Читать книгу Путешествия Гулливера. Хирурга, а потом капитана прочих кораблей - Джонатан Свифт - Страница 5

Как я и подозревал, моя напускная кротость и смирение, рано или поздно должны были до такой степени расположить к себе Его Величество Императора и примирить со мной его двор и народ, армию и охрану, что я потихоньку стал питать надежду на быстрое и окончательное освобождение.

Я делал всё возможное, чтобы укреплять расположение ко мне императора, считая это величайшим из дарованных мне благ. Постепенно население Лилипутии стало привыкать ко мне и уже не так боялось приближаться. Иногда они просили меня лечь на землю, я вытягивал руку, и они, пятеро или иной раз шестеро с удовольствием выплясывали на моей ладони. Кончилось всё тем, что детишки стали играться в прятки у меня в шевелюре. Очень быстро я научился бегло понимать язык лилипутян и мог сносно говорить, не прибегая к словарю. Как-то раз император, расчувствовавшись, решил ублажить меня цирковым зрелищем с участием местных акробатов, которые славились среди окружающих народов своим акробатическим искусством и ловкостью. Это было воистину великолепное зрелище! Но самым потрясающим для меня было выступление знаменитых канатных плясунов, которые выделывали невиданные фортели на белых шёлковых нитках длиной прнимерно два фута, натянутых на чудовищной высоте двенадцати дюймов от земли. На этих упражнениях я хотел бы остановиться несколько подробнее, испросив у моего читателя немного терпения.

У многих могло сложиться впечатление, что цирковое искусство при всей его сложности, красоте и привлекательности, по своей сути всё-таки является плебейской, народной забавой. Если где-то дело обстоит так, то в Лилипути дело обстоит совсем по-другому. Здесь к цирковым экзерсисам допускаются только лица высокого, благородного происхождения, занимающие самые высшие общественные должности, соискатели аристократических имён и званий, люди, обласканные благоволением и улыбкой Двора Его Величества. Такова традиция. Понятно, что не все они, постоянно пребываюшие в прыжках, бегающие в колесе, как белки и склонные беспрерывно вращаться вокруг своей оси, обладают широким мировоззрением, высокой культурой или достижениями в высоких искусствах. Среди них множество весьма посредственных личностей, если не самых примитивных.

Едва по Империи разносится весть об открывшейся высокой вакансии в верхних этажах власти в силу смерти чиновника или его опалы и высылки (что здесь случается каждый день), как не менее пяти соискателей на эту должность подают Его Величеству заявку на участие в развлекательном шоу с присутствием Императора. Император официально даёт разрешение на то, чтобы позволить соискателям попытаться развлечь Его Величество и Двор потешными прыжками на канате, дабы прыгнувший выше всех и не сорвашийся на землю, был облечён высокой государственной должностью. Существует также регулярная практика проверки профессиональных способностей министров и высших сановников. Они раз в год должны подтверждать свою управленческую квалификацию обязательными прыжками на канате. Некий Флипнап, бессменный Главный Казначей Империи, пользуется неумирающей славой человека, прыгнувшего на туго натянутом канате пости на целый дюйм выше всех остальных сановников. Я могу подтвердить его высочайшую квалификацию в этом государственном искусстве, ибо своими глазами видел, как он кувыркается на круглой доске, закреплённой на туго натянутом канате, который, смею вас заверить, не толще обычной английской бечевы.

Рельдресель, с которым я подружился, будучи Главным Секретарём Тайного Совета (могу засвидетельствовать лично, заверив вас, что личная дружба с ним ничуть не умаляет мою объективность) без всякого сомнения стоит вторым номером после Его Высочества Канцлера Казначейства. Все остальные, находящиеся в постоянном тренинге, и целыми днями прыгающие на канатах и верёвках, в своей массе показывают веьма высокие результаты и практически не опускаются ниже определённого профессионального уровня в этом великом искусстве.

Эта забава при всём её пиетете довольно опасна и часто заканчивается трагическими происшествиями, которые надолго остаются притчей во языцех и находят отражение в Лилипутских Хрониках, начиная с древнейших времён. На моих глазах несколько особо ушлых соискателей сорвались с канатов и получили серьёзные увечья. И самые серьёзные увечья происходят, когда в ловкости принуждают соревноваться Членов Кабинета Министров Лилипутии. В своих попытках продемонстрировать чудеса ловкости и опередить конкурентов, они так свирепо раскачиваются и прыгают на канатах, что едва ли не все срываюся и падают на землю, при этом не прекращая попыток до тех пор, пока им не удаётся упасть по два-три раза. В частности под величайшим секретом государства и мне было рассказано, что не далее года до моего прибытия в Империю, вышеуказанный Флимнап едва не сломал себе шею, свалившись с высокого каната, и спасся только благодаря королевской перине, случайно оказавшейся на земле и смягчившей силу его падения. Широкой славой в народе пользуется ещё одна забава, вип-персонами которой являются только члены царственной фамилии и один главный Чиновник – Император, Императрица и Премьер-Министр. Перед императором на специальном возвышении выкладываются три шёлковые нити длиной в шесть дюймов – синяя, красная и зелёная. Эти нити вручаются императором самым отличившимся лицам Империи и служат свидетельством непревзойдённого доверия и царственной благосклонности главы государства к той или иной персоналии. По традиции церемония проводится в Тронном Зале Императорского Дворца Его Величества, где соискателям предоставляется возможность пройти испытание в силе и ловкости. Это уникальное соревнование, невиданное мной ни в самой Лилипутии, ни в одной из виденных мной стран Старого и Нового Света.

В руках Императора находится длинная тщательно отполированная палка, и он удерживает её за один конец рукой. Второй конец держит Премьер-Министр. По команде Императора палка то опускается вниз почти до земли, или поднимается на некую высоту над землёй, и соискатели по команде то истошно прыгают через палку, если она высоко поднята, то проползают под ней туда-сюда по множество раз, если палка опущена. Иногда палку доверяется держать одному Премьер-Министру. Самый отличившийся в ползанье и прыганье, самый ловкий, сноровистый и лёгкий на подъём, по результатам испытания награждается Синей Нитью, второе место по ловкости награждается Красной Нитью, зелёной удостаивается третий по достижениям.

Награждённый столь высокой государственной наградой обязан носить её на поясе, дважды обматывая своё тело вкруг талии. Я не видел при Дворе его Величества ни одного человека, который не был бы облечён такой ниткой.

Редкий день обходился без того, чтобы ко мне не приводили целые табуны скакунов из Императорских и Полковых Конюшен. Я думаю, сначала это делалось, чтобы приучить лошадей не бояться меня, и лошади, на самом деле, скоро перестали шугаться моей персоны и мирно паслись целыми табунами у меня между ног, совершенно не реагируя на мои шевеления.

Иногда офицеры устраивали маневры, прыгая на своих конях через мою руку, которую я по их просьбе отставлял в сторону, а однажды Ловчий Его Императорского Величества на скаку перемахнул даже через мою ногу в башмаке, чем удивил даже меня, уже уставшего удивляться лилипутским чудесам.

Как-то раз мне случилось удовлетворить жажду окружающих меня лилипутов весьма причудливым образом.

Для реализации своего плана я испросил у Императора доставить мне несколько дюжин палок толщиной в мою трость и длиной не менее двух футов. Его Величество сразу же вызвал к себе Главного Лесничего Империи и отдал ему соответствующие указания, в результате чего на следующее утро поблизости завизжали оси телег и я увидел семь лесников на огромных телегах, которые понукали восьмёрку тяжеловозов при каждой телеге, влачивших бесценный для меня груз. Кусок гранита служил мне молотом, с помощью которого я, заострив с одного конца, накрепко вбил в землю девять свай в форме идеального квадрата со стороной в два с половиной фута. Затем я просверлили палки и привязал на высоте примерно двух футов от земли горизонтальные палки. К девяти палкам я присобачил свой носовой платок, сильно растянув его, так что получилась поверхность, натянутая, как барабан, горизонтальные рейки на высоте пяти дюймов над платком образовали своеобразную загородку с каждой стороны. По окончанию этих приготовлений я попросил Его Величество предоставить в моё распоряжение двадцать четыре гвардейца-кавалериста для устройства учебных маневров на организованной мной площадке. Моё предложение очень понравилось Императору, и по прибытию конных гвардейцев я осторожно одного за другим, вместе с лошадьми и оружием, поднял их на площадку, туда же я отправил и сопровождавших их офицеров. Разделив гвардейцев на две команды, я дал сигнал к началу маневров и два отряда бросились друг на друга, испуская рои тупых стрел, размахивая саблями и горланя боевые кличи. Они то наступали друг на друга, тесня противника, то бросались врассыпную, то кружились на месте, отступая и гоня противника, попросту говоря, демонстрируя такие высоты воинского мастерства, что можно было залюбоваться на то, что они творили. Горизонтальные брусья не давали всадникам срываться и падать с моего носового платка. Едва увидев это действо, Император сразу захлопал в ладоши и пришёл в такое восторженное неистовство, что целую неделю заставлял меня раз за разом повторять эти конные маневры, и как-то раз не выдержал и повелел мне доставить его самого на площадку с тем, чтобы ему самому покомандовать одной из групп. Я не решился это сделать, потому что существовал риск покалечить императора копытами какой-нибудь горячей кобылы, и после долгих увещеваний убедил его наблюдать за боем снаружи, для чего поднял Императора в закрытом кресле и долго держал его на весу в руке, предоставив возможность Его Величеству иметь наилучшую точку для обзора представления. Как оказалось, я переоценивал безопасность устроенного мной шоу, и только благодаря покровительству судьбы всё обошлось без серьёзных травм и жертв. На деле всё могло кончиться много хуже, в чём я убедился по одному малозначительному случаю. Во время одного воинского налёта чересчур разгорячённая лошадь, гарцевавшая под одним из офицеров, пробила в платке дыру, и офицер, сорвавшись с лошади, полетел в кучу метущихся лошадей. Мне пришлось тут же вмешаться: я заткнул пальцем дыру, тут же прекратил ристалице и другой рукой осторожно спустил всех седоков на землю в том же порядке, в каком поднимал их всех на площадку. Лошадь покалечилась, она вывихнула ногу, но, слава богу, офицер оказался цел и отделался синяками и лёгким испугом. Разумеется, я починил платок, но с тех пор не очень доверял его прочности, в особенности когда устраивались такие опасные игрища.

За пару дней до моего грядущего освобождения, в то самое время, как я развлекался сам и развлекал Его Величество и Королевскитй Двор своими извращёнными забавами, до Его Величества была доведена важная информация – к нему прискакал гонец с известием, что поданные Его Величества, проезжая по дороге мимо тех мест, где я был найден в бессознательном состоянии, увидели на том самом месте огромное чёрное тело, своей странной формой свидетельствовавшее, что это не жилой объект, это было тело, сужающееся кверху, с огромными круглыми полями по бокам и в его основании, по размеру равное примерно парадной спальне Его Величества, с сильно приподнятой на высоту больше человеческого тела сердцевиной. Сначала они испугались, не живое ли это существо, животное такого размера, неесомненно, могло представлять большуую опасность множеству подданных государства, поэтому к осмотру диковинки они подошли с большой опаской. Но так как это животное не двигалось, не шевелилось, и не производило никаких иных признаков жизни, их первоначальные опасения постепенно развеялись, они потихоньку подходили к этому чёрному усечённому конусу, иногда тревожно замирая и приглядываясь к нему, наконец подошли вплотную и стали обходить находку по часовой стрелке, убедившийсь, что она круглая, наконец, подсаживая друг друга и встав на плечи друг друга, несколько особо отважных лилипутов взобралось наверх конструкции, и бродили по ней, благо верх был плоский. По тому, что конструкция была упругой и поддавалась их движениям, они быстро смекнули, что внутри этот объект пустотелый, и стали топать в ворсистую поверхность ногами. Их предположения, не является ли находка каким-нибудь потерянным Человеком-Горой артефактом, были весьма логичными, и все остальные присутствовавшие при этом простолюдины смиренно приняли эту версию за незыблемую, краеугольную истину. Они извинялись перед Его Величеством за то, что сами были не в состоянии доставить этот таинственный объект перед его высокие очи, объясняя, что для этого потребуется как минимум пять здоровенных тяжеловозов и столько же новых телег повышенной грузоподъёмности.

Услышав их доклад, я сразу же догадался, что они нашли, и, скажу честно, очень обрадовался. Скорее всего, выброшенный кораблекрушением на берег, едва соображающий и лишённый сил, я потерял свою шляпу где-то на берегу неподалёку от места высадки, она была привязана к подбородку шнуром, и видать, шнур намок и порвался. В лодке, несмотря на сильный ветер, шляпа всё ещё пребывала у меня на голове, я только посильнее нахлобучивал её на уши. Была ли она на мне в момент, когда я выползал на берег я не помнил. Я с горечью решил, что шнурок лопнул, когда я плыл по морю и навсегда простился со своей любимой шляпой.

Я бросился к Его Величеству, то есть вытянул голову к нему и горячечно изложил назначение моей шляпы, и испросил у него любезность – как можно скорее отрядить за шляпой гвардейцев, лошадей и телеги и доставить мне мой любимый, и крайне необходимый мне предмет.

Ждать пришлось недолго. К полудню следующего дня моя шляпа была доставлена и оказалась в моих руках. Её вид, правда, почти рассторил меня, да и как могло быть по-другому, если шляпу фактически полмили волокли по земле. Возчики просверлили в полях на расстоянии полтора дюйма от края две дыры и подцепили за эти отверстия крюками на верёвках, и, как я уже сказал, волокли её по полям и долам. Только потом я понял, что мне ещё очень повезло. Будь земля в этих краях более каменистой, будь здесь горы и холмы и не будь земля такой мягкой, я бы вообще лишился шляпы, её бы изорвали п и протёрли исполнительные императорские слуги. Так что мне повезло! В общем, всё вышло много лучше, чем могло быть.

Я напялил на голову шляпу, и хотя от длительного волочения поля несколько обвисли, и для Лилипутии, где носили какие-то бесформенные чалмы, она имела вполне пристойный вид.

Вероятно мои маневры пробудили дремавшую креативность императора, и теперь он навёрстывал упущенное. Несколько дней спустя, даже не поставив меня в известность о своих мировых планах, император взбудоражил всю армию, расквартированную в столице и забросал её приказами, главным из которых был краток: «Быть на стрёме! Ожидать с минуты на минуту неминуемого выступления!»

Оказалось, что Его Величество воспалилось фантазией провести удивительно странные маневры. Я начал подозревать, ознакомившись с этими планами, что Его Величество где-то почерпнуло информацию о незабываемых приколах и забавах Нерона и Калигулы. Его Величество приказало мне встать и в позе Родосского Колосса встать над проезжей частью, как можно шире расставив ноги, в то время как главнокомандующий (это был старый, опытный, съевший в военном деле свою шляпу, чрезвычайно желчный старик и мой защитник и покровитель) начинал строить свою армию. В его задачу входило построить свою орду стройными рядами, уж не знаю, по скольку в ряду, кажется, пехоту по двадцать четыре, а кавалерию – по шестнадцати гвардейцев, и всю эту армаду двуногих лилипутов провести парадным маршем, с оркестром и барабанным боем, в развёрнутыми знамёнами и тамбур-мажором впереди – провести у меня между ногами. Три тысячи отборных сухопутных войск Его Величества и тысяча кавалеристов были надёжно проинструктированы, как себя вести на параде и в особенности по отношению ко мне, в особенности во время церемониального прохода, под страхом смертной казни им было наказано соблюдать благопристойность и скромное уважительное почитание по отношению к моей особе. Инструкция инструкцией, но когда дошло до дела и ряды солдат, чеканя шаг стали проходить подо мной, некоторые совсем юные офицеры не сдержали своего любопытства и задирали головы наверх, под моими панталонами, которые, надо признаться, были в таком скверном состоянии, что являли молодости страны много любоопытного и, я даже заметил, смешного.

Всё это время я только тем и занимался, что беспрерывно бомбил Его Величество докладными записками и прошениями даровать мне свободу. Наконец эта бомбёжка утомила Императора и он соизволил пойти мне навстречу. Положа руку на сердце его Величество заверил меня, что он в скорейшем времени лично поставит вопрос на голосование сначала в Кабинете Министров, а потом в Государственном Совете, где, как я знал, все были настроены по отношению ко мне крайне лояльно, кроме так называемого Скайреша Болголама, который, непонятно по какой причине с самого начала моего пребывания в государстве лилипутов, крайне агрессивно относился ко мне, требовал меня уничтожить и до конца оставался моим лютым, непримиримым врагом.

Несмотря на развёрнутую им оголтелую пропагандистскую кампанию, практически весь совет оказался на моей стороне и проголосовал за моё освобождение. Я не понимал причин такой ненависчти ко мне этого великого лилипута. Я лично с ним никогда не встречался, не сталкивался, и поэтому никаких личных причин ненависти ко мне он не имел.

Болголам носил звание пост гальбета, то есть был адмиралом королевского флота. Как человек, весьма сведущий в своём деле, он пользовался абсолютным доверием императора, оставаясь при этом крайне неприятным, резким в обращении и невероятно наглым карликом. Сам император вынужден был вмешаться, чтобы убедить Скайреш Болголама дать своё согласие на моё освобождение, но тот согласился только при условии, что мне будут вменены ограничения, на которые я клятвенно должен согласиться. Я не сразу дождался оглашения этих условий, их ещё нужно было составить. Этот тип доставил мне эти условия лично, сопровождаемый делегацией двух секретарей и целой толпой знатных вельмож. По оглашении документа я должен был принести присягу, что ни в моих мыслях, ни в моих действиях не будет намерения нарушить моё клятвенное обещание. Эту прписягу мне вменялось произнести дважды – первый по обычаям моей отчизны, а затем в соответствии с установлениями местных законов – довольно странная процедура, заключавшаяся в том, что я левой рукой должен был схватить поднятую правую ногу, уткнув средний палец правой руки в темя и водрузив большой палец её на мочку правого уха. Не сомневаюсь, что рядовому моему читателю будет крайне любопытно ознакомиться с условиями, на которых я обрёл свободу и услышать звучание местной речи, убедившись в уникальных стилевых особенностях и оригинальности ораторских оборотов речи представителей этого народа, посему привожу прямой перевод этого поразительного документа, который я самым дотошным образом осуществил в интересах моих читателей.

«Гольбасто мошмарен эвлем гердайшло шефинмоллиоллигуратима, Наимощнейший и Наимогущественнейший из Вечных, Император Континентальной Лилипутии, Надежда и Архиужас Вселенной, владения, которого, заполонив пять тысяч блестрегов (примерно двенадцать миль в окружности), простираются до края Земного Шара; Монарх Всех Монархов, Лучший из Сынов Человеков, чьи ноги попирают Центр Земли, а голова касается Солнца; при одном щелчке коего вибрируют колени у земных владык; желанный как весна, благостный как лето, щедрый как осень и мужественно-суровый как зима. Его Потрясающее Величество предъявляет недавно явившемуся в наши Поднебесные Владения Человеку-Горе нижеуказанные пункты, кои Человек-Гора обязуется исполнить, скрепив их своей священной клятвой:

1. Человек-Гора обретает право покинуть наше государство без нашей помощи только при наличии у него Разрешительной Грамоты, скреплённой Большой Имперской Печатью.

2. Человеку-Горе не дано право переступать границу столицы Государства без Нашего Особого письменного соизволения, и при получении такового за два часа до посещения Человеком-Горой столицы все жители города должны быть предупреждены об этом, дабы они могли успеть укрыться в своих домовладениях.

3. Вышеуказанный Человек Гора обязан ограничить места своих прогулок только главными проезжими магистралями и не имеет права прогуливаться и ложиться спать в чужих владениях – в лугах и на полях частных лиц.

4. Во время перемещения по означенным дорогам он обязан внимательно смотреть себе под ноги, чтобы паче чаянья не истоптать никого из наших возлюбленных подданных, их лошадей, домов, хозяйственных построек и телег, при этом он не ни при каких обстоятельствах не должен брать на руки вышеназванных наших подданных без их согласия на то.

5. Также Человеку-Горе вменяется особая услуга, которую он обяязан оказывать Государству по его малейшему требованию. При надобности он обязан быстро и безопасно доставить гонца к месту его назначения. Человек Гора обязан один раз в Луну отнести в своем кармане гонца вместе с лошадью и подпругой на расстояние не менее шести дней пути и (по потребности) вернуть вышеозначенного гонца в целости и сохранности во владение к Нашему Императорскому Величеству.

6. Также стороны согласны, что Человек-Гора обязан выполнить перед Нами свои союзнические обязательства в случае конфликта и войны против нашего вечного врага – острова Блефуску и применить все средства, доступные ему и усилия для скорейшего уничтожения вражеского флота, коий в нынешнее время снаряжается для скорейшей атаки на наше королевство.

7. Также Помянутый Человек-Гора в часы досуга обязуется стараться в плепорцию помогать нашим промышленным рабочим, помогая им поднимать особенно громоздкие, неудобные в траспортировке и тяжелые камни, используемые при возведении стен нашего Главного Парка, а далее и при иных обяъектов строительства на территории Имеперии.

8. Вышеозначенный Человек Гора в протяжении полных двух Лун обязан идеально промерить протяжённость наших границ и владений, пересчитав свои шаги во время обхода всего нашего побережья.

В завершении всего, облечённый к произнесению торжественной присяги вышеуказанный Человек-Гора клянётся скрупулёзно соблюдать вышеозначенные договорные условия, дыбы ему, Человеку-Горе, будет оказана услуга в ежедневной поставке высококачественной еды и питья в лбъёмах, достаточных для прокорма 1728 наших подданных среднего телосложения, он, Человек-Гора будет свободно пользоваться каждодневным доступом к нашей августейшей особе и облагодетельствован иными знаками нашего величайшего благоволения. Написано и продписано в Бельфабораке, в нашем Императорском дворце, на двенадцатый день девяносто первой Луны нашего Славного царствования».

Не скрою, присягу я дал с величайшим облегчением, испытывая даже некоторое удовлетворение от этого факта, и это даже несмотря на то, что в тексте соглашения содержались совсем уж некомплиментарные и даже оскорбительные по отношению ко мне нотки. Злобный Скайреш Болголам, видать, исходя животной злобой, хорошо покорпел над составлением этой приснопамятной бумажонки, вставляя в неё всякие оскорбительные по отношению к моей персоне шпильки, которые я пропустил мимо ушей, хотя иногда и чувствовал оскорбительность всех этих требований, продиктованных нескрываемой злобой так называемого адмирала. Я произнёс эту торжественную присягу и сковывавшие меня цепочки были тут же сняты, и я впервые за долгое время ощутил окрыляющую свободу движения.

Император не смог отказать себе в удовольствии лично присутствовать на процедуре моего освобождения. Я счёл необходимым посодействовать помпезности процедуры, и в красивой позе прильнул к ногам Его Величества, на что Император поспешил приложиться к моей коленке в милостивом жесте, прося меня поскорее встать, после чего обратился ко всем с велеречивым и цветистым обращением, коего я из природной скромности, чуждый самовосхвалениям и тщеславию, не стану повторять и приводить, в ходе которого резюмировал, что живёт надеждой обрести во мне истинного друга и надёжного слугу, который своим поведением сможет снискать все те милости, которые как были уже оказаны, так ещё и будут оказаны мне в дальнейшем.

Одним из пунктов, на который я обратил особое внимание, был пукт о моём пропитании, постановление о выдаче мне ежедневно провизии, потребной на прокормление 1728 лилипутов. Мне было любопытно, исходя из каких норм была установлена такая норма. Спустя пару дней я осмелился спросить у одного своего приятеля-придворного,

Что навело императора именно на такую цифру. Подумав, от ответил, что Его Величество, пригласив своих лучших математиков, потребовал от них вычислить мои потребности в пище, узнал, что поскольку рост Человека-Горы благодаря измерениеям с помощью квадранта, известен, и находится с ростом стандартного лилипута На это он ответил, что математики его величества, определив высоту моего роста при помощи квадранта и найдя, что мой рост находится в таком отношении к высоте лилипута, как двенадцать к одному, на основании подобия наших тел, пришли к заключению, что объяём моего тела к объёму рядового лилипута находится также в соотношении 1728 к одному, отсюда высод о том, что мне нужно в 1728 раз больше еды и питься, чем это нужно зрелому лилипуту. Мой читатель, несомненно, способен сделать все вытекающие отсюда выводы не только о природной смышлености лилипутского народа, сколь о предумышленной расчётливости Величайшего из его правителей.