Читать книгу 438 дней в море. Удивительная история о победе человека над стихией - Джонатан Франклин - Страница 4

16 ноября 2012 г.

Положение: устье реки

Координаты: 15° 34’ 34.45 с. ш. – 93° 20’ 04.81’’ з. д.

Сальвадор Альваренга проснулся на рассвете. Он вывалился из гамака и прямо в одних шортах, какие носят серферы, двинулся к пляжу. В четыре шага преодолел расстояние до того места, где заканчивались джунгли и начиналась лагуна. Единственными звуками, которые можно было услышать в этот ранний час, были лай бродячих собак в отдалении да щебет птиц в кронах пальм, покачивающих листьями, изорванными в клочья штормами. Оставляя на песке вмятины от босых ног, Альваренга, потирая искусно вытатуированный череп на плече, направился к своей рыбацкой лодке, еле видневшейся в предрассветной дымке на берегу.

Альваренга намеревался выдвинуться пораньше и проверить, все ли в порядке на судне. В Коста-Асуль вовсю процветало воровство. Рыбаки таскали друг у друга оснащение и инвентарь – снимали ходовые винты, выкручивали свечи зажигания, а при случае даже могли утянуть и двигатель. Впрочем, чтобы открутить лодочный мотор ночью в вязком песке, даже двоим пришлось бы изрядно попотеть, поэтому воры обычно промышляли мелкими кражами. Хозяин лодки, на которой плавал Альваренга, одно время держал собаку. На ночь ее привязывали к колышку на пляже в надежде, что та будет стеречь имущество. Но затея не оправдалась: через месяц собаки и след простыл.

«Как-то ночью я услышал шум, выскочил наружу и увидел, что какое-то животное схватило пса и тянет его под воду. Было столько крика и визга, что хоть уши затыкай. Потом собака подлетела в воздух и пропала», – рассказывал Альваренга. Оказалось, что ночью на берег вылез крокодил и схватил четвероногого сторожа. Спасти животное не было никакой возможности. Было бы чистейшим безумием прыгать в кромешной тьме в лагуну и бороться в воде вслепую с трехметровым крокодилом. После этого случая Уилли не стал больше покупать сторожевых собак, а Альваренга перестал плавать на другой берег лагуны, да и вообще старался поменьше плескаться в заливе.

Осматривая лодку, Альваренга заметил, что ночью у него стащили якорь и цепь. Можно было догадаться, что приходили не просто воры, а коллеги-рыбаки, охотившиеся за необходимым оснащением, какие-нибудь новички, промышлявшие рыбалкой в прибрежных водах. Впрочем, Альваренгу не слишком расстроила пропажа якоря. Освободившееся место на палубе позволяло разместить дополнительные фляги с топливом, питьевой водой и кучу буйков размером с легковую машину. Их он мог пустить плавать на поверхности океана, когда начнет рыбачить днем. К тому же рыбалка будет вестись в глубоких водах, где до дна океана добрых сотни футов, поэтому от якоря там все равно не было бы никакой пользы.

Альваренга любил свою лодку. Бесхитростная конструкция без кабины или навеса, с корпусом из стекловолокна – обыкновенная длинная и узкая посудина в форме каноэ, которую многие в Мексике называют лодкой-бананкой. Она была создана специально для того, чтобы скользить по волнам подобно гигантской доске для серфинга. Управлять ею было легко, лодка реагировала на каждое движение кормчего и проворно лавировала среди бурных волн. На дне лежал ящик из стекловолокна размером с холодильник, устремив пустую пасть в небо, а крышка от него валялась рядом на песке. Несмотря на то что кофр был пуст, из него резко воняло тухлой рыбой. Этот ящик был мерилом финансового благополучия Альваренги. Если он забивал его рыбой доверху (а туда входило более 600 кг сырого товара), то мог жить на вырученные деньги целую неделю, не особенно тратясь, экономя и урезая расходы. ОДНАКО АЛЬВАРЕНГА БЫЛ НЕ ТЕМ ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРОГО БЫ УДОВЛЕТВОРИЛО ТАКОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ. ОН НАСЛАЖДАЛСЯ ВСЕМ, ЧТО ПРИНОСИЛ ЕМУ НОВЫЙ ДЕНЬ, И СТАРАЛСЯ ЖИТЬ НА ПОЛНУЮ КАТУШКУ. Устраивал пирушки в разных забегаловках, угощая друзей блюдами из даров моря, пил пиво до рассвета, встречался одновременно с тремя женщинами и охотно оплачивал счета своих братьев по профессии после ночных кутежей в местных ресторанах.

Если рыба не клевала или же штормило так, что нельзя было выйти в море, он отправлялся в лес на охоту. Вооружившись позаимствованной у друга винтовкой или же просто самодельной рогаткой, Альваренга неделями мог выслеживать зверя в горах, лежащих в глубине материка сразу за мангровыми джунглями, окаймлявшими побережье. На природе, вдали от шумного общества, живя в палатке в компании одного или двух верных друзей, Альваренга наслаждался желанной передышкой от суеты и шума, лакомился мясом, которое здесь можно было добывать в больших количествах. Енот, опоссум, коати, игуана, дикая птица – все это было заслуженной добычей, отнятой человеком в честной схватке у природы, способной удовлетворить его ненасытную утробу, требовавшую больших объемов пищи каждый день. У Альваренги не было ни холодильника, ни кладовой для съестных припасов. Еда у него не хранилась. Он убивал и тут же съедал добычу. К условиям жизни он был неприхотлив. Рыбацкий кооператив «Береговые креветколовы» оплачивал аренду дома и коммунальные расходы. Медицинской страховки у него не было, но Альваренга знал, что если вдруг получит какую-нибудь травму, то коллеги-рыбаки подштопают его, а если рана окажется достаточно серьезной – доставят в ближайшую больницу. Местные врачи поднаторели в умении пришивать отрезанные пальцы или сводить концы истерзанной рыболовными крючками плоти. Несчастные случаи на море были обычным делом, но до тех пор, пока команда оставалась рядом с лодкой, все ее члены благополучно выживали. Если же лодка тонула, дело завершали акулы.

Лодка Альваренги длиной 7,5 м равнялась двум пикапам, а в ширину – одному такому грузовику. Не имея каких-либо надстроек, стекол и ламп, она была практически невидима в море. При осадке менее 60 см и с мотором, закрепленным на корме и работающим на полную мощность, лодка задирала нос так высоко, что на треть висела в воздухе и могла мчаться, пронзая и разрезая волны, или лавировать в извилистых протоках мангровых лесов. Полиция часто останавливает такие лодки в открытом океане, подозревая, что их капитаны переправляют на север наркотики или перевозят иммигрантов. И тот и другой вид деятельности на этом клочке суши, где царят беспредел и беззаконие, являются такими же традиционными занятиями для местного населения, как и рыбалка. Остановив судно, полиция приказывает команде задрать майки, прощупывает животы рыбаков, проверяя, не перевозят ли они в своих желудках шарики с кокаином. Обычно рыбаки, к удивлению полицейских и морских инспекторов, подчиняются приказам служителей закона и даже по своей инициативе разрезают пойманную рыбу в доказательство того, что она не начинена белым порошком. Если же блюстители порядка натыкаются на контрабандистов, те направляют свои суда на мелководье, где им почти всегда удается уйти от погони. В худшем случае перевозчики незаконного товара заводят лодку в густые заросли мангровых деревьев, бросают ее там и скрываются в дебрях непроходимых джунглей. Груз, будь то пакеты с кокаином или группа иммигрантов, бросается там же. В мангровых лесах беглецов ждут полчища змей, таких как смертельно ядовитая и крайне агрессивная кайсака или прыгающая гадюка. Благодаря своей окраске рептилии сливаются с окружающей средой, рисунок их кожи имитирует бурые опавшие листья, усеянные пятнами, которые покрывают землю плотным слоем. Гадюки агрессивны и нападают без колебания, почувствовав малейшую опасность и приближение хищника. Укус такой змеи может оказаться смертельным, но контрабандисты сознательно и не раздумывая идут на этот риск, зная, что полиция вряд ли будет преследовать их в мангровых лесах. Представители власти действительно чаще всего даже не сходят на берег, довольствуясь захватом подозрительной лодки и находящегося в ней товара. Отбуксировав судно в ближайший порт, они оставляют его там до прихода хозяина, подобно тому, как неправильно припаркованные машины отгоняются на штрафстоянку до уплаты пошлины.

АЛЬВАРЕНГА ЛЮБИЛ ПОВЕСЕЛИТЬСЯ И ПОКУТИТЬ В ХОРОШЕЙ КОМПАНИИ, ОДНАКО НЕ МЕНЬШУЮ ЛЮБОВЬ ОН ПИТАЛ И К ТЯЖЕЛЫМ ТРУДОВЫМ БУДНЯМ, ЧАСТО БЫВАЯ В РЕЙСАХ, ПРОДОЛЖАВШИХСЯ ДО ТРЕХ ДНЕЙ. Он был удачливым рыбаком, и зачастую в его лодке оказывалось на 200 кг «товара» больше, чем у других. В такие дни, когда рыба клевала хорошо, Альваренга был уверен, что выловит столько же и заработает такую же сумму. Он твердо намеревался выдвинуться как можно раньше. Вчера вечером он практически не потратил ни песо, так что в кармане у него лежали примерно все те же 150 американских долларов. Однако денег, как известно, никогда не бывает много. За одну ночь, если вечеринка особенно задавалась, он мог потратить все, что заработал за день, или даже больше, на пиво для своих друзей, на еду для любимой девушки и текилу для всех посетителей бара.

Альваренга хотел отправиться в путь в десять утра и рыбачить вплоть до четырех часов вечера следующего дня. Готовясь к тридцатичасовой рабочей смене, включавшей также и ночевку в море, Альваренга взял серое пятигаллонное ведро и начал укладывать туда вещи: тщательно завернутое в кусок ткани зеркальце, бритву, зубную щетку, две смены белья. Даже находясь в открытом море, потроша рыбу, отрубая головы пойманным тунцам, перемазанный с ног до головы густой акульей кровью, Альваренга не забывал бриться, чистил зубы два раза в день и смотрелся в зеркальце, проверяя, выглядит ли он по-прежнему как более-менее цивилизованный человек. При такой работе он мог позволить себе вести весьма своеобразную жизнь: грязную рабочую одежду он бросал в угол, надевал ее при надобности снова и снова, ни разу не стирая и не чистя. Когда все предметы его незамысловатого гардероба заляпывались кровью или ветшали до такой степени, что их нельзя уже было носить, он просто выбрасывал пришедшие в негодность вещи, покупал новый комплект дешевого белья, и весь цикл начинался заново. Но когда Альваренга отправлялся в город на очередную пирушку, он тщательно расчесывался, брился, сбрызгивал себя одеколоном и начищал ботинки, чтобы выглядеть на все сто.

Альваренга и его напарник готовились к рейсу со всей тщательностью. Во всех их движениях сквозила уверенность людей, проделывавших эту операцию уже много раз и выполнявших все действия на автомате. Среди прибрежных рыбаков отношения между капитаном и его помощником построены по принципу армейской дисциплины: на уважении старшего по званию. Капитан Альваренга, располагавшийся на корме, отвечал за работу двигателя и правил судном, в то время как его помощник, худой парень по имени Рэй Перес двадцати с небольшим лет, был занят устранением технических проблем в лодке, устанавливал снасти и раскладывал все оснащение в должном порядке. На берегу Рэй был неуправляемым, не признающим никаких законов сорвиголовой и имел неприятности как со многими рыбаками, так и с полицией, но в море он был верным и послушным компаньоном и неустанным работником. Двое партнеров проводили лучшие часы своей жизни в лодке, оглашая окрестности диким хохотом. На загрузку ушло два часа. Вес оборудования, положенного на дно лодки, исчислялся сотнями килограммов: 260 л бензина, 60 л воды, 100 фунтов сардин для приманки, 700 крючков, тысячеметровая снасть, гарпун, три ножа, три ведра для вычерпывания воды, сотовый телефон, завернутый в целлофан, навигационный прибор GPS (впрочем, не водостойкий), рация с наполовину заряженными аккумуляторами, несколько гаечных ключей для починки мотора и 200 фунтов льда. Поверх огромной горы сложенных снастей высилась кипа пустых фляг из-под извести и моющего средства – голубых, белых и розовых контейнеров, вносивших свою лепту в создание калейдоскопа цветов, карнавальной атмосферы хаоса, царящего на судне. Самыми тяжелыми были контейнеры с бензином, после укладки которых лодка осела на 20 дюймов. Передняя скамья была светлее других частей лодки, что свидетельствовало о том, что ее недавно ремонтировали: следы эпоксидной смолы указывали на то, что укрепления треснувшей стойки чинили.

Самым объемным предметом в лодке был контейнер для льда со съемной крышкой длиной полтора метра и высотой метр двадцать. Наполненный доверху льдом и рыбой, он был настолько тяжелым, что в принципе мог перевернуть судно, если его начать ворочать и передвигать в море. Основным требованием было расположить кофр точно по центру лодки. Альваренга пользовался самым большим контейнером, какой только можно было найти. Это доказывало его статус заносчивого мачо и одновременно уверенность в том, что он обладает достаточным талантом и умением, чтобы набить кофр такого объема до самых краев.

Вдоль берега, подобно грузовикам у погрузочного дока, выстроились в ряд еще десяток таких же лодок, готовящихся к отплытию. Вокруг них царила суматоха, предшествующая началу любой работы, когда все делается в последнюю минуту. Когда они отчалили, Альваренга перевел мотор на реверс и стал отплывать от берега. Развернув лодку, он направил ее к грубому волнорезу, туда, где воды эстуария встречались с водами Тихого океана. Выход из лагуны требовал сложных маневров, поскольку кормчему приходилось лавировать между песчаных отмелей и бурных волн. Несколько рыбаков погибло у волнореза, а полугодом раньше Альваренга сам сидел в лодке (хоть и не у руля), когда на нее накатила волна. Судно перевернулось, и сальвадорец чуть было не утонул под горой обрушившегося на него снаряжения, барахтаясь в бурлящих волнах.

Через пять минут флотилия рыбацких лодок вышла в отрытый океан, после чего капитаны приглушили двигатели и перевели их на холостой ход. Лодки собрались вместе и встали борт к борту. Как у погонщиков фургонов, пересекавших пустыню, у путешественников по морю тоже был свой ритуал, предшествующий рейсу: они собирались вместе на прощальный перекур, прежде чем каждый пойдет своей дорогой. Для рыбаков такой ритуал был нечто средним между беседой пожилых кумушек в воскресный день у здания муниципалитета и обменом сплетнями офисных работников, встретившихся у кулера. Поскольку травку любили все и они не попадали ни в чье поле зрения, мужчины курили одну самокрутку за другой. НИКТО НЕ ПОМНИТ, ОТКУДА ПОШЛА ЭТА ТРАДИЦИЯ ПЕРЕКУРА НА ПОСОШОК, НО СЕЙЧАС ОНА ЗАКРЕПИЛАСЬ В ОБЫЧАЯХ НАРОДА ЧЬЯПАС. Скорее всего, такой ритуал был наследием традиции пятидесятилетней давности, доставшимся современным мореходам от мексиканских рыбарей-контрабандистов, перевозивших тонны марихуаны на север, к берегам Соединенных Штатов, чтобы выгодно сбыть ее на тамошнем рынке. Рыбаки затягивались, шутили, а ругань просто лилась рекой, и волны безудержного хохота перекидывались от одной лодки к другой.

Сделав последнюю затяжку, Альваренга попрощался с товарищами, завел мотор и направил лодку на запад, в открытый океан. Сверяясь с показаниями навигационного прибора, он двигался к тому самому месту, где они с Рэем наловили накануне так много рыбы. Путь туда занял шесть часов. Альваренга выключил мотор, когда они оказались в самом центре залива Теуантепек. Следующие два часа партнеры были заняты тем, что насаживали приманку на крючки, вытравляли снасти и устанавливали их на воде с буйками. К семи часам вечера ловцы закинули снасть длиной более двух тысяч метров и растянули ее позади лодки. Наступила ночь. Звезды сверкали ярко, с северо-востока дул сильный, но приятный порывистый ветер. Альваренга и Рэй выкурили несколько самокруток марихуаны. Они посмеялись, вспоминая приключившуюся с ними недавно историю с мотором. Четыре дня назад у них заглох двигатель. Их лодку отбуксировала к берегу группа рыбаков, по чистой случайности оказавшаяся в этом районе и принявшая сигнал SOS, который Альваренга посылал по второму каналу – частотный диапазон, используемый рыбаками залива Теуантепек для экстренной связи. Никто из ходящих по морю не опасался попасть в беду. Товарищи всегда были рядом. «Мы прошли вместе через много штормов и бурь, – рассказывает Рэй. – Когда волны начинали бросать нашу лодку из стороны в сторону, капитан говорил мне: “Иди вздремни чуток. Одеяло дать?” А я спрашивал: “А как же волны?” А он мне: “Да не обращай внимания”».

Горя желанием проверить, не поймалось ли чего на крючки, в десять вечера партнеры проехали вдоль буйков. Они сразу же поняли, что лов удался. Прямо под ними в метре от поверхности в снастях металась большая рыба-молот, пытаясь освободиться от крючка, вонзившегося ей в рот. Они подождали до двух утра, а потом Рэй стал выбирать трос. Он подтянул рыбу-молот к борту лодки, где уже поджидал Альваренга с гарпуном. Он подцепил добычу, не давая ей уйти, а Рэй саданул по голове морской гадины самодельной деревянной дубинкой. Когда рыбаки имели дело с тунцом или акулой, они всегда старались умертвить их еще в воде. Другие для этой цели использовали самодельный шокер «Тазер» – незамысловатый прибор, состоящий из автомобильного аккумулятора и двух проводов с клеммами на концах, которые можно было приложить к голове рыбы и нанести ей смертельный удар током. Как и в случае с убоем коров и цыплят, все жестокие сцены были скрыты от глаз потребителей, которые никогда не видели да и представить себе не могли, что происходило до того, как они бросали в супермаркетную тележку банку консервированного тунца или же заказывали в ресторане свежий стейк корифены. Для Альваренги и Рэя было важно убить всякую рыбу, прежде чем затаскивать ее в лодку. Ведь живая акула могла легко откусить рыбаку пальцы на руке или же выдрать кусок мяса из тела. В особенности приходилось быть очень осторожными, имея дело с марлином (рыбой-меч): своим острым носом-клювом она могла нанести серьезные увечья.

Рэй выбирал снасть на протяжении двух часов. Это была тяжелая работа, требующая развитых мышц плеча и предплечья. И снова им улыбнулась удача – добычи было много: корифена, рыба-молот, лисья акула, рыба-парусник. Все это богатство заполнило кофр со льдом доверху, а это значит, у рыбаков теперь было 500 кг свежего товара. Всего лишь за один заброс снасти они наполнили кофр со льдом почти до краев, поэтому идти на второй заход смысла не было. Оставалось только возвращаться. Через пять часов они будут дома. Затем – быстро принять душ, переодеться, поесть, закинуть в лодку новый запас горючего и воды и снова отправиться в рейс. Еще один, последний. Таким образом, две тридцатичасовые смены составят шестьдесят часов почти непрерывной работы. Если все пойдет хорошо, они совершат еще один рейс, а если и в третий раз привезут столько, то это можно будет считать необычайной удачей.

Пока ехали обратно, оба пребывали в состоянии полусна, так как на протяжении последних нескольких дней им удавалось поспать лишь урывками. Оба были не прочь выкурить косячок-другой, но травка вся вышла. Впрочем, вскоре на берегу можно будет восполнить запасы и этого ресурса. Воодушевленные удачей и опьяненные победой Рэй и Альваренга решили сказать своему боссу, чтобы тот пока не расплачивался с ними. Подобно игрокам в покер, они хотели поднакопить, отыграть все что можно в следующем заходе и уже потом забрать весь выигрыш сразу. Если они получат по триста долларов на брата, то с такими деньгами можно будет закатить двухдневную вечеринку с горами марихуаны, морем текилы и пивными реками. Оба ни капли не сомневались, что смогут потратить все деньги за одну ночь. Из всех удовольствий на свете Альваренга больше всего предпочитал еду, особенно лакомства из креветок, подававшиеся на блюде размером с автомобильное колесо. Он мог закатить банкет и сожрать все, что заказал, сам или же вместе с друзьями. Он часто угощал приятелей-рыбаков обедом, а местный банк всегда был готов предоставить ему кредит в случае чего.

Когда они причалили к берегу, Рэй сделал неожиданное заявление. «Мне, – сказал он, – нужно прямо сейчас отправиться в город, чтобы отметиться в местной тюрьме и подписать кое-какие бумаги». (Он был выпущен под залог за вооруженное ограбление и теперь должен был регулярно приходить в полицию.) У Рэя все время чесались пальцы, и он постоянно тянул все, что плохо лежало, поэтому опасность загреметь за решетку постоянно нависала над парнем. За поясом под рубашкой у него всегда был заткнут пистолет, а в патроннике находилась пуля 22-го калибра, о чем – он был уверен в этом – все в поселке знали.

РЭЙ ПОПЫТАЛСЯ ПРЕДСТАВИТЬ СВОЮ ЗАДЕРЖКУ В ВЫГОДНОМ СВЕТЕ. ОН НАПОМНИЛ АЛЬВАРЕНГЕ, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ ИМЕЛ НЕПРИЯТНОСТЕЙ С ЗАКОНОМ, ЧТО КАЖДЫЙ ПОХОД В ТЮРЬМУ ВОЗВРАЩАЕТ ЕМУ ЧАСТЬ ДЕНЕГ ОТ ЗАЛОГА. «У нас будет больше веселых песо на пирушку», – сказал он, когда напарники готовили лодку к следующему рейсу. «Я просил его, чтобы он меня подождал, – говорит Рэй. – Я положил в лодку что нужно – лед, наживку, все остальное – и отправился в суд. Мы точно знали место хорошего клева, да и момент для ловли был замечательный». Когда Рэй временно выбыл из игры, Альваренга забеспокоился. Он сомневался, удастся ли его постоянному напарнику вернуться хотя бы до полудня, и на всякий случай стал искать временную замену. Альваренга прошелся по пляжу, где обычно собирались поденные рабочие. Десятки праздношатающихся людей бродили по берегу лагуны с парой бутербродов за пазухой, пакетом со сменной одеждой и любимым ножом за поясом. Все они искали поденную работу по ставке 50 долларов наличными за день, которые получали по возвращении на берег.

Альваренга даже нашел одного молодого парня, который согласился поехать с ним: его друг Вулфман постоянно тренировал новичков, и на него всегда можно было рассчитывать при поисках напарника, когда кому-нибудь срочно требовался человек в команду. Вулфман подыскал для Альваренги Иезикиля Кордобу, двадцатидвухлетнего парня по кличке Пината (Неспокойный), который жил на другой стороне лагуны, где был известен как звезда местной футбольной команды. Альваренга и Кордоба виделись мельком несколько раз на футбольном поле, но ни разу не говорили и тем более не работали вместе. Альваренга подозревал, что молодой футболист был совершенно неподходящей кандидатурой. Парень привык к спокойным водам лагуны и ходил в море меньше двух лет. Альваренга знал обо всех проблемах, с которыми ему придется столкнуться, выходя в рейс с новичком. Многие одно время просили его взять их с собой на лов, но большую часть времени такие напарники проводили, лежа пластом на дне лодки и страдая от морской болезни, умоляя при этом поскорее вернуться на берег. Однако время поджимало. Несмотря на то что в первый раз Альваренга отверг спортсмена, в конце концов он уступил уговорам Кордобы и, велев ему подождать у причала, отправился домой обедать.

Длинный деревянный стол, выкрашенный в голубой цвет и расположенный под навесом из листового железа, назывался кафе, хотя здесь не было ни стен, ни окон. По сути это был местный паб для рыбаков, где они ели, пили и делились друг с другом последними сплетнями. На завтрак тут подавали не чай с круассанами, а гору жареной фасоли с яйцами и луком, посыпанную перцем и политую соусом халапеньо. Альваренга пил кофе и слушал краем уха разговоры о надвигающемся шторме. Предупреждение о северных бурях, спускающихся на залив Теуантепек, не слишком сильно повлияло на настроение рыбаков. Как и Альваренга, большинство из них прислушивались к другим аргументам, перевешивающим все предостережения: в море ходят косяки тунца, стаи акул, а на процветающем рыбном рынке в Мехико каждый день с 2:30 утра начинают продавать, покупать и отгружать дары моря на миллионы долларов.

«Я собираюсь в море с новым напарником, но вернусь точно к началу веселья», – сообщил Альваренга своему начальнику Мино за завтраком в кафе. Сальвадорцу напомнили, что он должен принести еду для завтрашней вечеринки. Не забывай, сказали ему, что на твоей совести покупка пятнадцати жареных цыплят для пирушки в честь дня рождения Доны Мины – местной шеф-поварихи, которая была крестной матерью многих рыбаков городка Коста-Асуль.

– Ребята, надвигается буря, – напомнил Уилли, владелец нескольких лодок, хотя по опыту знал: ни напоминание об урагане, ни тяжелое похмелье не были настолько серьезными причинами, чтобы отговорить Альваренгу и многих других, подобных ему, от выхода в море.

Альваренгу больше беспокоила невеселая перспектива выйти в рейс без привычной горсти лимонов и соли, необходимых для приготовления севиче. «Я всегда брал с собой еды с запасом на случай, если нам придется задержаться еще на день. Ну, если вдруг мы потеряемся или же шторм унесет нас бог знает куда. Надо быть ко всему готовым, когда плаваешь на большие расстояния. Я привык находиться в лодке дольше, чем все остальные. Многие, не поймав ничего приличного, обычно возвращались домой с пустым кофром, но только не я. Я оставался, закидывал снасти снова и снова, пробовал забрасывать крючки в другом месте».

У ловцов акул не так уж много возможностей для приготовления пищи в рейсе. Они не могут побаловать себя разнообразием блюд, находясь в открытом океане. В лодке нет ни плиты, ни духовки, а разведение огня сопряжено с множеством опасностей. Альваренга подготовился к ночному рейсу, велев местному повару зажарить для него говяжью печень. Он принес достаточно жареного мяса, чтобы можно было впоследствии заворачивать его в лепешки и есть. На борту в открытом море он пользовался скамьей как разделочной доской, шинкуя на ней кинзу, лук и помидоры. Последние считались наиболее ценным лакомством и поедались задолго до того, как подходило время обеда. Для того чтобы устроить пир, Альваренге требовались всего лишь свежее мясо тунца, острый нож и немного соленой воды. А поскольку он прикидывал, что шторм может задержать его в море и заставит провести в рейсе на день больше, он захватил еще один пакет с лимонами. Он также отдал 200 песо (17 долларов) за две охапки марихуаны (ему достались головки конопли) размером с кулак. Такой ритуал совершался перед каждым рейсом. В море, особенно ночью, в ожидании, пока на крючок клюнет акула, тунец и корифена, он курил одну толстую самокрутку за другой, глядя на усыпанное звездами темное небо.

18 ноября 2012 г.

1-й день плавания

Солидарные в своем пренебрежительном отношении ко всем прогнозам погоды на свете, рыбаки вышли в море. Десять лодок направились навстречу бурлящим водам, туда, где дельта Коста-Асуль содрогается от натиска волн Тихого океана. Рыбаки пригибались, когда под напором ветра набегала очередная волна. С гребней валов слетала пена и неслась по воздуху, будто снег. Весь трюк плавания в таких условиях состоял в том, чтобы двигаться рывками, увеличивая скорость в коротком промежутке времени между двумя волнами. В промокшей насквозь одежде и полуслепой от соли, разъедающей глаза, Сальвадор Альваренга правил левой рукой, а правой держался за шест, чтобы не свалиться за борт. Через день или два он будет плыть обратно к берегу с богатым уловом рыбы в кофре. Он сдаст товар боссу и заберет свою зарплату за последние несколько дней. «Я любил деньги, – признает Альваренга. – Но никто не смог бы назвать меня мошенником. Когда люди видели меня навеселе с красивой женщиной в обнимку, они, по крайней мере, знали, через что я прошел, чтобы добыть эти деньги. Я держал голову высоко, где бы ни находился».

На голове Альваренги была балаклава – лыжная шапка с прорезанными отверстиями для глаз и носа. «Настоящий террорист», – шутили рыбаки. Но все дело в том, что на открытом солнце отважный сальвадорец мог получить ужасные ожоги. Кожа у Альваренги была не медно-смуглого оттенка, как у местных, а очень светлой, почти белой. К тому же он не был рожден под тропическим солнцем. Появившись на свет в деревушке в горах Испании, Альваренга был привычен к холодной снежной погоде, а не к палящим лучам, способным менее чем за три часа сжечь кожу до волдырей.

Альваренга обозревал просторы неспокойного океана и шел курсом 280 (запад/северо-запад). Портативный передатчик в ведре пищал не переставая, но Альваренга никогда не обращал на него внимания: обычно он лежал под горой одежды. Многие рыбаки трещат по радио без умолку, подобно дальнобойщикам, переговаривающимся друг с другом по общественному диапазону, но для Альваренги жизнь в море означала уединение и обрыв всех связей с берегом. Он мог провести два дня в море, не сделав ни единого звонка на сушу, полностью уходя от взбалмошной и неинтересной рутинной жизни.

По мере того как он продвигался по морю, полоса прибоя и горы на побережье все больше отдалялись к горизонту. Альваренга был спокоен и расслаблен. Он и не догадывался, что направляется на запад с примерно той же самой скоростью, с какой с северо-востока идет широкий фронт ветров – сильный ураган Нортено, незаметно набирающий силу и надвигающийся на Коста-Асуль. БУРЯ ПОКА ЧТО БУШЕВАЛА ЗА ГОРАМИ, НО ВОТ-ВОТ ДОЛЖНА БЫЛА ПОЯВИТЬСЯ, ЧТОБЫ ПОКАЗАТЬ ЛЮДЯМ ВЕСЬ СВОЙ УЖАСНЫЙ НРАВ ВО ВСЕМ ЕГО НЕПРИГЛЯДНОМ ВЕЛИКОЛЕПИИ. Если бы Альваренга остался на берегу до обеда, он бы заметил примечательную деталь: хотя небо и оставалось ясно-голубым, с северо-востока наступали серые тучи, как будто нарисованные мазками кисти художника-импрессиониста, скромные предвестники наступающего урагана, которые все же пока еще не вызывали ни у кого опасений, не заставили никого забить тревогу. А ведь старые рыбаки отслеживают изменения в погоде и могут предсказать бурю еще за несколько часов до того, как на земле станут ощущаться первые признаки катаклизма. Шторм, который нагонял Альваренгу, теперь отмечают на метеорологических картах под названием «Холодный фронт № 11». Он уже свирепствовал на земле, но пока что не добрался до моря, и ему требовалось время, чтобы нагнать находящихся в рейсе рыбаков.

Альваренга больше, чем многие другие, представлял себе всю опасность морских бурь и штормов. Однако вместе с тем он испытывал и душевный подъем: он только что выловил полтонны рыбы, а океане было еще полно добычи. Он ожидал штормов в это время года – ноябрь всегда был неспокойным месяцем. Вся хитрость состояла в том, объяснял он Кордобе, чтобы научиться понимать ветер, волны и тучи. Одного лишь взгляда на небо и поверхность океана для него было достаточно, чтобы прикинуть, насколько серьезным будет надвигающийся шторм. В этот раз чувствовалось, что буря будет неслабой. Альваренга ощущал мощь налетающих порывов, по мере того как клубы туч сгущались над вершинами гор на востоке. Но он не боялся трудностей. РЫБАК ПРИНЯЛ ВЫЗОВ СТИХИИ И НЕ ХОТЕЛ МЕНЯТЬ СВОИ ПЛАНЫ. Если бы у него был телефон с доступом в Интернет и если бы он заглянул на один из сайтов с прогнозом погоды, он бы пересмотрел свое мнение и изменил планы. Но поскольку явных предупреждений об опасности не было, двое рыбаков заняли в лодке места, соответствующие их рангу: Альваренга – у штурвала, Кордоба – на носу, лежа ничком, как этакая морская фигура над водорезом корабля. Он был занят высматриванием плавучего мусора, который бы мог повредить или перевернуть лодку. Кокосовые орехи, почти невидимые в бурлящих волнах, производили резкий звук «Бах!», ударяясь о борт. Впрочем, они не представляли опасности. Хуже было бы, если бы лодка наткнулась на ствол дерева, который мог заклинить винт и заставить судно кувыркаться. Панцирь морской черепахи также мог повредить винт, а брошенные рыбацкие сети вообще могли вывести двигатель из строя.

Путешествие в рыбные места залива Теуантепек требовало пяти часов неустанного наблюдения, но уже через час после отправления из порта Кордоба в бессилии повалился на дно лодки. Его ужасно тошнило. Ему было страшно и очень хотелось домой. Он подписался на день работы в море, а не на то, чтобы над ним издевались, заявил парень. Желудок бедняги выворачивался наизнанку, язык никак не мог успокоиться во рту. Глаза Кордобы закатывались каждый раз, когда набегала очередная волна. Тошнота длилась лишь до тех пор, пока в желудке хоть что-то оставалось. Затем у Кордобы начались сухие рвотные спазмы. При отсутствии смазки горло в таких случаях начинает гореть, как в огне. «Новички всегда блюют и хватаются за перила. У них кружится голова, и они не знают, что делать. Да они ничего и не могут с этим поделать, – говорит Ла Вака, коллега-рыбак. – Я предупреждал Иезекиля, чтобы он не ходил так далеко в море в тот день, ведь шторм был и в самом деле силен. Лично я не стал рисковать».

Двадцать лет на море в маленькой лодке научили Альваренгу понимать океан и предсказывать ритм волн. «Чтобы быть хорошим рыбаком, у тебя должна варить голова. Ты должен знать, как бороться с морем, как взять у него рыбу. Я мог посмотреть на воду, увидеть определенный оттенок зеленого и понять, что здесь мы найдем много добычи. Также полезно бывает понаблюдать за поведением птиц. Часто можно увидеть, как они ловят рыбу в местах ее скопления».

Новичок не продержится и пяти минут без того, чтобы не перевернуть лодку даже при высоте волны в 2,5 м. Альваренга же едва их замечал. Как опытный мореход он одновременно замечал и расшифровывал малейшие знаки, которые видел в каждой волне. Постоянно регулируя положение дросселя и выворачивая румпель, он прокладывал путь через бурные валы. Когда волна накрывала их, Кордобу сбивало с ног, ударяя о дно лодки. Альваренга заметил, что тот должен быть более внимательным. Они теперь шли, прокладывая курс, лежащий параллельно волнам, что делало их уязвимыми к удару в правый борт: из-за него лодка могла перевернуться. Когда волна ударяла в борт, Альваренга поддавал газу, вводил лодку в крутой 360-градусный штопор и снова устанавливал нужный угол атаки.

Других лодок на горизонте не наблюдалось. По крайней мере, в пределах видимости, на расстоянии немногим более полумили, не было видно ни одной. Дождя не было, но поднимаемая ветром водяная пыль попадала глаза. «Штормило, и я велел Кордобе держаться покрепче, – говорил Альваренга. – Мы плыли по волнам. Они были не очень высокими, но нас все равно постоянно подбрасывало над водой, а потом резко кидало вниз». Альваренга знал, что надвигается грозный ураган Нортено. «Признаки приближающейся бури были настолько очевидными, что ее можно было почуять. Я ЧУВСТВОВАЛ ШТОРМ ВСЕМ СВОИМ ОРГАНИЗМОМ, НО НЕЧТО ПОДОБНОЕ ПРОИСХОДИЛО УЖЕ МНОГО РАЗ И ДО ЭТОГО». Характерной особенностью этих прибрежных штормов был яростный ветер, который мог дуть несколько дней кряду, но с неба почти не капало. Альваренга вспоминает ревущий ветер без дождя и разбросанные по небу тучи: «День был прекрасный. Было солнечно и жарко».

По мере того как рыбаки продвигались все дальше в море, ветер усилился с 20 миль до 30 миль в час. До урагана первой категории, при котором потоки воздуха достигают скорости 72 миль в час, было еще далеко, но даже этого было достаточно, чтобы напугать молодого Кордобу до смерти. «Ветер свистит. Волны ходят туда-сюда, разбиваются о борта лодки. Каждая под два метра высотой. Они набегают одна на другую и сталкиваются друг с другом». По мере того как ветер усиливался, разговоры прекратились. Кордоба вцепился в нос лодки, сжимая пальцами перила, да так и сидел почти все время, пока они не добрались до цели путешествия. В пять вечера рыбаки прибыли на место ловли и развернули длинную снасть, насадив наживку на семьсот крючков, расположенных на равном расстоянии друг от друга. Чтобы снасть не утонула, через каждые двадцать ярдов к ней была привязана пластмассовая фляга из-под отбеливателя. Плавая на поверхности океана, они выглядели как обычный мусор в воде. «Забросив снасти, мы немного поговорили», – рассказывает Альваренга.

К восьми вечера снасть полностью растянулась и теперь плыла позади лодки, создавая мощную тягу, которая придавала судну большую устойчивость. Теперь лодка могла противостоять напору волн, которые толкали и дергали ее во всех направлениях. Оставалось только ждать, пока на приманку не клюнет рыба. Кордоба заснул. Альваренга покуривал травку и присматривал за снастью. Дело в том, что грузовые суда-контейнеровозы, идущие из ближайшего порта в Салина-Круз, часто натыкались на снасти и рвали их. Даже если им сигналили из лодки стробоскопической лампой, это не гарантировало, что большие и неповоротливые корабли сменят курс. Многие из них шли на автопилоте, поэтому капитаны малых судов старались сделать все возможное, чтобы уйти с дороги при первых же признаках приближающегося контейнеровоза.

Примерно в час ночи Альваренга уловил первые тревожные знаки приближающейся опасности. Он почувствовал сильное беспокойство глубоко внутри. Голос шторма усилился, и опытный рыбак тотчас же уловил изменение в звучании ветра. Порывы набирали силу, и лодка стала раскачиваться, как карусель в парке развлечений. Кордоба испугался и начал паниковать.

– Убираемся отсюда скорее! – кричал он. – Поворачиваем назад! Мы утонем!

– Заткнись! – приказал ему Альваренга, но вскоре ветер и волны усилились до такой степени, что лодка стала наполняться водой.

Альваренга велел Кордобе вычерпывать воду. Взяв флягу из-под чистящего средства с отрезанным верхом, тот начал яростно черпать перехлестывающую через борт воду, но, несмотря на все усилия, Кордобе было не поспеть за волнами. Тогда Альваренга присоединился к напарнику.

– Нужно вытягивать снасть! Это Нортено. Довольно сильный! – крикнул Альваренга Кордобе, но тот не отреагировал. – Пошевеливайся, тупой осел! – прикрикнул капитан. – Давай я поддам жару, а ты начинай выбирать снасть.

В обычной ситуации капитан только наблюдает за тем, как помощник достает снасть из воды, но штормовой ветер крепчал, поэтому Альваренга натянул толстые перчатки и, помня о крючках, принялся помогать Кордобе. Так они выбирали снасть ярд за ярдом. Волны нахлестывали в лодку воды по два дюйма за раз, поэтому пока Кордоба тянул трос снасти, Альваренга черпал. Работая вместе, им удалось вытянуть половину снасти. ОНИ ВЫБИЛИСЬ ИЗ СИЛ, НО БЫЛИ РАДЫ: УЛОВ БЫЛ ФАНТАСТИЧЕСКИМ – ДЕСЯТЬ БОЛЬШИХ РЫБИН, ВКЛЮЧАЯ ТУНЦА, КОРИФЕНУ И НЕСКОЛЬКО АКУЛ. Кровь от рыбы заливала лодку, собиралась на дне в хлюпающие красные лужи. В любую минуту рыбакам в тело мог вонзиться крюк, хищная рыбина могла укусить их или уколоть плавником. Опасным было даже прикосновение к акуле. Если она терлась о голый участок тела, то срезала кожу как напильником. «Акула сбривает кожу, сдирает ее лоскутьями как шелуху. А если в рану попадает морская вода, то уж тут начинает жечь, хоть кричи. В общем-то, она кромсает тебя на лоскутья. Это как содрать кожу об асфальт, если свалиться с мотоцикла на полном ходу».

Альваренга управлял лодкой и продолжал выбирать снасть, а горсти соленой воды плескали ему в глаза. Его лодка раскачивалась и подскакивала так сильно, что было невозможно стоять в ней, не держась за перила. К тому же фляги с горючим и деревянный ящик для хранения сети занимали большую часть дна, поэтому места для стояния оставалось мало. Альваренга принял радикальное решение. У них больше не оставалось времени на выбор всей снасти, так что он решил избавиться от нее. Он знал, что такая снасть с крючками стоила не одну тысячу долларов, а теперь все это богатство уплывало в океан вместе с пойманной добычей, но шторм становился все яростней, поэтому другого выхода у них не было. Альваренга достал нож и перерезал трос. Теперь они были свободны. Однако без длинной снасти лодку начало швырять так, будто ее подбрасывал великан. Кордоба рыдал в голос, когда Альваренга посветил на циферблат компаса, чтобы установить курс 70 градусов на восток, через шторм и ночную темноту, направляясь к дому. Если все пойдет хорошо, думал Альваренга, еще до восхода солнца он будет уплетать жареного цыпленка и пить пиво, наслаждаясь недельной фиестой в ожидании, пока закончится буря.