Читать книгу Время милосердия - Джон Гришэм, Джефф Безос, Илон Маск - Страница 7

Джейк покинул свой кабинет в сумерках. Пока он гулял по пустой площади, стало совсем темно. Часовая стрелка показывала почти восемь, воскресным вечером были закрыты все магазины и кафе. То ли дело окружная тюрьма – вокруг нее жизнь била ключом. Свернув за угол, Джейк увидел полицейские машины, поставленные кое-как; два фургона новостных каналов – один из Тупело, другой из Джексона; толпу бездельников, куривших и спокойно беседовавших. Это зрелище вызвало у него приступ тошноты, словно он забрел на неприятельскую территорию.

Зная город наизусть, Джейк двинулся на боковую улицу, где громоздился административный комплекс, чтобы проникнуть туда через черный ход. Здания комплекса постоянно расширялись и обновлялись без понятного непосвященным плана. Кроме двух десятков тюремных камер, допросных комнат, приемных, загроможденных коридоров, здесь находилась служба шерифа, занимавшая один флигель, и городская полиция Клэнтона, довольствовавшаяся другим. Все вместе именовалось в просторечии «тюрьмой».

В этот темный час «тюрьма» была заполнена людьми, имевшими хотя бы малейшую связь с охраной правопорядка. Вся эта публика являлась настоящим братством, им было спокойно в окружении других носителей значка.

Дежурный сказал Джейку, что шериф заперся у себя в кабинете. Джейк попросил сообщить Оззи, что им надо поговорить и что он подождет его рядом с двором – обнесенной забором территорией, где заключенные часто играли в баскетбол и в шашки. В хорошую погоду Джейк и другие городские адвокаты сиживали под деревом за старым столом для пикника и беседовали со своими клиентами через сетчатую изгородь. Сейчас, впрочем, двор тонул в темноте: в столь поздний час все заключенные находились под замком. А на оконцах их камер – толстые решетки.

В данный момент никто из клиентов Джейка не сидел за этими решетками, не считая одного, еще не ставшего его клиентом. Двое, наркоторговцы, содержались в Парчмане, тюрьме штата. Языкастая мамаша одного из них обвиняла в позоре своей семьи именно Джейка.

Дверь открылась, и появился Оззи Уоллс – один. Он, не спеша, с понурым видом, будто давно не высыпался, подошел к Джейку. Руку не подал, вместо этого хрустнул суставами пальцев и обвел взглядом двор.

– Да уж, денек… – произнес Джейк.

– Хуже не бывает, – кивнул Оззи. – С трех часов ночи, когда поступил звонок, кручусь, как белка в колесе. Плохо это – потерять помощника, Джейк.

– Мне жаль, Оззи. Я знал Стью, славный был парень. Представляю, что все вы чувствуете.

– Да, парень был что надо, мы покатывались от его шуток. Может, не во всем он был хорош, но об этом мы говорить не станем.

– Ты встречался с его семьей?

Оззи глубоко вздохнул и покачал головой.

– Я съездил туда, проявил уважение. Не самые уравновешенные люди, я бы сказал. Побывали здесь сегодня днем с вопросами о пареньке. Двое появились в больнице, чтобы поговорить с его матерью. И прочее безумие. Пришлось поставить около двери ее палаты помощника. Ты тоже будь с ними осторожнее, Джейк.

Этого маленькой семье Брайгенсов и недоставало: психов, от которых стоит держаться на расстоянии!

Оззи откашлялся и сплюнул на землю.

– Я только что говорил с Нузом.

– Я тоже, – произнес Джейк. – Он не примет отказ.

– Он просил на тебя надавить, мол, ты не хотел бы в это встревать.

– Кому такого захочется, Оззи? Уж точно не местным. Нуз обещал мне попробовать найти адвоката из другого округа, чтобы я поработал только на предварительной стадии. Таков, по крайней мере, план.

– Не слышу в твоем голосе уверенности.

– А я и не уверен. От подобных дел так просто не откажешься, особенно когда вся остальная палата адвокатов попряталась кто куда и не отвечает на звонки судьи. В общем, велик шанс, что я вляпаюсь в это по уши.

– Почему ты не мог просто отказаться?

– Нуз буквально взял меня за горло. А также потому, что никто, кроме меня, за это не возьмется, во всяком случае, сейчас. Трудно ответить «нет» окружному судье, Оззи.

– Понимаю.

– Знал бы ты, как Нуз напирал!

– Мне он так и сказал. Но здесь мы с тобой стоим по разные стороны, Джейк?

– Разве бывает иначе? Ты их сажаешь, я пытаюсь их вызволить. Оба выполняем свою работу.

– Ну, не знаю… Тут особый случай. Мне еще не приходилось хоронить помощников. Потом будет громкий процесс, и ты станешь делать то, что обязан хороший адвокат – бороться за оправдание мальчишки, так ведь?

– Это еще когда будет, Оззи! Я пока не думаю о процессе.

– Тогда подумай о похоронах.

– Говорю же, мне очень жаль, Оззи.

– Спасибо. Неделька намечается будь здоров.

– Мне нужно повидать парня.

Оззи указал на ряд окон на задней стене свежей пристройки.

– Он там.

– Спасибо. Сделай мне одолжение, Оззи. Маршалл, Мосс, Дуэйн – мои друзья, и им происходящее совершенно не понравится.

– Да.

– Пожалуйста, скажи им правду: меня назначил Нуз, я не просил отдать мне это дело.

– Хорошо, так и передам.

Тюремный надзиратель открыл дверь и включил тусклый свет. Джейк вошел в камеру следом за ним. Глаза не сразу привыкли к полутьме. Он много раз бывал в камере для несовершеннолетних.

Правила требовали надеть на заключенного наручники и отвести его в допросную. Надзиратель встанет за дверью, и заключенный окажется нос к носу со своим адвокатом. Случаев, когда арестованный напал бы на защитника, никто не мог припомнить, тем не менее требовалась осторожность. Это как раз тот случай, когда все происходило впервые, и клиент был мало предсказуем.

Однако и Оззи, и надзиратель были уверены, что арестованный не опасен. Дрю полностью погрузился в себя и отказывался есть. После ухода сестры двенадцать часов назад он не проронил ни слова.

– Оставить дверь открытой, мало ли что? – шепотом спросил надзиратель.

Джейк молча покачал головой, и надзиратель вышел, затворив за собой дверь. Дрю сжался в комок на нижней койке, подтянув под тонким одеялом коленки к груди, отвернулся от двери, устроив себе тесный теплый кокон. Джейк пододвинул пластмассовый табурет и сел, произведя как можно больше шума. Парень не шелохнулся, ничем не показал, что знает о посетителе.

Адвокат немного посидел, а потом кашлянул.

– Эй, Дрю! Я Джейк. Ты здесь? Есть кто-нибудь в домике?

Молчание.

– Я – адвокат, судья поручил мне твое дело. Уверен, ты уже встречался с адвокатами, да, Дрю?

Снова молчание.

– Нам с тобой надо подружиться, ты ведь проведешь много времени со мной, с судьей, со всей судебной системой. Приходилось бывать в суде, а, Дрю?

Молчание.

– Что-то мне подсказывает, что ты бывал в суде.

Молчание.

– Я хороший, Дрю. Я на твоей стороне.

Молчание. Прошла минута, две. Одеяло приподнималось и опадало от дыхания Дрю. Джейк не мог разобрать, открыты ли его глаза. Еще через минуту он сказал:

– Ладно, Дрю, может, поговорим про твою маму? Про Джози Гэмбл. Ты же знаешь, что она в порядке?

Вскоре под одеялом началось шевеление: парень медленно вытянул ноги.

– И про твою сестру Киру. Давай поговорим про Джози и Киру. Сейчас они обе в безопасности, Дрю. Я хочу, чтобы ты это знал.

Молчание.

– Так мы ни к чему не придем. Давай-ка, поворачивайся ко мне. Это все, что от тебя требуется – повернуться и поздороваться. Давай, Дрю! Ну же!

– Нет! – раздалось из-под одеяла.

– Хотя бы так, уже лучше, чем ничего. Значит, ты не немой. Задай мне вопрос про свою маму. Любой вопрос.

– Где она? – тихо спросил парень.

– Повернись и сядь, смотри на меня, когда мы разговариваем.

Дрю повернулся и сел, едва не ударившись затылком о верхнюю полку. Он подтянул одеяло себе под подбородок, будто это обеспечивало ему безопасность, подался вперед, свесив вниз ноги в грязных носках. Башмаки валялись неподалеку. Он уставился в пол.

Изучая его лицо, Джейк приходил к выводу, что здесь допущена какая-то ошибка. После целого дня под одеялом, в слезах, у Дрю покраснели и распухли глаза, светлые волосы растрепались. Какой же он был щуплый!

Джейк в шестнадцать лет был успешным квотербеком в команде старшей школы городка Карауэй, что в десяти милях от Клэнтона. Еще он играл в баскетбол и в бейсбол, брился, водил машину и встречался со всеми сговорчивыми хорошенькими девчонками. А этому заморышу и велосипеда-то никто не доверил бы.

Важно было установить с ним контакт.

– Судя по документам, тебе шестнадцать лет, правильно?

Опять молчание.

– Когда у тебя день рождения?

Парень безучастно смотрел в пол.

– Брось, Дрю, ты же знаешь день своего рождения?

– Где моя мать?

– В больнице. Ее продержат там еще несколько дней. У нее сломана челюсть, думаю, врачи сделают операцию. Я съезжу туда завтра, передам от тебя привет, буду рад сказать ей, что ты в порядке. С учетом обстоятельств…

– Она не умерла?

– Нет, Дрю, твоя мама жива. Ну, что мне ей от тебя передать?

– Я думал, что она умерла… Кира тоже так считала. Мы оба решили, что Стью наконец ее прикончил. Поэтому я его застрелил. Как ваше имя?

– Джейк. Я твой адвокат.

– В прошлый раз адвокат обманул меня.

– Жаль. Я тебя не обманываю, клянусь. Спроси о чем хочешь, обещаю ответить честно, без вранья. Ну, попробуй.

– Долго я буду сидеть в тюрьме?

Поколебавшись, Джейк ответил:

– Пока не знаю. Правда в том, что сейчас никто не знает, как долго ты просидишь. Самый точный ответ такой: наверное, долго. Тебе предъявят обвинение в убийстве Стюарта Кофера, а убийство – самое тяжкое преступление, какое только может быть.

Дрю посмотрел на адвоката красными заплаканными глазами.

– Я думал, он убил мою мать.

– Понимаю, но на самом деле, Дрю, он ее не убил.

– Все равно хорошо, что я пристрелил его.

– Лучше бы ты этого не совершал.

– Мне безразлично, пусть меня посадят навсегда, главное, что он больше никогда не ударит мою мать. И Киру. И меня. Он получил по заслугам, мистер Джейк.

– Просто Джейк, ладно? Дрю и Джейк, клиент и адвокат.

Парень вытер щеки тыльной стороной ладони, крепко зажмурился и затрясся всем телом. Казалось, его колотят судороги. Джейк взял с верхней полки второе одеяло и укутал ему плечи. Теперь Дрю рыдал, при громких всхлипах по его щекам снова катились слезы. Он долго плакал – маленький, жалкий, перепуганный, совершенно один в целом свете. Назвать его тинейджером не поворачивался язык, больше подходило определение «сопляк». Нет, подумал Джейк уже в который раз, он просто «маленький мальчик».

Когда дрожь стихла, Дрю вернулся в свой мир: перестал разговаривать, вообще отказывался реагировать на Джейка. Закутавшись в одеяла, он лег и уставился пустым взглядом в матрас над собой.

Джейк снова попробовал заговорить о его матери, но это не сработало. Тема еды и сладких напитков тоже не вызвала интереса. Прошло десять минут, двадцать. Когда стало ясно, что Дрю на намерен откликаться, Джейк произнес:

– Раз так, я пошел, Дрю. Утром я увижу твою мать и скажу ей, что ты молодец. Пока меня не будет, ни с кем не говори: ни с надзирателем, ни с полицейскими, ни с дознавателем, ни с кем, понял? Для тебя это не составит проблемы. Держи рот на замке, пока я не вернусь.

Когда Джейк выходил, ситуация в камере была такой же, какой он ее застал, придя сюда: парень лежал неподвижно, как в трансе, с широко раскрытыми, но ничего не видящими глазами.

Он захлопнул за собой дверь, расписался в журнале посещений, сумел не столкнуться больше ни с кем из знакомых и отправился пешком в неблизкий путь, домой.

Любопытства ради Джейк сделал круг по площади и, как и ожидал, увидел в окне одного из кабинетов свет. Гарри Рекс часто трудился до поздней ночи, особенно по воскресеньям, иначе не совладал бы с тем безумием, которое представляла собой его адвокатская практика. В обычные дни прихожая была полна воюющих супругов и прочих несчастных клиентов, и он чаще выступал как арбитр споров, а не решал их. Этим стресс не исчерпывался: его собственный четвертый брак дал трещину, и Гарри Рекс предпочитал вечернее спокойствие рабочего кабинета, а не напряженную домашнюю обстановку.

Джейк постучал в окно и вошел в заднюю дверь. Гарри Рекс встретил его в кухне и сразу достал из холодильника две банки пива. Они уселись в захламленной комнате перед кабинетом.

– Чего это ты так поздно? – спросил Гарри Рекс.

– Заглядывал в изолятор, – ответил Джейк. Гарри Рекс кивнул, ничуть не удивившись.

– Нуз уговорил тебя?

– Да. С тем условием, что это продлится только месяц, на предварительном этапе.

– Тебе не избавиться от этого дела, Джейк, потому что никто, кроме тебя, за него не возьмется. Я же предупреждал.

– Предупреждал, но отказать окружному судье трудно. Когда ты сам последний раз, глядя на Нуза, отказал ему в просьбе?

– Я обхожу Нуза за милю. Не моя сфера. Предпочитаю канцлерский суд – мы обходимся без присяжных, а судьи меня боятся.

– Председатель канцлерского суда Рубен Этли никого не боится.

Гарри Рекс отхлебнул пива и недоверчиво уставился на Джейка. Глотнув еще, он откинулся в старом деревянном кресле. В прошлом году он похудел на полсотни фунтов, но потом снова набрал столько же, как раньше, если не больше, и от тучности испытывал трудности с закидыванием на стол обеих ног. Когда ему это, наконец, удалось, Джейк узнал его башмаки: он мог поклясться, что Гарри Рекс носит их не менее десятилетия. Приняв удобную позу, тот произнес, лаская в ладони холодную банку:

– Ты здорово сглупил!

– Я заглянул к тебе, чтобы выпить пивка, зачем мне твое осуждение?

Словно не слыша, адвокат продолжил:

– Мой телефон трезвонил целый день, так широко распространился слух. Звонили даже люди, которых я считал давно умершими или, по крайней мере, надеялся, что они умерли. Ты серьезно? Убийство помощника шерифа? В этом округе подобного еще не бывало, все только о том и судачат. Завтра, послезавтра, всю неделю это будет главной темой: как все души не чаяли в Стюарте Кофере. Даже те, кто понятия не имел о его существовании, проникнутся к нему горячей любовью. Ты только представь его похороны, поминки или что там Оззи устроит вместе с его родней! Сам знаешь, как копы обожают парады и погребальные процессии, их хлебом не корми, дай пальнуть в воздух из всех стволов и орудий! Будет целое представление с участием всех жителей города. Устанут лить по Коферу слезы – примутся поносить его убийцу. Шестнадцатилетний хулиган пристрелил беднягу из его же оружия, в его же постели! Что это, если не хладнокровное убийство? Преступник заслужил петлю. Ну и, как водится, Джейк, вина убийцы перейдет на его адвоката, то есть на тебя. Ты станешь старательно защищать своего клиента, чем заслужишь их ненависть. Это ошибка, Джейк, серьезная ошибка. Ты будешь долго сожалеть о ней.

– Ты наговорил много лишнего, Гарри Рекс. Нуз заверил меня, что это временное назначение. Мы с ним встречаемся во вторник, чтобы обсудить обращение за помощью к национальным группам охраны детства. Нуз знает, что это дело может мне навредить.

– У вас шла речь о деле «Смоллвуд»?

– Конечно, нет, это было бы неуместно.

Гарри Рекс усмехнулся и выпил еще пива.

Обсуждать столь спорное дело с судьей, председательствующим на процессе, втайне от адвокатов противоположной стороны было бы неэтично. Телефонный разговор днем в воскресенье касался другой темы. Впрочем, Гарри Рекс всегда был равнодушен к этическим ограничениям.

– Слушай, что может произойти дальше, – произнес он. – Вот чего я больше всего опасаюсь. Сейчас эти сукины сыны, ответчики по делу «Смоллвуд», занервничали. Я убедил Доби, что лучше не тягаться с тобой в твоем суде, перед присяжными из твоего округа. Ты, конечно, хорош, спору нет, но не настолько, как я тебя представил. Я здорово подпалил ему задницу, и он не особо умеет выступать защитником на процессе. Его партнер получше, но они из Джексона, а это далековато отсюда. Салливан будет сидеть с ними за столом, но его можно списать. Как только появится дата процесса, железная дорога, готов биться об заклад, начнет намекать на досудебное соглашение. Но тут такая штука… – Гарри Рекс допил пиво. – Вчера ты был золотым мальчиком с прекрасной репутацией, но сегодня все пошло наперекосяк. К концу недели твое доброе имя втопчут в грязь, потому что ты взялся помогать парню, прикончившему помощника нашего шерифа.

– Я не уверен, что это убийство.

– Ты с ума сошел, Джейк? Опять болтал с Люсьеном?

– Сегодня нет. Это мог быть поступок в невменяемом состоянии или неумышленное лишение жизни при оправдывающих вину обстоятельствах.

– Да, мог. А теперь я тебе скажу, что будет в действительности. А будет самоубийство для тебя и для твоей адвокатской практики в этом городке, не умеющем прощать. Невзирая на отношение Нуза, ты загубишь дело «Смоллвуд». Неужели ты этого не понимаешь, Джейк?

– Опять ты преувеличиваешь, Гарри Рекс. В округе тридцать две тысячи жителей, среди которых мы легко наскребем дюжину таких, кто не слышал обо мне или о Стюарте Кофере. Юристы железной дороги не смогут ткнуть пальцем в меня в зале суда и сказать: «Этот тип защищает убийц копов». С какой стати? Нуз не позволит им даже совершить попытку.

Гарри Рекс убрал ноги со стола, словно ему надоела эта тема, вышел в кухню и вернулся с еще двумя банками пива. Откупорив одну, он принялся расхаживать около стола.

– Это и есть твоя проблема, Джейк. Она в том, что ты хочешь находиться в центре внимания. Поэтому ты цеплялся за дело Хейли, когда все черные проповедники, активисты и радикалы убеждали Карла Ли дать показания против белого парня, прежде чем его черную задницу законопатят в Парчман. Ты не сдавался и блестяще провел процесс. Тебе это нравится, Джейк. Можешь не признаваться, но ты любишь покрасоваться на большом процессе, добиться громкого вердикта. Ты обожаешь возвышаться в центре арены, когда к тебе прикованы все взгляды.

Джейк не обратил внимания на вторую банку пива – еще не расправился с первой.

– Что думает Карла? – поинтересовался Гарри Рекс.

– Она устала оттого, что при мне всегда пистолет.

Гарри Рекс глотнул пива и посмотрел на полку, уставленную толстыми томами в кожаных переплетах – юридическими фолиантами, к которым не прикасались уже много лет. С них даже не вытирали пыль. Не глядя на Джейка, он спросил:

– Ты сказал «убийство при оправдывающих вину обстоятельствах»?

– Ну, сказал.

– Ты уже представляешь процесс, да, Джейк?

– Нет, просто размышляю вслух. Такая привычка.

– Прекрати! Ты продумываешь защиту. Кофер бил женщину?

– Она в больнице с сотрясением мозга и с переломом челюсти, ей требуется операция.

– Детей он тоже бил?

– Пока не знаю.

– Все ясно, Кофер повадился возвращаться домой пьяным в субботу вечером и всем раздавать тумаки. Ты уже представил тактику защиты: к суду будет, по сути, привлечен он сам. Ты запятнаешь его доброе имя, вытащив на обозрение все грехи и дурные привычки.

– Какое там доброе имя! Все так и было.

– Может получиться весьма неприятный процесс, Джейк.

– Прости мне мою болтовню, Гарри Рекс. Я не планирую подходить к залу суда даже на милю.

– Тебе меня не обмануть.

– Никакого обмана, я адвокат и не могу не думать о суде. Но в этом суде будет выступать другой защитник, а не я. Я поработаю на предварительной стадии и сдам паренька с рук на руки.

– Сомневаюсь. Нет, честно, я в этом сомневаюсь, Джейк. Вся моя надежда на то, что ты не запорешь «Смоллвуд». Поверь, мне безразлична судьба Стюарта Кофера, его подружек, детей, людей, которых я в глаза не видел. Другое дело – «Смоллвуд». Он может стать самым выгодным в наших с тобой жалких карьерах.

– Ну, не знаю… За дело Хейли мне отвалили тысячу баксов.

– За эту ерунду ты получишь не больше.

– По крайней мере, Нуз на нашей стороне.

– До поры до времени. Я доверяю ему меньше, чем ты.

– Был ли такой судья, которому ты доверял?

– Нет. Как и адвокат.

– Все, мне пора. Окажешь услугу?

– Услугу?! Сейчас мне хочется задушить тебя.

– Завтра в шесть часов утра я войду в кафе и поздороваюсь с Маршаллом Празером. Такова традиция. На сей раз мне понадобится поддержка.

– Ты сошел с ума, Джейк!

– Брось, дружище. Вспомни, сколько раз я помогал тебе в твоих безумствах.

– Ничего не получится, сам выкручивайся. Завтра утром тебе впрыснут очередную порцию реальной жизни. Пора тебе вспомнить, что такое адвокат по уголовным делам в маленьком городе.

– Ты боишься, как бы тебя не увидели в моем обществе?

– Еще чего! Пробуждение ни свет ни заря – вот чего я боюсь. Опомнись, дружок. Сейчас ты принимаешь самостоятельные решения, без оглядки на других. А я зол и буду злиться еще долго.

– Это я уже слышал.

– Я не шучу. Хочешь поиграть в радикального адвоката – пригласи на завтрак своего приятеля Люсьена. Увидишь, как к нему относятся местные жители.

– Он принципиальная «сова».

– А то мы не знаем, почему!

Карла уложила Ханну спать. Джейк еще не вернулся с прогулки, поэтому она смотрела телевизор, дожидаясь новостей в 10 часов вечера. Начала она с телеканала Тупело, на котором, как и следовало ожидать, убийство Стюарта Кофера стало главной новостью; фоном для сюжета служила цветная фотография помощника шерифа в накрахмаленной форме. Новых подробностей пока не сообщалось. Неназванный несовершеннолетний подозреваемый находился под арестом. Показали скорую, отъезжающую от дома Кофера, надо полагать, с покойником внутри. Шериф и прочие ответственные лица воздерживались от комментариев. Комментарии вообще отсутствовали, тем не менее бесстрашный репортер умудрился проболтать на тему убийства целых пять минут, не сказав почти ничего конкретного. Репортаж включал пять коротких видеосюжетов со зданием окружного суда и даже с окружной тюрьмой, а также с суетой подъезжающих и отъезжающих патрульных машин. Переключившись на мемфисский канал, Карла узнала и того меньше, хотя здесь намекали на некий «домашний конфликт». Кофера якобы вызвали на место событий, где он, разнимая ссору, угодил под пулю. Репортер там не побывал, поэтому уточнений не прозвучало. Сотрудник телеканала, готовивший воскресный выпуск новостей, явно ушел в отсебятину. Другой канал Мемфиса потратил половину времени на сводку случившегося в городе за день: ограблений, гангстерских войн, убийств. Потом упомянули и произошедшее с Кофером, для разнообразия разбавив правду фантазией: он стал первым помощников шерифа округа, убитым «при исполнении служебных обязанностей» (после убийства бутлегером двоих в далеком 1922 году). Репортер, что неудивительно, изобразил дело так, будто округ известен нелегальной торговлей спиртным, наркоманами и прочим беззаконием, чем невыгодно отличается от безмятежного Мемфиса.

При последних словах репортажа появился Джейк. Карла выключила телевизор и отчиталась об услышанном и увиденном. Он попросил кофе без кофеина. Они сели за маленький столик в кухне, за которым начали этот день.

Джейк пересказал свои разговоры с Оззи, Дрю и Гарри Рексом, после чего посетовал, что не ждет от наступающей недели ничего хорошего. Карла посочувствовала, но не скрыла волнение. Если бы это дело просто исчезло, она испытала бы облегчение.