Читать книгу Белые ночи - Джо Смит - Страница 2

Об этой онлайн-сессии трубили почти все СМИ. Не удивительно – затворник-затворником, Дэниэл Локвуд чуть ли не впервые за свою многолетнюю киношную карьеру решился выйти на прямую связь с поклонниками своего «уникального» и «необыкновенного» – как пишут критики – таланта. Я обещала себе, что всеми силами ее избегу, этой сессии. Клялась. Зуб давала. Что имеем в итоге? На часах полвторого ночи, а я сижу и пялюсь в экран. Кой черт дернул меня задать именно такой вопрос? Зачем это? «Мистер Локвуд, верите ли вы в любовь?» Ну что за глупость? Кто бы стал отвечать на такое правду? Да еще в общем чате. Но ведь можно написать в личные сообщения. Только он не такой. Не будет он переходить на личности с неизвестной фанаткой, не переступит черту отстранения. О чем я думаю? Что через мертвые провода донесу что-то? Что он почувствует, проникнется? Не верю. Даже пытаться не хочу. И так все как-то слишком уж беспросветно. Белые ночи, начавшиеся совсем недавно, крадут сон. Жутко, выглянув в окно, застать абсолютно пустую улицу в лучах солнца. Ни машин, ни людей. И сон не идет, как ни закрывай окна шторами. Может, я просто еще не привыкла. Это мои первые белые ночи…

Нет, попытаться хотя бы ты просто обязана. Ведь это же он! Ната, ты так давно мечтала задать этот вопрос и не кому-нибудь, а самому Дэниэлу Локвуду. Куда провалился юношеский максимализм, где та, что всегда сначала делала, а потом уже думала? Помнишь, как спасла однажды друга? Не думая рванула вперед – и как раз вовремя! Так чего ж теперь сидишь и трясешься? Тем более странно, потому что Локвуд за тысячу километров, потому что встреча личная что-то настолько из области фантастики, что стесняться, мягко говоря, глупо.

– Вы верите в любовь, мистер Локвуд? Дэниэл.

Произношу вопрос вслух, задерживаю дыхание перед его именем. И еще раз, совсем шепотом: «Дэниэл». Пальцы выбивают по клавиатуре то же самое, что произнесли губы только что. Жму «Отправить». Приехали…

Мне бы надо было выключить компьютер и идти спать. Добром это дело с перепиской не кончится. Я или изведу себя, или абстрагируюсь так, что лучше бы извела. Кидаю взгляд на стену: вот они, мерцают в неровном свете монитора. Диплом, еще один. Сколько времени, усилий потрачено на бесконечную учебу. А что получаем? Сапожник без сапог.

На экран смотреть страшно. Тем более что вот она – горит и мигает – иконка почты. Мне кто-то ответил. Нет, закрыть все вкладки. И спать! Спать и спать! Все завтра!

А потом я просто потеряю пароль от аккаунта. Еще через какое-то время мне станет просто не до этого. Я себя знаю – кремень. Только взять в руки и с завтрашнего (нет, уже сегодняшнего) дня начать вести себя, как взрослый человек. Пореветь немного в подушку, пока никто не видит. А завтра – снова дипломированный психолог. Потому что детям нужна моя улыбка и уверенность в глазах, и твердая рука. Еще немного рева – и в новый день!

***

Тяжелое утро. После ночного чата просыпаться болезненно. Ломит спину, болят глаза и почему-то сердце. Ладно, Ната, он не обязан был. Ты сама все понимаешь. Сколько раз он повторял, что не сближается с фанатами… чем серьезнее ты? Чем отличаешься? Практически ни чем. Кроме одного – хватило глупости задать такой вот некорректный вопрос. А если он прочитал, почувствовал себя не комфортно, или еще не дай Бог, ответственным за чувства какой-то недалекой дурочки в моем лице?

Нет, я просто обязана снова пытаться, теперь привести свои мысли в порядок. Впереди трудная рабочая неделя, и никто мне не виноват, что я не спала всю ночь. Похоже, не одна я так думаю. Потому что на экране телефона высвечивается Элла Владимировна, а на часах только начало шестого.

– Да, слушаю.

– Наталья, прости за ранний звонок. Тут такое дело…

– Какое, Элла Владимировна?

– Помнишь того американца? Ну, который собирался Мишеньку усыновить?

– Честно говоря, не особо, не я занималась, – и вообще, чего вы пристаете к бедному психологу? У меня и свое работы выше крыши.

– Ну, у которого двойное гражданство. Он еще обязался нанять русскоговорящую няню.

Припоминаю что-то смутно. Но кто этот дядька, убейте не знаю. Помню какую-то суету вокруг него, но с чего она, тоже не особо влезала.

– Да, теперь припоминаю, – так, из чистого желания избежать долгого разговора.

– Так вот, он приехал сегодня. Короче, – видно боссу и самой надоело ходить вокруг да около, – его надо поселить. В гостинице он жить наотрез отказывается. Да ты и сама знаешь, какая она тут у нас. Заберет он Мишу или нет тоже вопрос не решенный, а жить ему эту неделю все равно где-то надо. Вот мы и решили – пусть у тебя поживет. Тем более ты из нас лучше всех по-английски говоришь.

В шесть утра информация до меня вообще плохо доходит, а такое ее количество сразу теряется.

– Стоп-стоп, у меня? Да кто он такой, что в гостинице не поживет? Я все понимаю. Я понимаю, что есть шанс для Мишки. К слову – этот загадочный иностранец дал гарантии, что там у них будет подходящий уход и лечение?

– Если он его усыновит, то да. На все сто. Наташа, я понимаю, это накладно… просто он со своими тараканами.

Пялюсь на старенький красный плед, в который, видимо, замоталась ночью.

– Да елки-палки! С какими такими тараканами? – чувствую, что закипаю. Ах, вашу ж мать, чудесный-расчудесный мистер «как вас там»! Боится свое холеное тело покалечить на наших кроватях типа «пионерлагерь»?

– У него спина, – Элла Владимировна делает глубокий вдох, я завязываю узелок на бахроме пледа, – вроде как повреждена. Агент уже выслала целый список по этому поводу.

– Плевать, – твердо произношу, пялясь на свои пальцы, которые работают уже пятый узел, – Переводчиком буду, воля ваша. А вот про «пожить» не было такого уговора.

– Натусь, – голос начальницы превращается в мед, – ты же говорила, что какой-то там супер-матрас купила. С премии.

– Распаковать даже не успела.

– Ну и вот.

Что именно «ну и вот» мне спрашивать не надо. Анатомический матрас. Больная спина нашего «благодетеля». Я называю это кармой. Сучьей мгновенной кармой.

– Элла Владимировна, давайте я приеду в Дом и мы все обсудим, – выдавливаю из себя и кладу (не швыряю!) трубку.

Вот ведь!

***

Дорогой я мысленно посылаю подальше всех распрекрасных иностранцев. С тараканами и без. И хотя я понимаю, что с Мишкой случай особый, что ему только годик и что пусть лучше он вспоминает какую-нибудь солнечную Калифорнию, чем наш суровый край, но все-таки сердце щемит. Нянька? Ну и пусть, что русскоговорящая. А все-таки не мама! Но мама-то как раз и бросила. А у пацана бронхит, острая форма, аллергия на этом фоне, и вообще не далеко до астмы. И так можно сказать повезло – этот дядька из Америки как раз искал ребенка на усыновление, а мы усиленно искали семью для Мишки. Как там друг на друга вышли обе стороны я в подробностях не знаю, но свершилось чудо – и теперь американский гипотетический папка на всех парусах прилетел сюда. Можно, наверное, потерпеть. Разгрести, в кои то веки весь хлам в моей однушке. Может даже окна помыть, а то вдруг какому-то из пунктов этого особого «списка» не соответствует замызганное окно. А еще надо бы перестать себя накручивать и представить лицо Мишки, его глазища, в которых только недавно пропал какой-то животный страх. И просто отпустить любую возможную ситуацию.

***

– Ты же понимаешь, что его содержание мы тебе не возместим, – как-то смущенно произносит Элла Владимировна, – финансирование не позволяет.

Она фланирует по кабинету. Вроде такая же как обычно, но уголок воротника – вон одернула. И руки свои все мусолит и мусолит.

Бросаю взгляд на окно. Вчера вроде дождь обещали, а оно вон как распогодилось.

– Да ничего мне не надо, – выдыхаю тихо.

Главное, чтоб у Мишани все сложилось. Помню первое время к нему даже не подходил никто надолго и на руки не брал, чтоб не привыкал. Он даже не плакал, терпеливо ждал нянечку. Да и сейчас такой же – терпеливый и послушный.

– Ты уж постарайся. Ну, знаешь, не ударить в грязь лицом, – что за скепсис во взгляде, Элла Владимировна? – Он… из Голливуда.

– Да кто он такой-то?

– Локвуд. Я сама лично не знаю, что это за фрукт такой, но ты наверняка слыхала. Дэниэл Локвуд.

– Да ладно!

– Пойди сама посмотри. Он сейчас у Миши.

***

И пойду. И шуточки вот такие обязательно запомню. Потому что это уж слишком. Ну, во-первых, я влюблена в этого самого Дэниэла Локвуда лет с пятнадцати, а во-вторых… Да о чем я? И первого достаточно.

Усиленно отвлекаюсь на картинки, висящие по стенам коридора, на грамоты, на роспись, которую закончила со старшими буквально месяц назад. Орнаменты, все такое. Улыбаюсь. Ох и вывозились же тогда мы в краске с детворой!

А вот и дверь заветная. Божья коровка, заменяющая номер, привычно улыбается, держа в лапках большую ромашку. Мишкин домик. Сколько сил потрачено, чтоб превратить неприветливую палату в уютный, мягкий уголок для этого мальчишки. И теперь вот какой-то дядька увезет? За тридевять земель?

Нет. Это дурные мысли. Там Мишке будет лучше. Лучше. Твержу себе это, пока открываю дверь. Потом еще раз, как набатом в голове – пока переступаю порог.

И вот тут мне приходится стараться изо всех сил, чтоб прямо на пороге не потерять так тщательно приделанное с утра лицо – потому что, склонившись над кроваткой, стоит он. Дэниэл.