководит защитой города. Кадия представляет большую часть населения Дагоски. Едва ли я на их фоне важная персона.

– Полно! – Глокта беззубо усмехнулся. – Вы, конечно, ослепительно прекрасны, но я пока кое-что вижу. Бюджет Вюрмса – жалкие гроши по сравнению с суммами, которыми располагает гильдия торговцев пряностями. Народ Кадии низведен до положения бессловесного скота. А через вашего пьяницу-дружка Коску вы командуете войском, которое по численности в два раза превосходит отряды Виссбрука. Союз интересуется этой выжженной солнцем скалой лишь по одной причине: из-за деятельности вашей гильдии – торговли.

– Я хвастать не люблю, – магистр простодушно пожала плечами, – но у меня и правда есть в городе кое-какое влияние. Вижу, вы наводили справки.

– Это моя работа. – Глокта поднес ложку ко рту и, стараясь не хлюпнуть, проглотил суп. – Кстати, очень вкусно!

«И надеюсь, не отравлено».

– Я так и подумала, что вам понравится. Тоже навела справки.

В бассейне журчала и булькала вода, на стенах шуршала ткань, об изящный фаянс тихо звякали серебряные приборы.

«Первый раунд, похоже, закончился ничьей», – подвел итог Глокта.

Безмолвие нарушила Карлота дан Эйдер.

– Я, разумеется, понимаю, что вас послал сюда с миссией сам архилектор. С миссией огромнейшей важности. Вы не из тех, кто ходит вокруг да около, – вы идете напролом. Но, возможно, вам следует ступать чуть осторожнее.

– Да, походка у меня не очень. Боевая рана, знаете ли, да вдобавок два года пыток. Чудо, что нога вообще уцелела.

Она широко улыбнулась, обнажив два ряда великолепных зубов.

– Вы очень приятный собеседник, а вот мои коллеги почему-то удовольствия от беседы с вами не получили. И Вюрмсу, и Виссбруку вы пришлись совершенно не по душе. Они говорят, что вы раскомандовались. Другие их высказывания я повторить не осмелюсь.

– Я здесь не для того, чтобы заводить друзей. – Пожав плечами, Глокта осушил бокал великолепного – впрочем, другого и быть не могло – вина.

– Однако друзья – люди полезные. По крайней мере, одним врагом меньше. Давуст только и делал, что пакостил всем и каждому. И чем закончилось? Ничем хорошим.

– За спиной Давуста не стоял закрытый совет.

– Верно. Но бумага от удара кинжала не защитит.

– Это угроза?

Карлота дан Эйдер рассмеялась – звеняще, искренне, дружелюбно. Человек, который так смеялся, не мог быть злодеем. По крайней мере, ум отказывался в это верить. Ну какая же она изменница или убийца? Просто очаровательная женщина, идеальная гостеприимная хозяйка.

«И все-таки из списка подозреваемых магистра Эйдер это пока не исключает».

– Всего-навсего совет. Основанный на горьком опыте. Не хотелось бы, чтобы вы исчезли.

– Правда? Вот уж не думал, что я столь обворожительный гость.

– Да, вы немногословны, конфронтационны, слегка наводите ужас, и с меню у вас строго, но мне вы куда полезнее здесь, чем там, – она неопределенно махнула рукой, – где Давуст, куда бы он ни отправился. Подлить вам вина?

– Да, пожалуйста.

Магистр встала с кресла и направилась к гостю, мягко, словно танцовщица, ступая по прохладному мраморному полу босыми ногами (очередная дань кантийской моде); бриз развевал легкое одеяние, окутывающее ее стан. Она склонилась, чтобы наполнить бокал, и Глокту овеяло густым ароматом духов.

«Именно о такой невестке мечтала моя мать – красивой, умной, сказочно богатой… О такой жене, честно говоря, мечтал и я сам. В молодости. В другой жизни».

Мерцающий свет свечей отражался в блестящих волосах Эйдер, в сверкающих драгоценностях на длинной шее, в вине, льющемся из бутылочного горлышка…

«Почему она со мной так любезна и очаровательна? Потому что у меня на руках приказ от закрытого совета? Рассчитывает на выгодную сделку с могущественным человеком? Или надеется меня одурачить, сбить со следа, увести в сторону, подальше от неприглядной правды?»

Их глаза на миг встретились. Магистр едва заметно, понимающе улыбнулась и вновь опустила взгляд на бокал.

«Или я для нее – жалкий оборванец, что заглядывает в окно кондитерской, глотая слюнки при виде сладостей, которые никогда не сможет купить? Ну это уж вряд ли…»

– И куда отправился Давуст?

На миг повисла пауза. Эйдер аккуратно поставила бутылку на стол, уселась в ближайшее кресло и, опершись подбородком на сплетенные пальцы, посмотрела Глокте в глаза.

– Полагаю, его убил изменник, один из дагосканцев. Вероятно, гуркский шпион. Скажу больше – может быть, вы это знаете, – Давуст подозревал, что в городском совете плетется заговор. Так он мне сказал по секрету незадолго до исчезновения.

«Вот как?»

– Заговор в городском совете? – Глокта с притворным ужасом покачал головой. – Разве такое возможно?

– Будем откровенны, наставник. Я хочу того же, что и вы. Мы, гильдия торговцев пряностями, вложили в Дагоску слишком много времени и денег, чтобы спокойно отдать его на растерзание гуркским войскам. Как мне кажется, город скорее удержите вы, чем идиоты вроде Вюрмса и Виссбрука. Если в наших стенах завелся изменник, я хочу, чтобы его разоблачили.

– Его… или ее.

Магистр Эйдер вскинула изящную бровь.

– Вы наверняка заметили, что женщина в совете одна. Я.

– Разумеется. – Глокта с хлюпаньем втянул с ложки суп. – Простите, что пока не сбрасываю вас со счетов. Чтобы убедить меня в невиновности, нужно нечто посущественнее, чем вкусный суп и приятная беседа.

«Хотя остальные мне и этого не предложили».

Карлота с улыбкой подняла бокал.

– Как же вас тогда убедить?

– Сказать честно? Мне нужны деньги.

– Ах, деньги! – протянула она. – Все к ним обычно и сводится. Получить с гильдии деньги – все равно что рыть в пустыне колодец в поисках воды: утомительно, неприятно и почти всегда бесполезно.

«Так же, как допрашивать инквизитора Харкера».

– Сколько вам нужно? – добавила магистр.

– Для начала сто тысяч марок.

Эйдер не поперхнулась вином – скорее, слегка булькнула. Отставив бокал, она тихо откашлялась, промокнула губы уголком салфетки и подняла на Глокту удивленный взгляд.

– Вы же прекрасно понимаете, что такой суммы у нас нет.

– Пока меня устроит любая. Сколько дадите.

– Хорошо, посмотрим. Итак, ваши желания ограничиваются банальной сотней тысяч марок или я могу для вас сделать что-то еще?

– По правде говоря, можете. Пусть торговцы освободят храм.

Магистр Эйдер мягко потерла виски, будто от просьб Глокты у нее разболелась голова, и тихо пробормотала:

– Он хочет выставить торговцев из храма…

– Мне требовалась поддержка Кадии. Если он будет против нас, город долго не выстоит.

– Я много лет твержу этим заносчивым болванам то же самое, однако притеснение туземцев – их излюбленная забава. Очень хорошо. Когда нужно освободить храм?

– Завтра. Самое позднее.

– И это назвали «самодурством»? – Она сокрушенно покачала головой. – Ладно. Похоже, к завтрашнему вечеру я стану самым непопулярным магистром в истории гильдии, если вообще удержусь на посту. Но я постараюсь убедить торговцев.

– По-моему, вы способны убедить кого угодно в чем угодно.

– А вы жестко ведете переговоры, наставник. Если вам когда-нибудь надоест задавать вопросы, займитесь торговлей – на этом поприще вас, несомненно, ждет блестящее будущее.

– Я – купец? О нет, я не настолько безжалостен. – Глокта положил ложку в пустую чашку и облизал десна. – Не сочтите за дерзость, я не хочу вас обидеть, но как женщине удалось возглавить самую могущественную в Союзе гильдию?

Магистр Эйдер молчала, будто решая, отвечать или нет.

«Или прикидывает, до какой степени можно откровенничать», – предположил Глокта.

Уставившись на бокал, она медленно повернула его за ножку.

– Прежде пост магистра занимал муж. Когда мы поженились, мне было двадцать два года, а ему шестьдесят. Мой отец задолжал ему огромную сумму денег и решил отдать меня за него замуж. В качестве оплаты.

«Выходит, все мы страдали, каждый по-своему», – усмехнулся наставник.

Ее губы тронула едва заметная горькая улыбка.

– Муж, прирожденный торговец, имел превосходное чутье на выгодные сделки… Вскоре после свадьбы его здоровье начало сдавать, поэтому мне пришлось постепенно взять на себя все дела, в том числе дела гильдии. К тому времени, когда он умер, я выполняла обязанности магистра, хотя и неофициально. К счастью, у коллег хватило здравомыслия оформить необходимые документы, закрепляющие пост за мной. Торговцев пряностями всегда больше интересовала прибыль, чем общепринятые правила. – Она резко подняла взгляд на Глокту. – Не сочтите за дерзость, я не хочу вас обидеть, но каким образом герой войны стал палачом?

Настал его черед задуматься. «Хороший вопрос. И правда, как же это произошло»?

– У калек не такой уж обширный выбор занятий.

Эйдер медленно кивнула, не сводя глаз с его лица.

– Представляю, каково вам пришлось. Тяжело вернуться на родину после долгого заточения в темнице и обнаружить, что друзьям ты не нужен. Видеть в их глазах жалость, отвращение и чувство вины. Осознавать свое одиночество…

Глокта аккуратно потер задергавшееся веко. Прежде он ни с кем не обсуждал свои переживания.

«И вот приплыли – говорю об этом с малознакомой женщиной».

– Да, фигура я, несомненно, трагическая. Раньше был дерьмом, а стал пустой оболочкой. Выбирайте, что вам больше по нраву.

– Воображаю, какую тошноту вызывает у вас подобное обращение. Тошноту и гнев…

«О, если бы ты знала!»

– …И все же странно, что жертва стала палачом.

– Напротив, ничего странного. По моему опыту, люди обычно поступают с другими так же, как поступали с ними. Отец вас продал, муж купил – и вы тем не менее занялись торговлей.

Магистр нахмурилась.

«Ну вот, теперь ей будет о чем подумать…»

– Я полагала, что боль учит состраданию.

– Состраданию? Что это? – Глокта, скривившись, потер ноющую ногу. – Как ни печально, боль учит лишь жалости к себе.