Читать книгу Совет Аррата Безымянный странник - Джон Персиваль - Страница 4

Встретив того, кто сильнее нас, мы ломаемся и не замечаем этого.

Дж. Э. У. Персиваль

Ударив себя по щекам, я тихо пробормотал: «Да что же это такое со мной?» – и медленно побрел в ванную, опираясь на стены, чтобы не рухнуть на пол. Полчаса я просто стоял под душем и приходил в себя.

На улице за окном раздались голоса, доносившиеся из ресторанчика, что находился под моей квартирой. На часах было восемь утра. Город просыпался, начиналась суета на улице, в то время как я только смог одеться и прийти в себя. Еле расчесав свои волосы, спустился вниз, в ресторанчик. Он сидел там, тот парень, мой новый знакомый, мой утренний собеседник – за тем же столиком. В руках держал свой дневник и что-то кропотливо писал.

На нем была надета свежая футболка, блестящие волосы аккуратно уложены, брови то и дело дергались, пока он не заметил меня и не начал загадочно улыбаться. Таинственный взгляд таинственного человека с не менее таинственным дневником в руках. Я резко перевел взгляд на официанта и направился к столику.

– Доброе утро, сэр. Прошу прощения, что снова мне удалось вас смутить, – этот чертенок опять это делал: читал меня как открытую книгу. – Я заказал вам на завтрак все то же, что вы ели вчера. Не решился экспериментировать с меню.

– Доброе утро, – спокойно ответил я, сдерживая свое недовольство, – всегда ты такой противный с утра?

– Я? Противный? Боже, сэр, что вы? Я лишь проявил некую заботу, чтобы нас ничего не отвлекало от беседы. Наверное, хорошо, что я подсуетился – у вас нездоровый вид. Плохо спалось?

– Да, – измождено сказал я, – кошмар приснился, не обращай внимания. Спасибо, что взял на себя заботу о завтраке. По поводу нашей беседы – давай утро начнем с чего-то менее…

Парень снова меня перебил, не дав закончить фразу.

– Менее трагичного или менее жестокого и резкого? – он засмеялся так сильно, что опять привлек внимание всех посетителей. – Сэр, я буду лишь говорить вам, а вы будете лишь слушать меня, а выводы, какие-либо умозаключения делать тут не нужно.

– Если будешь говорить меньше слово «сэр» – так и быть, я просто побуду слушателем.

– Хорошо, ваша просьба оправданна в какой-то степени, но как тогда мне обращаться к вам? Ты? Вы? Человек? Писатель? Вам ведь не пятнадцать лет, чтобы стесняться своего возраста. Сэр – это довольно уважительно, сдержанно, загадочно, и я считаю правильным обращаться к вам именно так. Поэтому, и только поэтому я буду называть вас сэр.

– Так и быть, называй сэр, но без особого фанатизма, – смиренно произнес я и уставился на столик перед собой, где стоял завтрак. – Приятного аппетита!..

– И вам, сэр! – гордо заявил парень и ехидно улыбнулся. Через пару минут он неожиданно задал вопрос: – Какое вам нравится время года?

– Ох… я обожаю весну. Она напоминает мне о счастливых годах жизни, когда я поселился в уютной квартире со своей женой, до того как у нас родился ребенок.

– А я вот больше всего люблю осень. Только не подумайте, что я не люблю зиму или лето, просто осень – это время года, всецело отражающее мое душевное состояние. Хотя если говорить о зиме – зимой у меня день рождения. Это время года вдохновляет меня своими метелями и вьюгами, свистом из щелей и холодом, чистым морозным небом и лунным светом. А тот уют, что люди создают в своих домах, чтобы укрыться от зимы. Камины с тлеющими полешками, чай или кофе, которые согревают твои руки, плед, создающий свой маленький мир для тебя и твоей любимой девушки или жены! Ну и рождественская елка – символ всех зимних праздников, – молодой человек сделал глубокий вдох, словно окунулся в зимний быт и уют, ощутил на себе запах рождественской индейки и живой ели.

– Просто сказка!..– заметил я.

– Тут есть одно «но», сэр: зима меня только этим и привлекает. Все остальное в это время года для меня чуждо и ненавистно по многим причинам, которые сейчас не к месту называть.

– Хорошо, ну а как же весна? Чем она тебе не угодила? – поинтересовался я у молодого человека. Услышав слово «весна», он аж встрепенулся.

– Весна, – сквозь зубы прошипел парень, – в какой-то степени удивительное время: все пробуждается, происходит торжество самой жизни в ее первозданном виде. А еще весна – это зеркало человеческой натуры. Та грязь и зловоние, что мы видим после зимы, когда сходит снег, те груды мусора и черноты в одно мгновение превращают прекрасное время года в торжество ужаса и смрада. К тому же если философски подходить к моему отношению к этому времени года, то замечу, что весна хоть и дает новую жизнь, но она не способна отразить все те трудности и жестокость, через которую проходит все живое на планете, чтобы заново родиться. Именно так прекрасная пора превращается в нечто ужасное и извращенное еще до самого своего рождения. За что мне любить это время? – вопрос повис в воздухе.

– Ты слишком мрачно смотришь на вещи, тебе надо быть проще, мне кажется, – осторожно заметил я, чтобы как-то разрядить обстановку.

– Я и так прост, я описываю свои чувства, а не навязываю мнение вам или окружающим нас людям.

– Чем же не угодило тебе лето? – с легкой издевкой спросил я и тут же поймал строгий и тяжелый взгляд своего собеседника.

– Лето – это время зеленых парков, шума листвы, гуляющих людей и пляжных курортов. Та самая пора, когда мы можем слышать сильнейшие раскаты грома и наблюдать за молниями на небесах. Боже, вы не поверите, как я люблю дождь и летнюю грозу, – глаза молодого парня засверкали так сильно, что на секунду мне померещились в них самые настоящие искры, но это был лишь солнечный свет. – Летом хорошо, но жара меня угнетает так сильно, что я словно таю. Эти огненные рассветы и звездные ночи, время наивной влюбленности. Каждое лето делает из девочек – девушек, из мальчиков – мужчин. Мне всегда нравилось это время года, пока я не вырос, пока я не увидел всю жестокость людей, всю их праздность, эгоизм, тщеславие и злобу. Именно летом я осознал, какие же все люди твари, – он сказал это с таким отвращением, негодованием и ненавистью, что все, кто был в ресторанчике, обернулись и посмотрели на моего собеседника. Мне стало неловко.

– Прошу, давай немного тише, мы все-таки тут не одни, не хочу лишнего внимания к нам с тобой, – попросил я своего знакомого. Он резко кивнул и продолжил.

– В детстве мне доводилось проводить все лето в пригороде у своих стариков. Это было поистине время свободы, когда ветер дул свежо, солнце светило высоко. Деревья всегда укрывали тебя в своей тени от жары. Славное было время. Я тогда просто обожал велопрогулки, ставшие для меня всем. Мои родители купили мне аж три велосипеда – три, сэр! В то время это считалось невероятной роскошью. Мне кажется, что жизнь бежала тогда намного медленней, чем сейчас, она была насыщенной и интересной. Порой даже времени не хватало, из-за чего я спал час или два, чтобы как можно больше времени проводить с пользой. Кстати, у меня было особое хобби в виде ловли головастиков на местном пруду. Также с другими ребятами, которые, как и я, отдыхали у своих стариков, мы строили шалаши, купались на речке, – в этот момент молодой человек словно расцвел, на одно мгновение он оказался где-то далеко, в своем детстве, и тут его лицо резко омрачилось. – Потом мне пришлось пойти в школу.

– Школа все изменила?

– Много всего поменялось тогда. Все стало усложняться с такой скоростью, что лето становилось блеклым, а я все сильнее отдалялся от свободы и надевал на себя оковы нашего социального общества. Тогда я на собственной шкуре ощутил зависимость от общества, когда становишься старше. В школе дети не особо меня любили, пытались даже издеваться, потому что я был намного лучше других детей. Так во мне родилось чувство ненависти к людям, которое росло и все сильнее укоренялось. Через такой вот тернистый путь я прошел, чтобы прочувствовать такое прекрасное и по-своему удивительное время года, как осень.

– Значит, из-за ненависти ты полюбил осень? Как-то это странно, ты не находишь?

– Я не говорил, что будет просто меня понять. Но осень и впрямь уникальное время года. Только задумайтесь, сэр, сколько всего переживает природа, человек на земле, города, когда приходит увядание в наши жизни. В народе говорят, что зима испытывает нас на прочность, но я не согласен с таким утверждением. Осень испытывает нас намного сильнее, лишь ей дана власть обрушить наши мечты и стремления, а зима лишь завершает то, что начала осень. Как-то так, сэр.

– И за что ты любишь осень? Что ты нашел в этом времени года, из-за чего так сильно его полюбил?

– Ну… запах опавшей листвы, осенние дожди, багровое солнце, которое уже не согреет кожу, а только освещает путь домой, летящие птицы. Абсолютно все готовятся ко сну в надежде, что они однажды проснутся и начнут все заново, – восхитился парень. – К тому же мне безумно нравится осенний гардероб. Для меня осень – это цвет моей души, возможность последний раз вдохнуть полной грудью, ощутить скоротечность жизни, и при этом лишь осенью я считаю слезы оправданными. Вам доводилось плакать просто так, без всякой причины, просто потому, что осознали всю тщетность и мимолетность бытия? Мне вот доводилось проливать слезы, сидя на крыше дома в одной деревне, где я был проездом. Это произошло в прошлом году вроде бы, – парень полез в свой дневник и несколько минут что-то внимательно изучал.

– Мне кажется, что мы немного отвлеклись. Может, уже вылезешь из своего дневника? – поинтересовался я. Тут же раздался хлопок закрывающегося дневника. Вновь взгляд собеседника был устремлен на меня.

– А еще осень – самое честное, открытое, душевное и справедливое время года. С самого начала оно дает нам надежду, после чего все прощаются с летом, умирающим на девять месяцев, а дальше осень проливает свои слезы. Я называю это «осенний плач» – это убаюкивающая мелодия, вселяющая надежду во все живое, но при этом способная и отнять жизнь. Абсурдно тут не поспорить. Одни засыпают от плача, другие же не выдерживают боли и умирают от него. Слабые сходят с ума, а сильные лишь становятся сильней и смело шагают вперед, навстречу зиме. Перед тем как поехать в свое странствие, я оказался на поле, которое давно было уже прибрано. Ветер подул с севера с такой силой, одарив меня свободой. Я готов был тогда закричать, эмоции переполняли меня, я решился уехать. Навсегда! После такого долгого пути я полюбил это время года, потому что оно подарило мне столько светлых моментов в жизни, столько новых необычных людей и столь же необычных историй, рассказанных мне. Осень стала для меня как прощение для Иуды.

За нашим столиком наступила полнейшая тишина. Он молчал. Я молчал. Сложно было что-то сказать, потому что слова не находились, они были все сожжены его речами. Мой собеседник сокрушил меня, лишив сил и возможности говорить. Парень внимательно на меня смотрел, а я старался отвести взгляд в сторону, потому что испытывал страх перед тем чувством свободы, которое воспевал мой рассказчик. Я был скован, окутан ужасом. Не понимаю, почему так сильно его слова влияли на меня, но они разрушали мои барьеры лжи, которые каждый человек строит в течение своей долгой и нелегкой жизни.

– Не бойтесь, сэр, – осторожно начал он, – не бойтесь своих эмоций, это естественно – что-то испытывать, это вовсе не так опасно, как говорят. Держать себя под контролем, давать словам сжигать вас изнутри – сэр, это просто недопустимо, ведь вы сгорите. Но, насколько мне известно, вы, сэр, не птица феникс, чтобы возродиться из пепла.

– Твои слова, подобно жидкому огню, выжигают изнутри. Хотя в них иногда даже нет логики, они цепляют так сильно, что я начинаю чувствовать все, чего ощущать не хотел бы. Ты способен создать такую сильную эмоциональную связь со своим собеседником, что меня это пугает. Я вторые сутки ощущаю себя странно, мне не по себе от всего. Наш разговор с тобой делает меня тонким, я таю, ты делаешь из меня что-то другое, другого меня…

– Это нормально – ощущать такое. Чем сильнее вы сопротивляетесь, сэр, тем сложнее вам осознавать все, что я говорю. Чтобы воспринимать, нужно быть открытым человеком, свободным от комплексов и общественных моралей и ценностей. И да, сэр, я не пытаюсь сделать из вас кого-то другого, я всего лишь честен с вами, не более и не менее, – он указал мне на мою тарелку с завтраком и задорно, легко, как ни в чем не бывало сказал: – Ваш завтрак уже остыл, а кофе требует кипятка. Официант!

– Да, что-то хотите заказать? – спросил тот.

– Пожалуйста, – вежливо начал парень, – не могли бы вы разогреть еду, а то этот уважаемый человек задумался и не заметил, как все остыло.

Официант забрал завтрак и унес на кухню разогревать. А я все сидел и думал, пытаясь отыскать тот самый правильный вопрос, который нужно задать. Но он все время от меня убегал.

– Допустим, все так. Но я не могу до конца понять одну простую вещь: то ли ты бежишь от чего-то, то ли пытаешься обрести свободу или…– и он снова не дал мне закончить. В тот момент я впервые был этому рад.

– Еще вчера, сэр, мне казалось – я знаю ответ на ваш вопрос, но сегодня, оглядываясь назад, – черт возьми, нет, я не знаю ответа. Совсем!..– огорченно сказал мой собеседник. – Иногда мне кажется, что если я буду убегать, то смогу ощутить свободу. Словно, обретя свободу, смогу получить исцеление, которое, возможно, однажды заслужу.

– Прости за нескромный вопрос, но на всякое путешествие нужны деньги. Где ты их берешь?

– Деньги? – задумавшись, спросил парень. Он скорчил странную и немного пугающую гримасу, которую я до этого ни разу не видел на его лице. – Деньги – это мусор, в них я не нуждаюсь.

– Если они мусор, может ли это значить, что у тебя есть наследство или какие‑никакие сбережения?

– Нет, сэр, вы неправильно поняли. В моем прошлом, не буду скрывать, и впрямь осталось много денег, но я ни монеты оттуда не потратил. Ведь все, что у меня есть, было или будет, я зарабатываю сам, как правило, непосредственно в городе. Например, в этом городке подрабатываю на хлебопекарне, недельная выручка оттуда позволяет мне приобрести билет на поезд в другой город, купить еду или одежду. Жилье, как правило, я просто отрабатываю или снимаю там, где совсем дешево. Хотя раньше любил красивую одежду, модную технику, роскошную обстановку в квартире. Но со временем понял, что мне уютнее в старых джинсах и кепи, чем в новомодных брюках и шляпе. Когда перестаешь ценить деньги, а используешь их лишь для жизненно важных целей, а именно: еда, жилье, проезд – жизнь приобретает новые краски, ярче и натуральней, чем вся та фальшь, видимая через «призму денег».

– Я не думаю, что ты там зарабатываешь достаточно, чтобы обеспечивать себя и финансировать свои поездки. В чем же тут дело? – я все еще недоумевал, в моей голове просто не укладывалось, как он все это проворачивает.

– Сэр, на этом свете есть еще добрые люди, готовые за простую помощь по дому разделять с тобой кров и ужин. К тому же последние месяцы я еду по теплым южным городам, где много фруктов и из-за жары особо кушать не хочется. Это позволяет экономить.

– Просто пойми меня правильно, парень: ты выглядишь лучше, чем половина этого замшелого города. Только не обижайся за такое сравнение. Но меня и впрямь это удивляет или даже поражает. Не знаю. Не могу точно определиться.

– Ура! – воскликнул парень. – Наконец вы, сэр, стали говорить открыто. Боже! Ох, возвращаясь к разговору о внешности, я считаю, что если ты не паришься о том, как выглядишь или тебя устраивает твой неопрятный вид, то тут даже дорогая одежда не поможет вместе с дорогим парфюмом. К тому же я слежу за личной гигиеной и чистотой своей одежды. Мне просто даже самому было бы мерзко находиться в обществе засранцев и голодранцев.

– Тут я с тобой солидарен, – и мне на глаза попались часы, висевшие на дальней стене в ресторанчике. – А мы с тобой засиделись. Уже почти половина одиннадцатого, – я тут же подскочил и потребовал счет у официанта, не став дожидаться, пока мой завтрак снова разогреют.

– Извините, мистер, – обескураженно ответил тот, – но ваш счет уже полностью оплачен. – Сказав это, он исчез на кухне.

– Это как? – удивился я.

– Я просто пришел сюда около семи часов утра и перемыл всю посуду, тем самым отработав наш с вами завтрак.

– У меня ведь есть деньги, зачем ты так поступил?

– Оплатите в следующий раз, так и быть, разрешаю, сэр! – в его голосе явно прозвучала легкая, еле ощутимая насмешка. Молодой человек встал из-за столика и направился к выходу. – Хорошего дня, сэр!

Он ушел. Но если еще вчера парень уходил из ресторанчика легкой походкой, то сегодня он казался немного загруженным, тяжелым, неказистым, словно на плечи ему свалилось много проблем, а сил их разрешить у него просто нет. Мне стало его жаль. Каждый наш разговор давался ему так же тяжело, как и мне, ведь он переживал все заново – и боль, и радость.

Как ни странно, собирался дождь, становилось прохладно на улице, что позволяло мне свободно гулять по городу, думать и, главное, не страдать от знойного солнца. И я гулял, я думал, я впервые начал писать. Это, видимо, было странно наблюдать со стороны, потому что я все время пересаживался с одной лавочки на другую. И записывал по слову или строчке в своем ежедневнике все, что удалось запомнить из наших разговоров. Излагать на бумаге чужие мысли оказалось невероятно сложно. И всю дорогу я сомневался, есть ли в них что-то ценное или нет?! Почему именно он, а не кто-то другой стал моим собеседником в этом городке? Какой властью он обладает, что заставил меня им заинтересоваться?

И чем больше я думал обо всем сказанном утром, тем сильнее ощущал себя простым человеком, начав разочаровываться в самом себе, в своей жизни, в своих литературных трудах. Мои книги больше не радовали. Ведь они превращались для меня в пепел, в череду страниц, наполненных бессмысленными буквами, столь же мертвыми, как камень, мимо которого я только что прошел.

Впервые я задумался о бездарности своих работ и о том, как много прибыли они мне принесли. Рейтинги моих книг были довольно высокие, продажи, собственно, тоже. Но что это могло значить? Неужели так много людей, настолько узко мыслящих, глупых и ничтожных. Почему в бездушных творениях люди видят величие, а в живом и настоящем не замечают простого? Все мы слепы, впервые Библия оказалась права.

Когда я вернулся в свою квартиру над ресторанчиком, в голове была лишь одна цель: сжечь все свои книги, привезенные с собой в чемодане, чтобы мои глаза их не видели. Найдя металлическое ведро, я сгреб туда все свои творения и поджег с помощью спичек. Мой маленький костер горел ясно, сильно, но молчаливо. Книги умерли давным-давно, огонь лишь стер память о них. Неужели этот парень так сильно на меня влияет? Почему? Кто же он? Настоящий друг? Сатана? Бог? Иисус? Иуда? Хотя, может, он просто обычный человек?

Я не знаю, кто он, но влияние его столь же ощутимо, сколь реально то, что каждое утро мы видим рассвет, а каждый вечер наблюдаем закат.

Дождь начался ближе к полудню. Впервые за все время, что я тут провел, шел такой сильный, холодный и бодрящий ливень. Но это совсем не отпугнуло детей, выскочивших на улицу в дождевиках и сапожках, чтобы бегать по лужам и радоваться дождю. На удивление, даже моя головная боль прошла, и я смог спокойно сидеть и делать записи. Черновики я озаглавил как «Семь дней с мистером Х».

Глядя на свой ежедневник, я не мог не вспоминать дневник, который не выпускал из своих рук незнакомец. Он постоянно его прятал, как только я подходил совсем близко. И что он скрывает в этом дневнике такого, что утаивает от глаз посторонних? Секреты? Свое творчество? Или это дневник его путешествий? Хотя подобная скрытность наталкивала на мысль, что именно в этом дневнике спрятаны все истории из жизни, собранные им за то время, пока он ехал сюда.

Я смог плодотворно проработать до шести вечера, пока меня не потревожили. В дверь моей квартиры постучали. Посмотрев в глазок, я увидел невысокого мальчика лет десяти, что-то держащего в руках и все время оборачивающегося назад. Так делают дети, когда боятся или волнуются, из-за чего готовы бежать прочь. Как только я открыл входную дверь, мальчик мгновенно вручил мне письмо в руки и пулей выбежал по лестнице на улицу, скрывшись с толпой ребят где-то за поворотом. Таких писем я уже давно не видел. Все до тошноты официально и идеально сделано, подписано каллиграфическим почерком, сверху прилагалась даже печать. Конверт сделан из старой пожелтевшей бумаги, что создает свой шарм, а запах чернил дополняет картину до конца. Вот держу я конверт в руках, а мне кажется, что на дворе XVII век, а не XXI.

На конверте написано: «Господину из квартиры над ресторанчиком. От человека».

В письме я прочел:

«Многоуважаемый господин из квартиры над ресторанчиком, вам пишу я, тот, кого вы попросили рассказывать истории по утрам, и тот, что изрядно пугает вас, нарушая покой вашего пребывания здесь. Набравшись смелости, я предлагаю вам, сэр, сегодня вечером совершить особую прогулку до старой фермы, находящейся за городом и принадлежащей небезызвестной семье “…”. Если вы полны сил и вас не смущает грязь, прошу вас присоединиться ко мне. Я постараюсь скрасить ваш вечер и наполнить его смыслом и новыми историями. С наилучшими пожеланиями, человек!

Постскриптум. Надеюсь, ваша голова прошла!»

К чему было так стараться и писать, словно он в другом веке родился? Да еще и детей подсылать, чтобы те передали письмо. Все так загадочно и одновременно опасно. Боже, пожалуйста, пускай он окажется вменяемым и вполне себе здоровым парнем, иначе я трачу свое время на то, чтобы слушать психопата, а это сильно может повлиять на меня, с моей-то психикой.

Раздобыв резиновые сапоги у хозяина квартиры, я оделся как можно скромней и проще, чтобы не было жалко замарать одежду. Выйдя по лестнице на улицу, я свернул за угол и пошел в сторону северной дороги, что ведет из этого города. Какого было мое удивление, когда на окраине я встретил незнакомца. Но поразило меня иное. Он был одет в костюм и белую рубашку. Абсурд, не правда ли? Идти по грязной проселочной дороге в костюме и белой рубашке.

– Я вот не совсем понял, мы идем прогуливаться или на чей-то праздник, что ты так вырядился? – рассмеялся я.

– Нет, сэр. Просто тут все зависит от вашего мироощущения. Для меня каждый летний дождь, особенно если его не было давно, сродни празднику или дню рождения. Поэтому стараюсь выглядеть всегда при параде после дождя, – парень медленно пошел по дороге, и я – вслед за ним, стараясь не отставать.

Путь оказался длинным, но, несмотря на дождь, шедший почти полдня, идти было не проблематично. И в доказательство моих слов могу сказать, что брюки моего собеседника были абсолютно чистыми. Это, наверное, больше похоже на магию, просто отталкивающую грязь от него. Но, увы, такой магии не существует, к сожалению…

– Кстати, я начал делать первые наброски для своей книги, а еще…

– А я слышал от милых старушек, что из вашего окна шел дым. Вы там, случайно, не свои книги сжигали, сэр? – теперь он смеялся надо мной. – Сэр, дым из вашего окна уже обсудило полгородка, а возмущение старушки Луизы Боун, живущей напротив вас, ввергает в ужас. Она оказалась так взволнована и напугана дымом, что собрала все свои документы и вещи и прибежала к пожарной каланче, просидев там около трех часов под дождем. В этом городе невероятно опасно нарушать порядок и делать подобные вещи, сэр, будьте осторожны, а то эти престарелые вас за решетку могут упрятать. Все эти мысли наводят меня на вопрос, как же в древности жили без стариков? Не понимаю…

Мы шли около часа и смеялись. Впервые мы говорили о чем-то отдаленном и светлом, что делало нашу дорогу легкой и беззаботной. Мой собеседник оказался невероятно спокойным, веселым и умиротворенным. Хотя когда дул ветер, его дыхание замирало на мгновение, он останавливался, а через время продолжал идти вперед.

– В начале этого лета мне довелось ехать автостопом до городка «…». Так вот и познакомился с Марией. Я много видел сильных и волевых девушек, но эта поразила больше прочих. Только, сэр, не пугайтесь: она была вовсе не такой, как Элис, это совсем другая история о совсем других проблемах. Когда я «голосовал» на дороге, около меня остановилась розовая девчачья машина. Из окна показалось ее лицо, производившее неизгладимое впечатление. Алые губы, розовые милейшие щечки, невинная улыбка и волосы персикового цвета. Ее шею прикрывал шелковый платочек, а глаза скрывались под очками в форме «бабочки». И это светлейшее и милейшее создание закричало на меня: «Ну, ***, ты можешь пошевелить ногами и, наконец, сесть в эту *** машину?!» Не знаю, но моя челюсть тогда знатно отвисла, я могу быть в этом прям уверен.

Это чудесное создание оказалось не таким чудесным, как мне показалось. Около суток я лишь пытался понять, ругается она на меня или это просто манера ее разговора. Это происходило из-за того, что возмущение в ее голосе было постоянным, брани так много, что я просто не знал, как себя вести. Поэтому старался говорить по минимуму и всегда ей улыбался. По дороге мы заехали поужинать в одну второсортную придорожную кафешку. Хотя по тому контингенту, что там обитал, я бы назвал это заведение придорожным баром для дальнобойщиков, нежели кафе. Вроде бы мы спокойно поели, даже посмеялись, что уже странно, а после она пошла играть с байкерами и дальнобойщиками в игру – кто дальше харкнет. Мне от самого слова уже не по себе, а когда в такое играет еще и девушка, так совсем некомфортно.

Вот представьте себе, сэр, девушку: рост метр шестьдесят, персиковые волосы, алые губки, розовые щечки, шелковый платок на шее, жакет в стиле Шанель, белая блузка и юбка с цветочным принтом. Стоит рядом с байкерами и дальнобойщиками и играет на деньги в плевки. Но это полбеды, ведь плевалась она жестче, чем все те мужики, что решили сыграть с этим «невинным» цветком. Ей удалось плюнуть на семь с половиной метров, если моя память, конечно, не подводит. И это был далеко не женский плевок, вовсе нет, сэр, это был смачный мужской харчок. А после своей победы она выругалась матом так, что даже посетители внутри замолчали на время, пока Мария не закончила. Все были в шоке, а я и подавно!..

А финалом всего этого шоу стала легкая летящая походка. Мария ярко и счастливо улыбалась всем, а все улыбались ей в ответ, кроме меня, конечно. Ведь я уже начинал понимать, что в ней живет настоящий мужик: здоровый, испорченный, грубый, способный переплюнуть любого другого мужика – во всех смыслах этой фразы, конечно. И вот, мы гнали ночью по трассе почти 120 км/ч, машина ревела, из-за чего я и проснулся. Мария ехала крайне агрессивно, а слезы то и дело падали на ее юбку. Она плакала. Впервые за все время я видел ее слабой беззащитной девушкой, а не тем, кем она мне казалась все это время. Я быстро пришел в себя после сна и стал вопрошающе на нее смотреть, боясь спросить, а она: «Ты не должен был увидеть меня такой слабой!»

И вот тут ее пробило. Она со всей силы дала по тормозам, и машина с диким свистом и скрипом остановилась. Мария припарковалась на обочине около дорожного знака, где было написано «трасса 25», и начала сильно и беспрестанно реветь. Плакала она почти целый час, после чего успокоилась и робко, испытывая дикое стеснение, сказала: «Почему, когда я веду себя, как должно вести себя девушке, одеваюсь правильно, крашусь, слежу за собой, улыбаюсь и припеваю, когда делаю всю женскую работу по дому, мужики просто вытирают об меня ноги, поливают грязью, воспринимают меня всего лишь как детородный орган? Я ведь вовсе не чья-то вещь, я живой человек, у меня тоже есть чувство гордости, и я, в конце концов, личность».

Мы выкурили с ней по сигарете, и она продолжила свой рассказ:

«Когда я родилась, мой отец был недоволен моей матерью, потому что она родила ему дочку, а не сына. Но это не остановило моего фанатично настроенного отца, решившего эту проблему по-своему. Он стал воспитывать меня как мальчика, а мать не могла и слова против этого сказать. Мой отец работал в полиции и был суровым и жестоким человеком. Он всегда подстригал меня под мальчика, учил драться и стрелять, а то время, что я проводила в участке, дало возможность изучить весь тот богатый лексикон, которым обладают задержанные и офицеры полиции. Парни в моем городе не смотрели на меня, хотя я привлекала извращенцев, творивших невиданный ужас в постели. Мой молодой человек бил меня, относился как к вещи, насиловал, а отцу было все равно. Он считал, что так и положено жить женщине и мужчине вместе. И вот настал день, когда мое терпение закончилось и я возродилась в новом свете даже для себя самой. Забрав все деньги у отца и взяв его револьвер, я прострелила ему ногу, плюнула в лицо и послала на ***. Но дальше было куда веселее. Держа на мушке своего парня-насильника, я прогнала его полностью голым по улицам, чтобы весь город увидел, какое он ничтожество. Мой любимый одолжил мне эту машину, которую я перекрасила в розовый цвет».

– Почему ее не разыскивали? Она все-таки совершила преступление.

– Не думаю, сэр, что это было кому-то на руку, ведь в том городке все знали об ужасе, в каком она жила. Опасно было ворошить прошлое, ведь тогда Мария бы полностью уничтожила своего отца и всех тех, кто вытер об нее ноги.

– Чем же все это закончилось? Где она сейчас?

– До самого утра я тогда ее успокаивал. Она впервые вела себя как девушка, была собой. Ей не приходилось казаться сильной или грубой, чтобы ее ценили, она могла побыть слабой. В то утро она сказала мне: «Вот я сижу и плачу, а ты даже не пытаешься меня унизить, а наоборот – заключил в объятия и успокаиваешь. Почему мы нашли друг друга именно сейчас?» Знаете, сэр, в другой жизни я бы прям там позвал ее замуж и прожил с ней всю жизнь. Но к великому сожалению, я сам бежал тогда, как и она. А два бегущих человека – уже стая крыс, которая никогда не сможет где-то осесть и чувствовать себя как дома.

– Что с ней произошло потом, после всего, что было в ту ночь? Как вы в итоге расстались? Мне кажется, это крайне тяжело даже для тебя, судя по тому, как ты сейчас опечален.

– Тяжело иногда вспоминать, особенно то, что произошло не так давно. Она высадила меня в городке. Я купил на станции билет, – молодой человек вздохнул. – После этого мы не виделись. Но у меня есть ее фотография, подаренная мне Марией на память. Ведь я стал для нее тайником, где она схоронила все свои секреты и теперь обрела свободу от прошлого. И наверное, вы подумали о счастливом конце, сэр? О благополучном завершении этой истории? Оставьте эти мысли. Мария была невероятной, сильной и независимой девушкой, не заслужившей всего того, что с ней произошло. В последний раз, когда я ее видел, она со счастливой улыбкой усаживала в машину девушку, перед этим страстно поцеловав ее в губы. Пребывая в бегстве от старой жизни, она нашла в новой жизни любовь – женскую, – тем самым хоть как-то скрасив свою действительность. Теперь уже две беглянки ехали навстречу своему счастью.

Разочаровавшись в мужчинах, она решила искать покой для своего сердца среди девушек, понимавших ее в разы лучше, чем все те уроды, которых она встречала до этого. Рад ли я за нее? Да, конечно, я был рад. Мария заслужила новую жизнь, понимание людей, а я буду хранить ее прошлое в своем сердце вместе с этой фотографией, – молодой человек достал из дневника фото и показал его мне. На нем он и Мария запечатлены на фоне заправочной станции. Парень оказался прав: девушка и впрямь была потрясающей, светлой и яркой, даже мне удалось проникнуться чувствами к ней.

– В чем тогда подвох?

– Сэр, когда я ехал в очередной городишко, по новостям у соседа в поезде я услышал о страшной аварии, произошедшей на той самой трассе, где мы ехали с Марией. Большая фура столкнулась с легковой машиной, в этой аварии погибли две молодые девушки. Позже по телевизору был репортаж, тогда я окончательно убедился в том, что Мария и ее подруга погибли в автомобильной аварии. Вот так: они были на полпути к своему счастью, казавшемуся совсем близко, – и уже невероятно далеко. Надеюсь, хоть на небесах она обретет покой. Вот так закончилась история Марии. Память о ней живет в моем сердце и в моем дневнике, – парнишка загрустил и молча зашагал вперед. Всю оставшуюся дорогу мы шли безмолвно, я боялся нарушить тишину, а он не в состоянии заговорить.

Впервые я видел, насколько трепетно он переживает все события, произошедшие в его жизни. Он полностью отдавал себя другим, не думая о себе. Абсолютная жертвенность. Так иногда делают, когда бегут от собственных проблем, заполняя свою жизнь чужими проблемами и трудностями.

– Ты чего-то совсем загрузился, все в порядке?

– Да, сэр, не берите в голову. Просто сегодня особый день для меня. Ровно два с половиной года, как я покинул свой родной дом и отправился в путь. Нахлынуло желание вернуться домой, но что мне им сказать? Я даже не знаю, живы ли мои родители, похоронили они меня или еще ищут и ждут. Видите ли, сэр, перед тем, как сбежать, я сначала съехал к своим друзьям на квартиру и только через какое-то время смог собраться с силами, чтобы осуществить свой план. Сегодняшний день я называю точкой отсчета, днем своей смерти и одновременно возрождения.

– Разве что-то нужно говорить, если вернешься?

– С моими родителями? Вряд ли. Там свои проблемы, о которых говорить мне не хочется.

– Ясно. А мне уж показалось, что ты настолько погрузился в тоску из-за истории Марии, – парень покачал головой.

– Мне грустно из-за нее, но не настолько. Все вместе дало такой эффект. Наверное…

И тут мы вышли к старой ферме. Мне представлялось, что она располагалась ближе к городу, но она оказалась дальше, чем я предполагал. И только теперь я понял, о какой красоте говорил мой собеседник. На север простирались бескрайние зеленые поля, на западе же в лучах солнца горело озеро, казавшееся морем. Волны были подобны языкам пламени, а камыш – голосу этого озера, шепчущему что-то странное, скрытое от людских ушей, создавая атмосферу таинства. Недалеко от самой фермы на лошадях катались дети, с ними бегали собаки и все время лаяли. С фермы доносился запах дыма, выходящего из печной трубы. Такого сильного контраста я не мог ожидать. Еще некоторое время назад ты был в городе, а сейчас окунаешься в деревенский быт, фермерскую жизнь, во что-то далекое, что осталось в детстве и позабыто из-за взрослых жизненных проблем.

– Мы залезем на крышу того амбара…– парень указал на постройку.

– Стоп! – вскрикнул я. – Ой, но подожди, а как же хозяева?

– Сэр, все хорошо, я тут живу. Хотя иногда ночую в городе, если устал и хочу спать, а идти в такую даль неохота. Эта милая семья приютила меня, а в знак благодарности, раз живу у них бесплатно, я помогаю им по хозяйству, но чаще всего помогаю их сыну с учебой. И скажу более того – у него улучшилась успеваемость. Я чрезмерно горд за него.

– С каких пор ты стал учителем?

– Я им не становился, сэр, я просто хорошо разбираюсь в школьных предметах и умею объяснять. Не надо просиживать годы в университете, чтобы учить ребенка, для этого нужно совсем другое.

– Стой, может, все же не стоит лезть на амбар? – но молодой человек уже поднимался по лестнице вверх. Мне ничего не оставалось, как проследовать за ним. Когда я поднялся на крышу, то увидел все в новом свете, открыл для себя скрытую красоту природы, которую, стоя на земле, вряд ли увидишь.

Когда очутился на крыше амбара, мои чувства и ощущения достигли зенита. Красота в простоте и обыденности, что окружает нас каждый день, просто мы не обращаем внимания. Озеро и впрямь было настолько большим, что казалось бесконечным и напоминало море. Из-за легкого ветерка волны поднимались невысоко, но в лучах заходящего солнца это заставляло озеро полыхать языками пламени. В другой стороне рос густой хвойный лес цвета драконьей зелени. Оттуда на лошадях ехали несколько человек, и что-то подсказывало мне, что они жили на этой ферме, ведь поблизости не было больше домов или ферм. В поле брел старый мужик, гнавший стадо коз в загон. Только сейчас я заметил дом, построенный за амбаром, и это делало его незаметным. В окне этого самого дома я увидел женщину, готовившую ужин. Она была невысокой, тучной, но невероятно светлой и приятной, из-за чего казалась мне странной, ведь в мегаполисах таких женщин встретить крайне сложно. Можете мне не верить, но я, как один из многих жителей крупных городов, только сейчас, стоя на этом амбаре, ощутил настоящий домашний уют и истинную простоту бытия, беззаботность и свободу. Эти чувства навевали мне воспоминания о детстве, когда меня часто отправляли к бабушке и дедушке в деревню за сотни километров от города.

– Сэр, с вами все в порядке? У вас крайне потерянный вид, – парень засмеялся и потрепал меня за плечо. – На вас нахлынули воспоминания?

– Как ты догадался, – саркастически ответил я и заставил парня замолчать на время.

Солнце потихоньку садилось, но это открывало возможность увидеть этот прекрасный мир в свете луны и звезд. Близилось полнолуние, и ночь была довольно светлой в это время.

– Наверное, это непривычно – ощущать безграничную свободу и покой, утраченные человеком, живущим в городах и подчиняющимся сумасшедшему темпу жизни. Времени в сутках не хватает, чтобы успеть переделать все дела. В таких местах нет этой бездушной людской массы, что обычно называют «быдло», тут лишь душевные люди, добрые и отзывчивые, не плетущие интриги и не играющие в сложные «игры жизни».

– Да, ты прав, тут все иначе, проще, спокойнее, душевнее. Но когда люди приезжают в большие города, им приходится меняться, чтобы выжить. Черствость и, как ты говоришь, «быдлость» – лишь последствия этой самой приспособленности. Мы меняемся в условиях города, если хотим благополучия там. Кто-то отказывается играть по правилам, которые продиктованы обществом, и таким людям приходится плыть против течения, сражаться, и в конечном счете они тоже немного ожесточаются, становятся суровыми. В таких местах, как это, все благоволит к тому, чтобы ты был самим собой. Наверное, поэтому я и приехал сюда, чтобы вдохновляться свободой и беззаботностью, отдохнуть от суеты и сумасшедшего темпа жизни, являющегося главным врагом творческих людей.

– Вы начали размышлять намного свободней. Влияние этого городка на вас явно положительное, это хорошо. Вы по дороге сюда сказали, что начали делать наброски в черновике. Наверное, у вас уже родилась какая-то идея?

– В основном только в моей голове и происходит работа, но думаю, что скоро я приступлю к написанию чего-то такого, о чем не писал раньше, – я сделал небольшую паузу и решил все же сказать то, что давно хотел озвучить вслух, но немного переживал, стоит ли говорить. – Мне казалось, что ты жестокий человек, но, сидя тут, разговаривая с тобой, я резко и кардинально поменял свое мнение.

– Сэр, я по своей природе не жестокий человек. Да, я могу что-то резко сказать, но это лишь особенность моего характера: прямолинейность и резкость. Конечно, люди меня, бывает, очень сильно раздражают и выводят из себя, но такое бывает со всеми. И ярким примером моих слов может послужить история одного моего знакомого, с которым я встретился первой зимой после моего побега из дома. Тогда я приехал в один город, довольно большой, знаете, такой типичный простой крупный город. По своей невнимательности я умудрился потерять кошелек, и это, конечно же, заметил не сразу. Мне захотелось выпить кофе, чтобы согреться, тогда я зашел в одну кофейню и заказал себе кофе. И вот представьте: я полез в карман за деньгами, а кошелька нет. Это произошло накануне Нового года. Я опешил, не могу сообразить, что делать. Кошелек утерян, а возвращаться в хостел за деньгами далеко. Неожиданно в бок меня ткнул паренек лет шестнадцати и говорит: «Давайте в честь Нового года я помогу вам и угощу кофе?»

Я был в шоке, пребывал в ступоре! Простой незнакомец решил просто так заплатить за кофе, потому что я оказался в беде. Мне всегда казалось, что подобная доброта для больших городов – редкость, тем более среди молодежи.

– Я так понимаю, сейчас будет очередная история из твоей жизни?

– Да, вы правы, сэр, только это не очередная история, а история более сложная и особенная, чем вы можете себе представить. Этого паренька звали Алекс. Сейчас, конечно, плохо видно, но вот его фото, – а видно было и впрямь плохо, ведь солнце почти село, сумерки обрели власть над миром.

– Какой он молодой…

– Да, он помимо молодости еще и «другой». И эта его история, – парень сел рядом на крыше амбара и внимательно посмотрел на меня, – сразу предупреждаю, эта история не такая, как предыдущие: она, наверное, еще более жестокая и трагичная.

– Я внимательно слушаю, – я снова взглянул на фото. Алекс был немного ниже моего собеседника, темноволосый, с широкими бровями и тоскливой улыбкой. Вроде бы он улыбался, но это всего лишь маска на лице. Подросток выглядел опустошенным, казалось, с ним что-то не так. И это можно было понять, лишь узнав его историю.

– Так вышло, что Новый год я отпраздновал с цирком, прибывшим в тот город давать представление. И после праздника мы снова встретились с ним. Но Алекс изменился, и я говорю не о внутреннем мире человека, а о его внешнем виде. На лице у него красовался большой синяк. Заметно, что парень пытался его замазать с помощью косметических средств, но получилось не шибко удачно. Я позвал его прогуляться, и возможности отказаться у него не было. Мы бродили по парку, и я все пытался найти слова, чтобы начать этот и без того сложный разговор, но он меня опередил.

«Это мой отец, – сказал Алекс. Я был удивлен, если можно так сказать. Но парнишка на этом не закончил: – Он сделал это из-за того, что моя мать подарила мне подарок на Новый год, а ему не сказала».

– Извини, что я перебиваю, но с каких пор за подарки бьют детей?

– Слушайте дальше, – сказал мой знакомый. После его слов меня прорвало. Я начал задавать вопросы один за другим, все больше и больше, пока парня не пробило на слезы и длинный рассказ о его совсем не простой жизни. Как оказалось, Алекс жил с матерью и отчимом, запудрившем мозги его матери и издевающемся над бедным парнем. Плюс ко всему он был еще и педофилом. Пока мать Алекса работала, отчим либо домогался парнишки, либо бил его и унижал. А его мать носила «розовые очки» – ничего не видела и не хотела замечать синяков и побоев на теле собственного сына. Алекс был немного замкнутым человеком, друзей у него не было, да и как в такой обстановке им появиться. Он превратился в изгоя для окружающих и был невероятно одиноким человеком. Наверное, это странно, что он рассказал мне эту историю, но не обратился за помощью в соответствующие службы. Я оказался единственным другом, что появился у него в жизни.

Но побои и насилие – это еще не весь ужас, учиненный отчимом. Он все время психологически давил на мальчика, унижал его. Заставлял то и дело надевать грязную одежду, которой он вытирал полы или мыл туалет. Мыться разрешалось лишь раз в неделю, и то если отчим получал желаемое. А матери все было неважно, со слов Алекса, она считала, что это временно, потом все наладится, отчим и ее сын найдут общий язык, станут семьей. Даже странно, насколько глупые и наивные бывают люди, которые закрывают глаза на такие вещи, как насилие над собственными детьми.

Целый год Алекс терпел это, с того момента, как его мать сошлась с этим мужчиной. Понятно, что со стороны сверстников было такое же отвратное отношение, все смотрели на него как на ничтожество, которым он на самом деле казался. Я знал, что это не так, но все же мы встречаем человека по одежке, а провожаем по уму. Так было и так будет всегда.

Алекс был стеснительным по натуре человеком, он просто не мог поговорить ни с кем из взрослых, потому что его запугивали, били, унижали его достоинство, а матери – самому близкому человеку, было все равно. Надежда на лучшее будущее в таких условиях гасла, психика нарушилась безвозвратно. Парень не видел ничего светлого в жизни, кроме наших прогулок, поддерживающих его, дающих силы, чтобы идти дальше. Я не мог помочь ему, не мог сходить в полицию, ведь я, по сути, никто. А если бы полиция или органы опеки нагрянули к ним домой, я думаю, что парню не поздоровилось бы после визита государственных органов. Отчим был неглупым, он смог бы все подстроить так, словно это ложь и провокация. Ему хватило бы ума убедить всех, что Алекс счастлив и все в их семье идеально.

В том городе я пробыл довольно долго. Было сложно менять местожительство часто, к тому же я потерял кошелек. И конечно же, Алекс. Я не мог его бросить, да и не хотел, если честно. В то утро я завтракал в том самом, знаковом для меня кафе, где мне суждено было познакомиться с Алексом. По телевизору шли новости, и я увидел сюжет, рассказывающий о жестокой расправе над мужчиной в его собственной квартире. Шло следствие. Как это типично для современного человека, я полазил по интернету, чтобы подробнее разузнать все об этом убийстве.

Найти информацию оказалось довольно просто. Во-первых, она была свежей, во-вторых, в том городе редко происходили кровавые расправы. Можно было за 10 лет на пальцах одной руки пересчитать подобные жестокие убийства. На одном из сайтов я нашел фото того мужчины с выпотрошенным животом и со следами удушения на шее. Это было то еще зрелище, продолжать завтрак после увиденного я не стал. То, что увидел на фото, говорило лишь об одном: человек, совершивший это, – настоящий монстр.

Через пару дней мы снова встретились с Алексом, но что-то в нем изменилось. С одной стороны, он показался мне куда спокойнее, чем обычно, синяков на теле не было, словно совсем другой человек предстал передо мной. С другой стороны, с ним явно что-то произошло. Только вот что – тогда я еще не знал, да и даже подозревать не мог.

Мы долго гуляли по парку, погода стояла довольно теплая, хотя и была зима. Разговаривали о его успеваемости в учебе, о том, что скоро мне придется покинуть город. Он говорил, что хотел бы поехать со мной, чтобы начать все с чистого листа и жить, как я. Странное желание, но на то было, конечно, его право. И тут я вспомнил репортаж и решил спросить, может, он что-то знает. Но Алекс молчал и ничего не говорил. Тогда я решил просто высказать свои мысли по поводу такого чудовищного происшествия. Но парень лишь посмотрел на меня, ничего не ответив. Когда мы приблизились к его подъезду, он молча поднялся домой. В тот день я узнал, где он живет.

Через три дня у меня зазвонил телефон, я тогда еще пользовался им. В динамике послышался знакомый голос Алекса. Он ревел так сильно, что сложно было разобрать слова. Я бросил все свои дела и прямиком поехал к нему домой. Дверь в его квартиру оказалась не заперта, и я с легкостью попал внутрь. То, что я там увидел, повергло меня в ужас. Он сидел на полу возле своей матери, зарезанной кухонным ножом. В руках Алекс держал тот самый нож – орудие убийства, и плакал. Я оцепенел, не мог пошевелиться, не знал, что делать в такой ситуации. Мои ноги меня не слушались, руки начали трястись, все мышцы от напряжения заныли. В тот момент мне все стало понятно. Я увидел фотографию на стене, где был тот самый мужчина из новостей со своей женой, лежавшей сейчас на полу и истекающей кровью.

«Это я! Я тот зверский убийца, выпотрошивший своего отчима, а сейчас убивший мать… Она отвернулась от единственного сына ради этого вонючего ублюдка. Этот козел издевался надо мной каждый день, насиловал меня, унижал, пока я не выпустил его внутренности наружу».

Его рука с ножом потянулась к горлу, вот тут я вдруг ожил и резко кинулся к нему, чтобы отобрать холодное оружие. Он не ожидал, что я так сделаю, поэтому не успел ничего предпринять, чтобы помешать мне. В его глазах читалась пустота, руки дрожали, на лице играла истерическая улыбка. Алекс просто слетел с катушек. Сломался… Я спас ему жизнь.

Сэр, суицид не может быть выходом, сколько бы мы ни находили причин. Что-то может подтолкнуть человека к этому, хотя отнять жизнь у себя – дело большой смелости и мужества. Наше общество стало слишком закрытым, социальные сети и интернет делают нас одинокими, не умеющими говорить. Это приводит к суицидам и психическим срывам. Человек, попадая в безвыходную, казалось бы, ситуацию, просто не может о ней никому сказать. На этой чертовой планете мы нужны лишь самим себе, и это правило. Этот факт доводит многих до смерти. Я не согласен с этим, мы всегда нужны кому-то еще, и это правда, это факт, но мы не знаем об этом, потому что люди боятся своих чувств, боятся говорить об этом, боятся показать зависимость от кого-то, считая это слабостью. Алекс считал, что он один, он не мог поговорить ни с кем об этом, это привело его к убийству и попытке суицида.

Таких, как он, много живет на земле, и всем им некому рассказать о своей проблеме. Но оттого что все молчат, проблема не решается, она не исчезает, она остается. Просто нам не хочется, чтобы она была, мы отрицаем само существование подобного, лишь бы не нарушать собственный покой.

После того как я вызвал полицию и скорую помощь, мальчика увезли, а я попал в полицейский участок, где меня допрашивали следователи. В новостях, чуть позже, это дело окрестили как «Дело № 666». Ужасная фантазия журналистов, как, в принципе, и ужасное преступление. В последний раз я видел его в зале суда, где было первое слушание его дела. В тот же день я смог уехать.

Я бросил Алекса в самую трудную минуту его жизни и до сих пор сожалею об этом, но это ничего не изменит и никак меня не оправдает. Все, что я хочу сказать, – что не считаю его виноватым, как и в тот день, когда нашел его на полу с ножом. Алекс пережил столько мерзостей, унижения, предательства, одиночества и боли. Преступление было спровоцировано его отчимом, его матерью и теми людьми, что его окружали. Тут виноваты все. Наверное, желание Алекса покончить жизнь самоубийством – оправданно, но это вряд ли можно назвать выходом.

Из новостей – уже позже, когда дело закрыли, – я узнал, что суд вынес решение отправить Алекса на лечение в психиатрическую больницу. Его отчима признали виновным в насильственной деятельности по отношению к приемному сыну. Поэтому преступление признали совершенным в целях самообороны. За убийство матери Алексу назначили 6 лет лишения свободы, которые он должен будет отбывать в психиатрической лечебнице.

Может быть, однажды я навещу его… У меня сохранился адрес и его квартиры, и той самой лечебницы, куда его упекли. Так что, сэр, вот такая вот история приключилась с Алексом. И эта история трогает меня, мое сердце, мой разум, мою душу, – незнакомец начал тихо шмыгать носом, и слезы медленно побежали по его щекам.

Мне ничего не оставалось, как нарушить его личную границу и приобнять, чтобы хоть как-то успокоить и поддержать в эту минуту.

– Ты не виноват в том, что с ним произошло, ты не мог ему ничем помочь, ведь все это началось задолго до вашей встречи, – парень посмотрел на меня, вытер слезы и замолчал. Я убрал свою руку, чтобы не смущать его.

– В любом случае это останется на моей совести. Но его история – она говорит о том, насколько всем вокруг плевать на нас. Я ведь уверен, что соседи слышали крики от избиений, в школе все видели синяки, и никому не было дела до этого парня, всем было плевать. Потому что всем кажется, что их мелкие проблемы куда важней, чем чьи-то другие. Но это вовсе не так. Люди – твари, и что самое страшное, порой наши родители такие же бессердечные суки, как и все вокруг. Они не понимают нас, не слышат, им кажется, что их взрослые проблемы должны волновать беззаботных детей, у которых на самом деле куда больше проблем, и они куда серьезней. Если бы его мать не игнорировала поведение своего нового мужа, если бы она вмешалась, то мальчик находился бы на свободе, мог посещать кафетерий. Отчим остался бы жив и гнил в тюрьме за изнасилование и избиение, и мать была бы жива, находилась рядом со своим сыном, лишенным ее любви. Иногда хочется все исправить, но, увы, время бежит лишь вперед, оно нещадно губит наши судьбы, – парень встал и посмотрел вслед солнцу, спрятавшемуся за горизонтом. – Пора ужинать!

– Мне неловко ужинать с семьей, у которой ты живешь.

– Тогда давайте сделаем так, сэр: я возьму нам еды и мы отужинаем в комнате, где я живу. В нее отдельный вход. Как спускаетесь с амбара, идите к дому и налево, увидите дверь, – парень достал ключи. – Вот ключи. Ну все, я пошел.

Я спустился следом за ним по лестнице и пошел искать ту самую дверь, ведущую в комнату, где ему позволили жить хозяева фермы. Комнатка была небольшой: шкаф, раскладушка и стол – вот, в общем-то, и вся мебель. Незнакомец вернулся минут через пять, и мы приступили к ужину.

– Вся семья хотела с вами познакомиться, особенно после того, как вы перепугали весь город тем, что жгли что-то в квартире. Но я сказал, что вы очень устали и не готовы сегодня к знакомству.

– Почему я не готов?

– Сэр, при знакомстве вы бы назвали им свое имя, и в ту самую минуту нам пришлось бы расстаться.

– Какая принципиальность, меня это немного забавляет. Я много общался с людьми, работающими в офисе, и практически все они сломаны своими начальниками. А ты остаешься таким, какой есть, несмотря на все обстоятельства, пророчащие твою «поломку».

– Меня пытались сломать, но я умело убегаю из одного города в другой и остаюсь при этом человеком, что не может не радовать хотя бы меня самого.

– Твои истории… они вроде бы рассказывают о ком-то другом, но почему-то мне кажется, что они рассказывают о тебе. Каждый раз, пропуская через себя твои рассказы, даже я меняюсь. Как же сильно они деформировали тебя!