Читать книгу До чего же довёл меня блюграсс. Блюзы и монстры, которые разрушали мою жизнь - Джон Фэи - Страница 6

Я всё никак не мог понять, с какой стати Лэрри и Эдди предпочитают возиться так много именно со мной. Своей опекой они показывали мне как надо взрослеть, не лишая себя радостей детства.

Где надо говорить с напускной вежливостью и где надо грубить и драться, научили распознавать врагов и так далее.

Уже в тот самый первый день, после обеда, они явились к моим родителям с просьбой отпустить меня на прогулку. Они хотели показать мне окрестности.

– Ладно, – сказала мать. – Только вы за ним присматривайте. Он у нас диковат.

Ещё новости. До сих пор никто меня так не называл. Может быть, «дикий» как лесные звери?

Почему же они не сказали об этом по-человечески заранее, в моём присутствии? Я страшно разозлился. По крайней мере, за спиной могли бы не шушукаться!

– Не беспокойтесь, миссис Фэй! С нами он будет в безопасности, – заверил Эдди.

– Хорошо. Только держите его в поле зрения.

– Само собой.

Мои родители годами опекали меня сверх меры. Без них я даже улицу не мог перейти. Другие дети ещё играли во дворе, а меня укладывали спать в семь часов вечера. Но чем я мог ответить в таком возрасте? Вот я и не отвечал. До поры до времени.

Выйдя из дома вместе с Эдди и Лэрри, я вырвался на свободу. Можно было делать практически всё, что вздумается. Эдди и Лэрри ребята грамотные. Не трепачи, не мямли и не зануды-воспитатели. С ними мы творили массу опасных, но интересных дел.

Тем же первым вечером, отчётливо помню, мы полезли на задворки школы Блаженного Катексиса[2]. Земля под ногами, я заметил, казалась зернистой и чёрной, потому что рядом ходили поезда на Балтимор и в Огайо. И всю землю вблизи от путей покрывала угольная зола. Плющ – единственное, что могло произрастать на такой поганой почве. Всю окрестность железной дороги заполонили заросли плюща. Отовсюду тянулись его гигантские щупальца..

Пейзаж другой планеты.

Миновав это место, мы оказались на асфальтированной площадке, оборудованной качелями. Стояли на ней и незнакомые мне механизмы – тоже для детской забавы.

Далее последовали месяцы моего обучения обращению со всей этой техникой.

И это было весело.

Плюс физкультура.

Как я уже сказал, там были качели, но была и карусель, и машины, чьих названий я не знал.

В толпе других детей мы смотрелись несколько обособленно. Но это никого не раздражало, потому что я был новым соседом, получившим от старожилов самый радушный приём.

Раз в неделю организация проводила торжественное собрание.

Мы называли себя «Член-клубом», Азалия-Сити.

У клуба был флаг с крылатым пенисом, парящим в небесах на белоснежных крыльях. У пениса имелись яички, а сам он был красный на фоне голубизны израильского флага. Наш флаг был великолепен. Может кто и смеялся, но у нас был прекрасный флаг.

И я был самый маленьким среди обитателей этого пригородного парадиза.

В том, что это «парадиз», они меня и убедили. По ряду показателей это совпадало с истиной, то есть, воздух был чист, виды красивы, а густые рощи располагали к играм. А сколько вокруг росло цветов и деревьев! Сколько кроликов, черепашек, хорьков и бурундуков обитало вокруг!

Меня сделали членом «Член-клуба», я посетил несколько собраний. Там было довольно скучно, ничего не происходило. Ничего было толком не сказано, мы попросту убивали время.

Какое тут к чёрту веселье? И вот, наконец, однажды запахло азартом.

Президент Эдди, двенадцати лет от роду, коснулся проблемы церквей:

– Церковь – организация репрессивная, – заявил он. – Сродни школе, полиции и клубу «Лайонс». Они хотят нас контролировать, не давая нам высказаться. Они вообще детей не любят. Они не желают нас замечать, не то, что выслушивать. Исчезни мы окончательно – их ликованию не будет предела. Нас не истребляют только потому, что мы их имущество. Взрослым хотелось бы изобразить своё дремучее мироустройство «страною счастья», где пасутся стада смазливых опрятных детишек, играя в свои безобидно-безмозглые игры. Едут они так, скажем, по улице Преисподней, наблюдая как мы носимся, такие невинные на расстоянии. Издалека мы в самом деле выглядим нормально. Но стоит им копнуть глубже – по домам, по дворам, и они занервничают. Они психанут, потому что в нас они видят себя в своём собственном детстве, пока их не воспитали, обучив различать вонь и грязь, и не зариться на малолеток, возбуждая их, когда те на всё готовы. В общем, их тоже возбудили. Только кто их спрашивал, надо им это или нет?

– Никто! – заорали мы хором.

– Им бы только сидеть по своим ракушкам, толкуя про бизнес и биржу и о том, каким цветом выкрасить гостиную на выходных – слушай, мы тут затеяли покраску, ты бы пришёл и помог. Это ведь так интересно. Ох, как это интересно. Да. Да. Да.

Говоря это, Эдди передразнивал маляров-любителей, блистая каждым словом и жестом, в роли мима он был ослепителен.

– А в следующий вторник мы празднуем день рождение нашего Элмера. Не желаете присоединиться? – Ах, непременно. Взрослые совсем не любят детей. Потому что дети недоразвиты, не понимают религию и любят жестокие забавы на грани садизма. Мы ходим в школу от выходных до выходных, а по субботам вынуждены помогать предкам в уборке. По воскресеньям – пожалуйте в церковь. У нас нет ни единого дня на активный отдых, чтобы побыть теми, кто мы есть – детьми. Разве мы виноваты в том, что мы всё ещё дети? Отвечайте!

– Нет! – взревела толпа. – Быть ребёнком нормально!

– Если церковь так необходима, почему они сами туда ни ногой? Подвезут, высадят и приветик.

Ответом были крики одобрения и коллективное «зиг хайль».

– Церковь заодно с педсоветом, родительским комитетом, полицией, советом ветеранов, еврейством, масонством и воцерковлённым молодняком. Часть гигантского заговора против детей. Все они там одним миром мазаны, эти церковники. Ещё одна репрессивная организация в числе других. И кого же они собрались репрессировать, я вас спрашиваю?

Члены клуба разразились какофонией презрительных возгласов.

– Совершенно верно – нас. Наша детская свобода им поперёк горла. И что мы им такого сделали, не подскажите?

Слова вождя вновь потонули в ропоте одноклубников. Что мы им сделали? – саркастический вопрос был подхвачен множеством голосов.

– В том-то и дело, что ничего, – констатировал Эдди, повышая голос параллельно экстазу толпы. – Разве мы просились на этот свет?

«Никогда в жизни!» – крики, вопли, улюлюканье – «долой школы и церкви!»

– Мы определённо не виноваты в том, что родились и не умерли во младенчестве, в том, что мы развиваемся естественным путём, растрачивая избыток энергии в надругательствах и мародёрстве, круша и вытаптывая всё, что ни возникнет у нас на пути.

Ни для кого не было секретом, что Эдди оттачивал ораторское мастерство, прослушивая диски своего кумира – Адольфа Гитлера, который, в свою очередь, славился умением заводить полные залы, даже если никто не понимал, о чём он там орёт. Тем более дети.

Эдди не поленился выучить немецкий язык и мог общаться на нём свободно. Он сделал это, чтобы выяснить, о чём же говорит в своих речах Гитлер. Фюрера он просто обожал, а ведь в сущности тот был просто эффективным главарём. Что такое партия, как не большая банда? Мощней и многочисленней остальных. Но банда остаётся бандой.

И Эдди был прав.

– Но это мы и обсуждать не будем, – голос оратора делался объёмнее и громче с каждой фразой.

«Не будем и точка! Ненавидим, замордуем, убьём!» – бесновалась детвора.

– Мы ненавистны тем самым, кто выпустил нас на свет и швырнул в оскал бытия, как сказал бы Мартин Хайдеггер!

«Браво, Хайдеггер – молодец! Урра!» – единогласно возопили члены клуба.

– О, да – издалека мы кажемся невинными и добрыми. Ещё бы. Ведь они понятия не имеют, во что нам нравится играть на самом деле. А мы играем в мультисклероз, в порчу, в членовредительство с ампутацией, и прочие придуманные и одобренные нами особые виды детских игр. То и это. То да сё. В общем, они не знают, чем мы там заняты на самом деле, и для нас нежелательно, чтоб они что-то знали.

И снова Клуб реагировал единодушно, – «Правильно! Пусть не лезут! Не их это дело! Смерть пролетариату!»

– Мы имеем полное право придумывать собственные игры и распевать песни собственного сочинения, в том числе и гимны. А они навязывают нам свои программы, чтобы контролировать детское поголовье человечества по всей планете. Разве нет?

«Точно! Вырежем взрослых, пусть оставят нас в покое!»

– С этой целью они прикармливают разных коммунистов и любителей и педа-гогов, чтобы те подсовывали нам свои песенки и сказки – где Пит Сигер[3] там и Ледбелли[4], где братья Гримм, там и Матушка Гусыня и прочая рухлядь. Но мы-то разбираемся!

– И как только к нам подослали очередного педа-гога, мы уже знаем, чего этой гадине хочется на самом деле. А гадине хочется побезобразничать с малышами, потому что все они там педофилы, и никто другой!

Клуб реагировал хором: «Верно! Все они там педофилы поганые! Долой педов, долой их басни-песни, всё долой, кроме нашего фюрера Эдди, ведущего нас верной дорогой. Славься наш Эдди, родной пенис-клуб! Ура!»

– Покажите мне «воспитателя», говорю я вам, и я покажу вам растлителя. Разве нет?

Реакция Клуба: единодушие. Обстановка накалялась не на шутку. Ничего похожего я раньше не видел и не слышал. Возбуждение возрастало. Большая часть сказанного была мне непонятна, все вокруг старались перекричать друг друга, усугубляя шум. Шум – вот что мне нравилось в этом бесновании. Всеобщее возбуждение радовало мою детскую душу.

Я был в восторге от Эдди и всей этой суматохи, сознавая себя её равноправным участником, окружённым заботой соратников, проявлявших ко мне уважение, какого ранее я не встречал нигде.

А тем временем Эдди искусно сменил риторику.

– Окей, – сказал он, стараясь говорить тише. – Предлагаю угомониться, чтобы нас не подслушали взрослые.

Сказано это было лишь для того, чтобы обрушив на нас новый шквал демагогии, довести нас до белого каления.

Повторяю, что в тот момент смысл многих слов был мне не понятен. Однако несмотря на заторможенное восприятие, в общем и целом я догадывался, о чём речь концептуально.

Копируя Гитлера, Эдди умел делать паузы, чтобы постепенно вернуться к прежнему градусу истерии.

– Нет, мы не делали ничего дурного, – негромко вымолвил он, как бы извиняясь. – Мы всего лишь команда энергичных ребят с высоким интеллектом. И не просили особых поблажек, – скромно, но с подтекстом, добавил он. – Ни разу. Нам не хватало только права тратить наши силы, как нам заблагорассудится, не так ли? Это всё, чего мы хотели, – в голосе оратора слышалась мольба.

Клуб: «Верно, Эдди, ничего другого нам не надо. И это совсем не много. Почему же нас не желают понимать наши родители? С ними что-нибудь не так? Если да, то что именно? Или это у нас что-то не в порядке?»

– Нет, с нами всё в норме. А вот они… они нас… – забормотал он, переходя на крик. Пока не заорал скороговоркой. – Обращаются с нами, словно мы какие чудовища! Да, – протянул он задумчиво. – Так оно и есть, держат нас за монстров!

– Вот мы им и покажем, какие мы монстры! – воскликнул Эдди, торжествуя. – Придумали «монстров» —

их они и получат. Хотели монстров – будут им монстры. Или мы кто?

– Мы монстры, Эдди! – снова хором отозвался Клуб. – Но превратили нас они. Мы хотели остаться людьми, а теперь мы – монстры. Всецело по их вине!

– Их волнует лишь конкуренция с безликим обывателем. Джонсы хотят жить как другие такие же «джонсы», чёрта с два ты их отличишь. Был бы статус. Все рехнулись на этом «статусе». Разве я не прав?

В ответном рёве детских голосов слышалось «ура» и вопли одобрения. Эдди просто гарцевал на коне. Была слышна и матерщина…

– До чего же мы – младшие не нравимся им – старшим, – повторяя уже сказанное, Эдди старался закрепить эту мысль в детских мозгах. – Они ненавидят нас за слабость, за безбожие, за нашу ненасытную жажду веселья и наш садизм. Да, мы такие!

Клуб: «Молодец, Эдди! В точку сказал! Давай ещё, давай.»

Но тут он снова сделал жест угомониться, чтоб уловить ускорение ритма – от раздумий ответственного лица к воплям маньяка, тонущим в лае толпы: ненавидим, ненавидим, ненавидим!

А ненавидели мы в точности по признакам, которые перечислил нам Эдди.

– Разрешите задать вам самый простой вопрос, – он снова понизил голос. – Совсем лёгкий. Не для проверки вашей сообразительности, а чтобы показать, что с нами происходит. Ответ на него известен каждому, только ни один взрослый человек не заинтересован в том, чтобы его узнали мы. Что такого хорошего а получении хороших отметок при отсутствии развлечений? И с какой это стати наши недруги требуют одного, лишая нас другого? Лично мне это непонятно. А вам? Что хорошего в учёбе на «отлично» без развлечений?

Клуб: «Ни-че-го! Ни-че-го! Долой всё, долой!» Помимо реплик, часть аудитории выражала свою неприязнь шипением.

– И что хорошего в церковных посиделках, где жирный поп внушает нам – детям, что мы – воплощение всех зол и хуже нас нет никого на свете? Выходит, злодеи не большие, а маленькие. Малыши с нашими, гал-гал, импульсивными порывами. Мы плохие, потому что мы такие. Но позвольте, ведь такими нас мама родила. Не мы придумали эти свойства. Это наследственность. И если родителям неугодно, чтобы она воплотилась в детях, тогда не надо было им нас рожать!

– Вот они и виноваты. А не мы. От инстинктов не уйдёшь. Они от нас неотделимы. Что хорошего в литературе? – Ничего! А в грамматике? – Ничего! В арифметике? – Ничего! Долой все предметы! Чем хорошо вести себя прилично? – Ничем! Не раскачивай лодку? Не громи горсовет? – Чёрта с два! Всё долой!

Клуб: «Так и надо, Sieg Heil!»

– Обязательно надо основать свою церковь, ту, где нам будет весело, и пора завести своих собственных богов!

Клуб: «Верно! Пора, Sieg Heil!»

Надо отметить, что для религиозных нужд у нас уже был пантеон Кунаклястера, но в тот момент, под гипнозом оратора, мы о нём как-то забыли.

– И какие будут номинации?

– Тор! – тотчас раздался крик.

Но как оказалось никто этого Тора знать не знал.

– Юпитер! – заорал кто-то из толпы.

Но и Юпитера знали столько же.

– Как насчёт Томаса Дьюи?

– Неплохо, неплохо. Попробую разузнать у республиканцев в Силвер-Спринге.

– Гитлера! – рявкнул один из нас.

– Вот это уже кое-что, – поддержал Эдди. – А то какой-то Дьюи. Наши «бундовцы» умели повеселиться*.

И тут кто-то выдвинул наиболее интересную кандидатуру.

– А чем не подходит Дьявол? Ну тот, что Сатана.

– А это ещё кто? – насторожились самые тёмные.

– Я его вижу в комиксах про Капитана Марвела. Время от времени появляется, – подсказал один малыш.

– На самом деле это Дракула, – поправил его другой.

– Неужели он?

– Он, – подтвердил Эдди. – Может кого ещё?

Соратники приумолкли, перебирая в памяти другие кандидатуры.

– С этим парнем надо разобраться, – предупредил Эдди. – Не хочу, чтобы Клубу достался неподходящий бог.

– Неужели такое возможно? – насторожился один малыш.

– Суть проблемы, – вымолвил Эдди, в очередной раз озадачивая слушателей, – в единобожии. Кое-кто полагает, что бог всего один.

– Как это скучно! – воскликнул какой-то мальчик.

– Да уж, с одним не разгуляешься, – заметил ещё один.

Речь идёт о «бунде», союзе американских немцев.

– При едином боге никто не станет враждовать и воевать, – добавил кто-то ещё.

– Ага, – впервые прозвучал голос Мозга, клубного разума. Он всегда высказывался под занавес дискуссий, чей ход не вызывал у него интереса. Наступила мёртвая тишина. В словах Мозга, что бы он ни изрёк, не было никакого смысла, но звучали они великолепно, и как правило чертовски остроумно.

– Ага, – повторил наш Мозг, чьё настоящее имя было Агония Блох. – Онтологический монизм. Всякая вещь в единственном экземпляре. Если эта штука действительно функционирует, тогда любые наши аргументы и жесты иллюзорны. А посему я рекомендую куда более интересный дуализм. Тоже онтологический.

– Ура онтологическому дуализму! – тотчас загалдела клубная братва. – Долой онтологический монизм, фу, бэ-э!

– Итак, мы имеем онтологический дуализм, – продолжил Мозг. – Что означает – многобожие. Пока мы его имеем, отпадает вариант, когда новый бог окажется тем же самым Яхве – наставником наших предков, только под другим именем. Яхве в камуфляже. Для кого-то у всех богов одно лицо. Но имена у них разные.

– Верно, – одобрил Эдди. – Хватит с нас боженьки взрослых, принимающего заказы от педагогов и предков. Нам не нужен бог, который командует в храмах, поддерживая наше невыносимое статус-кво. И мы не хотим нарваться на очередное Сверх-Я, не зная потом, куда от него избавиться.

Клуб: «Долой Яхве! Долой Сверх-Я и статус-кво!»

– Нам нужен сильный бог, который любит детей. Такой бог займёт нашу сторону и будет нам помогать.

Клуб ходил ходуном от восторга и оптимизма. Долго ещё не смолкало «ура», вперемежку с бессвязными воплями и визгом.

А неделю спустя мы собрались снова.

– Эта встреча пройдёт упорядоченно, – предупредил наш вожатый Эдди. – Может быть, кто-то желает послушать стенограмму прошлого заседания?

– Нет, ну её, – грянули малыши.

– Отлично, тогда предлагаю заслушать отчёт исполкома по сатановедению.

Визги, вопли, крики «ура».

– Тогда на трибуну приглашается Агония Блох – мозг нашего клуба, проделавший большую часть исследовательской работы.

«Урра!»

В президиум протиснулся Агония Блох. При его появлении многие зажали нос, потому что он никогда не мылся.

– Добрый день, уважаемые одноклубники.

Ответом стало ещё одно гнусавое «ура». Мозг говорил непонятно, потому что он действительно знал больше нас. Ему были известны важные научные термины. Он выписывал журнал «Американский учёный» и держал небольшую химическую лабораторию. Своё прозвище он заработал постоянной депрессией, чью причину никто из нас не мог определить. Он пребывал в перманентной хандре и говорил писклявым тоном. К тому же с английским акцентом, повизгивая. Но в эрудиции ему не откажешь. Он показывал химические опыты и делал нам бомбочки. Внешне его взрывчатка не отличалась от простой водички, но только первые пятнадцать минут. Далее там, где она была пролита, следовали взрыв и возгорание. Мы наделали немало дел с помощью этой химии.

Мозги уверял, что может изготовить атомную бомбу, если мы оплатим материалы. Мы не возражали, прикидывая, где бы раздобыть денег на одну, но большую.

– Приступаю к докладу, – пропищал Мозг. – Первым делом мы подняли архивы комикса «Капитан Марвел». Перелопатили немало, доложу я вам. Пятьдесят пять изданий от сорок второго до сорок восьмого. В этом промежутке увидели свет важнейшие выпуски. Их контролировал Си Си Бэк[5], покуда издательством «Фосетт» не овладела Ассоциация родителей и педагогов[6].

– Так, так! Очень интересно!

– Лучшего источника просто нет, к тому же, я полагаю, вам известно, что комиксы про «Капитана Марвела» имеют, скажем так, эзотерическую окраску? И главным героем ряда эпизодов выступает как раз Сатана. Мы их тут разложили. Желающие могут ознакомиться воочию.

– Здорово! – загалдела детвора.

– Кроме того, в библиотечной картотеке мы обнаружили множество работ в разделе «Са..

– Ага! – крикнул один малыш. – А нельзя ли узнать, кто это «мы»?

Мы любили поддразнивать Мозга. Но и ему это нравилось.

– Ах, да, конечно. Если это так важно, я ходил туда один. Желающих помочь как всегда не нашлось, и мне иногда самому непонятно, зачем я хожу на собрания такого клуба.

– Мы и сами не знаем, Мозг, зачем ты сюда ходишь, – вякнула ещё одна козявка.

– Не знаете и слава богу, – парировал Мозг. – Не будем останавливаться. Я также выписал немало цитат о Сатане и хотел бы суммировать мои находки.

– Давай, суммируй! – оживился клуб.

– На самом деле сказано немного, – предупредил Мозг. – Уж больно тёмная это тема.

Тут на него снова зашикали, дескать – выкладывай всё как есть, не то обструкцию устроим.

– Честное слово, та в самом деле не так мно…, – попробовал он улизнуть.

– Заткнись и рассказывай! – вмешался кто-то ещё.

Мы дружно подбежали к помосту и сперва расхватали комиксы, а затем принялись хором облаивать Мозга. Операция была запланирована заранее. Мы припасли несколько кусков мыла и тряпки. Подхватив Мозга, мы отволокли его к ручью, раздели и как следует отмыли. А затем президент Эдди прочитал ему мораль:

– Видишь ли, Мозг, у нашего клуба уже есть божество, и зовут его Великий Кунаклястер. Как только ты научишься мыться и перестанешь вонять, мы посвятим тебя в его мистерии. Как достойного члена. Но о каком достоинстве можно говорить, пока ты так воняешь?

Мозг выкрикивал математические формулы и тайные мантры индусов. Но, как мне показалось, всё это ему нравилось, ведь он оказался в центре внимания.

Значит, мы его оголили и подвели к ручью. А там, надо сказать, водилась всякая бяка. И пахло оттуда похуже, чем от Мозга. Хотя, конечно, всё это было розыгрышем. Ведь Мозг не просто вонючка, а к тому же ещё и тюфяк. Стоит нам затеять игру, он злится, орёт и визжит.

И вообще он атеист.

На самом деле ни во что не верует.

За это ему так часто и достаётся.

Поэтому вся эта тема Сатаны и церкви, плюс речи недельной давности, были ничем иным, как ловушкой для Мозга. Чья цель – вразумление безбожника.

Как ещё мы могли поступить?