Читать книгу 47 ронинов - Джоан Д. Виндж - Страница 7

Почетная стража во главе с князем Асано и с Оиси выстроилась рядами в нижнем дворе замка. Через ворота один за другим проезжали даймё, каждый со своей свитой. Процессия казалась бесконечной. Знать собралась со всей страны – по приглашению сёгуна или самого князя, – чтобы продемонстрировать свою дружбу и преданность, а заодно насладиться гостеприимством Ако в лучшую, весеннюю пору.

Кортеж следовал за кортежем по извилистой дороге, подходившей к замку. Бесчисленная вереница разноцветных знамен и флагов, даже если смотреть со сторожевых башен или крепостных стен, простиралась до самого горизонта. Прибытие сёгуна ожидалось ближе к закату, а до тех пор поток вряд ли иссякнет. Мика радовалась, что прибавила к ожидаемому количеству гостей еще половину – теперь ни один влиятельный вельможа не останется голодным, не будет вынужден ночевать под открытым небом и становиться добычей москитов.

Сама Мика со своей свитой сидели на коленях, подложив подушки, на помосте позади князя, чуть выше стоявшей в полных боевых доспехах и шлемах почетной стражи. Девушкам в воздушных шелках под палящим солнцем было куда легче, к тому же им, по крайней мере, не приходилось постоянно кланяться.

Цвета Ако – красный и золотой – красиво оттеняли многообразие красок и узоров, выбранных Микой для своего облачения и нарядов спутниц. Эта часть обязанностей доставила ей особенное удовольствие, напомнив времена детства, когда она любила примерять роскошные и изысканные кимоно матери.

Результатом Мика втайне гордилась: каждая из девушек носила кимоно в тон тому или иному цветку, внося яркость и живость в блеклое окружение нижнего двора. Но это была только часть общей картины: верхний двор буквально утопал в настоящих цветах, а здесь повсюду, куда ни кинь взгляд, красовались знамена и штандарты отрядов самураев и аркебузиров Ако, выстроившихся вокруг, флаги и хоругви, украшенные замысловатой вышивкой. Среди мрачных замковых укреплений все вместе выглядело торжественно, даже воинственно – и в то же время празднично и нарядно.

Князь Асано заказал новые доспехи для себя и всех самураев. Выглядел он великолепно; даже шлем был новым, украшенным куда богаче, чем тот, что он носил обычно, принадлежавший еще его отцу.

Отца сильно утомили труды последних дней. Оставалось только надеяться, что он, как хозяин замка, воспользуется своим правом приседать время от времени на походный табурет – пока не придет время приветствовать очередного высокого гостя. Но, бросив взгляд поверх шлемов, Мика увидела, что вид у отца свежий и величественный, как никогда. Она почувствовала, что ей передается его гордость: ведь Ако оказали немалую честь. Немногие даймё удостаивались такого визита, и особенно редко – даймё не из ближнего к сёгуну клана, чьи предки сохранили нейтралитет во время последней междоусобной войны, которая принесла власть роду Токугава.

Асано связывали родственные узы и с той, и с другой сторонами конфликта, поэтому и решено было не поддерживать ни одну из них. Но Токугава ничего не забывали: тех, кто не сражался за их победу до последней капли крови, они считали все равно что врагами.

Даймё, противостоявшие первому из сёгунов Токугава, Иэясу, мгновенно лишились своих земель, а многие – и жизни. Потом его наследники, используя ничтожнейшие предлоги, постепенно стали притеснять и другие владетельные кланы, отбирая их земли. Имущество отходило к и без того огромным владениям самих Токугава либо жаловалось в награду даймё ближнего круга, чьи предки оказались дальновиднее. Большинство высоких постов в правительстве тоже были заняты представителями этих родов. Даже Цунаёси, нынешний, пятый сёгун, чьего прибытия и ожидали в Ако, продолжал конфисковывать владения тех, кто всего лишь остался в стороне от Последней Из Войн сотню лет назад.

Мир, установленный Токугава, поддерживала сила. «Только воин может выбрать стезю мира». Чтобы обеспечить себе власть навеки, сёгуны сделали все, чтобы иного выбора просто не было.

И все же битва за власть продолжалась всегда. «Политика – та же война, – сказал однажды отец, – только оружие спрятано лучше». Все управление государством было сосредоточено сейчас в замке Эдо, надежно скрыто в залах, где заседал совет бакуфу, правительство сёгуната. Камень за камнем его чиновники возвели несокрушимую крепость из законов и ограничений, столь сложных, что только за соблюдение всех церемоний, сопровождающих визиты сёгуна и к сёгуну, отвечал особый главный советник со штатом помощников. Они-то и доводили Мику до белого каления своими придирками и бесконечными замечаниями все эти дни, да еще пришлось сначала задабривать начальника немалыми «подарками», чтобы он вообще кого-то прислал.

Наверное, ни в одной другой стране мира власть не вмешивается до такой степени в каждую мелочь – так решила девушка. И стала еще больше ценить родное Ако, прибрежные равнины которого не только приносили богатые урожаи, но и находились вдалеке от столицы, где недреманное око бакуфу наблюдало за всем и вся.

Отец тоже считал, что здесь им лучше, чем в Эдо. Дары земли Ако позволяли не только организовать этот пышный прием, но и год за годом кормить людей и поддерживать укрепления на должном уровне – насколько позволял закон, – не говоря уже о том, чтобы выплачивать растущие налоги.

Внимание Мики вновь вернулось к происходившему во дворе – она вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Ее глаза устремились к стоявшей поодаль толпе слуг и работников, отыскивая Кая.

Однако смотревший оказался гораздо ближе – рядом с отцом. Судя по сложному церемониальному наряду с выставленным напоказ моном Токугава, это был какой-то высокопоставленный придворный из Эдо. Весьма привлекательный мужчина, подумала Мика, впервые с того дня, как закрытая дверь разделила их с Каем – наверное, навсегда.

Придворный глазел на девушку так, будто перед ним сама дочь Луны Кагуя-химэ, в которую, по легенде, влюбился сам император.

И в тот же момент Мика узнала цвета наряда придворного и разглядела осьминога на знаменах, которые несли его вассалы. Перед ней был господин Кира.

От стыда и гнева на себя она покраснела, как пион. Кира – главный церемониймейстер сёгуна – был также давним врагом ее отца, хитрым, коварным и упорным в своих устремлениях. Словно кинжал, припрятанный под правой рукой сёгуна, он выжидал удобного случая, неизменно метя в Ако. Как Мика могла даже подумать об этом негодяе!

– Ако по-прежнему прекрасно, князь Асано, – проговорил Киро тем временем, кланяясь и только тогда оторвав глаза от нее. Мика смотрела на него в ответ с едва скрываемым отвращением. Как он смеет пялиться на нее, словно голодный пес?! Вот так же он точит зубы и на их земли.

– Вы оказали нам честь своим приездом, князь Кира, – ответил отец, с виду совершенно искренне. Только Мика могла ощутить напряжение в его голосе. Обычная настороженность при разговоре с врагом – или даймё заметил, как тот смотрел на его дочь?

– О нет, чествовать мы будем вас, – учтиво возразил Кира, но за безупречной вежливостью слов скрывалось узкое лезвие. По коже Мики пробежали мурашки, словно острие уже кольнуло ей спину.

– Надеюсь, вы останетесь всем довольны, – улыбнулся отец. Его уверенность была для Мики лучшей наградой за все усилия, потраченные на приготовления.

Кира чуть растянул губы в ответной, снова показавшейся Мике кинжально-острой улыбке.

– Кроме нескольких незначительных мелочей, касающихся протокола, все великолепно.

Застигнутый врасплох, отец сам шагнул в расставленный капкан.

– Каких незначительных мелочей?

У Мики перехватило дыхание, мысли в тревоге заметались. Что?! Почему?! Где она ошиблась?!

– Хотя мои владения далеко от Эдо, неизменная верность моих предков сёгуну дает мне право сидеть рядом с ним. Однако какой-то болван усадил князя Сакаи ближе к его превосходительству, чем меня.

Отец не повернул головы в ее сторону, но даже спиной, казалось, почувствовал унижение дочери. Его плечи под доспехами словно окаменели.

– Это была моя ошибка, – кротко произнес он. – Прошу простить.

Стыд обжег Мику с удвоенной силой. Ее злорадная выходка с распределением мест поставила отца в неловкое положение! Он доверил ей распоряжаться от его имени, а она обошлась с данной ей властью, как шкодливая девчонка.

Кира великодушно махнул веером.

– Это я должен просить прощения, что упомянул о подобной безделице. Вы оказали нам чудесный прием. Теперь я с нетерпением жду поединка.

Кай затесался среди толпы, подобравшись как можно ближе к краю. Ноги ныли от долгого стояния, боль в спине по-прежнему не отпускала. Но такое увидишь только раз в жизни. Тем, что смог прийти сюда, он был обязан Мике – без ее лечения, даже если бы рана не убила его, он сейчас и шага не ступил бы. Но воспоминание о том, что еще произошло между ними в тот вечер, наполняло Кая куда более острой болью, и происходящее вокруг почему-то выглядело ярче; краски буквально ослепляли, бросаясь в глаза.

Он упивался этим недолговечным великолепием, как хрупкой красотой цветущей сакуры, все еще наполнявшей окрестности, придавая им весенний вид. Или полетом отыскивающих себе пару светлячков, огоньки которых вновь возникнут в сумерках над полями, напоминая каждой вспышкой о главном в жизни любого существа.

Кай протиснулся немного вперед – он весь день старательно перемещался к краю, следуя то за разносчиками еды, то за патрулем из солдат, не стоявших в почетной страже и назначенных следить за порядком.

Показались темно-фиолетовые с серебром знамена клана Кира, украшенные моном в виде осьминога. Из досужих разговоров слуг Кай знал, что князь Кира, снедаемый алчностью и завистью, неустанно пытался настроить сёгуна против господина. Эмблема была странной для дома, чьи владения находятся в высокогорьях далеко от моря, но сейчас Кай подумал, что жадные щупальца осьминога как нельзя лучше подходят к характеру Киры.

Одетый в роскошный наряд придворного, тот был ослепительно красив. Знак на кимоно указывал на его пост в правительстве сёгуна – и только, никаких других регалий. От внимания Кая не укрылось, что глаза Киры гораздо дольше задержались на Мике, чем на ее отце, которого он приветствовал.

К ней же устремился и взгляд самого Кая. Девушка, коленопреклоненная, стояла на помосте позади отца. И затянувшаяся церемония, и окружающая пышность доставляли ей радость. За весь день Каю так и не удалось хоть раз встретиться с ней глазами, хотя он не мог сказать – намеренно ли она не смотрела в его сторону или ему просто не везло. Однако когда на нескромный взгляд Киры она ответила улыбкой, уголки рта юноши опустились.

Резко отвернувшись, Кай стиснул на груди потрепанные края линялого кимоно из дешевой хлопковой ткани, которое перед церемонией постарался как можно лучше залатать и очистить от крови. Он даже надел сверху самурайскую накидку-хаори, доставшуюся ему уже без рукавов, – единственную его одежду, которую можно было счесть хоть отчасти приличной. Теперь же, впервые в жизни, он стыдился своего вида так, будто на нем была одна набедренная повязка.

И все же он не мог не взглянуть на Мику снова, охваченный внезапной ревностью к Кире – и неудержимой тягой к прекрасной дочери даймё. Ее фигуру облекали тонкие, изысканно окрашенные шелка, черные блестящие волосы были убраны в высокую прическу, удерживаемую гребнями со свисающими нитками жемчуга и заколками из нефрита и сердолика. Особо выделялась среди них одна, слоновой кости, в виде ястребиного пера, которую Мика с гордостью носила еще девочкой. Ее кимоно было цветов Ако – красного и золотого, с тончайшими переливами всех их оттенков. Казалось, яркое летнее солнце взошло над замком…

Она все не сводила глаз с Киры, как вдруг ее лицо внезапно изменилось так, будто тот ударил ее, не сходя с места. Нахмурившись, она резко отвела взгляд.

Кай не сразу понял, что девушка лишь теперь узнала в придворном врага отца. Но прежде этого озарения внезапная надежда, любовь и тоска чуть не толкнули его, измученного болью потери, вперед. Только железное самообладание, приобретенное много-много лет назад, спасло юношу. Загнав слепое чувство глубоко в породившую его тьму, он замер в неподвижности и сдержал даже само дыхание. Сдерживаться – вот все, что он мог: ради Мики, ради князя Асано, ради самого себя.

Дочь даймё тем временем не сводила глаз с ворот. Очевидно, теперь она не могла дождаться, когда же наконец появится сёгун и бесконечная церемония завершится.

Сёгун прибыл уже почти в сумерках. Солнце заходило, и тени вытягивались, когда часовой с главной башни оповестил, что процессия появилась на дальнем подъеме дороги. Толпа подалась вперед, стремясь хоть краем глаза увидеть сверкание черных с золотом знамен, украшенных моном Токугава, в последних лучах уходящего дня.

Кай, лишь мельком взглянув на поднимающихся по холму всадников, перевел глаза на князя Асано, по-прежнему стоявшего с гордо выпрямленной спиной во главе прочих даймё. Те и прибыли заранее, чтобы должным образом приветствовать сёгуна.

Кай терпеливо постарался вновь сосредоточиться на безопасных материях – на церемонии, на ожидании появления сёгуна со свитой. Ведь больше такого никогда не увидишь – правда, до сегодняшнего дня Каю это было совершенно безразлично. По крайней мере, так он мог отвлечься от снедающих его мыслей и чувств. Необходимость удерживать их в узде отнимала последние силы, но уйти было нельзя и нельзя было опустить плечи, он должен стоять прямо, как сам князь. Дождаться прибытия сёгуна, и тогда больше их тут ничто не станет удерживать…

Сотни нарядно украшенных фонариков освещали путь процессии, которая уже пересекла мост и въехала в ворота. Пышное разноцветье нарядов придворных, яркие пятна флагов, знамен и вымпелов наполнили двор; от буйства красок захватывало дух. Но украшенный замок не уступал им великолепием, и сверкающие цвета клана Асано выделялись среди эмблем прочих домов даже при свете фонарей.

Взгляд Кая не останавливался ни на минуту, вновь впитывая всю ошеломительную картину, потрясающее сочетание оттенков и тонов, великолепные узоры на кимоно придворных сёгуна, жен и наложниц даймё – здесь были цветы, деревья, строгие геометрические фигуры, живые пейзажи и невиданные птицы со сверкающими перьями.

На одной из молодых женщин взор Кая застыл, как прежде глаза Мики – на Кире. Кимоно и накидка наложницы были тронуты едва заметными яркими пятнами по переливчатому полю всех оттенков зеленого. Такие краски Кай видел прежде только в лесной чаще, когда солнце, каким-то чудом пробившись сквозь плотный полог листвы, рассыпало свои лучи по цветущему кустарнику, колышущейся на ветру траве, прозрачной воде ручья… Каю почудилось, что перед ним не женщина, а дух леса, принявший человеческий облик. В ней самой чувствовалось что-то волшебное, ее будто окутывала аура из мириад ками – существ, что составляют душу нетронутых, древних мест, подобных тому, где Кай провел детство.

Переведя глаза чуть выше, он вдруг заметил над головой женщины хищного осьминога Киры. Словно почувствовав его взгляд, та оглянулась через плечо и посмотрела прямо на Кая – казалось, она знает наверняка, кого ищет. Ее взор проникал в самую душу, как ослепительный свет фонаря, вот только фонарь этот был черным. И вдруг наваждение спало – Кай увидел, какого цвета глаза незнакомки: один карий, другой – льдисто-голубой.

Он внутренне отшатнулся, ставя барьер взглядом, но его разум успел сказать: «Я знаю, кто ты…»

Заметив изменившееся лицо Кая, женщина резко отвернулась и надменно вскинула голову, а затем смешалась с процессией и пропала из виду.

Еще не придя в себя, Кай оглянулся на Мику – и поймал ответный взгляд. В первый раз за день их глаза встретились. Какой-то миг они смотрели друг на друга, но прежде чем Кай смог уловить ее настроение, по рядам встречающих прошла волна, и Мика вновь повернулась в сторону.

Сёгун наконец-то прибыл.

Почетная стража князя Асано расступилась, освобождая пространство для въезжающих во двор всадников. Никогда еще Каю не приходилось видеть таких богато украшенных доспехов, как у телохранителей сёгуна, верховых и пеших. Покрытые черным лаком пластины удерживали вместе завязки из шафранового шелка, на нагрудных панцирях в золотом поле сверкал мон Токугава. Знамена и флаги были всех оттенков цветов клана, и на каждом красовалась та же эмблема – в круге три листа шток-розы, кончиками друг к другу, похожие на острия копий.

Самым впечатляющим был, разумеется, наряд самого сёгуна. Черный цвет его доспехов был почти не виден под золотым узором, витые детали соединялись красными с золотом шнурами, а золотые лучи в виде игл и пик на высоком шлеме, собранные в тот же лист шток-розы, больше походили на восходящее солнце. Восседая на огромном коне, сёгун и сам казался настоящим великаном.

Следом в украшенных изящной резьбой и богато отделанных паланкинах прибыли главные советники сёгуна и придворные. За ними шли носильщики с поклажей, которой хватило бы, чтобы обставить небольшой дворец. Еще несколько отрядов со знаменосцами замыкали шествие.

Сёгун занес ногу, спускаясь с коня. В тот же момент все во дворе повалились на колени, согнувшись в поклоне, с разведенными в стороны руками. Сёгун взирал на проявляемое почтение с явным удовольствием.

Спешившийся следом глашатай встал над таким же коленопреклоненным князем и объявил в воздух:

– Асано Наганори, владетель Ако! Его превосходительство, сёгун Токугава Цунаёси, Господин земель и Правитель всей Японии, благодарит тебя за прием.

Он поклонился всем корпусом, что, очевидно, было сигналом подняться. Господин Асано встал первым и в свою очередь согнулся в признательном поклоне. Остальные тоже выпрямлялись, не осмеливаясь даже на шепот.

Сёгун, раскрыв огромный позолоченный боевой веер с красным кругом – тоже символом солнца, – подал знак. Бесконечный поток слуг и вассалов потянулся к князю Асано, передавая ему великолепные, богатые дары правителя – знак его милости.

Кай отвел взгляд, чувствуя себя разочарованным и обманутым. Сёгун и без того был властителем целой страны, однако зачем-то подчеркивал свое могущество показной роскошью, которая скрывала лишь пустоту. С тем же успехом вместо него сюда могли бы прибыть только его доспехи.

Кай посмотрел на Киру, который с непроницаемым лицом наблюдал за чествованием соперника, потом на группку женщин, стоявших позади. Но той, в зеленом, под моном Киры, с глазами один как темная земля, другой как бледное зимнее небо, нигде не было. Нахмурившись, Кай повернулся и начал проталкиваться через толпу, медленно продвигаясь к задним рядам.

Оиси пересек залитый светом фонарей верхний двор, неся шлем под мышкой. На сегодня с обязанностями каро и командира почетной стражи покончено. Наконец-то домой, к семье. Кажется, все прошло безупречно. Сёгун со свитой, приехавшие даймё, их бесчисленные вассалы, слуги, женщины, животные – все были обеспечены пищей и кровом согласно их положению. Комнат хватило, хотя гостевые покои в цитадели и другие помещения верхнего двора были заняты полностью, так что пришлось даже на время отселить не имевших семьи старших по рангу самураев в казармы внизу. Место для каждого, и каждый на подобающем ему месте – все в соответствии с законами сёгуната.

Последним – хотя из гостей это был далеко не последний по положению – Оиси видел сегодня господина Киру. Тот улыбнулся на прощание, но у Оиси все внутри почему-то стянулось в узел. Наверное, просто показалось из-за давней вражды Киры с господином. А может быть, всему виной то, что с утра маковой росинки во рту не было, только и успел воды глотнуть. И все же тревога не отпускала. Надо будет попросить Рику помассировать мужу спину и плечи после ужина – это расслабляет.

Немного не дойдя до дома, Оиси вдруг застыл как вкопанный. Хмурое выражение на его лице сменилось гримасой раздражения.

На террасе ждал Кай, полукровка. По крайней мере, «главный ловчий» не осмелился осквернить само жилище, но один вид жалкого выродка здесь, в верхних помещениях замка, прямо под дверью собственного дома, переполнил чашу терпения Оиси.

Опустившись на колени и не поднимая глаз, Кай низко поклонился.

– Чего тебе? – рявкнул Оиси. В нем говорило утомление последних часов и многолетнее презрение к найденышу.

Полукровка выглядел почти таким же изможденным, каким Оиси внутренне ощущал себя, – пожалуй, даже хуже. Перед глазами вдруг встал мертвый кирин; воспоминание о постыдной тайне, которая стала известна каро – о чем не знали даже сами Ясуно и Кай, – отнюдь не прибавило хорошего настроения.

Под затвердевшим, как кремень, взглядом Оиси полукровка наконец заговорил:

– Тогда, на охоте, я увидел… лису. Это была кицунэ, хоть я не сразу понял.

Оиси уставился на него, еще сильнее нахмурившись.

– Оборотень?.. – произнес он почти насмешливо. Он мог бы до рассвета перечислять нелестные характеристики Кая; в том, что тот, ко всему прочему, еще и суеверный болван, не было ничего удивительного.

Кицунэ никогда не появлялись в Ако; эти сверхъестественные создания, которые могли принимать вид животных, обитали только в дремучих чащах высокогорий, как и кирины. Хватит и того, что один из последних внезапно вторгся на земли князя. Что же теперь, поверить, будто все Ако кишит демонами-ёкаями? Только из-за того, что жалкий полукровка увидел в лесу лисицу?

Но Кай, твердо выдержав взгляд каро, кивнул.

– Думаю, сегодня вечером я видел ее снова… – Он запнулся, отметив полное равнодушие на лице Оиси – кажется, понял наконец, насколько невероятно звучит вся история. Однако тут же оправился и закончил упрямо: – Она была в обличье человека. Одна из приезжих наложниц даймё.

Оиси уставился в землю, обдумывая услышанное, однако когда он поднял голову, его глаза смотрели по-прежнему бесстрастно.

Взгляд полукровки сверкнул обидой и разочарованием.

– Боюсь, это плохой знак для князя и госпожи.

Он искренне озабочен, понял Оиси, внимательнее изучив лицо ловчего. Если в чем-то они с ним и были едины, так это в абсолютной преданности господину и его единственной дочери. Понятно, почему нахальный полукровка осмелился явиться прямиком сюда… Но это не прибавляло рассказанной им глупой сказке достоверности.

– Говорят, только демоны могут видеть сквозь фальшивое обличье оборотня. Или ты и есть демон?

Пусть признается. Оиси не желал больше скрывать свое презрение к выродку – князя нет рядом, можно наконец дать себе волю.

Огоньки в глазах Кая будто подернулись золой. Он понял, что за маской притворного безразличия Оиси скрывается то же презрение, которое питали к полукровке другие вассалы князя.

– Нет, – бесцветным голосом ответил он.

Оиси пожал плечами.

– Ну, значит, какая-то красотка просто заморочила тебе голову.

Он прошел мимо ловчего так, будто того не было, и шагнул в дом, чересчур громко задвинув дверь. Кай остался стоять на коленях, один в пустынном, тихом дворе.