Читать книгу Лонгборн - Джо Бейкер - Страница 8

– Ваше платье, мисс.

Элизабет обернулась, губы ее приоткрылись в очаровательной улыбке. И платье было чудесное – такое, что, глядя на него, невольно улыбнешься. Тончайший зеленовато-голубой муслин великолепно оттенял цвет лица юной леди. Сара бережно внесла его в комнату и уложила на кровать Джейн и Элизабет, точно барышню без чувств.

Джейн, уже облаченная в вечерний туалет, предусмотрительно держалась на расстоянии от огня, чтобы не загорелся нежный муслин, и даже не присаживалась, опасаясь помять ткань. Ее волосы были тщательно расчесаны, завиты и уложены, по спокойному лицу никто не смог бы догадаться, что творится у нее на душе. У Джейн имелось одно непререкаемое достоинство: на нее можно было положиться. Уж она-то не посадит пятна на свой наряд, не станет ворчать, распекать прислугу или капризничать, требуя к себе особого внимания. Самообладание и независимость Джейн были как бальзам для взвинченных нервов Сары. Такая милая, некапризная, истинное утешение – прямо как пудинг из топленого молока: что может быть лучше под конец утомительного дня?

Прямые, как палки, волосы младших сестер еще предстояло превращать в локоны – мучительное занятие, от которого у Сары отваливались руки и у всех лопалось терпение. В верхних комнатах и в коридорах повис запах горячих немытых волос. Для Сары это был запах раздражения и усталости: руки у нее уже покрылись волдырями от раскаленных щипцов и утюжка для волос, ноги в башмаках гудели, спина ныла. Пусть только кто-нибудь попробует сейчас вывести ее из себя – да она нарочно подпалит капризнице волосы!

У Элизабет, впрочем, локоны вились сами собой, от природы; казалось, что и в этом проявляется ее живая непосредственность и уступчивость. Она сама подколола волосы и прикрепила к ним веточку искусственных роз. Теперь, в сорочке, корсете и нижней юбке, она ожидала, пока ей помогут одеться. Элизабет подняла руки, так что стал виден темный, пахнущий мускусом пушок под мышками. Сара занесла легкий муслин над головой барышни и бережно опустила. Общими усилиями они изловчились надеть платье, потом Сара начала вдевать в узкие петли маленькие шелковые пуговки на внутренней стороне предплечья. Элизабет вздрогнула.

– Ущипнула я вас?

– Чуть-чуть.

– Извините.

Сара продолжала трудиться молча. Присев на корточки, она одернула подол, затем, вскочив на ноги, подтянула завышенную талию под грудь.

– Все хорошо? – спросила Элизабет.

Сара кивнула.

Элизабет медленно повернулась, давая возможность Саре оправить сзади корсаж и застегнуть ряд мелких, обтянутых шелком пуговок между лопатками.

– Мы закончили?

Шурша юбками, Элизабет подошла к туалетному столику, чтобы осмотреть себя в зеркале. Сара шагнула за ней, разглаживая кокетку на тонких ключицах. Она действовала только левой рукой, боясь запачкать муслин: на правой, как назло, лопнул волдырь, и теперь из него сочилась кровь.

– Вы очень красивая, мисс Элизабет.

– Тебе пришлось помучиться, Сара, дорогая.

Сара заулыбалась, качнув головой. Даже ей, давно привыкшей к Элизабет, барышня казалась неотразимой. Находясь рядом, хотелось смотреть только на нее – все остальное казалось пустой тратой времени.

– Какая жалость, Сара, что ты наряжаешь нас, а сама не выходишь. Как ты всегда терпелива, безропотна.

Сара потупилась: что проку толковать об этом. Не может она пойти с ними на бал, это так же несбыточно, как отправиться на чаепитие к русалкам. Но вдруг у нее защипало в носу, она часто заморгала и отвернулась.

– Ты когда-нибудь ходишь на танцы, Сара, милочка? – Это заговорила Джейн, доброе сердце.

– Изредка, мисс.

– А что ты надеваешь, когда ходишь? – спросила Элизабет.

– Что уж найдется понаряднее.

На самом-то деле ничего по-настоящему нарядного у нее не было, но кому там ее рассматривать во время деревенских танцев на зеленой лужайке? Батракам в поношенных воскресных куртках или церковным музыкантам, наяривающим на скрипках, флейтах и барабанах? Обычно Полли, словно обезумев, принималась носиться со стайкой сельских ребятишек, радуясь играм, из которых Сара давно выросла. Мистер Хилл тихо напивался, и его приходилось тащить домой чуть ли не на себе. А когда добирались до дома, под живой изгородью хихикали поденщицы с парнями, и миссис Хилл грозно рычала: «Не глазей по сторонам! Нечего глазеть!» – на случай, чтобы Сара не увидела чего-нибудь такого, чего видеть не полагается. Да только Саре приходилось видеть быка с телками и хряка со свиньями, так что она примерно представляла, чем там занимаются.

– Мне кажется, тебе не помешало бы новое платье для следующих танцев. Как ты полагаешь, Элизабет? – Джейн уже подошла к шкафу. – Ну-ка, посмотрим…

– Мисс, это же… – От счастья Сара задохнулась и даже не смогла договорить.

Что, если в следующий раз на танцы к ним в деревню придет лакей из Незерфилда? А вдруг он еще и пригласит ее на танец? Тогда, не сомневайтесь, даже мистеру Смиту придется обратить на нее внимание, если она будет отплясывать на деревенской лужайке с таким видным кавалером в нарядном платье.

– Каким-то чудом, уж не знаю, как матушка этого добилась, – вступила в разговор Элизабет, – каждая из нас только что получила по новому платью. Значит, никому из сестер не придет в голову требовать, чтобы мы отдали свои старые наряды им, так что ты можешь выбрать что-то для себя.

Джейн вынула старое вечернее платье, атлас нежного серовато-бежевого цвета, и положила на кровать. Низкий вырез, коротенькие рукавчики. Подошла Элизабет, покачала головой.

– Тогда, может быть, вот это…

Накидка с рисунком из дубовых листьев, плотный шелк в рубчик, такую можно надевать дома холодными вечерами.

– Ей больше пойдет что-нибудь менее… – Элизабет повернулась к шкафу, нахмурилась. – Не вечерний туалет, а, возможно, более простое платье – подходящее для танцев в деревне на свежем воздухе.

Она извлекла на свет поплиновое платьице с вышивкой – закрытое, с длинными рукавами. На кремовом фоне переплетались тонкие зеленые стебли, алели крохотные бутоны роз. Сара сама кроила и шила это платье два года назад, тогда оно было прелестным и с тех пор не стало хуже; стирая, отжимая и гладя его, она неизменно восхищалась. А потом Элизабет положила рядом серовато-зеленое нарядное платье, отороченное белой бархатной лентой. Перед стиркой ленту каждый раз приходилось отпарывать, чтобы зеленая ткань не полиняла на бархат.

– Вот, – сказала Элизабет. – Выбирай, какое захочешь.

– Правда?

– Но только одно, а то Полли обидится, – добавила Джейн. – А ничего из нашего ей пока не придется впору.

– Надо попросить Китти или Лидию отдать ей платье.

Джейн улыбнулась:

– Лидия бы отдала.

– О, Лидди отдаст что угодно любому, кто попросит.

Из комнаты Мэри раздались звуки фортепиано, раскаты гамм и арпеджио, а из комнаты напротив – приглушенный смех младших барышень. Сара тихонько подняла платье из вышитого поплина, перекинула через руку и, присев в книксене, поблагодарила, пока не передумали. От восторга у нее захватило дух.

Элизабет кивком указала на лежащую на столике книгу:

– Если хочешь, можешь взять почитать.

Сара нагнулась, всматриваясь в заголовок. «Памела», – прочла она.

Наконец Элизабет и Джейн, наряженные и причесанные, попрощались с Сарой. Выпорхнув из комнаты, они неслышно сбежали по лестнице вниз. Сара, благоговейно отложив свою обновку, собрала щетки и гребни, сгребла шпильки и ленты, разгладила смятое покрывало. Теперь, после ухода юных леди, комната казалась скучной, серой и потерявшей смысл. Какие они обе чудесные, так и светятся. А Сара – она думала об этом, шагая по коридору для слуг и поднимаясь на чердак, чтобы повесить на вешалку новое приобретение, – Сара была всего лишь тусклой тенью, из тех, что пляшут на свету, стараясь удержаться и не пропасть во тьме.

На кухне мистер Смит, вытянув ноги у очага, жевал яблоко, такой чопорный в своей ливрее. Встретившись глазами с Сарой, молча отвернулся и снова захрустел.

– Где миссис? – спросила она.

Он проглотил кусок и только потом ответил:

– Наверху, у мадам.

Сара не стала задерживаться, прошла через кухню прямо вниз, в синеватые потемки судомойни. Там на дощатом настиле сидела Полли, вытянув перед собой ноги в башмаках и уперев их в стенку. Сара незаметно скользнула вниз и уселась рядом. Это был их общий секрет: в разгар суеты и беготни здесь бывало относительно спокойно и удавалось улучить минутку для отдыха.

– Ты никогда не думала, – спросила Сара, – что было бы хорошо куда-нибудь отсюда уехать?

Полли вскинула брови и прижала палец к губам: из кухни донесся голос миссис Хилл – она вернулась и спрашивала, где девушки, – и ответ мистера Смита.

Сара понизила голос до шепота:

– Я вот о чем: хорошо бы оказаться в таком месте, где можно просто жить себе и жить, чтобы не приходилось с утра до ночи работать. Пожить там одной и чтобы никто ничего от тебя не хотел и не ждал – пусть хотя бы на время, хоть ненадолго.

Полли, выгнув узкие плечики, прижалась спиной к кирпичной стенке дымохода. По другую сторону его пылала кухонная плита, а значит, было тепло и сухо.

– Полно тебе ворчать да жаловаться, – шепнула она. – Еще услышит кто.

Малышка Полли пережила морозную январскую ночь в корзинке на пороге фермерского дома, выдержала сомнительную заботу приютской кормилицы, провела несколько голодных и суровых лет в работном доме и со всем этим справлялась в одиночку. Она и выжила-то, думала Сара, только потому, что не догадывалась, насколько это трудно, почти невозможно. Еще это означало, что Полли неспособна грустить о прошлом, горевать или о чем-то мечтать. Нечего было и пытаться искать ее сочувствия, ведь нынешняя жизнь явилась для девочки – и, по-видимому, навсегда – пределом мечтаний: в прошлом у нее не осталось никаких сладостных воспоминаний.

Саре же хотелось снова погрузиться в грезы, окрашенные лучами летнего солнца и расплывчатые от теней: вот куры толкутся у деревенского дома рядом с маленьким мальчиком, который еще не носит штанишек. От него пахнет молоком и немножко мочой. Вот женщина в красном платье, она снимает ее с коленей, опускает на землю и целует. Мужчина сидит в доме у работающего станка, на раме подрагивает книга; он неловко поднимается, встает со стула… А вот она лежит в своей кроватке, рядом теплым клубочком свернулся братик, и прислушивается к голосам родителей в темноте. Голоса звучат, сплетаются, скрепляя и удерживая весь мир.

Сара знала, что такое счастье, она ясно представляла себе, чего лишилась.