Читать книгу Лонгборн - Джо Бейкер - Страница 11

Часть первая
Глава 10
…несколько офицеров обедали у их дядюшки, был подвергнут телесному наказанию рядовой, и распространились самые упорные слухи, что полковник Форстер намерен жениться

Оглавление

Дождь лил как из ведра. Он стучал по каменным плитам во дворе, бурлил в канавах, бил ключом из водосточных труб. Женщины сидели дома за шитьем. Джеймс менял кольца на старой уздечке. Мистер Хилл, укрывшись в кладовой, протирал стеклянную посуду и длинным ногтем ковырял в редких зубах.

– Конечно, мисс Джейн непогода нипочем. – Полли уронила штопку на колени. – Уж она-то не вымокнет. Небось скакала галопом всю дорогу до Незерфилда.

Повисло молчание, слышался только шорох дождя. Сухая или промокшая, Джейн не станет сегодня возвращаться домой.

– Как-нибудь я возьму тебя покататься, хочешь, Пол?

Девочка заулыбалась. Ей даже нравилось называться Пол, но лишь при условии, что так к ней обращался Джеймс.

– Только не галопом, предупреждаю, не думаю, что нашей старушке это понравится.

«А посыльный? – подумала Сара. – Успел ли он добраться до Незерфилда вовремя или промок насквозь, до своей кожи цвета ячменного солода? И как, кстати, его зовут?»

Дождь не стихал весь вечер. Он продолжал барабанить, даже когда слуг отпустили спать. Джеймсу пришлось бежать через двор, накинув мешок на голову и плечи, чтобы хоть немного защититься от потоков воды. Он мог уйти к себе гораздо раньше и преспокойно читать, поскольку имел разрешение пользоваться свечами, но предпочел тесноту кухни и тамошнее общество. Сегодняшний день принес что-то сродни пробуждению: тихое, ни с кем не разделенное прозрение. Джеймс заметил, как новый лакей из Незерфилда смотрел на Сару. Заметил, что и она поглядывала на него. От всего этого Джеймс вдруг почувствовал себя неуверенно, будто пол ушел из-под ног и закачался, как корабельная палуба.

Надо присмотреть за ней, сказал себе Джеймс, просто по-дружески. Он очень обязан мистеру Б., а значит, должен следить, чтобы все в хозяйстве было в порядке. Именно поэтому он остался сидеть с женщинами, вместо того чтобы спокойно читать у себя в комнате. Кроме того, вынужден был признаться себе Джеймс, он получал удовольствие от ее соседства. Слышать ее дыхание, шелест юбки, ласковое словечко, обращенное к Полли. Как это славно…


Лакей вновь появился на следующее утро. В грязи по колено, в тяжелом от воды сюртуке и размокшем парике, с которого на плечи млечными струями стекала пудра. Сара, убиравшаяся после завтрака, засуетилась, пытаясь сообразить, куда бы поставить стопку грязных тарелок. Остановившись на пороге, посыльный снял шляпу и стряхнул с нее воду. Пошарив за пазухой, он извлек весьма мокрый на вид конверт:

– Для мисс Элизабет Беннет.

Джеймс переводил взгляд с Сары на лакея и обратно. Мистер и миссис Хилл были заняты в других местах, так что в кухне, кроме них троих, никого не было. Очевидно, Джеймсу следовало отнести послание наверх, но тогда пришлось бы оставить Сару наедине с этим типом.

– Вы отнесете? – спросил он у нее.

– Мне кажется, это ваша обязанность.

Джеймс неловко поклонился, взял письмо и размашистым шагом отправился наверх, в комнату для завтрака, где миссис Хилл подавала семейству кофе. Он ждал как на иголках, пока письмо прочитают и, поахав, обсудят.

Тем временем на кухне Сара, оставшись с глазу на глаз с незерфилдским лакеем, проговорила:

– Ужасная погода, так и льет! – и тут же смолкла, смутившись, что не придумала ничего лучше.

К счастью, гость, кажется, не обратил внимания на ее неловкость. Он с грохотом уселся на стул у очага и вытянул к огню ноги и руки, показывая ей, как сильно продрог.

– Эта хартфордширская грязь наделена разумом, не иначе. Она прямо вцепляется в вас и карабкается наверх. В Лондоне, – продолжал он, – дороги мощеные, а сверху навесы, можно выходить в любую погоду, хотя бы и в самый проливной дождь, и даже не промочишь ноги.

– Так вы, выходит, из Лондона? – Сара протянула ему чашку чаю.

Он, казалось, был несколько удивлен, окинул взглядом кухню, но, не найдя ничего, что пришлось бы ему по вкусу, принял чашку.

– Я жил там одно время. Со старым хозяином, а потом с новым.

Она присела напротив и придвинула стул немного ближе:

– Расскажите, какой он?

Лакей поведал Саре о Королевском амфитеатре Астлея[7], о чудесах вольтижировки, жонглирования и акробатики, которые там совершались, а также о развлекательном саде в Воксхолле, с музыкой и танцами. Он рассказал ей о своем знакомом нищем, настоящем джентльмене, который распевает матросские песни и носит на голове модель кораблика; когда нищий пускается в пляс, кораблик бросает из стороны в сторону, словно в бурном море.

– А по ночам там устраивают фейерверки, до того великолепные и громкие, что даже старые вояки утверждают, будто не слышали ничего подобного за всю французскую кампанию.

Джеймс вернулся быстрее, чем предполагала Сара.

– Вы ждете ответа?

– Да, если таковой последует.

– Так вот, его не последует.

Застегнув сюртук на все пуговицы, лакей, подмигнув, пустился в утомительный обратный путь под серым утренним небом. Сара подошла к окну и смотрела ему вслед. Как приятно было знать, что он где-то по соседству, что в любой момент может снова появиться, и пить с ней чай, и рассказывать про Лондон.

– Джейн больна. – Джеймс произнес это с большим нажимом, чем дело того заслуживало. В конце концов, юная леди всего-навсего простыла.

Его едва удостоили мимолетным взглядом.

– Она вымокла под дождем, как мы и думали, а теперь у нее простуда, и ее оставили в Незерфилде.

– Да? – только и вымолвила Сара.

– Поэтому мисс Элизабет собирается к ней.

Что ж, по мнению Сары, то была не самая худшая новость. Если Джейн заболела, уж лучше ей болеть в доме Бингли: там к ее услугам целая армия, готовая услужить и помочь. В Лонгборне же болезнь означала бы массу лишней работы, которая ложилась на плечи горстки слуг: постельное белье для больной в отдельную комнату, носовые платки, особое питье, лакомства, еда маленькими порциями и постоянная беготня со всем этим вверх и вниз по лестнице. Как мило со стороны Джейн – и так на нее похоже – заболеть не дома!

– Значит, все будет хорошо, – сказала Сара.

Для Джеймса мгновение тянулось, как шерсть на сушильной раме. Нельзя показать Саре даже намеком, какое волнение она вызывает в нем. Его так и тянет обратиться к ней, прикоснуться, но нужно прикусить язык, выбросить эти мысли из головы, скрыть их даже от самого себя.

А Сара, пытаясь подавить чувство вины за то, что рылась в его вещах, будила в себе раздражение и даже негодование: почему, ну почему мистер Смит не обращается к ней так же дружески, как этот новый лакей? Почему Джеймс ни разу не рассказал ей о своих путешествиях, о том, где побывал и откуда приехал? Он не делал никаких шагов навстречу, он так неразговорчив, скуп на слова и даже груб! Ничего удивительного, что она его заподозрила. И ничего удивительного, что решила за ним шпионить…

Джеймс вздохнул. Сара вздрогнула и обернулась.

Он нехотя выговорил:

– Ладно. – И вышел во двор следом за тем мужчиной, под дождь, а она фыркнула с досады и вновь принялась за свою работу.


Отбытие Элизабет в Незерфилд сразу после дождя нижнему этажу особых хлопот не доставило. Барышня просто надела туфли для прогулок, застегнула добротный спенсер, накинула плащ с капюшоном и взяла зонтик на случай, если дождь польет снова. Подобное стремление обойтись своими силами заслуживало одобрения. Однако, глядя, как она выходит на тропинку, а оттуда на дорогу, Сара невольно подумала о чулках, которым после такого похода придет конец, и о нижней юбке, которую теперь ни за что не отстирать, сколько ни держи ее в щелоке. Просто невозможно вывести грязные пятна со светло-розового: а кипятить нельзя, шелк слишком нежная ткань.

Днем заезжали соседи. Сэр Уильям Лукас и его дочь Шарлотта пробыли недолго, даже не остались на обед, так что и с этим у прислуги забот не прибавилось. Предполагалось, что к обеду вернется Элизабет, но приготовления шли – вместе со стрелками часов, – а барышни все не было. Миссис Хилл начала уже терять надежду на ее возвращение и участие в поедании мясного пирога с подливкой. Даже жаль, думала она, что Лукасы уехали, ведь можно было догадаться, что так получится, а теперь пирог наверняка не доедят. В половине пятого готовый пирог уже покоился на кухонном столе – самое время подавать, пока совсем не остыл, – когда все тот же мулат, лакей мистера Бингли, распахнул кухонную дверь и остановился на пороге, выпуская тепло. Он счищал с обуви грязь и, кажется, больше не находил это забавным.

– Закрывайте, дует.

На сей раз он доставил записку от Элизабет. Она сообщала, что не вернется к обеду и остается в Незерфилде ухаживать за Джейн, пока та не поправится и не будет в состоянии отправиться в путь. Элизабет просила передать со слугой необходимое платье для них обеих. Услышав новость – мистер Беннет громко прочитал письмо собравшемуся за обеденным столом семейству и укорил супругу за беспечное отношение к здоровью старшей дочери, – миссис Хилл немедленно отправилась упаковывать вещи для барышень. Несколько позже, покончив с обедом, к ней присоединилась миссис Беннет.

Она появилась в комнате дочерей, когда миссис Хилл почти закончила сборы, и моментально принялась перебирать саквояж заново, вынимая одни платья и заменяя другими. Велев обождать, пока она подумает, миссис Б. замерла, погрузившись в подсчеты, после чего принялась рыться в одежде, оценивая недостатки и достоинства каждого из платьев, капоров, шляпок и накидок Джейн. Содержимое уже вываливалось из саквояжа, словно каша, убегающая из кастрюли.

– Нет-нет, только не это платье, в нем мистер Бингли видел ее у Лукасов, он может подумать, что ей больше нечего надеть.

На что мисс Джейн все эти легкие бальные туалеты, жатый муслин и нарядные капоры, пока она вынуждена лежать в постели в отдельной комнате, и почему от мистера Бингли ждут, что он оценит ее наряды, если он все равно лишен возможности с нею видеться, этого миссис Хилл не понимала, однако с хозяйкой не спорила. Джейн отправилась в Незерфилд в хорошем платье для званого обеда и плаще, прикидывала экономка. И то и другое, надо полагать, промокло насквозь. Слуги, вероятно, уже высушили их и отчистили от грязи, а хозяйки снабдили Джейн платьем и накидкой, а также и ночной сорочкой, как только стало ясно, что она остается на ночь. Следовательно, больше всего Джейн нуждалась сейчас в собственной сорочке, паре теплых шалей и приличном обеденном платье, которые понадобятся к тому времени, когда она снова сможет выйти к столу. Что же касается Элизабет, она после пешей прогулки наверняка с головы до пят в грязи, и ей требуется нарядный туалет к вечеру, повседневное платье, чтобы сидеть с сестрой, приличные туфли ходить по дому и белье. При всем искреннем стремлении миссис Беннет произвести хорошее впечатление отправлять что-то сверх этого просто глупо, и тамошние слуги подумают точно так же.

Как только миссис Беннет отвернулась со словами, что должна найти бальные туфельки Джейн, миссис Хилл решительно захлопнула саквояж и застегнула пряжки. Нужно поскорее выдворить из кухни этого чернокожего денди, пока он не натворил бед. Он ведь совсем вскружил Саре голову.

В ответ на гневный взор миссис Беннет миссис Хилл проговорила:

– Боюсь, мы испортим наряды, мэм, если втиснем туда еще хоть что-нибудь! – И с этими словами поспешила с саквояжем прочь, не дав миссис Беннет возможности ни возразить, ни поблагодарить экономку за здравомыслие.

Парочка, Сара и мулат, сидела у очага друг против друга. Он расположился с удобством, протянув ноги к огню. Она с сияющими глазами подалась вперед, сложив руки на коленях. Косынка соскользнула, излишне приоткрыв вырез корсажа. Когда вошла миссис Хилл, беседа оборвалась. Сара казалась смущенной и, на взгляд экономки, была чересчур оживленна. Миссис Хилл приблизилась и бросила саквояж лакею на колени. Он вздрогнул.

– Вот, – сказал она. – Ступайте.

Он стал изображать, до чего тяжел саквояж: отдувался и сгибался под его весом, тряс головой и закатывал глаза в притворной ярости. Этим он рассмешил Сару и, довольный достигнутой целью, отбыл, приподняв на прощание шляпу. Миссис Хилл затворила за ним дверь и, уперев руки в боки, наблюдала, как Сара задумчиво ворошит угли в очаге, то собирая их в горку, то опять раскидывая. Мысли девушки явно занимала вовсе не работа.


На другой день миссис Хилл снарядила Сару в Меритон к бакалейщику купить голову сахару: в доме не осталось ни крупинки. Следовало успеть до обеда, так как на десерт были заказаны печеные яблоки. Миссис Хилл не хотелось навязывать Саре лишнюю работу, однако сама она была слишком занята и пойти в город не могла. И девушка уже было отправилась в путь, когда бы не Полли.

– Можно мне тоже пойти? – спросила девочка.

– Нет. Я не могу отпустить всех на прогулку. Ты нужна мне здесь, чистить и мыть. Вынеси коврики и приготовь спитой чай. Будем прибираться в вестибюле и мыть пол в холле.

– Подумаешь! – фыркнула Полли. – Вот мисс Джейн выйдет за мистера Бингли, тогда не придется бегать в Меритон за сахаром. У нас будет целая гора сахарных голов, хоть дом из них строй. А в сиропе купаться будем.

– Это, – заметила Сара, – было бы ужасно противно.

Она сняла передник и поспешно, пока миссис Хилл не передумала, надела капор.


Зажав под мышкой истрепанный, похожий на мокрую ворону зонт и накинув на плечи старенький голубой плащ, Сара с легким сердцем покинула кухню – можно считать, выдался выходной. Вырваться на свободу, прошагать целую милю, вдыхая свежий ветерок полей, а обратно нести всего лишь какую-то сахарную голову, и при этом никто не будет указывать, что делать, – да разве это не радость? Миссис Хилл не заметит, если от сахарной головы убудет самую чуточку. Значит, обратный путь можно будет подсластить. А уж мысль о том, что дома будет ждать обед, приготовленный не ею, и вовсе наполняла душу восторгом.

Башмаки очень скоро намокли и отяжелели, и Сара стерла левую ногу до волдыря. И все же идти лучше было полями, чем дорогой, по которой то и дело проносились дилижансы и почтовые кареты, заставляя отскакивать в канаву, чтобы не попасть под колеса или копыта.

Пригожему лакею – завороженная Сара всякий раз забывала узнать его имя – грязь не нравилась. Он был изящной птичкой, попугайчиком, в скверную погоду его перышки намокали. А если он попугайчик, то мистер Смит – овчарка колли, такому любая непогода нипочем. Не важно, холод, грязь или дождь: его мысли и заботы – только о службе, которую он несет. А она сама? Что ж, ее непогода тоже не удручает. Пусть сейчас вымокла, потом ведь просохнешь. Так к чему огорчаться и жаловаться?

Она подумала, впрочем, что после дождя этот самый сад Воксхолла, должно быть, очень красив.

Тропинка сбежала к берегу реки и повернула к Меритону. Река от дождя вздулась и покрылась рябью, запруда у мельницы до краев наполнилась водой, и колесо с грохотом молотило по ней, поднимая пену.

Дождь утих, но небо затянули тяжелые низкие тучи, от этого закоулки города, казалось, погрузились в сумерки. Тени казались багровыми, словно кровоподтеки, а на камни, стены и булыжник мостовой падал тошнотворный зеленый отсвет.

Сара миновала зловонную сыромятню, смердящую смертью и собачьим пометом, потом глухую стену работного дома, где не зажигали фонаря, несмотря на то что день был пасмурный и темный. То справа, то слева открывались узкие проулки, там полуголые ребятишки строили в канавах плотины и пруды, а на крылечках женщины, горбясь, кутались в платки и качали на руках младенцев. Бойни, мимо которых проходила Сара, сейчас пустовали, но воздух здесь, как всегда, наполняли отвратительные миазмы аммиака и крови.

Было удивительно тихо.

Сара шла задворками. Обычно тут кипела жизнь, такая привычная: ткачи на крыльце обсуждали политику, у водяного насоса весело щебетали женщины. Сару они знали и помнили, чья она дочь. Сегодня никто без крайней нужды и носа из дому не высовывал. Кругом царила унылая тишина, нарушаемая лишь звуком капель, падающих с черепичных крыш.

Снова пошел дождь, мелкая водяная пыль. Сара раскрыла зонт. Впереди на углу высилась одна из лучших гостиниц Меритона. Фахверковый фасад ее был обращен на оживленную Маркет-стрит, а боковая стена выходила на эту слякотную улочку. Только завернуть за угол, и она окажется на широких, людных улицах. Сара прибавила шагу. Первым делом она пойдет прямиком к бакалейщику, за сахаром, затем заглянет в аптеку и послушает, что скажет мистер Джонс о здоровье Джейн. А потом – для этого у нее было припасено собственное пенни – купит у пирожника сдобную булочку и отправится домой. Пойдет прямо по широкой дороге и по пути будет лакомиться булочкой, неторопливо пропуская экипажи. Лучше так, чем снова пробираться по этим темным закоулкам.

Сара приблизилась к гостиничному двору. В прошлый раз, когда она здесь проходила, был ярмарочный день, туда-сюда сновали фермеры со своими смирными приземистыми лошадками. Сегодня двор выглядел совсем иначе: в пространстве между неровными стенами с известковой побелкой появилась постройка. Небрежно выведенные стены, непросушенные доски в пятнах от сырости – сооружение, больше походившее на коровий хлев, занимало полдвора.

Казармы, говорил мистер Беннет. Строят казармы для солдат.

Звуки, которые доносились до нее, тоже были непривычными, она только сейчас обратила на них внимание. Гул множества голосов. Мужских.

Сара ускорила шаг, наклонила зонт так, чтобы ее не приметили. Девушка вошла в подворотню и, хотя видно ничего не было, почувствовала, что там что-то происходит… назревает, бурлит, словно вот-вот взорвется.

Ну да ничего, всего несколько шагов, и она выйдет на Маркет-стрит, а оттуда рукой подать до бакалейщика. Там она купит сахар, перемолвится парой слов о погоде и слякотной дороге. Сара даже и не глядела во двор, где собрались мужчины. Уж лучше не смотреть, потому что, если посмотришь, тогда есть опасность, что и тебя наверняка заметят. Все же она приподняла зонт, совсем чуточку, и глянула украдкой.

Двор из-за новой постройки стал тесным, превратился в узкий проход между мокрыми досками и беленой стеной. Солдаты в красных мундирах толпились в дальнем углу, словно за невидимой изгородью. Сара продолжала идти, но время, казалось, замедлилось, каждый миг растянулся. Она сделала шаг, и картина изменилась, ее взгляду открылось наконец то, из-за чего собрались здесь эти люди, к чему были обращены их лица. Там, прямо в подворотне, была коновязь – между ними и Сарой.

Некоторое время ее разум отказывался воспринимать увиденное. Потом она поняла: свинья. Свиная туша. Огромная, еще не освежеванная. Но тут все снова изменилось, прояснилось, разум уловил действительную картину: она различила очертания человеческого тела, спину, лопатку, длинную прядь темных волос, вздувшиеся на шее жилы.

Сара мгновенно отвернулась, но слишком поздно: картина запечатлелась прочно, как на сургучной печати. В жутком тусклом свете кожа человека казалась мертвенно-бледной, припорошенная светлой щетиной щека прижата к потемневшему выветренному дереву. Глаза дико вытаращены, зубы стиснуты. Прикованный, он рвался что было сил, пытаясь высвободиться, мышцы на руках взбугрились, ноги ударяли в булыжную мостовую, точно конские копыта.

В дальнем конце двора взволнованно переговаривались солдаты. Были среди них совсем юные; один, на вид мальчишка лет четырнадцати, чуть не плакал, но никто не отводил взгляда от закованного. Толпа зашевелилась, и вперед вышел человек; без мундира, в одной рубашке, он поигрывал плетью и не смотрел в сторону арестанта.

Теперь Сара уже почти миновала гостиничный двор, ледяной дождь стекал у нее по щеке. И только сейчас она наконец увидела то, что так поглотило внимание собравшихся, – ей открылась последняя деталь запутанной головоломки. По ту сторону подворотни, прислонясь к стене, стояло несколько офицеров, бравых и нарядных в своих полковых мундирах. Один или два среднего возраста, остальные моложе. Лицо самого молоденького, нежное, как у девушки, позеленело.

Офицеры непринужденно переговаривались. Все прочие – человек с плетью, арестант, солдаты – ждали их команды.

– Ну а вы что скажете, Чемберлен? – спросил офицер постарше. – Вы готовы?

– Так точно, полковник Форстер, сэр, – отозвался Чемберлен, тот самый юнец с гладкими щечками.

– Да его вот-вот стошнит.

– Нет. Просто… эль вчера был нехорош.

– Вам нехорошо не от этого! Кишка тонка, вот что.

– Оставь его, Денни. Двадцать плетей – это не шутка.

– Так точно, сэр. Виноват, капитан Картер.

– С ними только так и можно, запомните, Чемберлен, – произнес тот, что постарше, – полковник. – Без дисциплины нет армии. Они неспособны к самоконтролю, следовательно, контролировать их – наша обязанность. Пренебрегать этим означает не исполнять свой долг. Он не отдал честь офицеру, то есть проявил неподчинение вышестоящему. Подобного допускать нельзя.

Сара прошла дальше, вдоль длинной беленой стены, и больше не видела, что там происходит, только голоса по-прежнему доносились до нее в тишине сквозь шелест дождя.

Вот снова писклявый голос Чемберлена:

– Давайте покончим с этим, со мной все будет в порядке.

– Что ж, прекрасно, сержант. Слушайте офицера, вы знаете, что делать.

– Так точно, сэр.

Она почувствовала в воздухе что-то такое, от чего по коже побежали мурашки. Солдаты построились, все стихло. Потом просвистела плеть. Звук удара.

Арестант закричал. Сара зажала рот рукой.

– Раз, – сосчитал сержант.

Снова свист и удар плети. Арестант вопил. Сара, уронив зонтик, оперлась рукой о мокрую каменную стену.

Снова затишье. Потом новый удар. И новый крик.

Сара почувствовала, что ее вот-вот стошнит. Она застыла на месте, сердце колотилось. Двадцать? Если они будут продолжать, то убьют его. Надо вернуться, броситься туда, заслонить его от боли, им придется прекратить. Снова просвистела плеть. Сара зажмурилась и погрузилась во тьму. Голова шла кругом. Удар, крик. Опять и опять. Крики теперь звучали слабее.

И она кое-как поплелась прочь на дрожащих ногах, путаясь в мокром подоле, держась за стену. Зонтик наклонялся в ослабевшей руке, и струи дождя били прямо в лицо.


Вскоре после ухода Сары заявился мулат (и почему всегда он? неужели мистеру Бингли больше некого послать месить раскисшие тропки?) с новой запиской от мисс Элизабет.

Он ущипнул Полли за подбородок, потряс неохотно протянутую руку Джеймса, с любопытством оглядел кухню:

– А где э-э?..

– Прислуга? – спросила миссис Хилл.

– Э, да, я полагаю. Та милашка.

Миссис Хилл передала письмо от мисс Элизабет Джеймсу и указала головой в сторону гостиной. Тот удалился.

– Нет дома, – буркнула она тогда.

Экономка не предложила посыльному ни выпить чаю, ни даже присесть и явно не желала делиться сведениями о Саре. По дороге они как раз могли встретиться, вдруг сообразила она, просто счастье, что разминулись. Следовало придумать более надежный способ уберечь Сару от его цепких лап. А ему придется впредь обходиться быстрыми ответами в виде сложенной записочки от миссис Беннет. Получил, и отправляйся, скатертью дорожка.

Глядя в спину удаляющегося мулата, миссис Хилл похвалила себя за избранную линию. План-то, кажется, удался: скоро он потеряет интерес и найдет кого-нибудь подоступнее. Такие, как он, времени терять не любят.


Добравшись до лавки, Сара сложила зонт и попросила сахарную голову. Бакалейщик же, вместо того чтобы просто упаковать товар и записать его на счет Беннетов, вгляделся в ее лицо и участливо спросил:

– С тобой все в порядке, милая?

– Да, все хорошо, спасибо.

– Ты бледная как полотно. Так нельзя, непременно нужно перекусить.

Он покричал дочери, и та, пухленькая и темноглазая, потащила Сару на кухню, погреться и выпить чаю.

Немного погодя бакалейщик сунул голову в приоткрытую дверь, проверить, как у них дела. Вот теперь другое дело, сказал он, Сарины щечки хоть немного порозовели, и это хорошо, а то прямо страшно было отпускать ее одну в Лонгборн. Путь неблизкий, глядишь, еще найдут ее утром мертвую в канаве.


Джеймс, что было на него непохоже, вертелся у миссис Хилл под ногами и неожиданно разговорился. Он ездил в Незерфилд, возил туда миссис Беннет и полную коляску барышень, и дважды они проезжали через Меритон. Почему она не ему велела привезти сахар, к чему было посылать туда Сару? Он все поглядывал в окно, а когда экономка отогнала его, чтобы поставить на подоконник кастрюлю с сельдереем, только слегка посторонился и, стоило ей отойти, снова прирос к окну.


Конец ознакомительного фрагмента. Купить книгу

7

Королевский амфитеатр Астлея – английский цирк, существовавший в Лондоне с 1780 по 1895 год. Назван по фамилии создателя и владельца Филипа Астлея.

Лонгборн

Подняться наверх