Читать книгу Черчилль. Династия на вершине мира - Джон Ли - Страница 7

В марте 1883 года наконец произошло примирение между лордом Рэндольфом и принцем Уэльским. Почти тотчас же лорду Рэндольфу пришлось временно отстраниться от политики в связи с нервным расстройством по поводу внезапной смерти его отца (в июле 1883 года). В ноябре того же года Четвертая партия создала новую политическую организацию под названием «Лига подснежника», в ряды которой допускались женщины. 18 июня 1885 года лорд Рэндольф стал государственным секретарем по делам Индии в правительстве консервативного меньшинства во главе с лордом Сэлисбери[91]. Вслед за всеобщими выборами 1886 года, на которых консерваторы вновь добились большинства голосов, Сэлисбери назначил лорда Рэндольфа лидером консерваторов в Палате общин и канцлером казначейства.

В ноябре 1882 года Уинстон, которому через несколько недель должно было исполниться восемь лет, был почти на год старше большинства других мальчиков, начавших обучение в школе Сейнт Джордж, и следовательно, по мнению учителей, отставал на целый год. Однако в своих первых письмах домой он убедительно утверждал о своем благополучном пребывании в школе. В письме от 3 декабря он писал:

Мой дорогой папа

Я очень доволен школой. Тебе будет приятно услышать, что я очень хорошо провел свой день рождения. Миссис Кинерсли [жена директора школы] подарила мне маленькую корзинку. Я собираюсь послать вам [школьный] Вестник, мне хотелось бы, чтобы вы его прочитали.

Люблю и целую, ваш верный сын

Уинстон[92]

Он написал письмо подобного содержания и своей матери. Дженни и Уинстон регулярно обменивались письмами, и в них упоминались ее посещения школы, но в основном Уинстона навещала миссис Эверест. Уинстон умолял, чтобы к нему приехали родители, сразу же после прибытия в школу, но Дженни, возможно, считала, что будет лучше не поддаваться его просьбам, иначе посещения нарушат его спокойствие.

Позднее в том же году врачи Рэндольфа настояли на том, чтобы он сделал еще один перерыв в работе и отдохнул на свежем воздухе. 17 декабря, во время его путешествия по Алжиру, Дженни послала ему записку с адресом их нового дома – 2, Коннот-плейс, о том, что она больна и ее лечением занимается доктор Лэкинг[93]. В записке говорилось, что мать Дженни и ее сестра Леони ухаживают за ней. Дженни была намного серьезнее больна, чем говорили ей врачи: ее болезнь была началом брюшного тифа. Г-жа Джером боялась за свою дочь и пригласила для Дженни знаменитого доктора, сэра Уильяма Галла[94].

28 декабря Рэндольф послал телеграмму, выражая глубокую озабоченность по поводу болезни Дженни, и вслед за этим между ними последовал обмен письмами и телеграммами, полными любви и тревоги друг за друга. Рэндольф отправился в обратную поездку и уже достиг юга Франции, когда в новогодний день 1883 года он получил известие о том, что самое страшное миновало. В своем письме он говорил:

Моя дорогая, я был в таком душевном состоянии по поводу тебя с самого четверга прошлой недели… Я не мог перенести, что ты больна, а меня нет с тобой рядом, чтобы ухаживать за тобой; особенно, когда я вспоминаю, как ты ухаживала за мной во время моей болезни… Знаешь, моя любимая, если с тобой что-нибудь случится, моя жизнь будет разбита[95].

Уинстон тоже был дома, а не в школе, так как болел, и, продолжая свое письмо, Рэндольф высказал тревогу о том, что «малыш Уинстон нездоров»[96].

Так и продолжалась переписка – Дженни говорила, насколько она несчастна, что заставила его волноваться, «твое письмо растрогало меня до слез», а Рэндольф отвечал: «За мной надо было послать. Я бы оказался полезным в уходе за тобой». Он послал ей в подарок на день рождения – ей исполнялось двадцать девять лет – небольшой нож для устриц и хотел, чтобы Дженни присоединилась к нему на юге Франции на его обратном пути домой.

Дженни, после небольшого рецидива болезни, написала Рэндольфу 3 января, что, по мнению доктора Лэкинга, она еще недостаточно окрепла для поездки во Францию. 16 января она опять писала Рэндольфу, рассказывая о том, как сэр Генри Драммонд Вульф сообщил в разговоре с Томасом Ченери, редактором газеты Таймс, что Рэндольф – это единственный человек, который может возглавлять консервативную партию, и старшее руководство консерваторов «превозносит его в похвалах»[97].

Не успел Уинстон пробыть в школе всего один месяц, как Дженни была неприятно удивлена, получив счет за полный трехмесячный семестр. Она писала Рэндольфу, делясь своими наблюдениями о характере Уинстона:

Если говорить о расширении знаний Уинстона, к сожалению, я не вижу ничего явного – он может хорошо читать, но на этом все и заканчивается… Первые два дня дома он употреблял в речи ужасно много жаргонных слов и был развязен… Он еще больше дразнит малыша [Джека]. Похоже, он меня боится.

Не совсем ясно, боялся ли Уинстон своей матери, связывая ее со школьным режимом, в который она его поместила, или же его предупредили доктор, миссис Эверест и его бабушка о необходимости держаться в стороне от матери, так как она была больна.

Отчет об учебной успеваемости Уинстона показывал, что он находился в самом конце класса из одиннадцати мальчиков, но все они начали школу на год раньше, так как приготовительная школа начиналась с семи лет, а Уинстону было почти восемь лет, когда он начал занятия. Рэндольфа больше беспокоила внезапная вспышка болезни легких Уинстона. 5 января он писал Дженни: «Я так рад, что Уинстон опять выздоровел. Поцелуй его от меня. До свидания, моя дорогая, я всегда думаю о тебе». Дженни отправила Уинстона на две недели вместе с миссис Эверест в Брайтон для поправления здоровья. 16 января Рэндольф в своем письме говорил: «Посылаю привет детям. Я полагаю, Уинстон вернется в школу через несколько дней. Дай ему перед отъездом от меня немного денег».

Дженни, во время своей заразной болезни, не было разрешено видеться с Уинстоном и Джеком. Также было бы неправильным для нее показываться в школе Сейнт Джордж, где она могла заразить детей. Если бы она была совершенно здорова, она могла бы поразмыслить о причинах, по которым Уинстон «боялся» своей матери.

В книге «Мои ранние годы» Уинстон писал об отвратительном режиме наказания детей плетью, которому предавался директор школы Снейд-Киннерсли[98]. Дальнейшие доказательства этого представил художник Роджер Фрай, который был старшим префектом в школе Сейнт Джордж во время учебы Уинстона и должен был помогать при наказаниях:

«Виновнику было сказано спустить штаны и встать на колени перед брусом, на котором я и другие мальчики держали его. Удары хлыстом производились директором со всей силой, и уже через два-три удара выступала кровь»[99].

Уинстон писал в своих мемуарах, что он ненавидел школу и ту «жизнь, полную мучительного беспокойства», которую он вел там почти два года. «Дважды или трижды в месяц… нарушителей… пороли до крови, в то время как другие дрожали, слушая их крики»[100]. Однако же его письма домой оставались обманчиво бодрыми. Почему он не обмолвился ни словом о своих бедах своим родителям или миссис Эверест, остается загадкой. Что это было – гордость или стыд? Страх в лице властной фигуры Снейд-Киннерсли? Думал ли он, что заслуживает наказания за свое плохое поведение и что это нормальный порядок школы?

В конце января 1883 года Рэндольф вернулся в Лондон, освеженный своим пребыванием во Франции, и его присутствие потребовалось на множестве собраний по всей стране. Он проводил много времени на отработку речей для таких собраний и заучивал их наизусть, чтобы сделать свои выступления еще более незаурядными[101].

Затем в марте произошло примирение с Эдуардом, принцем Уэльским. Дженни устроила званый ужин в своем доме по адресу: 2, Коннот-плейс, где ее известный французский повар приготовил исключительный банкет. Принц и принцесса Уэльские прибыли точно вовремя в знак уважения. Принцесса Александра тотчас же подняла Дженни из ее глубокого реверанса, обняла ее и сказала: «Мы так давно не играли Баха!»[102] Уинстона и Джека привели вниз в гостиную для встречи с членами королевской семьи, и принц Эдуард дал каждому из мальчиков небольшой подарок.

Ужин имел огромный успех. Когда принцу предложили выбрать из двух супов, он без промедления взял оба супа. Он выражал свое удовольствие, в особенности потому, что «у вас еда без американских фантазий, леди Рэндольф»[103]. Благодаря этому ужину леди и лорд Рэндольф Черчилли мгновенно восстановились в рядах самых высоких слоев общества. Рестораны и клубы Лондона соперничали за их покровительство. Принц также начал осыпать Дженни дорогими подарками из драгоценностей, и вскоре она стала гостьей его знаменитых загородных домашних вечеринок, не всегда в компании своего мужа. Дженни была в тот момент в зените своей красоты и власти в обществе. Она обладала изяществом и манерами, способными оживить любую комнату, в которую она входила. Она была очаровательная, остроумная и талантливая, и когда она входила в бальный зал, все взоры обращались на нее.

Принц приглашал красивых женщин на вечеринки на своей загородной усадьбе, Сандрингем-хаус в Норфолке, с явной целью заманить их в свою постель и постели своих друзей. С этого времени принц начал писать записки для Дженни, счет которых дошел в конечном итоге до нескольких сотен, и все они сохранились до наших дней[104]. Анита Лесли, внучка Леони, подробно писала в своих книгах «Влюбленные эдвардианцы» и «Круг дома Мальборо» о принце и той свободной любви, которой он предавался в Сандрингем-хаус[105]. Замужние женщины и принимающие участие мужчины получили прозвище «Круг дома Мальборо» по имени лондонской резиденции принца, не имеющей ничего общего с семьей Мальборо. У принца в течение лет имелся ряд любовниц и незаконнорожденных детей, о чем имеются другие, документально подтвержденные свидетельства. Он интересовался Дженни только в расчете на сексуальные отношения, и его внимание к ней до и после смерти ее мужа следовало образцу его поведения с другими любовницами, а именно графиней Дейзи Ворвик и Элис Кеппель. Таким образом, можно смело предположить, что Дженни примерно в это время вошла в длинный список покоренных принцем сердец. Серьезное состояние здоровья мужа и его постоянные отсутствия, где он изнурял себя многочисленными речами, означали то, что энергичная и жизнерадостная Дженни была вынуждена все чаще искать утешение где-нибудь на стороне[106]. По мнению Перегрина, Рэндольф стал в какой-то мере импотентом после своей серьезной болезни в 1882 году.

В апреле 1883 года граф Чарльз Кински, военный атташе в австрийском посольстве в Лондоне, победил на своей лошади Зоедона на знаменитых скачках года, – Большие Национальные Скачки – которые проводились на ипподроме Айнтри в Ливерпуле. Кински был популярным героем газет того времени, посвященных конному спорту, а также завсегдатаем лондонских клубов. Он был сыном принца Фердинанда Кински и происходил из старинного и могущественного австрийского рода. Их ослепительной красоты дворец все еще находится в Вене по сей день. Кински был близким другом принца Уэльского и, как и Дженни, входил в пресловутую компанию принца – «Круг дома Мальборо»[107]. Принц был ревностным сторонником, не без выгоды для себя, свободной любви для своих друзей-аристократов, что включало смену сексуальных партнеров. В его лондонском и загородных домах, а также в домах его друзей горничные должны были размещать пары, вступающие в адюльтерные отношения, в близлежащих спальнях[108]. Целью таких занятий не было разрушение семей или развод; как раз наоборот. Неженатые мужчины принимались к участию, но незамужние женщины не входили в этот круг. Дженни, которая на тот момент была включена в элитарное близкое окружение принца, пренебрегла правилами и вскоре после Великих Национальных скачек страстно влюбилась в Кински и вступила с ним в серьезные интимные отношения. Кински имел квартиру на Кладжес-стрит в фешенебельном районе Мейфер. Эта квартира стала их любовным гнездом, и Кински сохранил ее до конца своей жизни, постоянно держа там дворецкого. Любовь Дженни к Кински продлилась многие годы, ни разу не вызывая в ней сомнений в своей любви к мужу[109]. Оба мужчины давали ей все необходимое; Кински был отличным любовником, а Рэндольф, по ее убеждениям, мог стать премьер-министром. Нет оснований полагать, что Рэндольфу стало когда-либо известно о ее супружеской измене[110].

Вскоре внезапный удар судьбы в очередной раз подорвал хрупкое здоровье Рэндольфа. 4 июля 1883 года Рэндольф и Дженни обедали с его отцом и матерью в Бленхеймском дворце. Герцог находился в прекрасном настроении. Но следующее утро принесло ужасные новости. По воспоминаниям Дженни: «В восемь часов…. мы услышали стук в дверь спальни, и лакей произнес, запинаясь: Его Сиятельство скончались!»[111] Герцог умер во сне от сердечного приступа в возрасте шестидесяти одного года. Рэндольф сильно любил своего отца и всегда при встрече обнимал и целовал его. В связи с этим потрясением врачи порекомендовали Рэндольфу поехать на лечебные воды и живительный горный воздух в Гастейн. Рэндольф, Дженни и Уинстон отправились туда на отдых, оставив Джека на попечении миссис Эверест. Каждый день они совершали пешие прогулки в горах на свежем воздухе и даже познакомились с Отто фон Бисмарком, канцлером Германии, с которым они встретились по пути[112].

Лето 1883 года Дженни вместе с мальчиками провела в Бленхеймском дворце, что было ей более приятно, так как вдовствующая герцогиня уже не была владелицей дворца. После смерти седьмого герцога его старшему сыну, Джорджу Чарльзу (Блэндфорду), был автоматически присвоен титул восьмого герцога Мальборо. Франсиз стала вдовствующей герцогиней и была вынуждена покинуть дворец и поселиться в своей лондонской резиденции, особняке по адресу: 46, Гросвенор-сквер. В Бленхейме же Уинстон мог дать волю играм со своим любимым кузеном, сыном Блэндфорда и наследником – Чарльзом Ричардом, герцогом Сандерлендским, известным под именем Санни. Джек, которому было уже почти четыре года, мог тоже участвовать с ними в некоторых бурных играх.

В декабре того года сэр Генри Драммонд Вульф горячо просил Рэндольфа вернуться к политическим баталиям парламента, но он ответил на это из Бленхейма: «Я не гожусь для этого физически и интеллектуально… здесь все очень тоскливо – все время грустные воспоминания»[113]. Семья провела весь оставшийся 1883 год в Бленхеймском дворце.

Четвертая партия подумывала над идеей создания массовой членской организации для распространения принципов демократии партии тори. Работы было колоссально много, так как нищета, голод, болезни, скверные жилищные условия и безграмотность все еще преобладали во многих частях Соединенного Королевства. Четвертая партия хотела серьезно взяться за создание комитетов по здравоохранению, местных государственных департаментов и жилищных комитетов, чтобы добиться предоставления бедным обязательного социального страхования, обеспечить ведение борьбы за трезвость, образование, сохранение и освоение общих земель и открытых пространств под зоны отдыха для людей, наряду с предоставлением общественных парков, музеев, библиотек и художественных галерей[114]. Эти меры должны были служить в дополнение к реформам в Ирландии и в поддержку националистических реформ в Египте. Существовала еще одна проблема – то, что женщинам не разрешалось играть какую-либо существенную роль в политике, и прошло много лет, прежде чем они смогли участвовать в голосовании на выборах.

«Лига подснежника», организация по распространению принципов консервативной партии в Великобритании, начала формироваться сразу же вслед за торжественным открытием статуи Дизраэли в Палате общин 19 апреля 1883 года, но ее официальное признание как полномочной организации произошло только 17 ноября. Одной из ее принципиальных целей было способствовать и помогать членам организации в улучшении их профессиональной компетентности в качестве лидеров. Эта организация была также благотворительной, помогая бедным оплачивать их образование и покупая для них одежду и обувь. В число учредителей, в основном членов Четвертой партии, входили Рэндольф, Горст, Вульф и сэр Альфред Слейд, ветеран Крымской войны. Ряды их организации были открыты для женщин, и Дженни, а также вдовствующая герцогиня были в числе женщин, организовавших первый комитет. Мужчины и женщины были посвящены в рыцари и дамы и носили значки с изображением подснежника. Впоследствии было образовано женское отделение организации. Учредительницей большого женского совета была леди Бортвик (в будущем леди Гленеск), и первое собрание комитета состоялось в ее доме на Пиккадилли в марте 1885 года[115]. Популярность Лиги сильно возросла, и число ее членов увеличилось с 957 в конце 1884 года до 11 366 человек в 1885 году[116]. Дженни играла в Лиге ведущую роль, и Лига стала политической платформой, поддерживающей Рэндольфа в его борьбе со старым руководством консервативной партии.

Несмотря на свою новообретенную политическую активность, Дженни должна была все же заниматься своими детьми. Она получила отчет об учебной успеваемости Уинстона (без даты, предположительно в середине семестра 1883 года), в котором почти не видно было улучшений. Он опять был на самом последнем месте в классе из девяти человек и имел девятнадцать опозданий на уроки. Хотя в отчете говорилось, что он очень хорошо знает историю, его правописание было «настолько плохое, насколько это возможно», по математике он «мог бы улучшить результаты», но он «не совсем представляет, что означает понятие усердный труд»[117]. Он пробыл в школе Сейнт Джордж уже шесть месяцев, но дорогостоящее образование не приносило больших плодов, однако родители упорно продолжали свои усилия, возможно, в надежде, что его результаты улучшатся. В последнем годовом отчете об учебной успеваемости, составленном в декабре, просматривалось некоторое улучшение; он был уже на восьмом месте в классе из одиннадцати человек[118]. Его письма домой продолжали быть полными оптимизма, заостряя внимание на его отдельных успехах в гимнастике. Свое письмо к отцу от 9 декабря он нежно закончил изображением одного большого поцелуя, поставив после этого множество маленьких поцелуев. Примерно в то же время он писал своей матери, которая очевидно строго говорила с ним о его поведении: «Я постараюсь быть хорошим мальчиком». Тут же он сообщил, что получил письмо от маленького Джека, которому еще не было четырех лет, «но я думаю, Эверест держала его руку»[119]. В Рождество того года армия оловянных солдатиков Уинстона разрослась до полутора тысяч.

В феврале 1884 года Уинстон сообщил своим родителям, что он «на самом деле очень счастлив», и если будет стараться, то у него есть шанс получить школьную награду. В качестве поощрения его отец прислал ему экземпляр книги «Остров сокровищ» в великолепном переплете, которую он перечитывал с большим удовольствием много раз. Это, казалось, раздражало некоторых учителей, возмущенных тем, что его очевидный талант к чтению не проявлялся на учебных текстах. Письмо Уинстона от 24 февраля должно было бы вызвать тревогу у его родителей. В трех строчках, необычно корявым почерком, он три раза попросил о том, чтобы кто-нибудь его поскорее навестил. Рядом со своей подписью он нарисовал лицо с грустными, потупленными вниз глазами. Его мольба осталась без внимания занятых родителей[120], которые были полностью поглощены предстоящими всеобщими выборами, хотя день выборов не был еще назначен и до них оставалось много времени.

Семья Черчиллей, похоже, находилась под впечатлением, что Уинстон был доволен школой. Их внимание было отвлечено еще тем фактом, что надежное кандидатское место Рэндольфа в Вудстоке должно было исчезнуть вследствие предложенного изменения границ избирательных округов. Он начал подготовку к утверждению себя кандидатом от большого Центрального избирательного округа города Бирмингема, во главе которого стоял популярный кандидат либеральной партии Джон Брайт. Вероятно, до тех пор, пока их сын был доволен школой, их сильно не волновали отчеты об его успеваемости. Очередной отчет за март/апрель 1884 года показал улучшение в классных уроках, но значительное ухудшение в поведении. «Поведение исключительно плохое. Ему ничего нельзя доверить делать»; «он постоянно причиняет всем огорчения и всегда оказывается в каких-либо неприятных ситуациях»; «число опозданий – 20 – это позор»[121]. В отчете за май/июнь Уинстон продемонстрировал значительное улучшение, а в июне/июле результаты были опять и плохими и хорошими[122].

В июле того же года у Уинстона случился приступ болезни, и Дженни приехала в школу, чтобы забрать его домой. Он больше никогда не вернулся в то ужасное место. Морис Бэринг, родом из знаменитой семьи финансистов Бэринг-банка, который в зрелом возрасте стал писателем и драматургом, посещал школу Сейнт Джордж сразу же вслед за уходом Уинстона. В дальнейшем он писал:

Об Уинстоне Черчилле ходили ужасные легенды… Его пороли за то, что он брал сахар в кладовой, и вместо того, чтобы раскаяться, он взял неприкосновенную соломенную шляпу директора школы там, где она висела над дверью, и пинал ее, пока она не развалилась на куски[123].

Уинстона, все еще страдающего слабыми легкими и склонного к сильным приступам астмы вследствие продолжительной плохой погоды в Ирландии, лечил семейный врач Черчиллей доктор Робсон Руз, которого пригласили к Уинстону. Руз был врачом-терапевтом в Сент-Эндрюсском интернате для мальчиков в Брайтоне, и у него был большой опыт лечения детей. В дальнейшей переписке между Рузом и лордом Рэндольфом, когда позднее Уинстон опять заболел, доктор сообщил, что пытался сбить температуру Уинстона с помощью «стимулирующих средств, орально и ректально»[124]. Из этого, похоже, вытекает, что именно в курсе этого лечения Руз увидел ягодицы Уинстона и обнаружил ужасные следы продолжительных побоев, которые он переносил втайне. Перегрин говорил, что раны загноились. В продолжение многих лет в семье Черчиллей часто обсуждались издевательства Снейд-Киннерсли над Уинстоном. Перегрин передал историю о том, как, будучи уже опытным фехтовальщиком в частной школе Хэрроу, Уинстон решил посчитаться с директором. Он отправился в Аскот, в школу Сейнт Джордж, чтобы разобраться с ним, не ведая, что директор умер от сердечного приступа год спустя после ухода Уинстона из школы.

По случайному совпадению сын доктора Руза, Берти, учился в хорошо организованной школе в Брайтоне, и доктор настоятельно рекомендовал Дженни и Рэндольфу эту школу. Здоровый климат и умеренный режим были вдвойне благоприятны для Уинстона. В сентябре 1884 года, незадолго до исполнения десяти лет, Уинстон начал занятия в Брайтонской школе, которая в действительности находилась в Хоуве, графстве Сассекс. Школой руководили две незамужние сестры (старые девы) – Шарлотта и Кейт Томсон, причем Шарлотта была директором школы[125]. Пороть детей там не разрешалось, и Уинстон вспоминал, как ему было разрешено учиться интересующим его предметам и занятиям – французскому языку, истории, поэзии, верховой езде и плаванию. Здесь же зародилось его увлечение филателией. Благодаря такому подходу к просвещению и проявлению доброты и участия сестры Томсон пробудили в нем интерес к классическим языкам и литературе, так необходимым для поступления в знаменитые закрытые частные школы Итон и Хэрроу. Другим случайным совпадением был тот факт, что школа находилась неподалеку от места, где практиковал лечение доктор Робсон Руз, так что его можно было быстро вызывать в случае болезни Уинстона. Друг Уинстона Берти Руз помог ему устроиться в новой школе. Отметки Уинстона сразу же улучшились, и его письма домой стали носить более прямой и открытый характер. Дженни, вероятно, попросила его не скрывать от нее ничего, и он торжественно поклялся сообщать обо всем происходящем в своей жизни. Он попросил, чтобы миссис Эверест вместе с братом Джеком посетили его, послал привет своему брату и пообещал ему дать поиграть с частью своей артиллерии из игрушечной армии.

Лорд Сэлисбери дал понять Рэндольфу, что его назначат следующим государственным секретарем по делам Индии. В ожидании этой должности он отправился в Индию по морю 3 декабря 1884 года. Дженни и оба мальчика провожали его. Младшая сестра Дженни, Леони, вышла замуж за художника, Джона Лесли, родом из ирландского графства Монаган. Отчасти чтобы сэкономить деньги, а также составить Дженни компанию, семейная пара поселилась у Дженни на время отсутствия Рэндольфа. 20 фунтов стерлингов/ 96 долларов, которые они вносили на покрытие хозяйственных расходов каждый месяц, были как нельзя кстати для нуждающейся в деньгах Дженни.

Уинстон, несмотря на хорошее начало в Брайтонской школе, уже попал в беду. Мисс Шарлотта Томсон писала Дженни 17 декабря, что во время экзамена по рисованию между Уинстоном и соседним мальчиком разгорелся спор из-за нужного для работы ножа. Закончилось тем, что Уинстон получил ножевую рану в грудь[126]. Доктор Руз обработал рану глубиной почти в четверть дюйма и доставил Уинстона домой к матери.

Рэндольф отреагировал на этот случай в своем письме к Дженни от 19 января 1885 года, отправленном из Биджапура в Индии, что мальчики всегда останутся мальчиками. «Ну и приключения у Уинстона; слава богу, его рана не так страшна», и добавил: «Передай маленькому Уинни, как я рад был получить от него письмо, и, по-моему, оно очень хорошо написано»[127].

В марте Рэндольф вернулся из Индии и был встречен радостными приветствиями со стороны консервативной партии; он тут же погрузился в проведение собраний по всей стране. Уинстон и Джек уже полностью осознавали, насколько известным был их отец. Уинстон сообщил своему отцу в письме от 8 апреля, что он гордился получением писем от отца, и тут же начал приставать к нему с просьбой прислать копии его автографа, причем полные страницы автографов. Он объяснил это тем, что будет дарить автографы школьным друзьям и некоторым учителям, которые восхищались его отцом. Перегрин говорил, что Уинстон также продавал эти автографы для пополнения своих карманных денег.

Уинстон совершенно расцвел под благотворным влиянием сестер Томсон. Его положение в классе неуклонно улучшалось – по классическим предметам он даже вышел на первое место – и хотя его здоровье все еще оставалось хрупким, он в совершенстве освоил верховую езду и в довершение ко всему научился плавать. Несмотря на все это, он умудрился стоять на последнем месте по поведению. Его многочисленные письма неизменно содержали просьбы опять принести ему денег, еду или подходящую одежду для верховой езды; он также справлялся о делах миссис Эверест. Родители, похоже, исполняли все его просьбы.

В глазах семьи Черчиллей Рэндольф, похоже, неуклонно шел вверх по политической лестнице до позиции премьер-министра, но на его пути имелись препятствия. Сэр Стэффорд Норткот («Козел») был лидером консервативной партии в Палате общин с 1876 года, а лорд Сэлисбери сам мечтал стать премьер-министром, вслед за ожидаемой победой консерваторов на предстоящих всеобщих выборах. В июне, после казалось бы безобидной поправки к докладу о бюджете, либеральное правительство внезапно потерпело поражение, недобрав двенадцати голосов. Глэдстоун был вынужден просить отставки у королевы Виктории. Так как в парламенте все еще было множество незаконченных дел, момент для объявления выборов был неподходящим. Вместо этого королева Виктория послала за лордом Сэлисбери и попросила его сформировать правительство консервативного меньшинства. Сэлисбери предложил Рэндольфу пост государственного секретаря по делам Индии, и тот согласился[128].

Рэндольф вошел в члены правительства при годовой зарплате в 5000 фунтов стерлингов/ 2Э 000 долларов, что было очень значительной суммой в то время. Дженни была в восторге от этого назначения, а его сыновья были переполнены гордостью. Политика стала для лорда Рэндольфа raison d’etre, смыслом существования. Им управляло желание сделать в жизни множество важных дел. В ущерб своему здоровью и личным отношениям он изнурял себя работой, проводя бессонные ночи, поддерживая свои силы крепким кофе и сигаретами.

Новый пост означал, что лорд Рэндольф стал правительственным министром, и по парламентским законам он должен был покинуть свое кандидатское место и выставить свою кандидатуру на переизбрание. Его избирательный округ, Вудсток, все еще существовал. Он так сильно погрузился в работу в лондонском министерстве по делам Индии и так был уверен в победе на выборах, что написал своим избирателям, объясняя причину своего неучастия в предвыборной кампании. Вместо этого эту кампанию от его лица проводила Дженни. Она возглавила борьбу за переизбрание и увлекла за собой сестру Рэндольфа, Джорджиану – леди Хоуве, а также за ней пошли ведущие консерваторы – Вульф, Джордж Курзон, Альфред Мильнер и Сент Джон Бродрик.

Дженни наслаждалась суетой предвыборной кампании и хорошо справлялась с ее организацией. Вместе с Джорджианой они объехали в запряженном лошадью экипаже, украшенном в цвета, которые Рэндольф использовал в предвыборной кампании – розовый и коричневый, весь избирательный округ. Местный стихотворец сложил популярный стишок со ссылкой на доблестные поступки «этой леди-янки».

Рэндольф писал к Дженни: «Если я выиграю борьбу, тебе достанется вся слава». И слава действительно пришла 3 июля 1885 года, когда поступило известие о том, что Рэндольф набрал 532 голоса в сравнении с 405 голосами радикального либерала Корри Гранта, что вдвойне превысило количество голосов, полученных им на выборах 1880 года. Дженни выступила с речью в честь победы в Беэр-отеле, Вудстоке, а принц Уэльский прислал ей свои поздравления. Уинстон был страшно горд за своего отца, и даже пятилетний Джек радовался всему происходящему.

Вступив в должность государственного секретаря по делам Индии, Рэндольф назначил своего друга, генерала сэра Фредерика Робертса («Фреда»), главнокомандующим армией в Индии. Рэндольф был рьяным сторонником строительства железной дороги в Индостане, а также ему приходилось заниматься вопросами обороны, возникшими в связи с экспансией России в Среднюю Азию вплоть до границ с Афганистаном.

Месяцы, последовавшие сразу за выборами в кабинет, были самым загруженным работой периодом в политической жизни Рэндольфа, и количество проделанной им работы поразило всех в его окружении. Будучи специалистом по ирландским вопросам, он стремился держать ирландских националистов «на стороне» своего правительства в Палате общин. Он испытал трудности с протестантами-лоялистами Оранжевого ордена, которые видели измену в каждой уступке ирландским националистам. Его всегда просили выступить с речами перед консервативными организациями по всему Соединенному Королевству. 13 сентября 1885 года лорд Сэлисбери в своем письме давал ему советы, как справиться с невероятным переутомлением, которое испытывал Рэндольф. Чуть позже в том же месяце Рэндольф поехал на отдых и рыбалку (половить лосося) в Шотландию, где он смог развлекать своего новоназначенного главнокомандующего армией в Индии генерала сэра Фреда Робертса, а также больше узнать об индийских военных проблемах до отъезда генерала на свой командный пост.

В ноябре Рэндольф дал разрешение на британское вторжение в Бурму, где король Тибо[129] проводил исключительно враждебную политику в отношении британских коммерческих интересов и британских подданных и в каком-то смысле вел себя как тиран. Его отец, король Миндон, сделал его принцем северной провинции Тибо. Король Миндон умер в октябре 1878 года, оставив после себя тридцать сыновей, могущих претендовать на трон. Тибо зверски убил двадцать семь из своих братьев вместе с семьями и водрузился на трон. В то время половина Бурмы находилась в британском владении в течение тридцати лет. В 1885 году Тибо был свергнут с трона, его народ отказался от протектората, и 1 января 1886 года Бурма была присоединена к Британской империи.

В сентябре того года Дженни активно занималась благотворительной работой, уделяя большое внимание Медицинскому женскому фонду, созданному леди Дафферин, который, в свою очередь, поддерживал работу Национальной ассоциации по предоставлению медицинской помощи индийским женщинам. Рэндольф писал ей 27 сентября из Шотландии, похвально отзываясь о ее работе и предлагая ей связаться с редактором газеты Таймс: «Я предлагаю тебе связаться с мистером Баклом и пленить его своим очарованием, и пусть он расхвалит тебя в газете»[130]. В декабре того года в Букингемском дворце королева Виктория с почестью отметила работу Дженни, лично наградив ее орденским знаком Индийской короны. Поцеловав руку королевы, Дженни поднялась из реверанса в своем изысканном черном вельветовом платье, так сильно украшенном черными бусинками, что королеве было трудно приколоть медаль, и булавка вонзилась ей в грудь. Дженни дорожила этой королевской монограммой, выполненной из жемчуга и бирюзы, и ее можно увидеть на многих фотографиях Дженни в вечернем платье[131].

Во время политически напряженных месяцев у Рэндольфа было мало времени посещать Уинстона в школе. Однако Уинстон и Джек считали своего отца великим человеком, а Дженни видела его будущим премьер-министром и ожидала стать первой американкой, которая вступит в дом номер 10 на Даунинг-стрит. Летом 1885 года Дженни решила, что Уинстону необходимо улучшить школьные результаты, и сообщила ему о том, что наняла для него на лето гувернантку для ежедневных уроков, так как его готовили к поступлению в такие школы, как Итон или Хэрроу. Уинстон говорил, что он никогда еще столько не работал на каникулах, что это было «вопреки его принципам»[132], и что даже один час занятий в день висел над ним, как черное облако, и портил настроение.

Гувернантка была назначена, и даже во время поездки на отдых на остров Уайт занятия продолжались. Зрелище парусных гонок во время недели парусного спорта в Каус и катание в тележке, запряженной маленьким осликом, очевидно, не могли компенсировать беспощадную суровость неприязненной гувернантки, «такой строгой и чопорной»[133]. В школе из него уже сделали героя из-за такого знаменитого отца, чего он никогда не испытывал в школе Сейнт Джордж, и он обеспечивал своих друзей автографами обоих родителей[134].

Всеобщие выборы наконец-то были назначены на 23 ноября 1885 года. К тому времени кандидатское место Рэндольфа уже не существовало, и он должен был выдвигать свою кандидатуру от центрального избирательного округа Бирмингема. Его мать, в качестве дамы Лиги подснежника, вместе с Дженни проводила агитационную работу во всем центральном избирательном округе Бирмингема, улица за улицей. Франсиз Мальборо не считала за унижение отправляться на фабрики и выступать перед рабочими, которые ее громко приветствовали. Рэндольф проиграл на выборах, недобрав немного голосов. Тем не менее он был переизбран, так как на выборах в Лондоне, проходивших на следующий день, образовалась вакансия. Официальный кандидат уступил ему свое место, и лорд Рэндольф вновь выставил свою кандидатуру и получил место от избирательного округа Южный Паддингтон, которое сохранилось за ним до конца его жизни. Либералы, хотя на тот момент и в большинстве, больше не могли автоматически опираться на ирландских националистов (закрепивших за собой восемьдесят пять мест) и отказались формировать новое правительство. Поэтому Сэлисбери продолжал возглавлять правительство меньшинства, но вскоре оно потерпело поражение в Палате общин. В последний день января 1886 года Глэдстоун сформировал новое либеральное правительство, и лорд Рэндольф потерял свою должность.

Во время выборной кампании Уинстон прочитал в газете, что его отец находился с мимолетным визитом в Орлеанском клубе в Бирмингеме, где он обычно встречался со своими политическими друзьями. Он не заехал в школу повидаться с Уинстоном, который написал ему 20 октября о своих оскорбленных чувствах, говоря, что он был «очень разочарован» и полагает, что отец был слишком занят для визита. Его коллекция марок, сообщил он, уже насчитывает 708 экземпляров, и ему крайне необходим новый альбом для марок. Его «мягкая просьба» насчет семнадцати с половиной шиллингов звучала как штраф провинившемуся родителю, и его любящий отец с готовностью откликнулся на эту просьбу. 28 ноября Уинстон опять писал своему отцу о том, как он надеется на его победу в Бирмингеме, но письмо было отправлено слишком поздно, и выборы уже закончились.

Уинстон начал проявлять покровительственное отношение к своему младшему брату. Джеку было уже шесть лет, и, как видно из письма Уинстона к нему от 10 февраля 1886 года, он хорошо усваивал домашние уроки. В письме было несколько строк по-французски, в которых он поздравлял Джека с улучшением почерка и сообщал о недавнем мятеже безработных на Трафальгарской площади в Лондоне, с добавлением для наглядности соответствующего рисунка. Уинстону очень понравились нарисованные Джеком картинки, изображающие стрельбу из пушки, и он посоветовал брату заниматься дома как можно лучше, чтобы подольше оттянуть поступление в школу. Было очевидно, что в Брайтоне Уинстон повзрослел и демонстрировал похвальный интерес к успехам Джека. Было ясно, что он хотел избавить его от «мучительной тяжести» хождения в школу. Он даже пообещал научить младшего брата элементарным знаниям латинского языка в свой следующий приезд домой. Миссис Эверест регулярно привозила Джека на краткое время в Брайтон, и братья любили проводить время вместе.

Вновь став премьер-министром, Глэдстоун выступил в поддержку гомруля для Ирландии. Любовь Рэндольфа к ирландскому народу и его страстная борьба за преобразование ирландских отношений были направлены на то, чтобы превратить Ирландию в полностью функционирующую и процветающую часть Британской империи. Он никогда не считал, что парламент Лиги самоуправления (гомруля) в Дублине сможет решить проблемы страны, и он был абсолютно против подобного разделения Соединенного Королевства. Глэдстоун вынес на обсуждение в Палате общин проект закона о гомруле. Лорд Рэндольф бросился в Белфаст с обращением к протестантам Ольстера, так как там организовывался протест против этих предложений. На большом общественном собрании вечером 22 февраля 1886 года в ольстерском помещении для собраний в Белфасте он обратился к верным католикам Ирландии с просьбой стоять вместе с протестантами за объединение с Британией. Все католические священники были консерваторами[135], и Рэндольф надеялся на то, что они выступят против гомруля и подействуют на своих прихожан. Речь – призыв к подготовке сопротивления против установления гомруля – была зажигательной. Несмотря на поздравления лорда Сэлисбери с его речью, «против которой не мог возразить ни один римский католик»[136], на севере Ирландии вспыхнули погромы и были убиты и ранены невинные люди.

Другой (семейный) кризис случился примерно в начале марта[137], когда в холодную погоду Уинстон опять заболел, находясь в школе. Хроническая болезнь легких перешла в пневмонию, и его жизнь была в опасности. Неизменный доктор Руз, чья практика находилась по улице недалеко от школы, со рвением, исходящим от восхищения политическими успехами Рэндольфа, отменил все лондонские записи на прием и поселился в смежной с больным ребенком комнате, чтобы наблюдать за его состоянием и ухаживать за ним во время кризиса. Дженни получила известия об этом 13 марта и тут же бросилась в Брайтон, и вслед за ней отправился Рэндольф, но поначалу доктор Руз не подпускал их близко к сыну. Они остановились неподалеку в гостинице Бедфорд и вели неистовую переписку с доктором. 14 марта Руз дважды написал лорду Рэндольфу, уведомляя его о серьезности болезни сына и выражая уверенность в его выздоровлении. 15 марта в час дня он написал еще один раз: «Мы все еще боремся за вашего мальчика. Его температура 103 градуса [39,4 по Цельсию], но принимать еду он стал лучше»[138]. В период с 12 по 17 марта температура Уинстона колебалась вверх и вниз, доходя до 104,3 градуса [свыше 40 градусов по Цельсию], прежде чем он смог выкарабкаться из этого состояния на грани смерти. По мере постепенного выздоровления к Уинстону направился поток поздравлений от всех знаменитых людей британского общества. Даже принц Уэльский приостановил поток аудиенций, чтобы справиться о состоянии здоровья маленького Уинни.

Находясь в гуще семейного кризиса, лорду Рэндольфу все-таки приходилось следить за политическими делами, в особенности не спускать глаз с угрозы принятия закона по самоуправлению Ирландии. Глэдстоун выступил 10 марта с сообщением перед переполненной Палатой общин, в присутствии принца Уэльского. 29 и 30 марта Глэдстоун опубликовал письма в печати, говоря о том, что предлагаемый парламент будет иметь такие же полномочия, что и по конституции в Канаде, подразумевая, что ирландцы будут избирать своих собственных членов в дублинский парламент[139]. Джозеф Чемберлен покинул либеральную партию и, будучи членом вновь образованной в том году партии либерал-юнионистов, повел публичную кампанию против этого законопроекта. Несмотря на волнующую речь Глэдстоуна в Палате общин, правительство потерпело поражение при голосовании за проведение гомруля с результатом 341 голос против 311 голосов, и 27 июня парламент был распущен. В этом удивительном 1886 году распалось еще одно правительство и были назначены новые всеобщие выборы.

С апреля по июнь 1886 года неизменно популярный Рэндольф выступил в Бирмингеме и Манчестере, а также в своем избирательном округе Южный Паддингтон с огромным количеством речей по вопросам гомруля и другим проблемам. Уверенный в сохранении своего места, перед началом выборов Рэндольф отправился на рыбалку в Норвегию. Опять Дженни и его мать вели предвыборную борьбу за него с помощью Лиги подснежника, и Дженни держала его в курсе всех новостей. 19 июля он писал ей из Торресдала: «Отдых идет мне на пользу. Я был очень нездоров, когда выехал из Лондона, и прошло несколько дней, прежде чем я стал чувствовать себя лучше… Я полагаю, тори придут и останутся у власти какое-то время. Мне кажется, нам совершенно необходимы пять тысяч фунтов стерлингов в год [зарплата министра]»[140]. Рэндольф без труда победил на выборах, получив 2576 голосов по сравнению с 769 голосами его конкурента.

Между тем Уинстон оправился от своей болезни и смог поздравить отца с победой на выборах. В письме к своей матери от 13 июля он заявил, что он «банкрот и мне не помешает иметь немного денег»[141]. В письмах к Джеку он обсуждал с ним армию оловянных солдатиков и мечтал, как они будут вместе строить баррикады во время летних каникул.

Когда были объявлены результаты выборов, оказалось, что консервативная партия получила большинство в 316 мест, либералы – 191 место, ирландские националисты под руководством Чарльза Стюарта Парнелла – 86 мест и либерал-юнионисты, партия, сформированная из недовольных либералов во главе с лордом Хартингтоном – 78 мест[142]. Хартингтон и Чемберлен затем сформировали политический союз с консерваторами, выступающий против закона о гомруле.

После огромных для либералов потерь на выборах 20 июля Глэдстоун ушел в отставку, и лорд Сэлисбери стал премьер-министром. Сэлисбери обратился к Рэндольфу с предложением стать лидером Палаты общин, а также канцлером казначейства, и он принял это предложение.

Быть лидером Палаты общин означало для Рэндольфа входить в члены кабинета правительства. Он отвечал за организацию деятельности правительства в Палате. Огромное количество времени уходило на проекты законов, акты парламента и министерские отчеты. Рэндольфу приходилось хорошо организовывать свое время для исполнения всех этих дел, а также на регулярное объявление в Палате повестки дня, представляемой на рассмотрение парламентом. Возможно, ему приходилось замещать премьер-министра в его отсутствие во время «Часа вопросов к премьер-министру».

О лорде Рэндольфе уже открыто говорили как о будущем премьер-министре, хотя ему было только тридцать семь лет. Лорду Сэлисбери, вероятно, не нравилось, что газеты отодвигали его в этом вопросе на задний план. Дженни и вдовствующая герцогиня с трудом сдерживали свою радость по поводу того, что он все ближе продвигался к самому высокому посту в стране. Близкие друзья с тревогой отмечали, что чрезмерная привычка Рэндольфа к курению усугубилась.

Заседания парламента начались с 19 августа 1886 года, и Рэндольф не взял летний отпуск, чтобы побыть с семьей, а проводил с ними только выходные в конце недели. Он много работал в качестве канцлера, организовывая финансовые проверки расходов всех отделов правительства. Он посвятил себя программе реформ в Ирландии, но ирландские националисты не забыли его роль в расстройстве планов по принятию гомруля и резко противостояли ему на каждом шагу.

Большой объем работы и перенапряжение, которое испытывал Рэндольф, стали отрицательно сказываться на домашней обстановке семьи Черчиллей. В августе Дженни начала ощущать, что он обращается с ней холодно и держится от нее на расстоянии, и поделилась этим в письмах к своей свекрови. К сожалению, эти письма не сохранились, и мы знаем об этом только из пространных ответных писем Френсис Мальборо. Не исключено, что под руга Дженни, леди Мандевилль, распространяла повсюду слухи о том, что у Рэндольфа была любовница. Женщиной, о которой шла речь, была красавица и неразборчивая в связях Глэдис, леди де Грей. Несмотря на свою продолжительную интимную связь с Кински, Дженни очень плохо восприняла эту новость и при этом странном обмене письмами спросила Френсис, есть ли в слухах хоть доля правды и как ей следует поступить. Возможно, Дженни сильно боялась, что до Рэндольфа дошли слухи о ее тайной связи с Кински. Френсис не удержалась заметить, что сам образ жизни Дженни привел к появлению таких историй, и настоятельно порекомендовала ей не подливать масла в огонь, делясь своими переживаниями с так называемыми друзьями. В письме от 8 сентября Френсис писала к Дженни:

Отнесись к своим переживаниям и волнениям с терпением и попытайся развеять их проявлением ДОБРОДЕТЕЛЕЙ ДОМОХОЗЯЙКИ!! Заботься о детях, найми нового повара и так далее – избегай шума и общества тех друзей, которые, хотя и всегда готовы пособничать тебе, будут рады видеть твое беспокойство или унижение, поскольку, без сомнения, они завидуют твоему успеху в обществе… Я знаю, что в глубине сердца он искренне любит тебя – и мне кажется, что я знаю это наверняка[143].

Дженни отправила три ответных письма в течение сорока восьми часов; понятно, что она была очень взволнована этой ситуацией. Френсис отвечала, призывая ее сохранять спокойствие, ворча по поводу ее пылкого нрава и советуя поговорить с Рэндольфом. Переживания Дженни длились несколько месяцев, и в октябре Френсис снова пыталась успокоить ее, говоря в письме: «Возможно, он полностью занят другими делами. Я не могу по верить в существование какой-либо другой женщины»[144]. Леони предположила в письме к Кларе, что, возможно, Дженни все это показалось, и даже Кински был того же мнения[145]. Связь Дженни с Кински была нерегулярной. Леони говорила, что он никогда не был верен Дженни и имел связи с другими женщинами, включая любовницу принца Уэльского – Дейзи Ворвик[146]. Только в более поздние годы Дженни начала увлекаться Кински в такой мере, что собиралась выйти за него замуж. Проблемой Дженни, по мнению Леони, было то, что она привыкла к восхищению со стороны других мужчин, и так как оно временно угасло, ей показалось, что Рэндольф не уделяет ей должного внимания.

Краткие письма Рэндольфа к Дженни в то время были довольно немногословными и написаны в деловом стиле. Нагрузка парламентских обязанностей побуждала его к бурным вспышкам эмоций, о которых с тревогой говорили даже его самые близкие друзья. С точки зрения современной медицины Рэндольф, предположительно, страдал биполярным расстройством, возможно, наследственным по природе, и оно проявлялось в виде резкой перемены настроения в сильных стрессовых ситуациях[147]. Это граничило с маниакально-депрессивным психическим состоянием в периоды стресса, и должно быть, временами с ним было очень трудно жить.

Было бы любопытно узнать, нарушался ли покой дома на Коннот-плейс подобными вспышками гнева по поводу домашних расходов. Доход Дженни не покрывал ее расходы на всевозможные покупки и заказанные из Парижа дорогие платья. Скорее всего, Рэндольф был обеспокоен недостаточной предусмотрительностью Дженни в этом отношении и отстранился от этой проблемы, вместо того чтобы тотчас же обратить на нее внимание. Френсис писала в суровом письме к Дженни от 26 сентября, что она провела с Рэндольфом долгую беседу, вызванную тем, что ему требовалась ее подпись для еще одной огромной ссуды, чтобы урегулировать (лишь на время) их беспорядочное финансовое положение, и что только сейчас она узнала об их финансовых проблемах. Она умоляла Дженни «оставить тот бурный образ жизни, который ты ведешь – скачки, флирт, сплетни… Ты будешь больше довольна, я знаю, как только порвешь с прошлым и начнешь вести более добродетельное и полезное существование». Она опять разуверяла Дженни в том, что «для ревности нет причин», и побуждала ее прекратить обсуждение личных дел на встречах в обществе, так как эти рассказы, описав круг, возвращаются в Бленхейм[148]. Глэдис де Грей была большим другом Рэндольфа, она интересовалась политикой и часто обсуждала с ним текущие политические вопросы, но для сенсационных сплетен не было никаких оснований. 3 октября Френсис уверенно заверяла в своем письме к Дженни: «Я по-прежнему считаю, что у тебя нет причин ревновать эту Даму»[149].

В сентябре того года Рэндольф по-настоящему встряхнул казначейство по поводу их чрезмерно высоких расходов, объявив их «кучкой отвратительных гладстонцев». Его первый большой бюджет был документом, предполагающим глубокие реформы. С помощью резкого сокращения расходных статей бюджета, увеличения налогов на наследство, государственных пошлин и налогов на продажу предметов роскоши он планировал получить превышение доходов над расходами в правительстве, помогая местным органам власти дотациями и снижая подоходный налог с восьми до пяти пенсов с фунта стерлингов. Правительственными отделами, которые больше всего ощущали снижение субсидирования, были армия и военно-морской флот. Рэндольф, которого всегда приводило в негодование то, каким образом правительство вступало в «иностранные авантюры», считал, что сокращение финансирования военных сил было одним из способов ограничения такой политики. С конца октября по декабрь 1886 года коллеги Рэндольфа забрасывали его жалобами по поводу проводимой им жесткой политики. Сэлисбери дал понять, что бюджет армии и флота должен оставаться без изменения; Рэндольф отвечал, что не сможет продолжать службу в правительстве, пока там не будут произведены значительные сокращения бюджетных расходов[150].

Джек и миссис Эверест проводили Уинстона в Брайтонскую школу после летних каникул. Возможно, осознавая трудности в отношениях между родителями дома, Уинстон написал своей матери в письме от 7 сентября, что Джек шлет ей «миллион» поцелуев, «а я шлю в два раза больше!»[151] Уинстон преуспевал в доброжелательной и здоровой атмосфере школы, с многочисленными занятиями плаванием и верховой ездой. Он даже старался получить награду за знание классических предметов.

Рэндольф настолько измучил себя работой, что отправился вместе с другом, Томасом Трэффордом, в поездку по Европе с посещением Парижа, Берлина, Дрездена, Праги и Вены. Он путешествовал под вымышленным именем – мистер Спенсер, в попытке избежать внимания прессы. Из Вены, где он встречался в обществе с Чарльзом Кински, он писал Дженни письмо от 12 октября, которое показывает, насколько он стал известным человеком, и что близкое внимание прессы к знаменитостям – это не только феномен сегодняшнего дня:

Я безнадежно раскрыт… Вчера на станции я обнаружил целую армию репортеров, которых я довольно успешно отпугнул своим грозным видом. Право же, это почти невыносимо – путешествовать с привлечением такого внимания. Насколько абсурдны английские газеты! Всю ту ложь, публикуемую в Daily News и Pall Mall, я никогда не читаю: Pall Mall, в частности, – особо злонамеренный вестник… Сегодня утром репортеры осадили гостиницу, но им пришлось уйти, не получив от меня ни одного слова[152].

Его письма к Дженни были дружелюбными, но умеренными, и он посылал ей в подарок изделия из богемского стекла в надежде, что они ей понравятся.

20 декабря 1886 года Рэндольф предпринял последнее рискованное действие в своей политической жизни. После встречи с королевой Викторией в Виндзорском замке он вернулся домой и написал заявление об отставке, послав его лорду Сэлисбери, а копию – редактору газеты Таймс. Позднее он объяснял, что хотел принудить Сэлисбери к серьезному разговору о проблемах, вызванных бюджетом. Однако он ничего не сказал своей жене и матери; обе были ошеломлены, прочитав об этом на следующее утро в газете. Дженни была так разбита и подавлена, что не стала просить объяснения.

Совершенно очевидно, что Рэндольф ожидал от лорда Сэлисбери понимания того факта, что он публично поклялся довести до конца этот бюджет, и, по всей совести, он не мог оставаться на своей должности без поддержки собственного правительства. Он слишком недооценил реакцию Сэлисбери. Премьер-министр распространил письмо среди коллег по кабинету министров, и 22 декабря дал ответ, что он не может поддерживать сокращение военных расходов в опасные, по его понятию, времена.

Рэндольф ответил, что, по его мнению, иностранная политика консервативного правительства является «одновременно опасной и беспорядочной». Тот факт, что Сэлисбери безоговорочно принял его заявление об отставке, был воспринят им как преднамеренный удар по демократии тори. Уйдя в отставку перед Рождеством, у него не было возможности объяснить причины своего ухода перед собранием Палаты общин[153].

В письме к лорду Сэлисбери после смерти Рэндольфа вдовствующая герцогиня открыла правду о том, насколько крайне огорчен был ее сын из-за того, что Сэлисбери принял его отставку без дальнейшего обсуждения. Она лично ходила к Сэлисбери и умоляла его уступить, но «ваше сердце ожесточилось против него»[154].