Читать книгу Сыграй на цитре - Джоан Хэ, Joan He - Страница 5

Миазма близко.

Это не могло произойти. У нас должно было быть несколько часов, прежде чем она вернется с подкреплением на рассвете. Теперь у меня есть самое большее несколько минут, прежде чем городская стража поднимет тревогу и всех охватит тупое безумие.

Я, ковыляя, спускаюсь по ступенькам сторожевой башни и бегу к шатру, где храпит Лотос, растянувшись на скамье, с пустым винным кувшином в руке. Я толкаю ее ногой; она закрывает лицо рукой. Я отбрасываю руку в сторону, и она вскакивает на ноги, размахивая своей секирой.

Я подхожу сразу, как только опасность быть выпотрошенной минует.

– Что ты сделала?

– Что… сделала? – бормочет Лотос, потирая лицо.

– На мосту. – Я сжимаю веер, пока не белеют костяшки; это все, что я могу сделать, чтобы не закричать. – Выкладывай все. И не скупись на подробности.

– Я отпугнула Черепушку и обрушила мост, как ты и приказала.

– Ты что?

– Я отпугнула их и обрушила мост…

– Ты. Тронула. Мост.

Лотос кивает.

Нет. Нет, нет, нет. Вся суть Извлечения Нечто из Ничего состоит в том, чтобы создать иллюзию силы, и Лотос разрушила эту иллюзию, когда обрушила мост. Леди с десятью тысячами воинов никогда бы так не поступила. Леди с десятью тысячами воинов оставила бы мост в покое, чтобы заманить врага в западню.

Как коварный стервятник, кем она и является, Миазма, должно быть, сделала круг назад, увидела разрушенный мост и раскусила наш блеф. Мы могли бы выиграть несколько дней, показавшись достаточно устрашающими, чтобы им потребовалось подкрепление. Вместо этого мы выиграли столько часов, сколько нужно лучшим инженерам империи, чтобы построить временный переход.

– Разве я не должна была это делать? – спрашивает Лотос, но мои мысли уже там, рядом с горящими деревьями. Еще один умный ход. Огонь выкуривает любые замаскированные войска, расчищает путь от поваленных деревьев и оповещает о намерениях Миазмы. Она хочет, чтобы мы запаниковали и убежали. От Хэваня ведет сплошной склон. Мы станем легкой мишенью для вражеских лучников. Как олени на королевской охоте, мы не сможем убежать. Не можем бороться. Мы в невыгодном положении – и умрем, если будем притворяться, что это не так.

Пока я расхаживаю взад-вперед, Лотос поднимает голову и нюхает воздух.

– Это… огонь?

– Браво! Угадала с первого взгляда. И кто, по-твоему, это устроил?

– Кто?

– Попробуй угадать.

Лотос двигает челюстью. Ну не должно же это быть так сложно – во всей империи есть только один человек, который так сильно хочет заполучить наши головы, что готов поджечь лес, – и медленно ее глаза становятся круглыми, как тарелки.

Она вприпрыжку бежит к конюшням.

Блестяще. Как раз то, что мне было нужно.

– Лотос! Постой! – Я, спотыкаясь, бегу за ней. – Остановись прямо там! Я приказываю тебе!

Я подбегаю к конюшне как раз в тот момент, когда она выскакивает оттуда, уже оседлав лошадь. Ее жеребец встает на дыбы, и я пячусь назад.

– Отведи Жэнь в безопасное место! – кричит она, как будто стратег она. Затем она скачет галопом с боевым кличем. Ее подчиненные вываливаются из своих палаток и вскакивают на своих лошадей. Я снова на волосок от смерти от копыт лошади.

– Лотос! – Крысиная печенка. Какой бы тщетной ни казалась эта затея, я бросаюсь в погоню. Когда я пробегаю мимо зернохранилищ, гвардейцы сторожевых башен приходят в себя. Вверх и вниз от тщательно утрамбованных земляных стен звенят бронзовые колокола, и войска Жэнь высыпают наружу, хватая копья и изорванные знамена Жэнь. Эвакуированные и жители Хэваня следуют за ними несколько сонных минут спустя, хватая плуги и молотки для отбивки мяса.

Я протискиваюсь мимо всех них. Гражданские или солдаты, все они – крестьяне, отчаянно идущие навстречу неминуемой смерти.

Лотос не является исключением. Я добираюсь до городских ворот слишком поздно; я не создана для состязаний с воинами. Согнувшись пополам и тяжело дыша, я гневно гляжу на массивные отпечатки копыт ее жеребца, в то время как ее воины проносятся справа и слева от меня. Затем я выпрямляюсь. Туго затягиваю конский хвост на голове.

Я все еще контролирую ситуацию. У меня все еще в запасе свои военные уловки.

Когда я нахожу Жэнь у конюшни, она уже в седле, двойные сабли – заслуженно названные Достоинство и Порядочность – приторочены к ее спине. Мое лицо выражает осуждение, и Жэнь застывает.

– Ей нужна я, – говорит она, как будто это приемлемая причина, чтобы выехать к внушительной пятитысячной армии Миазмы.

– Так что ты решила просто сдаться.

– Лотос где-то там.

– Без твоего приказа. – И вопреки моему.

– Цилинь…

– Позволь мне. – Я сжимаю одну руку в кулак, накрываю его другой рукой и склоняюсь, подставив их обе под подбородок в знак почтения. – Позволь мне выехать за ними с двадцатью солдатами.

– Для чего? – Облако подъезжает к Жэнь трусцой на своей грузной кобыле и окатывает меня ледяным взглядом. – Чтобы умереть?

Может, это план Лотос, но не мой.

– Чтобы остановить Миазму, – учтиво произношу я. Не можем же мы всегда быть настолько плохи.

– С двадцатью солдатами. – Облако заостряет внимание на моих узловатых запястьях. Я знаю, о чем она думает. Я уже сталкивалась с несчетным количеством таких, как она: более сильными детьми в приюте. Солдатами в городах. Она думает, что мои стратегии предназначены для слабаков и трусов, которые не могут встретиться лицом к лицу со своими врагами. Что мой выезд с двадцатью солдатами – это уловка или блеф, не говоря уже о том, что Лотос и вовсе выступила с половиной этого числа. Поражение немыслимо для воина. Они умирают прежде, чем увидят, как оно наступает.

Я боролась со смертью всю свою жизнь.

– Если я потерплю неудачу, я приму военное наказание за ложь моей леди.

– Если ты потерпишь неудачу, твоя голова будет красоваться на пике державы рядом с нашими. – Облако подается вперед, нависая надо мной со своей лошади. – Просто, что ты собираешься сделать? Прикончишь ее своими сладкими речами?

– Облако, – говорит Жэнь, и в ее голосе звучит предупреждение.

Честно? Да, Облако, и у этой стратагемы есть название: Скрывать За Улыбкой Кинжал. Но зачем просвещать воина?

– Что бы я ни планировала, это наш единственный вариант. – А затем продолжаю, прежде чем успеваю сдержаться: – Я бы взяла тебя с собой, Облако, но я просто больше не могу рисковать тем, что Миазма ускользнет во второй раз.

– Ты…

– Достаточно. – Жэнь протягивает руку; Облако неохотно снимает свою руку с древка своей глефы[5] с серповидным лезвием. Мне же Жэнь говорит: – Двадцать солдат. Против Миазмы.

– Да.

Мгновение тишины.

– Я верю в тебя, Цилинь.

Тогда уважь меня.

– Ты можешь взять свою двадцатку.

– Благодарю. – Я снова кланяюсь. Когда я поднимаю взгляд на Жэнь, ее глаза наполняются тревогой. За Лотос. Но когда я клянусь вернуть ее названую сестру невредимой, Жэнь хмурит брови, и мне приходит в голову неловкая мысль о том, что, может быть, только может быть, Жэнь беспокоится за меня.

Ну а почему бы ей не беспокоиться за меня? Я единственный стратег этого лагеря. Жэнь не может позволить себе потерять меня. Но ей не стоит нервничать. Я еще не подводила нас и сейчас начинать не планирую.

Я быстро собираю свою двадцатку. Они не самые сильные и умные. Они бледнеют, когда я говорю им о нашей цели. Но они не мешкают, и через несколько минут мы готовы ехать.

Я ищу Турмалин, прежде чем мы уедем.

– У шатра, – говорю я чуть слышно, – ты найдешь тисовые кусты. При первой же возможности скорми листья лошадям. Убедись, что тебя никто не поймает и что вина ляжет на меня.

Турмалин отвечает не сразу. Возможно, она тоже знает, что листья тиса могут сделать со взрослой лошадью. Если так, то она делает вид, что не раскрыла мой саботаж. Ее взгляд направляется к жеребцу рядом со мной.

– Куда ты направляешься?

Сначала? К Миазме. Потом? Туда, куда меня поведет Миазма. Но в конечном счете?

– На юг. – Я говорю это с уверенностью. Я молюсь, чтобы она не спросила меня, каким образом. Это мне еще предстоит выяснить.

– Когда ты вернешься?

– Я не знаю. – Слишком честно. Все дело в вине – должно быть, в вине, думаю я, хватая Турмалин за руку. – Что бы ни случилось, я на твоей стороне. Ты понимаешь?

Турмалин смотрит на мою руку так, словно она неожиданно выросла из ее щитка для запястья. Моя хватка усиливается.

– Ты понимаешь?

– Я понимаю.

– Когда придет время, я вернусь. А до тех пор забудь, что у нас вообще был этот разговор. Если Жэнь начнет допытываться, ничего не говори. Держите ее здесь. Она в безопасности в Хэване. – То есть будет, как только я отвлеку Миазму.

– Я понимаю, – повторяет Турмалин. – Но есть еще кое-что.

Она уходит – и возвращается со своей лошадью, белой кобылой без единого пятнышка. Она протягивает поводья.

– Жемчужина ведет себя как надо, с репой, или инжиром, или без них.

Мне требуется мгновение, чтобы понять ее намерения. Возникает подозрение. Ходят слухи, что ты свалилась, Облако сказала до этого. Это Турмалин сообщила ей? Что, если эта доброта – издевательство? Это кружит мне голову – и я отшатываюсь, когда Турмалин предлагает мне свою руку.

– Я могу сделать это сама.

Три попытки спустя я благополучно взбираюсь на лошадь. Пыхтя, смотрю вниз на Турмалин.

Если бы я могла клонировать себя, я бы это сделала. Выполнила бы свои собственные последние инструкции. Но, как бы то ни было, я должна верить, что Турмалин реализует мои планы лучше, чем Облако или Лотос. Она передает мне поводья и отступает назад.

– Поезжай осторожнее.

Я натянуто киваю и бросаю последний взгляд на Жэнь.

Осиротела в тринадцать лет. Ее род не поддержал ее. Сражается за Империю Синь Бао, но против войск империи, присвоенных Миазмой. Другие могут думать, что это гиблое дело, но я вижу эпопею, которую будут помнить на протяжении веков.

Я не вернусь с пустыми руками. В следующий раз, когда я увижу всех, мы будем в альянсе с Южными землями.

Я вонзаю свои шпоры. Ворота с грохотом открываются для меня и моей двадцатки; колокола сторожевой башни звонят громко, затем тихо, когда мы погружаемся в открытую ночь. Наши лошади быстро прокладывают тропу сквозь грязные, изрытые колеи, возвращая нас тем же путем, которым мы пришли; гора возвышается на горизонте как темноволосая голова. Лунный свет льется на следы копыт, оставленные Лотос и ее подчиненными, отчеканенные как серебряные монеты. Затем деревья смыкаются – десять ли пролетают невероятно быстро, когда вы едете не туда, куда бы хотелось, – и тропы больше нет. Тьма сжимает нас в своем кулаке. Я даже не вижу елей, только чувствую их игольчатые пальцы на своих щеках, когда мы переходим с галопа на рысь.

Дым усиливается. Мои глаза слезятся, пока я борюсь с желанием закашляться. Появляются первые факелы, маленькие, как светлячки. Жемчужина издает ржание; я подталкиваю ее вперед. Позади меня слышен всхлип.

Справа от меня звенит тетива лука, когда кто-то накладывает стрелу.

– Убери, – рявкаю я. Остальным: – Вы ничего не должны делать без моего приказа.

После этого никто не издает ни звука. Слышен лишь шорох подлеска под нашими копытами и стук моего сердца. Поводья в моей руке скользят, и я рада, что мои солдаты не видят, как я вздрагиваю от далекого звука бряцания стали о сталь.

В любой момент. Предвкушение – вот волк, охотящийся за моими мыслями. В любой момент…

– Стой!

Солдаты Миазмы появляются из-за деревьев. Их лица и тела вымазаны сажей, но за всей этой чернотой видно ламинарное сияние их доспехов. Только лучшее для приспешников империи.

Одна подъезжает ко мне. Плащ из леопардовой шкуры возвышает ее над рядовым солдатом. Она генерал.

Воин.

Мое сердце колотится быстрее.

Я спешиваюсь, вознося благодарность небесам за то, что моя нога не зацепилась за стремя, Жемчужина не струхнула, да и в остальном я пока не выставила себя дурой. Мои солдаты пытаются сомкнуться вокруг меня, но их останавливают люди Миазмы. Копье упирается мне в подбородок, заставляя приподнять его. К моему лицу подносят факел.

Леопардовый плащ подает знак другому приспешнику. Вместе они рассматривают мою разношерстную группу из двадцати человек.

– Люди Жэнь, – говорит приспешник.

Леопард кивает, затем поднимает руку. Тетивы луков стонут с деревьев, на которых взгромоздились лучники Миазмы.

Я прикусываю щеку, вызывая поток слюны. Мой голос полон и округл, когда я говорю:

– Я здесь для того, чтобы поговорить с вашей леди.

Затаенное дыхание. Подрагивающие тетивы.

– Она ждет меня. И, – я понижаю голос, – ты же знаешь, какой она бывает, когда не получает того, чего хочет.

Леопард молчит.

– Убей остальных, – наконец говорит она.

– Они пойдут со мной, – говорю я, перекрывая вой тетив. Затем я приказываю своим солдатам спешиться и сложить оружие.

Степень нашей беспомощности становится очевидной, как только наше оружие падает в подлеске. Двадцать против по крайней мере двухсот. Безоружны против мечей и лучников на деревьях, готовых выпустить стрелы. Мы не просто слабы. Мы убоги. Сокрушить нас было бы все равно, что ударить молотком по муравью. Перебор.

Леопард опускает свою сигнальную руку, и солдаты империи устремляются внутрь. Вокруг моих запястий обвивается веревка, в то время как что-то, подозрительно похожее на наконечник древкового оружия, вонзается в мой позвоночник, побуждая быстрее идти вперед.

Мои икры напрягаются, когда мы начинаем идти вверх по склону. Спустя, кажется, несколько часов нас выводят на затянутую туманом поляну у подножия горы. Мои глаза изо всех сил пытаются приспособиться к красноватому свету факелов и полосам лунного света, пробивающимся сквозь них, и как только им это удается, я сразу же различаю Лотос и ее подчиненных.

Они связаны, словно утки для ощипывания, их лица в синяках, изо рта течет кровь, глаза заплыли. В отличие от них, я знаю, как действовать не так опрометчиво. Потому что перед ними, собственной персоной, с наполовину выбритой головой и единственным красным лакированным колокольчиком, свисающим с мочки ее уха, как капля крови, стоит единственная и неповторимая Миазма.

Она не видит нас, если только у нее нет глаз на затылке, но она должна была услышать наше приближение. Именно это и происходит, когда Лотос хрипит:

– Павлин?

Хорошо, что сохранение анонимности не является обязательным элементом для моей стратагемы.

Леопард подкрадывается к Миазме и шепчет что-то ей в проколотое ухо. В ответ Премьер-министр Империи Синь тянется за своей саблей. Изогнутый клинок, с зеркальным блеском, вырастает из ножен.

– Я скоро присоединюсь к своему гостю.

Затем она замахивается.

Колокольчики должны звенеть. А головы – падать с глухим стуком. Но все почему-то не так, и голова звенит, падая в листья папоротника, а колокольчик Миазмы все стучит и стучит, яростно раскачиваясь у ее уха, когда она распрямляется и возвращается в центр, в то время как подчиненный падает и умирает в обезглавленном поклоне.

Из-за стенаний Лотос птицы сегодня не садятся в свои гнезда поблизости.

– Так. Теперь ты всецело завладела моим вниманием. – Миазма проводит большим пальцем по пропитанному кровью лезвию и облизывает подушечку, затем протягивает саблю мне, предлагая. – Не хочешь попробовать?

В воздухе витает сильный запах железа. Моя собственная шея пульсирует.

– Боюсь, мой желудок не такой крепкий, как у тебя. – Или что-либо во мне, если уж на то пошло. Миазма может быть и меньше пяти чи[6] ростом, но у нее жилистые руки, которые видно из-под ее ламинарного жилета без рукавов. У нее точеное лицо, словно наконечник стрелы, тонкий слой кожи натянут на кости и вены. В свои двадцать пять она всего на два года старше Жэнь, но выглядит на десять лет старше и породила тысячи слухов. Миазма способна убивать наемных убийц, пока они спят. Миазма маринует печень своих врагов. Миазма подобна червю: разрежь ее пополам, и она отрастит тело снова.

По последним слухам, Миазма – это бог, посланный небесами, чтобы спасти империю на грани краха. Я предпочитаю факты слухам, но факты ненамного лучше. Когда семь лет назад группа радикально настроенных крестьян под названием Красные Фениксы выступила против столицы империи, Миазма подавила восстание и дослужилась до звания генерала кавалерии. А шесть лет назад Клика Десяти Евнухов планировала убийство императрицы Синь Бао; Миазма истребила их и всех их живых предков, «спасая» Синь Бао и одновременно укрепляя власть в армии и при дворе. Так что, естественно, когда кроткая Синь Жэнь, ветеран Восстания Красного Феникса, родом из какого-то безымянного городка, осудила ее, назвав жестоким тираном, Миазма была, мягко говоря, недовольна.

Теперь я стою лицом к лицу с врагом. Многие называют ее злом.

Я бы охарактеризовала ее как беспринципную, что, на мой взгляд, гораздо опаснее.

Миазма пожимает плечами в ответ на мой отказ, вытирает клинок и убирает его в ножны. Лотос всхлипывает. Я беру себя в руки и делаю шаг вперед.

– Не советую, – говорит Миазма. Вспыхивает свет факела, позволяя мне бросить мимолетный взгляд на сотни конных войск, окруживших поляну. – Если только ты не хочешь, чтобы полетело еще больше голов твоих друзей.

Я заставляю себя сделать еще один шаг.

– Они мне не друзья. – Еще один. – Я долго ждала этой возможности. – Теперь встать на колени со связанными руками, пусть непросто, но мне это удается, и я склоняюсь над кучкой белых поганок. – Моя леди.

Тишина.

Смех Миазмы больше напоминает карканье, начинающееся и заканчивающееся в ее горле.

– Неплохо – для твоей первой речи в дезертирстве. Практика пойдет тебе на пользу.

– За меня говорят мои действия, а не слова. Позволь мне доказать свою преданность.

– Преданность той, которая предает свою собственную леди.

– Я никогда не давала клятвы верности Синь Жэнь. Я поддержала ее дело только потому, что она пришла в мою хижину и умоляла.

Лотос перестает всхлипывать.

– Т-т-ты… предательница!

Миазма лениво машет рукой, и Лотос затыкают рот кляпом.

– Умоляла, – говорит она, смакуя это слово.

– Да, умоляла, – говорю я. – На коленях. Три раза.

– Она бы так и сделала, не так ли? – Размышляет Миазма. – Всегда безнадежная, Милосердная Жэнь. И ты. – Ее голос внезапно грохочет. – Ты, Восходящий Зефир, всегда коварная. – Это прозвище вызывает у меня дрожь восторга; Миазма, должно быть, думает о каждом случае, когда нам удалось от нее ускользнуть. – За тебя говорят твои действия? – Она кивает на Лотос. – Что ж, давай. Докажи свою преданность, убив вот эту.

– И заставить тебя проиграть эту войну? Думаю, нет.

– А? – Миазма приподнимает бровь. – Поясни.

Я должна была уже потерять дар речи от страха. В итоге мою голову могут отделить от моей шеи до того, как закончится эта ночь. И я правда в ужасе – пока не касаюсь своего веера. Это то, что я делаю лучше всего: считываю атаки противника, использую уже накопленную информацию в качестве плана контратаки.

Я держу тут все под контролем.

– Ты знаешь Жэнь не хуже меня, – начинаю я. – Возможно, даже лучше, учитывая вашу общую историю. – Миазма усмехается над напоминанием о былых временах, когда два пустых места – Миазма, приемыш евнуха, и Жэнь, бесправный отпрыск могущественного рода, – бок о бок служили династии. – Синь Жэнь – леди, у которой нет территориальной цитадели для обучения или снабжения своих войск. Оставьте ее в покое, и стихия позаботится о ней. Но убей любую из ее названых сестер, и в итоге в твоих руках окажется бешеный пес.

– Тогда чего же мы ждем? – кричит Миазма. – Мы раздавим ее прямо здесь, прямо сейчас. Я даже предоставлю тебе честь снести ее голову.

– Зачем так себя утруждать? Как раз перед тем, как прибыть сюда, я отравила две трети их лошадей тисом. – Лотос вопит сквозь кляп. Я игнорирую ее и продолжаю: – В ближайшее время Синь Жэнь и ее войска не покинут Хэвань.

Это заставляет Миазму задуматься. Очевидно, она не думала, что у меня хватит духу лишить их кавалерии. Она, вероятно, пошлет разведчика проверить. Это в ее природе – быть подозрительной.

– Ты прибыла не одна, – отмечает она.

– Я, едущая на встречу с тобой в одиночку? Даже такая дура, как Жэнь, могла бы почуять неладное. Эти солдаты – всего лишь прикрытие для моего дезертирства. И теперь они приносят себя в жертву достойной леди. Убей их. Допроси их. Двадцать, может быть, принесут и не так уж много пользы против ваших пяти тысяч, но двадцать говорящих ртов? Это ценные данные.

В нос мне ударяет едкий запах – запах мочи, исходящий из моего собственного строя. Для них я, должно быть, кажусь прагматичной, бессердечной, жестокой. Если бы только я могла сообщить им, что у нас есть три шанса из четырех, что Миазма сохранит им жизнь; у нее слабость к талантам, независимо от их происхождения.

– Лагерь, полный предателей. – Миазма потирает руки. – Ох, Жэнь. Это разобьет ей сердце, если она узнает. Так что лошади…

– Умрут к рассвету, – уверяю я ее.

– Превосходно. – Но я все еще не втерлась в ее доверие. Не полностью. По большому счету мертвые лошади и жертвенные войска могут быть просто стратегией, которой я умело распоряжаюсь. Мне нужно продемонстрировать Миазме, что мне есть что терять. Показать ей, что я нажила врага в своем предыдущем лагере.

Земля, наконец, начинает дрожать.

Вовремя.

Ну же. Мои пальцы сжимаются вокруг ручки веера. Я заставила заглотить наживку, я посеяла недоверие, но то, что происходит дальше, находится вне моего контроля. Ну же.

Я знаю, что ты можешь ехать быстрее.

Два генерала Миазмы, Коготь и Гадюка, мгновенно появляются рядом со своей леди, обнажая свои мечи. Остальные войска Миазмы выстраиваются вокруг нас. Темноту разрезает резкий вскрик. К нашим ногам, сквозь листья папоротника, тянутся туманные призраки. Миазма выглядит бледной. Поговаривают, что председательница Совета Министров верит в призраков. Я полагаю, это вполне естественно; призраки и боги – это в принципе одно и то же.

Но ни один призрак не смог бы прорваться сквозь папоротник и солдат так, как это делает Облако.

Она – буйство синего плаща и бронзовых доспехов на исполинской кобыле, ее глефа высоко поднимается над головой, прежде чем опуститься. Вот уже острый наконечник погружается в грудь одного из приспешников Миазмы, в то время как копье врезается в голову в шлеме. Бронза и кость уступают, и теперь моя очередь бледнеть, когда я вспоминаю воинов из моего кошмара. Но все это – часть моего плана.

И Облако тоже, даже если она не в курсе.

Ее рыжеватые глаза обводят поляну, замечая моих солдат, солдат Миазмы, саму Миазму, прежде чем, наконец, остановиться на мне.

Я вижу точный момент, когда она собирает воедино кусочки моего дезертирства.

К тому времени, как Лотос справляется со своим кляпом и кричит предатель, Облако уже прорвалась через целую линию пехоты Миазмы. Ее серповидный клинок смазан их кровью, когда она опускается на одно колено. По ее сигналу летят стрелы, пролетающие над ее головой. Одна попадает Леопарду в глаз. Еще одна царапает мое плечо. Я шиплю, зажимая кровоточащую рану, когда войска Миазмы открывают ответный огонь.

Лучники Облако падают со своих скакунов, как сливы с дерева.

Но Облако – она вращает свою глефу, пока та не превращается в размытое пятно, в пасть клинка, который пожирает все на своем пути – пути, ведущем ко мне. Ко мне, обманщице. Предательнице. Той, кто насмехался над Облако за то, что она отпустила Миазму, прямо перед тем, как самой поехать давать ей клятву.

Конечно, она никогда не доберется до меня. В одиночку Облако вполне могла бы убить тридцать приспешников, но не сотни. Пехотинцы окружают ее, их пики заострены, как кольцо зубов. Более слабый воин запаниковал бы.

Глаза Облако по-прежнему прикованы ко мне.

– Хочешь, чтобы мы позаботились о ней? – спрашивает Гадюка.

Миазма не отвечает. Она смотрит на Облако с каким-то стеклянным упоением.

– Вы только взгляните на это чудо. – Она говорит это так тихо, что я задаюсь вопросом, слышит ли вообще Гадюка.

– Моя леди?

С разбега она вскакивает на жеребца, вдвое выше ее ростом.

– Отпусти ее живой.

– Но Премьер-министр…

– Отдай лошадь.

Голос Облако, а не Миазмы.

– Лошадь, – повторяет та, пока мы смотрим на нее. – Жемчужина.

Жемчужина ржет, услышав свое имя. Я прихожу в себя и смотрю на Миазму.

Председательница Совета Министров машет рукой.

– Согласна. Гадюка.

Гадюка подводит Жемчужину к Облако. Облако берет узду.

Я выдыхаю. Спасибо тебе, Турмалин, за то, что позволила мне зайти так далеко. И тебе, Облако. Спасибо тебе за то, что ты пыталась убить меня так… убедительно, и за то, что отведешь Жемчужину домой.

Позаботься о Жэнь, пока меня не будет.

– Мы действительно просто отпустим ее? – спрашивает Коготь, когда Облако снова садится на свою кобылу.

– Пока, Коготь. Только сейчас. В один прекрасный день она поймет, что ее таланты потрачены впустую на Милосердную Жэнь, точно так же, как это случилось с ней. – Миазма улыбается мне сверху вниз. Я крепче сжимаю рану от стрелы. Она убедила Миазму в моем дезертирстве, и теперь она оправдывает мою дрожь, когда Миазма говорит: – Добро пожаловать в империю, Восходящий Зефир. – Ее улыбка становится шире, превращаясь в зубастую, похожую на оскал черепа ухмылку. – Или, как я люблю говорить, добро пожаловать в Царство Чудес.