Читать книгу 1000 миль на байдарке «Роб Рой». По рекам и озерам Европы - Джон Макгрегор - Страница 5

Темза. «Корнуолл». Морские свиньи. Шторм. Английский канал. Канал Остенде. Маас. Граф Абердин. Голландия. Рейн. Сын премьера. Майн. Охота на цаплю. Принц Уэльский.

На максимуме прилива «Роб Рой» радостно промчался по волнам под Вестминстерским мостом, проскочил между сваями в Блэкфрайерс и заплясал по волнам, казались золотыми в лучах утреннего солнца, но на самом деле от ила и грязи были больше похожи на гороховый суп.

В Гринвиче легкий бриз позволил поставить парус, и мы с радостным шипением понеслись вперед. В утренние часы река представляет собой оживленную сцену с речными пароходами и морскими судами, крутобокими маленькими буксирами и большими медленными баржами. Я болтал с проплывавшими мимо на всех этих посудинах матросами, потому что лучше было начать практиковаться сразу: потом предстояло каждый день общаться с речным народом на английском, французском, голландском, немецком языках и еще бог знает каком жаргонном наречии.

Начинать разговор надо с шутки и хорошего настроения: матросы неплохие ребята, но не упустят случая над вами посмеяться. Часто они начинали разговор словами: «Привет, эй, вы двое!» или «У тебя там есть койка внутри?» или «Губернатор, а ты застраховался?» Я всем улыбался и кивал, и на любой реке люди отвечали тем же и были приветливы.

На ночь я планировал остановиться в Грейвсенде, но, когда проходил Пурфлит, место мне так понравилось, что я специально сделал пару галсов и остановился в хорошем отеле на реке, который могу рекомендовать.

Когда я отдыхал в середине дня, лежа в лодке на якоре под палящим солнцем, меня ужалила в руку какая-то гнусная летучая тварь. Сначала я этого и не заметил, но рука распухла, и на ночь пришлось делать примочки. На следующий день я зашел в церковь с перевязанной рукой, что вызвало большой резонанс в деревенской воскресной школе.

Перед отплытием пророки из числа доброхотов предсказывали, что на реках и болотах меня просто съедят осы, ядовитые мухи и комары, не говоря уж о прочей живности, обитающей в домах. Но этот случай был единственной неприятностью от насекомых за все путешествие.

Произошла здесь и еще одна история, на этот раз действительно тяжелая. Когда я вошел в двери тихой маленькой церкви, единственный следовавший за мной и тоже собиравшийся войти джентльмен внезапно упал замертво прямо на дорожке. У меня крепкое здоровье, но такое серьезное предупреждение, как внезапная смерть человека, не могло не произвести сильного и тягостного впечатления.

В Пурфлите было пришвартовано судно исправительной школы «Корнуолл». Некоторые мальчики выходили на прогулку на берег, выглядя при этом аккуратно одетыми и хорошо воспитанными. Капитан Бертон, командующий этим необычным судном, очень любезно принял меня на борту.

Запомнилась вечерняя служба. Около сотни мальчишек сидели рядами вдоль главной палубы старого фрегата, открытыми портами глядевшего на реку, красную от заходящего солнца. Прохладный воздух приятно овевал нас. Ребята распевали псалмы под музыку фисгармонии, сыгранной с чувством и хорошим вкусом, а капитан читал подходящий отрывок из какой-то книги, а затем возносилась молитва. Все было сделано бедными бродягами и для них, познавших несправедливость и пренебрежение общества. Быть может, это станет наставлением, даже примером.

На следующее утро лодку спустили по лестнице с сеновала, где она ночевала (в следующие ночи «Роб Рою» предстояло побывать и в гораздо более странных для судна местах), и парнишки с «Корнуолла» пожелали мне приятного плавания. Их пожелание полностью осуществилось.

Загрузившись в Грейвсенде припасами, я оттолкнул лодку от берега, отдался течению и закурил сигару. Вот теперь я почувствовал, что начался Путь. Пришло не испытанное ранее ощущение свободы и новизны, и оно длилось до самого конца путешествия. Подобное ощущаешь, впервые готовясь идти куда-нибудь с рюкзаком на спине, или отплывая в одиночку в долгое плавание на парусной лодке.

Но пеший поход ограничивают моря и реки, а движению парусной лодки кладут пределы мелководья и берега; тогда как я был в байдарке, на которой можно было грести или плыть под парусом, тащить ее или везти по суше, отправившись хоть в Рим, а если бы я хотел, то хоть в Гонконг.

Ветер снова был попутным, и я поднял парус. Плесы стали шире, а вода солонее. Я хорошо знал эти места, так как однажды провел около устья Темзы две недели на парусной лодке. Как и сейчас, в одиночестве, с собакой, картой, компасом и холостяцким чайником.

Мимо прошел новый пароход «Александра», который ежедневно курсирует из Лондона. Его палубы с высокими террасами были заполнены народом, и толпа громко приветствовала «Роб Рой», ведь наше плавание попало в газеты.

Земля по сторонам постепенно исчезала в бледной дали, а вода уже стала более морской, чем речной. Около Нора мы вошли в большую стаю бурых дельфинов, или морских свиней.

Я и раньше часто встречал этих безобидных и игривых созданий, но никогда прежде не был от них так близко. В маленькой лодке они почти не обращали на меня внимания. Байдарка покачивалась на волнах, и дельфины подходили так близко, что их можно было достать веслом. Но задевать их мне было незачем, к тому же один взмах хвоста мог бы перевернуть меня с лодкой вверх тормашками.

После приятного парусного перехода вдоль пляжа к Саутенду ветер изменился, налетел проливной дождь и пришлось встречать бурю, сжать зубы и, взявшись за весло, грести до Шоберинесса, где я собирался остановиться на день или два в лагере Национальной артиллерийской ассоциации, которая впервые устроила сборы добровольцев для призовой стрельбы.

Артиллеристы приняли нас с величайшим радушием. Поскольку в лагере были свободные места уехавших в отпуск офицеров, я вскоре удобно устроился. Лагерь размещался на мокром поле, но приехавшие из Йоркшира, Сомерсета или Абердина рослые парни весело месили грязь в толстых ботинках, а потом пели у костра под моросящим дождем. Это были правильные добровольцы. На следующий день им предстояло управляться с 68-фунтовыми орудиями и бить по мишеням.

Ветер к тому времени усилился до штормового, и представилась возможность для испытания лодки в бурю. Я отгреб за мыс, где лодка меньше пострадала бы от выбрасывания на берег в случае опрокидывания, и где «Роб Рой» был бы в безопасности, пока я мог сбегать переодеться после купания.

Плавучесть лодки оказалась поразительно хороша, и остойчивость ее была удовлетворительной. Среди волн я даже ставил мачту и парус, а так как при испытаниях на борту не было багажа, я не возражал и против того, чтобы промокнуть насквозь. Не осталось ничего не опробованного, и у меня появилась уверенность в лодке, которая потом была бесценной.

Рано утром на следующий день я выгребал прямо против ветра и бурного моря в Саутенд, где насладился приятной теплой ванной, пока сушилась одежда. Затем «Роб Рой» совершил свое первое путешествие по рельсам, проложенным на пирсе Саутенда, прокатившись в маленькой тележке к пароходу.

Занятно было наблюдать, какой интерес и любопытство вызывает байдарка даже на Темзе, где можно увидеть всевозможные лодки. Причин этого я так и не понял. Кто-то удивлялся, увидев в море такую маленькую лодку, другие никогда прежде не видели байдарку, и манера гребли была для большинства необычна. Мой парус вызывал у многих улыбку. Другим нравилась изящная форма лодки, кедровая обшивка и бойкий флаг. Кое-кто глазел и на мой «капитанский мундир» и еще шире раскрывали глаза, когда в ответ на вопрос «Куда ты идешь?» я честно отвечал: «Сам не знаю!».

От Ширнесса до Дувра надо было ехать на поезде. Сначала «Роб Рой» положили на уголь в паровозном тендере, под проливной дождь и множество горячих искр. После некоторой задержки лодку официально оформили в багажный вагон, выдав билет, как на чемодан. На нашем пути это был первый переезд такого рода. Лондонская компания Чатэм и Дуврская железнодорожная компания приняли этот новый тип «чемодана» как обычный пассажирский багаж, так что и платить ничего не пришлось. Идущий в Остенде пароход был столь же великодушен, поэтому советую байдарочникам пользоваться этим путем.

Прежде чем переправиться в Бельгию, я провел день в Дувре, где купил кое-какие вещи, подправил свой стаксель и немного попрактиковался в гребле на «Роб Рое» по зеленым волнам, которые великолепно разбивались о пирс, доставая почти на всю его высоту.

Такой же спектакль я повторил на зыби, ломавшейся о заграждение у берега в Остенде1, где даже при слабом ветре море было бурным и с крутыми волнами из-за сильного отливного течения. На мелководье у пляжа барахтались толстяки, а более спортивные купальщики, одетые самым причудливым образом, плавали и ныряли, как утки.

Все они, включая визжавших при каждом шлепке волны детишек, выглядели весьма похвально. Потом я потихоньку побежал под парусами вперед по широкому и прямому каналу.

На станции после небольших уговоров железнодорожники согласились погрузить лодку в багажный вагон, взяв за дополнительный багаж до Брюсселя пару франков. Потом мы поехали на телеге через город на другую станцию, а к вечеру были в Намюре, где «Роб Рой» остановился на ночь в гостиной хозяина, изящно покоясь на двух стульях.

Следующим утром двое носильщиков отнесли лодку по улицам на берег, и я опустил свое весло в воды Самбры, а вскоре свернул вниз по течению и плавно заскользил по Маасу.

Искрящаяся вода, быстрое течение, яркое солнце, все нужное со мной, лодка легка и легко на сердце – разве можно променять это на заботы, железную дорогу, пароход или, скажем, лошадь? В начале плавания для радости и удовлетворения было достаточно приятного речного потока, ибо опаска и волнение при виде скал и порогов еще не сменились очарованием.

Хорошо начинать плавание с такой легкой и приятной реки, как Маас, когда новизны достаточно и в том, чтобы просто быть на реке. Берега реки, ничем не примечательные при взгляде с самого берега, с середины потока выглядят совершенно иначе. Картина, которая повернута боком к сухопутному путешественнику, разворачивается прямо перед вами. В мягком колебании речного потока пейзаж, кажется, прирастает то с одной, то с другой стороны новыми видами, двигаясь вам навстречу.

Как осторожен был я на первой отмели! Вылез из лодки и потихоньку пробирался на глубину. Через месяц я мчался по мелям, отталкиваясь веслом в ответ на хриплый скрежет камней, скребущих киль.

А вот и первая преграда, и я снова тревожился, как бы мне через нее перебраться. Тут, как раз вовремя, на берегу появился местный житель (так обычно и бывало), помог обнести «Роб Роя» по суше и был осчастливлен скромной наградой в два пенса. Я снова запрыгнул в лодку и направился дальше.

Плыть по широкой и глубокой реке с попутным ветром было прекрасно. Появился речной пароходик, я подошел к его борту и получил за два пенни булочку и стакан пива. Пассажиры улыбались, болтали, а потом посерьезнели – не будет ли неприлично потешаться над явно сумасшедшим англичанином? Вот бедняга… Так вели себя потом многие удивленные зрители.

Плавание состояло из череды бесчисленных маленьких событий, совершенно отличными от тех, которые случаются на берегу. Когда показались форты Юи и я понял, что работа первого дня на Маасе сделана, я почувствовал, что живу теперь в мире совершенно новых ощущений.

На следующее утро я нашел лодку в целости и сохранности в каретном сарае; паруса еще сохли на кольях, где мы их оставили, но конюха и его людей нигде не было видно. Горожане собрались, чтобы присоединиться к длинной похоронной процессии знаменитого музыканта, пятьдесят лет прожившего в Юи. Честно говоря, никогда раньше о нем не слышал, как и о самом городе.

Увлекательно и своеобразно плыть по извивам незнакомой реки. Каждые несколько ярдов открывают новую картину или что-то интересное и волнующее. Здесь подпрыгивает журавль, там хлопает крыльями и удирает всполошившаяся утка, рядом плещется форель. Рокот камней предупреждает вас из-за угла, или вдруг внезапно открывается мельница с плотиной.

Погода, живописные пейзажи, люди на берегах – все это не дает нежиться и бездумно дремать вашему рассудку. Вы сознаете, что на пути есть трудности и препятствия, которые вы должны преодолеть; что нельзя бросить лодку в безлюдной глуши; хорошо бы добраться до деревни, пока не стемнело, а желудок напоминает, что сумка, в которой был завтрак, давно пуста. Тут уж не до дремы, как в вагоне первого класса!

Заботы и невзгоды наставляют нас, как это происходит и во всем жизненном путешествии. Если бы жизнь была подобна прямому каналу, по которому нашу лодку тянет буксир, разум прозябал бы в скуке и праздности.

Волнующие душу приключения и испытания подобны речным мелям, скалам и водоворотам; лодка, которую не трепали волны, не знает и половины сладости тихой гавани.

Течение Мааса между тем усилилось, река стала более живой. При быстром движении казалось, что деревья впереди вырастают на глазах, вместе с ними плавно плыли навстречу приятные деревушки. Часы энергичной работы веслом хорошо возбудили аппетит, пора было и позавтракать.

И снова жизнь была гладкой речной дорогой, состояла из мечтательных образов и далеких звуков. Без суеты, без пыли и чего-то внезапного или громкого. Пока, наконец, к «Роб-Рою» не приблизились суета и стук молотов Льежа. Да, именно так – словно не я плыву по реке, а весь мир плывет вокруг.

Прошел быстроходный пароход «Серен» с двумя гребными колесами по бортам, отбрасывавшими потоки воды. Еще качаясь на поднятых им волнах, мы зашли в небольшой док, и вскоре байдарка была поднята на ночь в сад.

Основная мода в Льеже – ружья. Здешние жители либо работают на оружейных заводах, либо носят ружья с места на место, либо продают. Даже женщины тут ходят с десятком ружей за плечами, а каждое ружье весит 10 фунтов! На рынке продают много фруктов; здесь есть церкви, которые стоит посетить, но в итоге главной идеей этого города остаются ружейные стволы.

Но не буду углубляться в описание городов. Я уже бывал в Льеже, да и почти во всех городах, упомянутых на этих страницах. Теперь цель и прелесть путешествия заключалась не в том, чтобы отправиться в чужие страны, а в том, чтобы увидеть знакомые места по-новому.

В Льеже, в соответствии с составленными заранее планами, мы встретились с графом Абердином2. Он тоже решил отправиться в путешествие на байдарке и построил для этого лодку на фут длиннее и на два дюйма уже, чем «Роб Рой». Сделана она была из пихты, менее прочной по сравнению с дубом.

Потихоньку спустив наши лодки на реку, вскоре мы оставили Льеж вдалеке и бросили вызов палящему солнцу. Компания из двух путешественников, каждый из которых был совершенно свободен в своей лодке, была очень приятной. Иногда мы плыли под парусами, затем гребли милю или две, иногда объединяли свои усилия, чтобы перетащить лодки через плотину, или для разнообразия вели их за собой, идя по берегу.3

Каждый выбирал берег, который ему больше нравился, и мы шествовали по обеим сторонам реки, переговариваясь через водную гладь. Встречавшиеся на берегах степенные местные жители сильно удивлялись странным ораторам, особенно если один из нас был скрыт кустами или камышом.

Бывало, что разговор переходил в не слишком благозвучное, но энергичное хоровое пение. Вообще-то мы, британцы, люди скромные и стеснительные, но уж если решим, что вырвались на свободу…

В августовский полдень солнце быстро лишит вас свежих сил; вот и мы решили остановиться в одной из деревень, чтобы запастись хлебом и вином.

Когда я снова сел в лодку, внимание привлек пронзительный жалобный крик с реки. Кричал маленький мальчик, который каким-то образом упал в воду, видимо с идущей мимо большой баржи, и теперь делал попытки за нее уцепиться. Естественно, я бросился его спасать и так разогнал лодку, что ее нос поддал несчастному сорванцу и зацепил за рубашку, да так удачно, что когда он вскрикнул и вырвался, то вцепился в свою баржу и полез на борт. Таким образом, помощь, хоть и грубая, подоспела вовремя.

На большинстве бельгийских, немецких и французских рек встречаются превосходные плавучие купальни – очевидное удобство, которого нет ни на одной реке в Британии, хотя летом у нас столько же купальщиков, сколько здесь.

Состоят эти купальни из деревянного каркаса футов 100 длиной, закрепленного в русле на цепях, и натянутого внизу на прочных рамах искусственного дна из железной сетки, которое на одном конце мельче, а на другом глубже. Вода свободно протекает через все сооружение, а купальщика течение не унесет. По сторонам вокруг сделаны кабинки, лесенки и доски для прыгунов с разной степенью умения.

Юноши и мальчишки на Рейне хорошо плавают, а многие и ныряют. Иногда встречается и дамская купальня аналогичной конструкции, из которой доносится весьма живой шум находящихся в веселом настроении прекрасных купальщиц.

Из расположенных у реки летних военных лагерей регулярно водят купаться солдат; однажды мы проплыли мимо большого лагеря молодых рекрутов. Пока одни купались, другие тренировались в стрельбе по мишеням.

Мы видели три картонные мишени на деревянных стойках. Рядом с ними сидел защищенный толстым щитом наблюдатель, который мог видеть результат стрельбы по всем мишеням. Стреляли по три человека, каждый в свою мишень. Пули пробивали картон, оставляя четкие отверстие, и зарывались в землю позади. У нас ставят железные мишени, и пули разлетаются осколками во все стороны, представляя большую опасность для наблюдателя и всех вокруг.

Когда все трое выстрелили, раздался сигнал, и стрельба прекратилась. Наблюдатель показал следы пуль на каждой мишени, залатал дыры, вернулся в свое укрытие, и стрельба возобновилась. Такой способ тренировки намного лучше того, что используется на наших стрельбищах.

Однажды за поворотом показалось целое стадо коров, плотной колонной переплывавшее реку. Я заплыл прямо в середину стада, чтобы посмотреть, как они примут незнакомца.

На Ниле утром и ночью можно видеть черных волов, плывущих по течению, что напоминает библейскую историю о сне фараона. Помню, в детстве рассказ о выходящих из реки коровах приводил меня в замешательство, пока старшие не объяснили его смысл, в котором нет ничего абсурдного. Библия – книга, которая несет свет, но и на нее бывает нужно пролить свет, чтобы увидеть скрытые истины.

В то утро мы задержались с отплытием, поэтому сумерки сгустились прежде, чем достигли намеченного места отдыха. Это был голландский город Маастрихт, по старинке считающийся одним из самых укрепленных городов в Европе. Да, век назад эти высокие стены были неприступны, но тогда не было пушек Армстронга-Уитворта.

Приближаясь к городу уже ночью, мы видели, что река хороша и течет быстро – и все! Никаких огней. Выйдя из-за деревьев, мы оказались посреди города, но где же дома? Не видно ни окон, ни светильников, ни даже свечи. Реку окружали высокие каменные набережные, и мы не могли найти ни ворот, ни гавани, хотя один из нас внимательно осматривал правую сторону, а другой осторожно пробирался по левой стороне этого столь странного места.

Ни торговли, ни лодок – только канал среди старой полуразрушенной крепости с негостеприимными глухими кирпичными стенами вокруг. Вскоре мы подошли к мосту, нависшему в темноте над головой, и тут наше прибытие было встречено градом безжалостно стучавших по хрупким лодкам камней, которые швыряли несколько парней-голландцев.

Повернув назад вверх по течению и получше осмотревшись, мы нашли место, где можно было уцепиться за стену, которая здесь была разрушена и немного наклонена из-за обломков. Ничего не оставалось делать, как тащить лодки целиком через эту «фортификацию» и нести их в сонный город.

Появился охранник городской таможни. Свет его фонаря упал на двух худых мужчин в сером, несших, как ему наверное показалось, пару длинных гробов. К счастью, он оказался человеком благоразумным: хоть и удивился, но повел нас по темным пустынным улицам к отелю.

На следующий день наши байдарки поехали в телеге на железнодорожную станцию, где тоже произвели впечатление. Как мы ни доказывали, что байдарки должны ехать в качестве багажа, носильщики были непреклонны и отказывались нести их в багажный вагон. И вдруг произошла внезапная перемена: они бросились к нам, схватили брошенные лодки, побежали с ними к багажному вагону, втолкнули внутрь и захлопнули двери. Свисток, и поезд тронулся.

– Знаете ли вы, почему они уступили так внезапно? – спросил вошедший в вагон вместе с нами голландец, который мог говорить по-английски. Конечно, мы не имели понятия.

– Потому что я сказал им, что один из вас сын премьер-министра, а другой – сын лорда Рассела!

В Ахене нужно было сделать пересадку на Кельн, и тут после упорной борьбы нам едва не пришлось сдать лодки на товарный поезд, который «может быть, пойдет завтра». Багажный суперинтендант ухватился за наши лодки как за собственный приз, но упивался своей властью слишком громко: пришел начальник перевозок, выслушал и спокойно заказал специальный крытый вагон, даже не потребовав добавочной платы.4

Желая после дороги побыть в тишине, мы отправились в Бель-Вю в Дейце, что напротив Кельна, но там устроило свое празднество Певческое общество – пели и выпивали они вовсю, просто неимоверно.

На следующий день, в воскресенье, в этом же тихом Дейце проходил Schutzen Fest, стрелковый фестиваль. Самого меткого стрелка возили в открытой карете с вместе женой, надев на них латунные короны. Они по-королевски кланялись кричащей толпе, а вокруг то и дело сверкали фейерверки и ракеты.

В Кельне лорд А. отправился за билетами на пароход, а лодки погрузили в ручную тележку, которую я толкал сзади, а еще один человек тянул спереди. По пути к реке к нам привязался бродяга, который требовал, чтобы его взяли носильщиком. Разъяренный отказом, он схватил большой камень и с угрожающим видом побежал за телегой. Я не мог оторвать рук от лодок, хоть и боялся, что он повредит их, если швырнет камень. Мы бежали с телегой рысью, как лошади, и мне пришлось таким же манером лягаться, отбиваясь от бродяги. Кто-то видел эту сцену, и вскоре бродяга появился перед нами снова, на этот раз задержанный полицейским. Теперь он дрожал от страха еще больше, чем раньше от злости. Я не стал предъявлять ему официальное обвинение, хотя полицейский и настаивал, сказав: «Путешественники здесь священны».

Упоминаю этот случай потому, что он был единственным за все путешествие, когда пришлось столкнуться со столь невежливым обращением.

На пароходе мы доставили наши лодки в Бинген, в котором Рейн расширялся. Здесь хорошие пейзажи, и мы провели на реке активный день, плывя под парусами на приятном ветерке, высаживаясь на острова, качаясь на волнах от пароходов. По сути, это было прекрасное сочетание плавания на яхте, пикника и лодочной гонки.

День прошел отлично, хотя была и поломка. В один из внезапных шквалов лодка в самый неподходящий момент ткнулась в берег, и бамбуковая мачта не выдержала. Нелепый вид упавшего за борт паруса подобен вывернутому наизнанку зонтику. Но ничего страшного, я взял для мачты более прочный бамбук, а из сломанной сделал гик.

Лорд Абердин поехал на поезде, чтобы осмотреть реку Наэ, его сведения были неутешительны. Я поплыл от ее устья вверх по течению; воды в реке было мало.

Потребовалось немного времени и доводов, чтобы бросить эту затею. Я глубоко уважаю универсальный принцип тяготения и полагаю, что при гребле хорошо действовать с ним заодно. Против течения хорошо работает сила пара, лошадей, в крайнем случае нанятых работников.

Моего товарища поджимало время, он спешил вернуться в Англию, поэтому мы отправились в Майнц, а оттуда по железной дороге в Ашаффенбург на Майне. Байдарки снова отправились в путь в роскошной обстановке отдельного вагона, но вместо философски настроенного начальника перевозок в Ахене, который отправил их безвозмездно, здешний начальник, суетливый низенький человечек, взял с нас плату, и, по-моему, при этом еще и обсчитал.

Попутчик на железной дороге весьма заинтересовался нашей экскурсией; и мы некоторое время обсуждали с ним различные аспекты водного туризма, прежде чем обнаружили, что он был уверен, что мы путешествуем с двумя маленькими пушками, ошибочно приняв слово canôts (лодки, фр.) за canons (пушки).

Расспросив нас об их длине и весе, он спокойно выслушал, что наши «пушки» имеют пятнадцать футов длины и весят всего по восемьдесят фунтов, и что мы берем их только ради удовольствия. Если бы он услышал, что мы взяли с собой двух домашних верблюдопардов, то, вероятно, тоже не удивился бы.

В Ашаффенбурге мы зашли в трактир, где другие гости позабавили нас почтительным любопытством. Их весьма озадачили наши одинаковые костюмы из серой фланели, похожие на некую форму. Недоумение местных жителей по поводу костюма и вопросы, откуда, почему и куда, были повседневным явлением и в течение следующих месяцев.

Легкий ветерок позволил нам выйти на Майн под парусами, хотя мы и потеряли много времени, заставляя наши байдарки делать вид, что они – парусные яхты. В общем, я склоняюсь к тому, что если и стоит использовать на реке парус, то только при попутном ветре.

Сплавляться по Майну легко, но река не особенно живописна. В конце концов, когда пошел сильный дождь, мы решили, что настало подходящее время для обеда. Мы укрылись в какой-то унылой беседке, пристроенной к гостинице, где нам смогли предложить лишь кисловатый черный хлеб и сырое сало. Ветер, сырые плащи и барабанящий дождь, неважная еда и такое же настроение. Пожалуй, это единственный раз, когда я так себя чувствовал, так как трудностей в этом замечательном путешествии было мало.

Скоро погода снова улучшилась и проводить время на реке стало удовольствием. Нас позабавили дикие утки, весьма нахальные в своей фамильярности, и бродившие вокруг цапли, при приближении наших лодок принимавшие вид оскорбленной невинности.

Мы решили поохотиться. Мой друг достал револьвер, а я действовал как охотничий пес, пробираясь по другой стороне реки и показывая веслом, где сидит дичь. Мы старались изо всех сил; лорд А. долго полз к хитрой птице, но, хоть он и показал себя на Уимблдоне одним из лучших стрелков в мире, было, очевидно, что нелегко подстрелить цаплю из маленького карманного револьвера.

Вечерело, и даже довольно скучная река становилась прекрасной. Для вечернего купания нам попался тихий берег с чистым желтым песком, на котором приятно было отдохнуть, устав от плавания. На ночь мы остановились в Ханау.

Плавание следующего дня по извивам Майна не запомнилось, но было приятным. У большого замка мы заметили на реке лодку явно английского вида. Пока мы ее осматривали, подошедший человек сказал, что судно принадлежит принцу Уэльскому, «и сейчас он смотрит на вас с балкона». Это был замок герцогини Кембриджской в Румпенхейме. Вскоре на пароме через реку переправилась карета с четверкой лошадей, в которой принц и принцесса Уэльские отправились по берегу реки. А мы в это время энергично гребли против сильного западного ветра, пока не добрались до Франкфурта, где наши мокрые куртки вскоре были высушены в Russie, одном из лучших отелей Европы.

На следующий день франкфуртские лодочники были очень заинтересованы, увидев, как легко плывут по реке наши лодки, то скользя вместе с ветром, невзирая на встречный поток, то разворачиваясь на мелководье, где трава едва покрыта водой.

Однажды мы попробовали сесть в мою лодку вдвоем, и она отлично выдержала дополнительный вес, но места для работы веслами вдвоем недостаточно. Пожалуй, для одного человека лодку можно было сделать и поменьше.

В воскресенье королевские особы были на службе в английской церкви Франкфурта, придя на нее без всякого шума. Это вызывает куда большее уважение, чем пышное торжество. Покинули они церковь так же скромно, вместе с остальными прихожанами. В простоте и есть истинное величие.

На следующий день мой деятельный и приятный компаньон должен был покинуть меня, чтобы вернуться в Англию. Не удовлетворившись двухнедельной стрелковой практикой в Уимблдоне, где благодаря его мастерству был завоеван приз года, он собирался отправиться на болота и в чащобы для более смертоносной охотничьей забавы; кроме того, более важные дела требовали его присутствия дома.

Он плыл по Рейну до Кёльна и по пути несколько раз совершил настоящий трюк, прицепляясь к идущему полным ходом пароходу.

А мы с «Роб Роем» тем временем отправились по железной дороге во Фрайбург, откуда должно было начаться новое путешествие по неизвестным краям.