Читать книгу 438 дней в море. Удивительная история о победе человека над стихией - Джонатан Франклин - Страница 5

18–23 ноября 2012 г.

Положение: 100 миль от побережья Мексики

Координаты: 15° 13’ 51.26 с. ш. – 94° 13’ 30.36’’ з. д.

2-й день плавания

Альваренга, съежившись, сидел на корме, поддавал газу и вел лодку вперед. На лицо он натянул лыжную шапочку, а на голову накинул капюшон куртки. Он направлял лодку к берегу, которого не видел. Рядом с ним Кордоба, стоя на коленях, без остановки черпал и черпал, проигрывая битву против стихии, которая обрушивала на палубу все новые потоки морской воды. Видимость была почти нулевая. При свете луны Альваренге удавалось обозреть морское пространство на сотню-другую ярдов вперед, но тучи водяной пыли и вздымавшиеся волны создавали у него такое впечатление, как будто лодка кружится в центре огромного водоворота. Горизонта видно не было, и только над головой крутилось большое черное небо с мерцающими звездами. «Нас то и дело окатывало водой с головы до ног, но я не думал, что мы можем пойти ко дну, – рассказывает он. – Волны не разбивались в лодке. Они поднимали и опускали нас».

Ветер теперь буквально ревел. Его скорость была не меньше 50 миль в час. Море было вспенено, а волны бились в борт лодки, сбивая Альваренгу с курса. Как профессиональный боксер, готовящийся к важному поединку, Альваренга трезво оценивал своего противника. Ему предстояло выдержать пятичасовую битву со стихией, и, несмотря на то что он провел не один год, бороздя эти воды, Альваренга не был самоуверенным. У каждого шторма свои причуды, свои заскоки и особенности, и первейшей задачей рыбака является понять ритм и ход бури. Попеременно, то убыстряя ход двигателя, то неожиданно сбрасывая скорость при помощи дросселя, Альваренга искусно вел лодку между валами, высота которых варьировалась от двух с половиной до трех метров. В этом хаосе из пересекающихся течений и штормовых ветров он искал ключи-подсказки, которые помогли бы увидеть порядок в безумной вакханалии, создаваемой водой и атмосферой. Он не мог просто заглушить мотор и позволить носу опуститься, так как в этом случае лодку бы затопило. Альваренга правил осторожно, держа нос судна под нужным углом, высоко, перемещая центр тяжести на корму, как серфингист, скользящий по волнам на доске.

Если он начинал плыть слишком быстро, то рисковал соскользнуть вниз по поверхности волны, из-за чего нос судна ушел бы под воду, и тогда оно бы стало уязвимым для следующей волны, которая могла бы за один раз затопить лодку. Альваренга знал: если лодка наполнится водой больше чем наполовину, они будут обречены. Никакое вычерпывание тут уже не поможет. ОНИ ПОГИБНУТ, А КАК ИМЕННО – ЭТО УЖЕ НЕ ВАЖНО. СМЕРТЬ ИХ БУДЕТ УЖАСНОЙ И БЫСТРОЙ ЛИБО МЕДЛЕННОЙ И МУЧИТЕЛЬНОЙ, РАСТЯНУТОЙ НА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ. Акулы всегда рядом. Никто не найдет их тела. Причина смерти – пропал в море. Единственная подсказка, которая поможет другим понять, что случилось с ними, – выброшенное на берег рыболовецкое снаряжение да обломки лодки.

Так же опасно было позволить лодке перевернуться. В таком случае не только затопит судно, но, скорее всего, самих рыбаков просто выбросит за борт. Если же они окажутся в океане даже в спасательном жилете (а он был надет только на Альваренге), то им уже не позавидуешь. Многие мексиканские рыбаки не пережили подобного приключения и не смогли рассказать о нем. Лодку может отнести на запад ветром, а самих рыбаков – на восток течением. Альваренга, конечно, был хорошим пловцом, но что сможет сделать даже очень тренированный человек против волн в шторм?

Сможет ли он забраться обратно в лодку? Это было бы единственным возможным решением, так как Кордоба вряд ли будет способен вот так сразу взять себя в руки и встать за руль. А если Кордобу смоет за борт? Альваренга смог бы попытаться, ведя лодку кругами, подогнать ее к напарнику, чтобы тот ухватился за перила и забрался обратно, но на это уйдет в лучшем случае минуты две, а барахтающееся тело Кордобы на поверхности океана в сочетании с запахом крови, растворенной в воде, будет притягивать акул как магнитом. Пока Альваренга доберется до него, парень уже будет мертв или же его будут терзать хищники. «Люди воображают, что укус акулы – это как стерильный надрез, но они просто насмотрелись голливудских фильмов, – говорит Альваренга. – Вам следует понимать, что у акулы зубы растут в семь рядов. Когда ее челюсти впиваются в тело, то вырывают из вас кусок мяса. Рана представляет собой изодранные полосы и клочья плоти, похожие на тертый сыр».

Альваренга не обращал внимания на растущее озеро, плещущееся в лодке прямо у него под ногами. Неопытный мореход наверняка бы запаниковал, начал вычерпывать воду, бросив основное занятие – управление лодкой и лавирование между волн. Альваренге нужно было снова взять инициативу в свои руки. Шторм захватил его врасплох, подстерег его. Прокладывая свой рискованный путь через волны, он вдруг понял, что движется слишком быстро. Он немного замедлил ход: в данный момент ловкость и точность были важнее скорости.

Чтобы еще больше стабилизировать движение судна, он велел Кордобе применить морской якорь. Сооруженное из ряда плавающих на поверхности буйков, скрепленных друг с другом тросом, это нехитрое приспособление создавало тягу, выравнивало нос по волнам и придавало судну большую устойчивость. Сделать его было несложно: рыбаки просто прикрутили канистры из-под отбеливателя к длинному куску лески, которую нашли в деревянном ящике. «Если бы мы не выбросили морской якорь, то потонули бы после первых нескольких волн. Даже с буйками каждая волна была испытанием, и нос лодки то и дело зарывался в воду», – говорит Альваренга, который часто прибегал к использованию такой доморощенной системы упрощения навигации в условиях шторма. Несмотря на плавучий якорь и все мастерство Альваренги, водяная пыль и бурлящие волны заливали лодку потоками воды. Пока Альваренга правил, Кордоба черпал как сумасшедший, возвращая налитое штормом обратно в океан и делая небольшие передышки, чтобы дать отдых плечам. Затем он начинал снова, обреченный выполнять свой сизифов труд в неравной борьбе с морем.

Пока Альваренга медленно вел лодку к берегу, Кордоба все больше падал духом. По мере того как ухудшалась погода, его уверенность иссякала. Временами он прекращал работу, бросал ведро и хватался обеими руками за борт, содрогаясь от рвотных спазмов и жалобно хныча. «Я, – говорил он, – подписался всего лишь на роль напарника за пятьдесят долларов – честная плата за два дня труда». Он мог убивать, потрошить и складывать рыбу в кофр хоть весь день, если было нужно. Он мог работать по двенадцать часов кряду, не жалуясь и не хныча. Он был сильный и большой парень. Но он не ожидал, что дорога домой превратится в такое изнуряющее путешествие. Он был уверен, что их утлое суденышко разобьется, что они в конечном счете окажутся в воде, а акулы завершат дело. Он начал выкрикивать свои опасения вслух, в особенности упирая на возможность быть съеденными морскими хищниками. Тем более что их треугольные плавники то и дело выныривали из воды у лодки, когда они снимали добычу с крючков и кидали ее в кофр. Оба рыбака боялись, что, если лодка перевернется, жить им останется ровно столько, чтобы понять, кого сожрут первым.

При редких вспышках молнии можно было убедиться в справедливости этих предсказаний. Однако Альваренга мало что замечал в течение этих миллисекунд, так как его глаза все время заливало соленой водой, а с неба по-прежнему не падало ни капли дождя. До канистры пресной воды, чтобы промыть их, возможности добраться не было. По мере того как все новые порции воды попадали ему на лицо, глаза стали опухать, а острота зрения снижалась.

Без сигнальных огней и даже фонарика Альваренга не просто вел лодку вслепую, а полагался исключительно на свой инстинкт. Перекаты воды под сиденьем казались хаотичными, но у плеска волн был определенный порядок, свой ритм, своя система. Они будто бы подавали сигнал, словно выстукивая азбукой Морзе некое послание. Альваренга должен был подобрать ключ для расшифровки этого послания, понять, что говорят ему волны. Опытные мореходы из Полинезии учат этому искусству своих малолетних детей. Они заставляют их ложиться в воду и дрейфовать на спине день за днем, многие месяцы. Таким образом они учатся понимать ритм океана и раскодировать информацию, заключенную в каждой волне. Полинезийские гребцы каноэ таким образом могут читать волны как книгу и понимать рисунок преломленных, наложенных друг на друга волн, который может сказать о том, что в сотнях миль от их лодки лежит земля. Это жизненно важное искусство для тех, кто ежедневно бороздит просторы Тихого океана, где острова попадаются нечасто на огромных пространствах воды и разбросаны по ней, как зернышки риса в большом бассейне. Альваренга никогда не отзывался о своих навигационных навыках как о чем-то в высшей степени необыкновенном или уникальном. Мореходный талант был вшит в его мозг, и он считал его просто чутьем. НО НА ПРОТЯЖЕНИИ МНОГИХ ЛЕТ ОН НАХОДИЛ ПО МОРЮ ОКОЛО 360 000 МИЛЬ, ЧТО РАВНО РАССТОЯНИЮ ОТ МЕКСИКИ ДО ЛУНЫ И ЕЩЕ ПОЛОВИНЕ ПУТИ ОБРАТНО.

В слабом свете начинающегося дня Альваренга сконцентрировал все свое внимание на внутреннем компасе, и хотя волны продолжали кидать лодку из стороны в сторону, капитан сохранял уверенность и был убежден, что через четыре, максимум шесть часов они прибудут в родной порт целыми и невредимыми. Волны же преподносили сюрприз за сюрпризом, бросали в лицо соленую воду, но благодаря своей ловкости, сообразительности и сноровке капитан придерживался заданного океаном ритма и вел лодку вперед. Опасность была постоянно рядом, но и адреналина в крови было порядочно. Во многих отношениях именно такие ситуации, когда человек находится на грани жизни и смерти, когда он опьянен близостью опасности и выбросом гормонов, делали жизнь в море привлекательной для многих рыбаков. Альваренга презирал преграды. Работа в спокойном офисе ничем не отличалась для него от тюремного заключения. А вот прорываясь через трехметровые волны, когда его глаза разъедала соль, а руки немели от сжимания рукоятки румпеля, он чувствовал себя свободным.

Это был танец, который он исполнял десятки раз и редко спотыкался. Когда профессиональные спортсмены достигают высочайшего уровня концентрации, они говорят, что все вокруг начинает происходить как бы в замедленной съемке, отсюда поистине невообразимая координация футболиста, который делает маневр и проводит идеальный удар головой, посылая мяч в угол ворот. ДЛЯ АЛЬВАРЕНГИ ЭТА АТАКА ВАЛОВ, ПЛЕСК ВОЛН И ВОЙ ВЕТРА БЫЛИ ЕГО ИГРОВЫМ ПОЛЕМ. В ЕГО ГОЛОВЕ ПРОИСХОДИЛО ГРАНДИОЗНОЕ ШОУ, И ОН БЫЛ ЗВЕЗДОЙ НОМЕР ОДИН НА ЭТОМ ПРЕДСТАВЛЕНИИ. Потом, лежа в гамаке в своем бунгало в Коста-Асуль, он будет рассказывать коллегам-рыбакам очередную захватывающую историю, которая, несомненно, станет определяющим моментом в его великолепной карьере капитана.

Однако Кордоба не разделял уверенности Альваренги. Напуганный донельзя, он становился все более злым, агрессивным и нервным, открыто отказываясь выполнять приказания вычерпывать воду. «Я посмотрю, что я смогу сделать!» – кричал он. Страх Кордобы усиливался из-за растущего уровня адреналина в крови и парализующей волю мысли о перспективе утонуть в море. Альваренгу раздражал этот бунт на корабле. Он то и дело говорил своему молодому напарнику: «Когда мы доберемся до берега, между нами все кончено. Мы никогда больше не будем работать вместе. Никогда, слышишь?»

Потом Альваренга попробовал применить другой подход. Он попытался немного успокоить парня, одержимого приступом истерии.

– Ты же любишь деньги? – спросил он Кордобу.

– Конечно, я люблю деньги, – ответил тот.

– Ну вот и пройди через это испытание. Я не виноват в том, что на море разыгрался шторм. Это естественно, и такое время от времени случается с каждым рыбаком. Теперь пришла наша очередь пострадать немного. Но мы же не умрем от этого.

Альваренга теперь уже жалел, что не дождался своего старого напарника Рэя, с которым плавал на протяжении прошлого года. Рыбаки так сблизились, что стали называть друг друга mi pareja (мой партнер), как обычно говорят о супругах. Такое обращение было признанием ежедневных самоотверженных усилий в работе, которую они выполняли друг с другом наравне. «Мы понимали друг друга с полуслова, и мне никогда не приходилось говорить Рэю, что делать», – рассказывает Альваренга. Он представлял, что будь на месте Кордобы Рэй, тот бы черпал воду обеими руками и одновременно шутил, травил байки и болтал не переставая. Он, наверное, даже умудрялся бы при этом одновременно курить косячок марихуаны.

Кордоба все больше поддавался отчаянию. Он замерз и практически впал в состояние оцепенения. Альваренга не мог бросить румпель и начать вычерпывать воду сам. В то же время он не мог просто смотреть на то, как лодка наполняется водой. Уровень воды в ней достигал уже 30 см и подбирался к его икрам. К тому же вода была ненужным балластом, нарушавшим устойчивость лодки. Она плескалась от кормы к носу, и ее веса было достаточно, чтобы заставлять двух людей скользить по палубе туда-сюда. Волны теперь были такими высокими, что, когда они ударялись о борт лодки, людей жестоко бросало из стороны в сторону. Один раз, когда налетела особенно сильная волна, Кордоба отлетел и ударился о край скамейки. Альваренга с беспокойством следил, как его молодого напарника швырнуло через всю лодку. Он молча восхитился хорошей физической формой парня. Кордоба пережил четыре или пять таких падений, которые вырубили бы большинство других людей. «Все дело в правильном положении, – подумал Альваренга. – Он просто не знает, как нужно развернуть свое тело».

Альваренга продолжал сидеть на корме. Он вцепился в двигатель, крепко сжимая румпель и намереваясь провести лодку сквозь шторм, который уже достиг такой силы, что инспекторы порта по всему побережью запретили выходить судам в море, а находящимся в рейсе рыбакам велели немедленно вернуться на берег. Альваренга же никогда не слушал радио. Вместо этого он представлял восторженные крики, которыми его встретят на берегу, когда он пришвартуется к причалу в лагуне Коста-Асуль. Еще одно триумфальное прибытие Чанчи! Но его радужные фантазии были прерваны очередной серией воплей и криков Кордобы. Кажется, молодой неопытный напарник начал сходить с ума. Он стоял, развернувшись лицом к ветру, и выкрикивал ругательства в адрес разбушевавшейся стихии.

– За что Бог так немилосерден ко мне? – вопрошал Кордоба. – Почему он так жестоко наказывает меня?

На протяжении следующих трех часов Альваренга шел строго на восток. Он скользил по волнам по диагонали. Когда ему нужно было повернуть на север, он тянул румпель на себя, что заставляло лодку разворачиваться в крутом повороте налево. Если же отодвинуть румпель от себя на всю длину руки, то это позволяло круто развернуть лодку направо, то есть на юг.

Альваренга держал свой навигационный прибор GPS в ведре с одеждой. Устройство стоимостью в 80 долларов не было водонепроницаемым. Он сверялся с показаниями прибора нечасто, но каждый раз его ждали хорошие новости: несмотря на встречный ветер и северные течения, в первые часы плавания они приблизились на 40 миль к берегу. Они прошли почти половину пути, но оставшиеся 50–60 миль должны были стать самыми сложными. ШТОРМ ТЕПЕРЬ УЖЕ РАЗЫГРАЛСЯ ВО ВСЮ МОЩЬ: ОН НАБИРАЛ СИЛУ НА ЗЕМЛЕ И ОБРУШИВАЛ ВОЗДУШНЫЕ МАССЫ, БУКВАЛЬНО СДУВАЯ ГРЕБНИ С ВОЛН.

Для продвижения лодки в таких сложных условиях требовалось гораздо больше бензина, чем указывалось в расчетах производителя двигателя, но Альваренга захватил с собой две дополнительные пятидесятилитровые канистры с топливом. Он возил солидный запас горючего и раньше: оно могло пригодиться при спасении собрата-рыбака, при поисках потерявшейся сети или же во время преследования косяка рыбы. «Некоторые ребята выходили в море, беря с собой минимальное количество топлива, а потом можно было услышать по радио: «Привет, босс. У меня вышел весь бензин». Они не задумывались о том, что после рыбалки нужно будет возвращаться домой. Такой у них образ мышления».

Кордоба перебирался туда-сюда от безопасной кормы до свободного места на носу. Он дрожал, молил небо о помощи и был в таком смятении, что Альваренга опасался, как бы он не прыгнул в море по собственной инициативе. «Парень просто сошел с ума. Несколько раз он залезал в кофр со льдом и сидел там», – рассказывает Альваренга. Несколько раз Сальвадор приподнимал крышку и заглядывал в ящик. Кордоба лежал поверх обезглавленных рыбьих тел, будто сам был макрелью или тунцом. Он дрожал от страха, глаза у него были выпучены, как у замороженной кефали.

Пока Кордоба плакал и искал укрытия, Альваренга вел лодку через все более высокие волны, неуклонно продвигаясь в направлении берега. Было сложно вычерпывать воду и одновременно править, но от Кордобы помощи ждать не приходилось. Теперь он был скорее мертвым грузом, нежели первым помощником. Когда одна волна подбросила их, а потом обрушила вниз в головокружительном падении, лодка ударилась о воду, издав громкий хруст: похоже, от удара треснул корпус. «Нам повезло, что лодка только что была отремонтирована, – говорит Альваренга. – Шторм, в который мы попали месяц назад, погнул и ослабил основную подпорку. Мы только недавно подлатали ее и установили дополнительную стойку, поэтому лодка выдерживала такие большие нагрузки». Если корпус выдерживал выпавшие на его долю неприятности, то пластмассовое ведро, где находились все средства связи, не пережило удара и треснуло по всей длине. Через несколько минут, когда Альваренга решил позвонить на берег и сообщить о том, что терпит бедствие, а также дать спасателям свои координаты, он обнаружил, что все вещи промокли. Радио все же функционировало, а вот навигационный прибор плавал в воде и был безнадежно испорчен. О том, чтобы высушить его, не могло быть и речи. К счастью, они были уже недалеко от берега, поэтому Альваренга решил, что вскоре сможет плыть, ориентируясь по вехам на суше.

Битва с волнами была сложной и опьяняющей. К семи утра оба рыбака держались из последних сил, поэтому Альваренга объявил небольшой перерыв для завтрака. Волны не утихали, и, вспоминая впоследствии о былом, оба удивлялись собственному решению. КАКАЯ СИЛА ОВЛАДЕЛА ИМИ И ЗАСТАВИЛА ПОВРЕМЕНИТЬ С ВОЗВРАЩЕНИЕМ НА БЕЗОПАСНЫЙ БЕРЕГ, ПУСТЬ ДАЖЕ И НА НЕСКОЛЬКО МИНУТ? Однако ж голод творит с мозгом человека странные вещи, и где-то в глубине своего разума, занятого одновременно решением нескольких вопросов, Альваренга решил, что не будет ничего плохого в том, если они позволят себе такую роскошь, как пятнадцатиминутный перерыв на завтрак.

Альваренга достал мексиканские лепешки тортилья, лук и помидоры. В целлофановом мешке находилось четыре фунта говяжьей печени с кровью. Подержать тортильи над огнем, как это делалось в обычных условиях, было нельзя, однако из холодных кукурузных лепешек с печенью и помидорами получился хороший ролл. Рыбаки ели быстро. При этом Альваренга не выключал мотор, а держал его на холостом ходу, пока они с Кордобой заталкивали себе в рот тортильи с начинкой. А лодка между тем шла меж волнами. После еды Кордоба воспрянул духом, но вместе с пищей он получил от Альваренги и строгое внушение. «Мне, – сказал тот, – требуется помощь, поэтому ты должен начать вычерпывать воду из лодки».

Закончив завтрак, Альваренга запустил мотор на полную и продолжил прокладывать нелегкий курс к берегу. Он заметил, что видимость стала лучше – завеса туч приподнималась, открывая обзор на многие мили вокруг. Пока что никаких признаков земли, но они медленно к ней приближались. Скоро должны появиться горы. Они всегда появлялись первыми, как мазки на горизонте, сулящие обещание твердой земли. Даже если ему не удастся добраться до безопасной лагуны Коста-Асуль, Альваренга знал, по крайней мере, шесть других мест вдоль побережья, где можно было найти временный приют.

Было восемь часов утра, когда Альваренга впервые заметил звуки, говорящие о перебоях в работе двигателя. Это были не просто капризы перегруженного механизма. Звуки, которые начал издавать двигатель, больше напоминали икоту или тихое ворчание человека, прочищающего горло. Механизм производства фирмы «Yamaha» работал все время идеально, но дело в том, что этот же самый мотор выходил из строя неделю назад. Через десять минут Альваренга был вынужден признать, что болезнь двигателя приняла хроническую форму.

Рыбаки в Коста-Асуль относились к восстановленным двигателям с подозрением. Прежде чем взять такой мотор в море, они обычно монтировали его на импровизированном стенде на суше, заводили и оставляли так работать на несколько часов. Нужно было обкатать механизм. «Иногда от таких моторов отваливаются целые куски. После ремонта мы всегда давали движку поработать, по крайней мере, несколько часов. А на сей раз, с этим мотором, я не стал заморачиваться», – признается Альваренга.

Звук работающего двигателя продолжал меняться. Партнеры стали обсуждать, что это могло бы значить. Может быть, в него попала вода? Они пришли к мнению, что вряд ли свечи вышли из строя. При такой неполадке мотор обычно начинает чихать и фырчать, но это можно легко устранить, разобрав его и промыв свечи в бензине, после чего можно смело продолжать путешествие. В данном случае болезнь скрывалась глубоко в недрах мотора, и он постепенно начинал терять свою мощь.

Около девяти утра Альваренга заметил горы на горизонте. Они находились примерно в двадцати милях от берега. Альваренга сдернул капюшон с головы и принялся искать знакомые ориентиры. Теперь можно было обойтись без электронных приборов. По этому участку акватории он плавал сотни раз. Оставалось преодолеть только лишь одну последнюю довольно серьезную опасность – зловещую полосу прибоя у берега, где волны обычно бывали просто огромными. Причаливать к берегу в шторм было настолько опасно, что рыбаки, бывало, вцеплялись в перила лодки, готовые при первой же опасности сигануть в океан. Пусть их лучше выбросит на берег прибоем, чем накроет собственной перевернувшейся лодкой.

Едва Альваренга успел насладиться видом близкого берега, как бурчанье мотора перешло в частое прерывистое чихание. Может быть, оборвался бензиновый шланг? Или отошел какой-нибудь провод? «Я НЕ МОГ ПОВЕРИТЬ В ПРОИСХОДЯЩЕЕ, – ГОВОРИТ ОН. – Я ВИДЕЛ БЕРЕГ. МЫ БЫЛИ ВСЕГО ЛИШЬ В ПЯТНАДЦАТИ МИЛЯХ ОТ ДОМА, И ТУТ МОТОР ВДРУГ НАЧАЛ СДАВАТЬ».

Альваренга решил остановить двигатель, провести быструю отладку, а потом продолжить путь. Риск плыть дальше с таким двигателем был очевиден. Три года назад Альваренга прошел через подобный опыт. У него сломался двигатель в море, и пропеллер начал крутиться так медленно, что лодка двигалась со скоростью 1 миля в час. До берега он плыл целых три дня. Разобрав мотор, Альваренга прочистил его, вывернул и промыл свечи, но когда установил его обратно, то не смог запустить. Он вообще не включался.

Судя по звукам, не было ни искры, ни подачи бензина и вообще никакой связи между ними. Пребывая в состоянии раздражения, Альваренга снова и снова дергал за шнур и стер кожу на двух пальцах (указательном и среднем) до волдырей, потом – до кровавых мозолей. Словно гитарист, меняющий натертые пальцы, Альваренга уцепился за шнур безымянным. Он дергал за шнур всеми пальцами по очереди, пока даже мизинец не онемел от боли и не начал кровоточить. В конце концов, после очередного рывка шнур оборвался, а без него нельзя было запустить двигатель, и Альваренга почувствовал себя беспомощным, практически голым, незащищенным против жестокого шторма. Он разобрал мотор и попытался приладить новый шнур, что, впрочем, ему не удалось. И тут его обуял гнев. «Я кричал на двигатель, я проклинал его и изрыгал ругательства». Когда приступ гнева прошел, Альваренга схватил радиопереговорное устройство и связался со своим боссом.

– Уилли, Уилли! Вызывает Альваренга. У меня накрылся мотор! – прокричал он в микрофон.

– Чанча! Успокойся, приятель. Дай мне свои координаты, – послышался из динамика голос Уилли, находящегося на причале в Коста-Асуль.

– Я не знаю координат. Наш навигационный прибор накрылся, – ответил чрезвычайно удрученный Альваренга.

Уилли же, поняв, что его товарищи находятся в пределах видимости с берега, пришел к простому решению.

– Бросай якорь и жди помощи, – приказал он.

Уилли решил, что Альваренга может зацепиться за дно и переждать шторм. Поскольку они были недалеко от берега, то при первом же прояснении за ними можно будет послать несколько лодок и спасти. При худшем раскладе можно будет просто спасти команду, а за лодкой вернуться позже.

– У нас нет якоря, – сказал Альваренга.

– О’кей, Чанча. Жди нас. Мы уже едем. Я вышлю Трумпилло, – был ответ Уилли.

– Если соберешься спасать меня, то лучше бы тебе выдвинуться прямо сейчас. Волны просто огромные. К тому же мы начерпали полную лодку воды, – предупредил его Альваренга. – Лучше бы вам поторопиться. Я и в самом деле попал в серьезную переделку.

Это были последние слова Альваренги, которые слышали люди, находившиеся на берегу.

Дата: 19 ноября 2012 г.

Положение: 20 миль от побережья Мексики

Координаты: 15° 37’ 45.48’’ с. ш. – 94° 0’ 46.69’’ з. д.

3-й день плавания

После разговора с коллегами на берегу Альваренга переключил все свое внимание на борьбу со штормом и приказал Кордобе выбросить плавучий якорь, так как динамические характеристики судна без тяги, которую создавал работающий двигатель, сильно изменились. Теперь Кордоба и Альваренга остались один на один в битве с бурей. В такую погоду было очень рискованно начинать спасательную операцию и отправляться на поиски пропавших. Оба рыбака знали и соглашались с этим. Альваренга преподал Кордобе краткий мастер-класс по выживанию в море. «Я говорил ему: внимательно следи за волнами. Держись за борт лодки. Я пытался объяснить ему, что будет происходить в ближайшие несколько минут и как нужно будет вести себя».

Волны сокрушали лодку. Альваренга и Кордоба действовали как одна команда. Инстинкт выживания помог им обоим преодолеть усталость. При солнечном свете они могли видеть накатывающие волны, поднимающиеся над ними и разбивающиеся вдребезги. Рыбаки приникали и прижимались к борту лодки, держась за перила. В зависимости от того, откуда шла очередная волна, они перепрыгивали от борта к борту в попытке противостоять толчку. Но волны были просто неистовыми. Они сталкивались друг с другом в воздухе, сливались в валы, которые подбрасывали лодку на несколько секунд над поверхностью океана, откуда можно было обозревать окрестности с высоты трехэтажного дома, а потом резко бросали судно вниз, и в груди возникало такое чувство, будто несешься к земле в скоростном лифте. На ногах у обоих были пляжные сандалии, которые не обеспечивали хорошего сцепления с мокрым деревом. По мере нарастания силы шторма Кордобу стало бросать из стороны в сторону, как тряпичную куклу. «На голове у него была шишка. Она не кровоточила, но он в самом деле сильно приложился к чему-то, – говорит Альваренга. – В другой раз он чуть не переломал себе все ребра. Я велел ему держаться за перила. У нас, мол, тут нет ни врачей, ни лекарств».

Альваренга вскоре понял еще одну вещь: в лодке находилась почти тысяча фунтов рыбы, что делало судно тяжелым и неустойчивым. Не имея времени советоваться или спрашивать разрешения у босса, Альваренга принял решение выбросить весь улов в океан. Рыбаки открыли кофр и принялись доставать из него липкие холодные рыбины и бросать их одну за другой за борт. Большинство рыбин весило менее двадцати килограмм, поэтому каждый мог справиться в одиночку, однако, когда очередь дошла до тунцов и акул, тут уж им пришлось попотеть. В каждой рыбине было почти 35 кг веса, поэтому скользкие, покрытые кровью туши приходилось хватать за голову и хвост с двух сторон одновременно и после раскачки бросать в океан. Свалиться за борт было проще простого и опаснее, чем когда-либо. Ведь запах крови должен был, несомненно, привлечь акул. Получается, что они сами же и приманивали морских хищников к себе.

Почти час рыбаки боролись против ветра и волн, разгружая кофр с ледяной рыбой. Они делали частые десятиминутные перерывы, ожидая передышек между серией волн, затем отходили от бортов и бросались снова опустошать кофр. «Нужно было уменьшить осадку лодки, чтобы возвысить ее над уровнем воды. Это дало бы нам преимущество в сражении со штормом», – говорит Альваренга. Они выбросили за борт также весь лед из кофра и фляги с бензином, а для большей устойчивости Альваренга велел спустить на воду еще пятьдесят буйков на канате. «Именно благодаря этим пустым флягам из-под моющего средства мы продержались на воде все утро», – замечает он.

Примерно в десять утра индикатор на радиопередатчике потух: в нем разрядились аккумуляторы. Теперь они не могли связаться с командой спасателей и сообщить им, где находится терпящее бедствие судно. Еще до полудня первого дня шторма Альваренга уже знал, что буря продлится около пяти дней. Потеря навигационного прибора была небольшой бедой. Вот неработающий двигатель действительно представлял серьезную проблему. БЕЗ РАДИОСВЯЗИ АЛЬВАРЕНГА И ЕГО НАПАРНИК БЫЛИ ПРЕДОСТАВЛЕНЫ САМИМ СЕБЕ.

Бесконечная качка при свободном плавании создавала у обоих ощущение, будто лодка просто ходит вверх-вниз, а не движется в каком-то определенном направлении. Только гораздо позже они осознали, как быстро их сносит на северо-запад, в открытый океан. Лодка то и дело начинала вращаться, как будто спускалась куда-то по закручивающейся спирали, а потом, описав несколько полных кругов, остановленная ветром или океанским течением, снова выравнивалась. Вода то и дело перехлестывала через борта, и ее уровень в лодке достигал уже полуметра. Оба рыбака работали ведрами так быстро, насколько могли, следя при этом за изменениями в ритме накатывающих волн. Глаза Альваренги воспалились и опухли от соленой воды. Кордоба, полускрючившись рядом с палубой, держался за борт одной рукой, а второй пытался вычерпывать воду. Когда он стоял, уровень воды достигал его колен.

В полдень их судно сотряс удар чудовищной силы: огромная волна обрушилась в левый борт, из-за чего лодку приподняло и перекосило под опасным углом подобно машине, наехавшей на дорожное ограждение. Альваренга, который в тот момент шел от кормы к середине лодки, был сбит с ног и грохнулся на пол. Кордоба же вообще был подхвачен потоком воды и унесен в океан.

«В результате все, что было в лодке, смыло в море к чертовой матери, – рассказывает Альваренга. – Все снасти, фляги с водой, пакеты с едой, а Кордоба вообще очутился за бортом. Ему чудом удалось схватиться за перила одной рукой, так что его голова и грудь были в лодке, а ноги – в океане. Парень цеплялся за перила руками с другой стороны и кричал как сумасшедший. Не думаю, что он продержался бы долго в таком положении. Я схватил его за волосы и втащил обратно как большую рыбину».

Кордоба промок до нитки и был напуган до смерти. Дрожа, он опустился на дно лодки и поблагодарил капитана кивком головы. «У него изо рта и из носа текла вода, – говорит Альваренга. – А наша лодка к тому времени была затоплена до половины».

Альваренга оценил последствия происшествия. Ему не верилось, что его судно тонет. КОРДОБА ЖЕ БЫЛ ПАРАЛИЗОВАН СТРАХОМ. ОН БЫЛ В ШОКЕ (ВЕДЬ ТОЛЬКО ЧТО ЧУТЬ БЫЛО НЕ УТОНУЛ), НО АЛЬВАРЕНГА БЫСТРО ПРОБУДИЛ В НЕМ ИНСТИНКТ САМОСОХРАНЕНИЯ.

– Помогай мне! – крикнул он напарнику. – Давай вычерпывать воду!

– Да пусть мы лучше утонем, – простонал Кордоба.

– Только не смей мне сдаваться! – просил его Альваренга. – Шторм когда-нибудь закончится. Буря пройдет, и мы будем спасены!

Шторм полоскал рыбаков весь день. Они трудились не покладая рук, вычерпывая воду и не позволяя стихии затопить лодку. Работа одних и тех же мышц, однообразные движения, повторяемые час за часом, благодаря которым удавалось выбросить за борт хотя бы половину налившейся воды, – все это закончилось тем, что оба едва держались на ногах. Альваренга к тому же еще пребывал в состоянии неимоверной ярости. Он взял дубинку, которой они глушили рыбу, и в приступе неконтролируемого гнева начал крушить ею бесполезный двигатель. Потом он схватил радиопередатчик, навигационный прибор и выбросил оба устройства за борт.

После захода солнца стало холодно. Альваренга и Кордоба забрались в кофр для рыбы, перевернутый вверх дном, и устроились внутри его. Когда ветер начинал свистеть снизу, они использовали пластмассовую крышку ящика для защиты от наиболее яростных порывов. Водяная пыль осела. Двое мужчин, промокших до нитки, будучи не в состоянии даже сжать руку в кулак от холода, обнялись и обхватили друг друга ногами, да так и сидели в своем укрытии. Но по мере того как лодка оседала все больше, они по очереди вылезали из кофра и минут десять-пятнадцать вычерпывали прибывающую воду. Чтобы вернуть хотя бы несколько галлонов воды обратно в океан, приходилось натруживать и без того уставшие мышцы и усугублять растущую боль. Дело продвигалось медленно, однако озеро у них под ногами постепенно становилось все меньше.

Кордоба начал всхлипывать.

– Не плачь, – говорил ему Альваренга. – Нужно вычерпать всю воду из лодки.

Когда опустилась ночь и мир вокруг поглотила темнота, ветер подул прямо с берега, из-за чего их лодку все дальше уносило в океан. Теперь они находились примерно на том самом месте, где еще вчера ловили рыбу – в ста милях от берега. Сказать точнее было нельзя: без навигационного прибора они могли ориентироваться только по звездам.

Альваренга начал вспоминать своих друзей, пропавших в океане: Эль-Индио, Вичо, Ла Селия, Пихассо, Ричард. У всех у них остались семьи. Особенно жаль Альваренге было тех, кто умер молодым. ЕСЛИ ЕМУ СУЖДЕНО УТОНУТЬ ПРЯМО СЕЙЧАС, ТО, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ОН ПОГИБНЕТ С ОСОЗНАНИЕМ ТОГО, ЧТО В ПОЛНОЙ МЕРЕ НАСЛАДИЛСЯ ЖИЗНЬЮ И ВЗЯЛ ОТ НЕЕ ВСЕ. Впервые он почувствовал себя виноватым из-за того, что взял с собой в рейс молодого Кордобу. Парню было всего лишь 22 года, и он едва миновал пору отрочества. Впрочем, Альваренга предполагал, что спасатели отправятся искать их уже на рассвете. Он и сам участвовал в подобной операции несколько лет назад. «Несколько наших друзей оказались в море. У них сломался двигатель, так что они связались с нами по радио, – рассказывает Альваренга. – Я находился в тот момент как раз на берегу. Я знал, где они ловили рыбу, поэтому сразу сказал: «Поехали!» Я выбросил из лодки все ненужное, оставив самое необходимое, чтобы она стала как можно легче, закинул туда несколько фляг с бензином и отправился в путь. Я организовал всю экспедицию и в конечном счете нашел их. Мы отбуксировали их к берегу на тросе. Как они радовались! Они кричали: «Молодец, Чанча! Ты сделал это! Ты нашел нас». Бог ты мой, как они ликовали».

С наступлением ночи пришли другие неприятности. В темноте лодка стала особенно уязвимой – того и гляди перевернется. Дул холодный ветер, и надежда на выживание стала совсем призрачной. Поскольку теперь рыбаки не видели волн, они не могли подготавливаться к их неожиданным ударам. Напарников бросало то в одну сторону, то в другую. Лодку вертело и кидало туда-сюда, как пробку в барабане работающей стиральной машины. «Люди часто забывают, что в океане все движется в трехмерном пространстве, – говорит Лука Центуриони, специалист по изучению океанских течений из Института океанографии Скриппса, Калифорния. – Это не линейный опыт, а больше похоже на пинбол».

Кордоба начал сдаваться:

– Для чего вообще так много двигаться?

– Слушай мои приказы. Подчиняйся мне. Я тут главный, – отвечал Альваренга в гневе. – Если бы ты был главным, мы бы давно уже умерли.

– Босс, не сердись на меня, – простонал Кордоба.

– Тогда подчиняйся мне, и я проведу нас обоих через все это, – пообещал Альваренга ободряюще.

Сам же в глубине души он почувствовал поднимающуюся панику.

«Когда же это все закончится? – подумал он. – А главное – как?»