Читать книгу Черчилль. Династия на вершине мира - Джон Ли - Страница 5

Ирландия тех времен была неотъемлемой частью Соединенного Королевства и, следовательно, подчинялась законам британского правительства. Ирландские члены парламента заседали в Палате общин. Королева Виктория являлась также королевой Ирландии, и ее представителем в Ирландии был вице-король, титулованный английский аристократ. В течение нескольких лет в Ирландии зрело недовольство по поводу английских землевладельцев, живущих вне своих имений и собирающих непомерную плату за находящиеся там в их владении земли и дома. Если малоимущие крестьяне не могли платить ренту, их выселяли из домов приставы-исполнители. Вскоре на свет появилась ирландская партия «Лига самоуправления» («гомруль»), позднее называемая Ирландская парламентская партия. Члены партии требовали создания ирландского парламента в Дублине. В результате всеобщих выборов в 1874 году они получили пятьдесят девять мест в парламенте. «Ирландский вопрос», как его называли, начал доминировать в повестке дня парламента. В 1877 году голод в Ирландии усилил стремление к самоуправлению. Герцог и герцогиня Мальборо были назначены вице-королем и вице-королевой в Ирландии; Рэндольф и Дженни сопровождали их в этом назначении.

Премьер-министр от консервативной партии, Бенджамин Дизраэли, был большим другом герцога Мальборо и посоветовал ему принять должность вице-короля в Ирландии для того, чтобы отвести себя и свою семью подальше от неприятностей с принцем Уэльским. Срок службы вице-короля составлял три года и три месяца.

Официальное введение седьмого герцога Мальборо в должность вице-короля в декабре 1876 года было большим событием в жизни государства. Герцог был одет в полный парадный мундир, и его семья со штатом слуг въехала в Дублин с вереницей экипажей, встречаемая пушечными выстрелами. Ликующие толпы людей видели, что лорд и леди Рэндольф везли с собой в карете своего двухлетнего сына Уинстона. Следуя моде того времени, на нем было белое атласное платьице с нижними юбочками и пальто ярко-синего цвета, а его рыжие волосы были завиты в свисающие до плеч локоны и повязаны белой лентой. Дженни считала, что ему следовало участвовать в этом первом для него большом государственном событии.

В Дублине герцог и герцогиня жили в вице-королевских квартирах, Вице-королевском Лодже, рядом с Феникс-парком. Рэндольф, назначенный личным секретарем отца (без получения жалованья), жил неподалеку в небольшом отделении Уайт-Лодж вместе с Дженни, Уинстоном, няней Эверест и небольшим штатом слуг.

Рэндольф и Дженни быстро приспособились к жизни англоирландского дворянства, благодаря их сильному пристрастию к верховой езде, охоте, рыбалкам, стрельбе и парусному спорту[34].

Однажды, во время стремительной верховой езды Дженни хотела проскочить галопом через ворота скотного двора, и в тот же момент порыв ветра захлопнул ворота, заставив лошадь удариться в них и резко остановиться, что выбило Дженни из седла. Позднее она вспоминала:

К счастью, я упала в стороне от лошади, а то бы она раздавила меня под собой, и подбежавший в ту минуту Рэндольф думал, что я была мертва. Однако, спустя несколько секунд, убедившись, что я в порядке, он схватил в порыве возбуждения мою плоскую фляжку и опустошил ее. Долгое время этот случай неизменно вызывал смех, так как упала то я, а виски выпил он![35]

Письменное упоминание о красоте Дженни, сделанное в то время, принадлежит лорду Д’Абернону (Эдгару Винсенту), бывшему послу в Берлине и международному банкиру в Турции. Он видел Дженни на официальном приеме в Вице-королевском Лодже, где все глаза были обращены на нее. Ее темные волосы были украшены спереди бриллиантовой звездой, «блеск которой тускнел» под «сверкающим великолепием» ее серо-голубых глаз. «Пользующаяся несомненным успехом», она стояла среди толпы «сияющая, ослепительно яркая, впечатляющая». К этой характеристике он добавил, что она обладала «развитым интеллектом», «добротой», «веселым настроением» и «желанием нравиться»[36].

Обязанности члена парламента от округа Вудсток требовали от Рэндольфа поездок в Англию и вынуждали его проводить время в Лондоне вдали от семьи. В его письмах к Дженни всегда говорилось, что он «умирает» в разлуке с ней и ему очень скучно.

В своей первой речи в парламенте (в марте 1874 года) он добавил свой голос к предложению оппозиции о превращении Оксфорда в новый территориальный военный центр, высказывая предположение, что там нужно поставить военный гарнизон, так же как в Лондоне, Дублине или Эдинбурге, с войсками в распоряжении для управления непокорным населением. Лорд-мэр Дублина возразил против характеристики, данной Рэндольфом в отношении города, как противоправного и нуждающегося в патрулировании[37].

Дизраэли (известный всем под именем Диззи) имел беседу с Рэндольфом с глазу на глаз об этом выступлении в парламенте. В последующих дебатах той сессии Рэндольф почти не участвовал; только иногда он выступал по вопросам, относящимся к своему избирательному округу Вудсток.

Однако в Ирландии его интерес к политике возрос, когда он попал в компанию нескольких исключительных интеллектуалов. Главным среди них был лорд-судья Джеральд Фитц-Гиббон, юридический советник при Дублинском замке, месте британского правления в Ирландии. В его ведении было рассматривать все вопросы, связанные с законом, поступающие со всех концов страны и из каждого департамента правительства. Он также был центральной фигурой в кругу тонких умов, с которыми он встречался для обсуждения политики и высокой культуры. Рэндольф был вовлечен в этот круг благодаря своему большому другу Фитц-Гиббону. В тот же круг входил римский католический священник, отец Джеймс Хили, который стал часто посещать Уайт-Лодж и очень заинтересовал Дженни вопросом самоуправления Ирландии (а именно отделения парламента в Дублине от лондонского парламента), против чего горячо возражал Рэндольф. По мере лучшего знакомства с этой группой, Рэндольф изменил свое мнение о Дублине как о «крамольной столице»[38]. В конце 1877 года, выступая в Палате общин, он выразил сожаление по поводу своих прежних взглядов, признавая, что «с тех пор я лучше познал Ирландию»[39]. В результате своего интереса к ирландской политике лорд Рэндольф и Дженни посетили все тридцать два графства Ирландии[40].

Весна и лето 1876 года оказались необычайно дождливыми в Ирландии, и урожай картофеля в том году был очень скудным, что привело к большому недостатку семян для посевов в следующем году. Летом 1879 года все еще стояла плохая погода, и начались серьезные проблемы с урожаем картофеля и пшеницы, а также недоставало торфа для отопления, что привело население Ирландии к большой нужде. Бедным была предоставлена небольшая помощь, но этого было недостаточно. Наступил голод, напоминающий печально известный «Великий голод» 1845–1852 годов, во время которого от истощения умерло около миллиона человек[41].

В конце 1879 года герцогиня Мальборо создала свой собственный Фонд помощи голодающим, секретарем которого был Рэндольф[42]. Дженни была активно вовлечена в работу фонда. Его целью было предоставление пищи, топлива и одежды, особенно пожилым и слабым людям; также выдавались небольшие суммы денег трудоспособным мужчинам, временно оказавшимся в нужде, чтобы они могли не обращаться в работный дом, где бедным предоставлялась помощь в виде одноразового питания и ночлега[43]. Школам выдавались субсидии на детское питание. За счет престижа имен Мальборо и Черчиллей фонд привлек к себе большое внимание, а также значительные дары от королевы Виктории, принца Уэльского и всех знаменитых семейных династий британского континента[44]. К марту 1880 года фондом было собрано 88 000 фунтов стерлингов / 484 000 долларов. Всего фонд привлек 135 000 фунтов стерлингов / 742 000 долларов (в современном выражении 8 миллионов фунтов стерлингов / 44 миллиона долларов)[45].

Во время посещений Рэндольфом заседаний Палаты общин Дженни писала ему о семейных делах, чтобы держать его в курсе всего происходящего в Ирландии. В одном письме она писала, как Уинстон однажды разволновался из-за ее поездки с герцогиней по делам Фонда помощи голодающим:

Уинстон только что был со мной – он такой милый: «Я не отпущу тебя, мама, – а если ты поедешь, я побегу за поездом и вскочу в него», – он сказал мне. Я попросила няню Эверест поехать с ним завтра на прогулку в коляске, если будет хорошая погода – и для конюшен хорошо иметь побольше работы[46].

В ходе распоряжения средствами фонда, часто раздаваемыми через местные комитеты, Рэндольф и Дженни продолжали посещать различные районы Ирландии, встречаясь с большим количеством жителей страны и непосредственно от них узнавая о голоде[47]. Эти поездки помогли им исключительно хорошо познать проблемы Ирландии и отложили в них глубокий след. Все это оказало большое влияние на радикальное изменение политических взглядов Рэндольфа и наставило его на путь столкновений со взглядами своей собственной партии в правительстве. Партию тори и правительство не интересовал вопрос денежной помощи ирландцам, и многие английские землевладельцы, живущие вне своих имений, продолжали, несмотря на голод, взимать несправедливую ренту с обедневших ирландских крестьян и фермеров[48]. 28 сентября 1877 года во время своей речи в Вудстоке, в которой он обсуждал возникновение ирландского национального движения и подрывную роль ее членов парламента в Палате общин, Рэндольф сказал:

Я без колебаний заявляю, что именно невнимание к ирланскому законодательству привело к обструкции. Существуют серьезные и не терпящие отлагательства ирландские вопросы, на которые правительство до сих пор не обратило внимания. На кого же, кроме ирландцев, обращать внимание, кто так часто поражает нас своим красноречием, чей невообразимый юмор вызывает у нас смех, чьи всплески пылких чувств возбуждают в нас страстность?[49]

Рэндольф стал значительным специалистом по ирландским вопросам и полностью погрузился в политическую жизнь. Он взялся за исследование необходимости реформы образования. Он критиковал отвлечение средств ирландским духовенством в ущерб другим организациям. Он убеждал правительство создать небольшой комитет по сбору информации об условиях, руководстве и доходах в ирландских школах, в котором должны были заседать он сам вместе с лордом Фитц-Гиббоном. Для выяснения фактического положения в школах он объездил всю Ирландию. Лорд Рэндольф взял на себя миссию разрешить «ирландский вопрос»; эта фраза использовалась членами британского правительства 1800-х годов и в прессе для описания борьбы ирландцев за национальное самосознание и независимость.

Позднее осенью того года, выступая в Палате общин, лорд Рэндольф резко осудил прошлое поведение Англии в отношении Ирландии, заявляя, что это были «годы неправоты, годы преступлений, годы тиранства, годы гнета, годы общего плохого управления, за которые необходимо загладить вину перед Ирландией»[50]. Такая радикальная позиция ни в коей мере не делала его сторонником развившегося ирландского национального движения, представляемого партией гомруля, во главе которой стоял Исаак Батт, судебный адвокат из Дублина. Батт был членом парламента и человеком умеренных взглядов. Но в парламенте было еще одно, наделенное шармом, лицо, ожидающее удобного случая выйти на сцену – Чарльз Стюарт Парнелл. Парнелл выступал с зажигательными речами в пользу национального самоуправления[51], известного в наши дни как автономный парламент с собственными членами, избранными в Дублине. Там также была небольшая группа революционеров, с неопределенным названием фении (тайная группа по борьбе за отделение Ирландии), боровшаяся за полную независимость от Британии.

Такая точка зрения была предметом порицания для Рэндольфа, решительно выступавшего против более военно-настроенной политики своей собственной партии и правительства. Во время кризисной ситуации, возникшей в результате русско-турецкой войны 1877–1878 годов, он написал письмо 7 февраля 1878 года, адресованное крупному либеральному политику, сэру Чарльзу Дилке, с предложением вариантов, по которым несколько балканских провинций могли получить свободу от Турции (которую поддерживало правительство Дизраэли), и даже пообещал привлечь к голосованию за этот проект ирландских националистов. Позднее он говорил Дилке, что ему не хотелось видеть эти новые республики в руках какого-нибудь русского или немецкого князя, который был бы просто марионеткой под ширмой конституционной монархии. Этот сын герцога не питал большого уважения к господству класса аристократов. По мере того как военная лихорадка захлестнула Европу, Рэндольф выступал в Палате общин с обвинениями в адрес войны, говоря: «Похоже, что консервативная партия сошла с ума»[52].

Жизнь Дженни определенно складывалась не так, как она, похоже, мечтала. Вместе с Рэндольфом они обожали двухлетнего Уинстона и имели достаточно удовольствий в кругу ирландского и англо-ирландского дворянства – но это не шло в сравнение с великолепием «светского сезона», в котором она так недавно принимала участие, этого замечательного круговорота балов, банкетов и празднеств, характеризующих жизнь британской аристократии.

Дженни поддерживала новообретенный интерес Рэндольфа к политике. Существовала возможность продвижения его на этом поприще, и Дженни имела крайне честолюбивые планы в отношении своего мужа. Голод в Ирландии дал ей возможность выполнять значимую работу, то, чего были безжалостно лишены женщины ее класса и положения. Это даже немного сблизило ее с суровой свекровью. Дженни очень нравилось участвовать в работе Рэндольфа во время совместных путешествий по Ирландии.

Но ее муж все чаще отсутствовал из-за необходимости посещения сессий Палаты общин. В письмах между ними периода 1877 года начали закрадываться намеки о том, что Дженни чувствовала себя «одинокой и несчастной»; в своих ответах он умолял ее не сердиться на него. Он послал ей изящное новое седло и «с облегчением» узнал, насколько, по ее словам, оно ей понравилось. Сестры Дженни – Клара и Леони, время от времени навещали ее в Ирландии.

Их обожаемый сын Уинстон был предметом постоянного интереса. В конце писем Дженни стала появляться нечетко написанная буква «У», первые попытки Уинстона поставить свою подпись. Он был во всем потакаемым и резвым ребенком. «Уинстон сейчас со мной и так шумит, я не могу сообразить, о чем пишу… Клара и Уинстон посылают тебе привет»[53].

Письма того периода полны обычных историй о развитии ребенка и его детском языке: «Сегодня после полудня я купила Уинстону игрушечного слона, которого он просил последнее время, и я чуть не сказала продавцу “снола”. Я вовремя остановилась», и «Уинстон так преуспевает, он выучил новую песню “Мы все пойдем охотиться сегодня и т. д.”»[54]

Рэндольф, в своем отсутствии, был обеспокоен известием о простудах, случившихся той зимой, и 18 сентября 1877 года он писал: «Я выеду из Ирландии в понедельник вечером и буду с тобой утром в день Рождества… Я порядком встревожен твоим сообщением о малыше Уинстоне и надеюсь, ты покажешь его доктору». Уинстон был крепким ребенком, но скверная дождливая погода в Ирландии была причиной его постоянных проблем с легкими. Этот фактор, а также слабость здоровья мужской линии семьи, похоже, сделали его подверженным болезням. В декабре 1877 года Рэндольф хотел привезти Уинстона в Англию для отдыха в санатории, но в этом не оказалось необходимости[55].

В 1878 году дублинский художник, П. Сайрон Уорд, написал портрет Уинстона. Самыми достопримечательными чертами портрета все еще были масса рыжих локонов, повязанных лентами, и красивые голубые глаза. Няня Эверест почти каждый день ходила с ним на прогулку в Феникс-парк, если погода была хорошей. С головой, переполненной историями, услышанными от нее и слуг, Уинстон в любой момент ожидал увидеть «фенианских головорезов». «Насколько я понимаю, это были дурные люди, и нет предела тому, чтобы они сделали, если бы добились своего»[56]. Фении проводили антибританские демонстрации в Феникс-парке и вокруг него, и няня была всегда настороже. Однажды няня Эверест и Уинстон отправились в театр на пантомиму, но обнаружили его сожженным дотла[57]. В другой раз, в 1879 году, катаясь верхом на ослике, Уинстон упал, и у него было сильное сотрясение мозга[58]. Его родители были весьма встревожены, и в течение многих лет Уинстон страдал сильными головными болями – еще одно испытание ребенку, с его уже развившейся к тому времени болезненностью.

14 апреля 1879 года Рэндольф послал поздравление с днем рождения своей матери и воспользовался случаем добавить, насколько он был доволен в то время своей жизнью: «Я пишу тебе с пожеланиями всего наилучшего в твой завтрашний день рождения, что также, если ты не забыла, и день нашей свадьбы; я женат уже пять лет и начинаю чувствовать себя глубоко респектабельным человеком»[59].

Уинстон находился на постоянном попечении няни Эверест, но Дженни регулярно читала ему книги. Когда ему было около четырех лет, няня Эверест познакомила его с книгой Чтение без слез, и с этого началось его настоящее образование. Это было подготовкой до назначения гувернантки, которая стала приходить раз в неделю для проведения уроков. Уинстон сразу же невзлюбил ее и всю идею обязательного обучения. Позднее он вспоминал о ней как о «неуклонно сгущающейся тени»[60] над его повседневной жизнью и о том, как он убегал от нее и прятался в кустарнике, тянувшемся по всей длине сада. Попасть в «унылую трясину в лице арифметики»[61] и понимать, что мать «почти всегда была на стороне гувернантки»[62], было большим ударом для маленького мальчика. Это демонстративное неподчинение и неспособность привыкнуть в малейшей степе ни к дисциплине говорили о нем как о своенравном и порядком избалованном ребенке. Дженни стала обращаться с ним строже, но это было началом серии злоключений, связанных с образованием Уинстона[63].

Позднее, когда Уинстон в своих воспоминаниях об Ирландии описывал мать в женском костюме для верховой езды, который «тесно облегал ее и часто был, довольно мило, запачкан грязью», и что она и его отец «бесконечно охотились» на своих крупных рысаках, он создавал впечатление, возможно непреднамеренно, что его мать не уделяла ему достаточного внимания[64]. Сохранилась фотография Дженни, очень хорошего качества, на которой она прекрасно выглядит именно в этом костюме.

Примерно в конце июня 1879 года Дженни и Рэндольф узнали о беременности Дженни вторым ребенком, и его рождение, по словам Дженни, было самым радостным событием для нее в Ирландии[65]. В очередной раз во время беременности Дженни стала вести себя осторожно, оставила верховую езду, но все-таки она находила время для сопровождения Рэндольфа в его поездках по проверке школ. Однако и во второй раз она не смогла доносить ребенка до положенного срока. 4 февраля 1880 года на свет появился преждевременно рожденный Джон Черчилль. Его младший сын Перегрин рассказывал нам о том, что его отец выглядел после трудных родов, по описанию очевидцев, «синюшным ребенком», и нужно было быстро организовать его крещение. Полное имя, данное младенцу, было Джон Стрейндж Спенсер-Черчилль. Он был назван Джоном в честь своего дедушки по линии отца; Рэндольф и герцогиня всегда называли его Джеком в честь знаменитого первого герцога Мальборо, победившего в бленхеймском сражении в Баварии. Имя Стрейндж было дано в честь пятого графа Родена, Джона Стрейнджа Джоселина, который в самый последний момент стал крестным отцом ребенка.

У Джека были голубые глаза и светлые волосы, хотя со временем его волосы потемнели до совершенно черного цвета, каким был цвет волос его матери. Появление нового ребенка, конечно же, произвело переворот в домашнем хозяйстве. Для пятилетнего Уинстона это было и плохим и хорошим событием, так как он редко видел других детей. Дженни привезла из своего дома в Америке кресло-качалку семейства Джеромов и обычно качала в нем Уинстона; сейчас же в кресле качался Джек[66]. Джек еще не годился Уинстону в товарищи по играм. Кроме того, Уинстон потерял безраздельное внимание своей матери и няни «Вумани» и должен был делить его с братом. Обычно это вызывает чувство обиды у первого ребенка, и так как это совершенно естественное состояние, то его не стоит подчеркивать. Если мать или няня Эверест занимались Джеком, то одна из них проводила время с Уинстоном. Как известно, Уинстон писал позднее, как он «любил» свою мать «горячо – но на расстоянии», и давал понять, что няня Эверест была его единственным постоянным спутником и «доверенным лицом»[67].

К 1880 году тридцать три месяца срока службы герцога Мальборо в качестве вице-короля подошли к концу. В Англии были назначены всеобщие выборы на 2 апреля 1880 года, поэтому Рэндольф, Дженни и семья вернулись домой в начале марта. Они жили в гостинице недалеко от Бленхеймского дворца до тех пор, пока не был готов их новый дом по адресу: 29 Сейнт Джеймсис-плейс, Мейфер, Лондон[68].

Рэндольф очень много работал в попытке удержать свое место в Вудстоке. В письме от 21 марта он писал своей матери о том, что занят в предвыборной кампании с девяти утра до одиннадцати вечера. Плохая погода в Англии привела к тому, что сельскохозяйственные рабочие испытывали нужду, а управляющий имением Бленхейма не проявлял достаточного такта при обращении с временными жильцами, работающими на землях имения. В небольшом округе, каким являлся Вудсток, от управляющих при Бленхеймском дворце ожидалось быть примером и справедливо обращаться с людьми. Репутация семьи Черчиллей преуменьшалась из-за того, что некоторые работники при имении впали в нищету во время отсутствия герцога. К счастью, отличные заслуги семьи в Ирландии в работе с Фондом герцогини по оказанию помощи голодающим вызвали большую политическую симпатию к ним в графстве Оксфордшир. Благодаря этому, в то время как партия консерваторов потерпела большое поражение на выборах[69], Рэндольф сохранил свое место с количеством в 512 голосов в сравнении с 452 голосами конкурирующей партии. Для изучения причин поражения консервативная партия создала Центральный комитет, задачей которого являлось «реформирование, популяризация и улучшение партийной организации»[70]. Рэндольф стал представлять собой особо важную силу в партии и национальной политике.