Читать книгу Неистовые джокеры - Джордж Мартин - Страница 5

7:00

К тому времени, когда Джек добрался до автовокзала Портовой администрации, он уже пожалел, что не взял свою электрическую дрезину и не поехал в город на ней наперегонки с поездами. «Какого черта? – сказал он себе, когда поднимался на пассажирский уровень. – Сегодня ведь выходной». Ему не хотелось думать о работе. Чего ему хотелось – так это перестирать всю одежду, прочитать еще несколько глав нового романа Стивена Кинга «Каннибалы» и, может быть, погулять по Центральному парку вместе с Вонищенкой и ее кошками, жуя дешевый гамбургер. Но тут к перрону с лязгом подкатил экспресс до Седьмой авеню, и Джек решил сесть на него.

Поезд мчался мимо Трайбеки, Вилледж и Челси, и Джек вдруг заметил сквозь давно немытые окна, что для выходного дня на перронах слишком много народу – по крайней мере, для такого раннего времени.

Он сошел на Таймс-сквер и зашагал на запад по облицованным кафелем туннелям под 42-й улицей, невольно подслушав, как один транзитный полицейский с отвращением говорил своему напарнику:

– …ты еще не видал, что делается наверху. Там настоящий дурдом.

На Восьмой авеню он поднялся подышать воздухом – в туннеле стоял едкий утренний запах дезинфекции, который почти не заглушал кислый рвотный дух. На улице было людно, как в утренний час буднего дня, только лица попадались все больше молодые, а строгие костюмы уступили место куда более ярким нарядам.

Джек отступил с обочины, чтобы не столкнуться с подвыпившей троицей юнцов – натуралов, судя по их виду, – в кошмарных пенополистироловых шляпах. Головные уборы изображали щупальца, вислые губы, членистые ноги, рога, расплывшиеся глаза и прочие, куда более неаппетитные придатки, которые болтались и подпрыгивали при каждом движении их хозяев.

Один из мальчишек приставил ладони к ушам и яростно шевелил пальцами, пугая прохожих.

– У-у-у! – завывал он. – Мы – мутанты! Спасайся, кто может!

Его товарищи оглушительно заржали.

В следующем квартале Джек прошел мимо уличного торговца, продающего издевательские шляпы.

– Эй! – последовал незамедлительный оклик. – Подходите, не стесняйтесь. Не нужно быть джокером, чтобы стать как джокер. Сегодня вы можете почувствовать себя джокером. Не хотите?

Джек молча покачал головой, почесал тыльную сторону ладони и зашагал дальше.

– Эй! – Торговец увидел еще одного потенциального покупателя. – Станьте джокером на один день! А завтра снова вернетесь к прежнему облику.

Джек покачал головой. Непонятно, что лучше – весь день ходить с испорченным настроением или порвать глотку этому торговцу? Он взглянул на часы. Без пяти семь. Он упустит автобус. Жизнь торговца на некоторое время была вне опасности.

Из промозглого серого сумрака манхэттенского утра выступило монументальное темное здание Портовой администрации. Миг спустя Джек заметил, что людской поток не вливается в здание, а скорее выливается из него. Эта картина напомнила ему квартиру на авеню А после того, как специалисты из дезинсекционной фирмы взорвали там свои химические бомбы, телами тараканов были усеяны все входы и выходы.

Он пробился к главному входу, отмахиваясь от назойливых приставал, которые предлагали ему то такси, то проводить до автобуса. Витрины большинства магазинчиков внутри самого здания были закрыты ставнями и темны, но в закусочных от посетителей не было отбоя.

Джек снова взглянул на часы. 7:02. В обычный день он непременно остановился бы, чтобы полюбоваться гигантской движущейся скульптурой «Карусель на 42-й улице» – стеклянным кубом, заключающим в себе чудесное музыкальное изобретение Руба Гольдберга, – но сейчас на это не было времени – и это еще слабо сказано.

Он взглянул на табло прибытий. Автобус из Батон-Руж прибывал к выходу тремя этажами выше. Merde! Эскалаторы не работали. Большинство пешеходов спускалось вниз, а Джек помчался по металлической лестнице вверх. Чувствовал он себя как лосось, пытавшийся пробраться по реке вверх по течению к месту нереста.

Лишь тоненький ручеек в этой человеческой лавине напоминал обычных путешественников, которые приезжают на Манхэттен на автобусах. Большинство выглядели как туристы – неужели на этот праздник действительно понаехало столько народу? – или джокеры. Джек с некоторым злорадством отметил, что узкие лестницы вынуждали натуралов двигаться бок о бок с джокерами.

Потом кто-то больно ткнул ему локтем в бок, и эти размышления пришлось прервать. Когда он добрался до третьего уровня и выбрался из толпы желающих спуститься вниз, то чувствовал себя так, как будто только что бегом взбежал по лестнице, ведущей к венцу статуи Свободы.

Кто-то опять двинул его – уже по спине.

– Смотри, куда прешь, придурок, – бросил он без злобы, даже не взглянув на обидчика.

Наконец ему удалось найти зал, примыкавший к нужному входу. В достаточно просторном помещении яблоку было негде упасть. Складывалось такое впечатление, будто прибыло сразу с полдюжины автобусов, и все пассажиры одновременно бросились выходить. Он нырнул в эту толкучку и двинулся ко входу. Дорогу ему перерезали с десяток монахинь, и он остановился, пропуская их. Здоровенный джокер с грубой кожей и отчетливо заметными клыками, торчащими из-под верхней губы, попытался вклиниться между ними.

– Эй, пошевеливайтесь, пингвины! – прикрикнул он.

Еще один джокер с огромными карими глазами, как у больного щенка, и похожими на стигматы ранами на руках, возмущенно вопил. Перебранка грозила вот-вот перерасти в нечто большее. Разумеется, вокруг немедленно образовалось плотное кольцо зевак.

Джек попытался обойти толчею и тут же наткнулся на явного натурала, который толкнул его в ответ.

– Прошу прощения!

Натурал был шести с гаком футов роста и соответствующего сложения.

– А ну, отвали.

И в эту минуту Джек понял: это она, Корделия! – хотя не видел племянницу ни разу в жизни.

На прошлое Рождество Элуэтта присылала фотографии дочери, но на снимках она не была и вполовину так хороша, как в жизни. Перед Джеком стояла его сестра, только на три десятка лет моложе. На девушке были джинсы и блекло-малиновая трикотажная рубаха с ядовито-желтой надписью «Железный Джаггер». Джеку было знакомо это имя, хотя он не особенно интересовался рок-музыкой. Кроме того, он различил какой-то узор из молний, меча и чего-то вроде свастики.

От девушки его отделяли десять ярдов и плотный поток прибывших пассажиров. В одной руке она держала потертый чемодан в цветочек, в другой – кожаную сумочку. Высокий и стройный, дорого одетый латиноамериканец пытался помочь ей поднести чемодан. Джек незамедлительно ощутил острый приступ подозрительности – впрочем, подобное чувство вызвал бы любой услужливый незнакомец в пурпурном костюме в тонкую полоску, широкополой фетровой шляпе и подбитом мехом плаще. Мех походил на шкуру детеныша гренландского тюленя.

– Эй! – окликнул племянницу Джек. – Корделия! Я здесь! Это я, Джек!

Ему казалось, будто он видит все происходящее по телевизору или смотрит в перевернутый бинокль. Девушка явно его не слышала. Как же привлечь к себе ее внимание? Ревели, набирая обороты, двигатели автобусов, голоса пассажиров сливались в невнятный гул – ему не перекричать этот шум.

Мужчина подхватил ее чемодан. Корделия улыбнулась. Незнакомец взял ее под локоть и повел к ближайшему выходу.

– Нееет!!!

Его крик был таким громким, что обернулась даже Корделия. На ее личике промелькнуло озадаченное выражение, потом провожатый потянул ее вперед, и она пошла дальше.

Джек вполголоса выругался и начал пробиваться в зал ожидания, расталкивая и расшвыривая тех, кто попадался ему на пути. Монахини, джокеры, панки, попрошайки – ему было все равно. По крайней мере до тех пор, пока он не уткнулся в тушу джокера, который формой тела, да и массой тоже, больше всего напоминал «жука».

– Спешишь куда-нибудь? – осведомилось живое подобие «Фольксвагена».

– Да, – ответил Джек, пытаясь проскользнуть мимо.

– Я приехал сюда из Санта-Фе. У нас все говорят, что здесь живут одни грубияны.

Ручища размером с хороший тостер сгребла Джека за лацканы рубахи. Зловонное дыхание джокера наводило на мысли об общественном туалете после наплыва посетителей.

– Прошу прощения, – извинился Джек. – Послушайте, мне нужно догнать мою племянницу, пока ее не увел один скользкий тип.

Джокер пробуравил его долгим взглядом сверху вниз.

– А, понимаю, – сказал он. – Совсем как по телевизору, да?

Он отпустил Джека, и тот обежал его, словно гору.

Корделии нигде не было. Франтоватый латиноамериканец, который провожал ее, тоже как сквозь землю провалился. Джек подбежал к выходу, через который должна была выйти эта парочка. Его глазам предстали сотни людей – главным образом затылки, – но никого, похожего на его племянницу.

Он колебался едва ли секунду. В этом городе обитало восемь миллионов человек. И еще одному богу известно, сколько туристов и джокеров наводнило Манхэттен в честь Дня дикой карты – вероятно, еще несколько миллионов. А ему всего-то и надо было найти одну шестнадцатилетнюю девицу из провинциальной Луизианы. На миг Джек полностью подчинился инстинкту и, недолго думая, бросился к эскалаторам. Может быть, ему удастся перехватить их до того, как они покинут здание вокзала. Если не удастся – придется искать Корделию на улице.

Не хотелось даже думать о том, что он скажет сестре.

Спектор так и не заснул. Пузырек с таблетками отправился в мусорное ведро – придется поискать средство посильнее.

Боль сопровождала его повсюду – как намертво въевшийся запах табачного дыма в каком-нибудь захудалом баре. Спектор сел и начал медленно дышать. Тусклый утренний свет придавал его квартирке, обставленной дешевым хламом из ломбардов и комиссионных магазинов, еще более унылый, чем обычно, вид.

Зазвонил телефон.

– Слушаю.

– Мистер Спектор?

У звонившего был утонченный бостонский выговор. Голос казался незнакомым.

– Да. Кто говорит?

– Это неважно, по крайней мере в настоящий момент.

– Ладно. – Понятно, решил поиграть в секреты, но так поступали многие. – Зачем вы мне звоните? Что вам нужно?

– Один наш общий знакомый по имени Грубер сообщил, что вы обладаете уникальными способностями определенного рода. Один мой клиент, возможно, был бы заинтересован в том, чтобы нанять вас… Сначала на временной основе.

Спектор почесал шею.

– Думаю, я понял, к чему вы клоните. Если это какая-то ловушка, можете попрощаться с жизнью. Если все без обмана, это обойдется вам недешево.

– Разумеется. Возможно, вы что-нибудь слышали о «Сумеречном кулаке»? Служба в этой организации может оказаться для вас весьма выгодной. Однако они очень осторожны и всегда требуют предварительных доказательств.

Молва утверждала, что «Сумеречный кулак» возглавляет какой-то новый преступный воротила. Они уже изрядно потеснили другие, более старые, банды. В грядущей резне Спектор будет чувствовать себя как рыба в воде.

– Я ничем не занят. Кто у вас на примете?

– Это не столь важно. – Незнакомец в трубке помолчал. – Мистер Грубер, похоже, знает о вас более чем достаточно, но при этом не умеет держать язык за зубами. Будьте сегодня в одиннадцать тридцать на Таймс-сквер. Если вы нам подойдете, мы свяжемся с вами там.

– А деньги?

На том конце провода послышался какой-то звонок.

– Об этом поговорим позже. Прошу прощения, меня ждут другие дела. Всего доброго, мистер Спектор.

Спектор бросил трубку и улыбнулся. Грубера он недолюбливал. Тот вечно норовил попользоваться чужими услугами на дармовщинку. Убийство старого скряги пойдет только на пользу обществу.

Он голышом прошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Слипшиеся сосульками волосы давно не мешало бы помыть, да и усы слишком отрасли и закрывали тонкую верхнюю губу. Во всем остальном он выглядел в точности так же, как в тот день, когда он умер. В тот самый день, когда Тахион вытащил его с того света. Спектор задумался, не будет ли он жить вечно. Вообще-то он был бы не прочь. Он высунул язык. Его отражение и не подумало ответить ему тем же. Оно улыбнулось.

– Не волнуйся, Несущий Гибель, – успокоило его лицо в зеркале. – Ты все еще можешь умереть. – И расхохоталось.

Спектор попятился в спальню. Откуда-то повеяло холодом и послышалось громкое потрескивание.

– Ну-ну, Несущий Гибель. Я просто хочу поболтать.

На кровати сидела проекция Астронома. На нем была черная ряса, подпоясанная веревкой из человеческих волос. Дряхлое тело держалось прямее обычного, что значило – он недавно восстановил запасы энергии. Старик был весь в крови.

– Что нужно?

Спектор был напуган. Астроном входил в число тех немногих, на кого его способности не действовали.

– Знаешь, какой сегодня день?

– День дикой карты. Это каждый дурак знает.

Спектор поднял с пола коричневые вельветовые брюки.

– Да. Но не только. Сегодня Судный день.

Астроном сплел пальцы рук.

– Судный день? – Спектор натянул штаны. – О чем это вы?

– О тех мерзавцах, которые погубили мой план. Не дали свершиться предначертанному. Помешали нам завладеть миром. – Глаза Астронома сверкнули безумным огнем, которого прежде не было. – Но есть и другие миры. Этот не скоро забудет прощальный пинок, который я дам негодяям, посмевшим встать на моем пути.

– Черепаха, Тахион, Фортунато. Вы говорите об этих людях? Похвально.

– К концу дня все они будут мертвы. А ты, мой дорогой, мне поможешь.

– Черта с два. Я не раз делал для вас грязную работу, а сегодня не стану. Вы бросили меня. И больше я вам не поверю.

– Мне не хочется тебя убивать, поэтому я дам тебе еще один шанс передумать.

Вокруг Астронома начал вращаться вихрь радужного света.

– Отвали, старик. – Спектор погрозил кулаком. – Тебе не удастся больше оставить меня в дураках.

– Правда? Тогда, боюсь, придется оставить тебя в мертвецах. Вместе со всеми остальными.

Астроном принял облик шакала. Страшная острая морда разинула пасть; на ковер потекла темная дымящаяся кровь. Шакал завыл. Спектор заткнул уши и бросился на пол.

Фортунато позвонил Каролине и попросил ее отвести Веронику в особняк его матери, где официально располагалось их эскорт-агентство. Каролина и еще с полдюжины других девушек жили там – если это можно было так назвать. Он кое-как напялил на Веронику одежду и оставил лежать на диванчике в гостиной – та уже отключилась.

– Она оклемается? – спросил Бреннан.

– Сомневаюсь.

– Я знаю, это меня не касается, но не кажется ли тебе, что ты слишком круто с ней обошелся?

– Все под контролем, – отрезал Фортунато.

– Нисколько в этом не сомневался.

Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга. Бреннан, пожалуй, был единственным поборником справедливости из всех разгуливавших по Нью-Йорку, кому Фортунато доверял. Отчасти потому, что Бреннана не затронул вирус дикой карты. К тому же Бреннану с Фортунато довелось вместе побывать в опаснейшей переделке в чреве чудовищной космической пришелицы, которую некоторые называли Прародительницей Роя. Астроном звал ее Тиамат и намеревался при помощи прибора, который именовал «Машиной Шакти», привести ее на Землю. Фортунато разбил машину, но было уже слишком поздно. Космическое чудище успело прибыть на Землю, и из-за него погибли сотни тысяч человек по всему миру.

– Так что там с Астрономом? – спросил Фортунато.

– Знаешь Моржа? Ну, Джуба, который продает газеты?

Фортунато пожал плечами.

– Разумеется.

– Сегодня рано утром он видел Астронома в Джокертауне. Он рассказал об этом Кристалис, а она передала мне.

– И в какую сумму это тебе обошлось?

– Ни в какую. Я знаю, это на нее не похоже. Но даже Кристалис боится этого мерзавца.

– А откуда Морж знает Астронома?

– Понятия не имею.

– Значит, мы имеем полученные из вторых рук сведения из ненадежного источника и остывший след.

– Полегче, приятель. Я попытался позвонить, но было занято. Это даже не моя схватка. Я пришел сюда, чтобы помочь тебе.

Фортунато покосился на зеркало Хатор. Теперь придется целый день очищать его и заново сосредотачиваться. Между тем, если Астроном действительно вышел из своего укрытия, жди беды.

– Да, спасибо. Сейчас я разберусь с этим делом, и мы с тобой сходим посмотрим.

К тому времени, когда Фортунато переоделся в уличную одежду, пришла Каролина. Даже в старой рубахе и джинсах она вызвала у него прилив желания.

Женщина ни капли не постарела с того дня, когда семь лет назад он принял ее на работу. Все то же невинное детское личико и худощавое сильное тело, каждый мускул которого, казалось, подчиняется ее сознательному контролю. Фортунато любил всех своих женщин, но Каролина была особенной. Она усвоила все, что он мог преподать ей: этикет, иностранные языки, искусство кулинарии, массаж – но дух ее так и остался несломленным. Ему так и не удалось укротить ее, и, возможно, именно по этой причине Каролина доставляла ему в постели куда большее удовольствие, чем все остальные.

Открыв ей дверь, Фортунато поспешно поцеловал ее – так хотелось отвести ее в спальню и получить заряд тантрической энергии. Но время поджимало.

– Что прикажешь с ней делать? – спросила Каролина.

– У нее сегодня есть клиенты?

– Сегодня же День дикой карты. Сегодня клиенты есть у всех.

– Приглядывай за ней. Можешь выпустить ее, если очухается. Но не позволяй ей больше принимать эту дрянь. Со всем остальным я разберусь потом.

– Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного. Я позвоню тебе позже.

Он поцеловал ее еще раз и смотрел, как она вывела Веронику к такси, ждущему у подъезда. Потом обернулся к Бреннану:

– Идем.

– Ну, как тебе омар? – осведомился Жабр.

Он поднял тяжелую тушку, чтобы Хирам мог разглядеть омара во всей красе, и тот слабо зашевелил клешнями. Они были перевязаны, на твердый зеленый панцирь налипло несколько стебельков водорослей.

– Да уж, это всем омарам омар, – согласился Хирам Уорчестер. – Они что, все такие здоровые?

– Этот один из самых мелких, – ответил Жабр.

У него была крапчатая зеленоватая кожа, а жаберные щелки на щеках раскрывались, когда он улыбался, демонстрируя влажную красную плоть. Жабры, разумеется, не работали, иначе почтенный торговец рыбой считался бы тузом, а не джокером.

Над Фултон-стрит едва занимался рассвет, но рыбный рынок уже работал вовсю. Покупатели торговались с продавцами, в фургоны загружали рыбу, водители переругивались друг с другом, а люди в накрахмаленных белых фартуках катили по тротуарам бочонки. В воздухе висел запах рыбы.

Хирам Уорчестер считал себя «совой» и в обычные дни любил поспать подольше. Но сегодняшний день не был обычным. Это был День дикой карты, вот почему он закрывал свой ресторан для посетителей и собирал всех тузов города на частную вечеринку, которая уже стала традицией, а особые случаи требуют особых действий – как, например, подъема затемно.

Торговец отвернулся к бочонку и опустил туда омара.

– Хочешь взглянуть еще на одного? – спросил он, отбрасывая в сторону пучок влажных водорослей и извлекая из бочонка второго омара. Этот был крупнее, чем первый, и энергично шевелил клешнями. – Погляди только, как брыкается! Наисвежайший, не правда ли?

Хирам улыбнулся. Он всегда с большим разбором подходил к еде, которую подавал в «Козырных тузах», – тем более это касалось обеда в честь Дня дикой карты.

– Ты еще ни разу меня не подвел. Эти отлично подойдут. Полагаю, доставка к одиннадцати?

Омар замахал на владельца ресторана клешнями и одарил его кислым взглядом. Наверное, предчувствовал, какая судьба его ожидает. Жабр отпустил его обратно в бочонок.

– Как Майкл? – поинтересовался Хирам. – Все еще в Дартмуте?

– Ему там нравится, – отозвался Жабр. – Он еще только на первом курсе, а уже дает мне советы, как вести дела. – Он закрыл бочонок крышкой. – Сколько тебе?

Предстояло накормить сто пятьдесят ртов плюс-минус десяток – он ожидал восемьдесят с лишком тузов, каждый из которых приведет с собой супруга, возлюбленного или другого спутника. Разумеется, омар не останется единственным блюдом. Хирам Уорчестер всегда предпочитал предоставлять своим гостям выбор. Он запланировал три различных главных блюда, но эти омары оказались столь великолепны, что, вне всякого сомнения, мало кто откажется отведать их. Пусть лучше останется лишнее, чем кому-нибудь не хватит.

За спиной у него открылась дверь. Запоздало звякнул колокольчик.

– Думаю, шестидесяти хватит, – сказал Хирам и наконец понял, что Жабр смотрит не на него. Лягушачьи глаза джокера были прикованы к двери. Пожалуй, следует обернуться.

Их было трое – юнцы в темно-зеленых кожаных куртках. Двое с виду казались натуралами. Рост первого едва превышал пять футов, на узком лице застыло самодовольное выражение. Второй был высоким и широкоплечим, над украшенной черепом и костями ременной пряжкой нависало пивное брюшко. Голова у него была гладко выбрита. Предводитель был явный джокер – циклоп, чье единственное око смотрело на мир сквозь монокль с толстенной линзой. Странная шайка: джокеры и натуралы объединялись нечасто.

Циклоп вытащил из кармана куртки обрывок толстой цепи и стал наматывать его на кулак. Двое других принялись оглядывать заведение Жабра с таким видом, как будто оно им принадлежало.

– Прошу прощения, – проговорил Жабр. – Мне нужно… Я… Я сейчас. – И двинулся к главарю шайки.

В углу лавки двое его работников склонились друг к другу и принялись шушукаться. Третий, слабоумный джокер, перестав метлой разгонять по углам влажные опилки, уставился на визитеров, затем открыл рот и попятился к служебному входу.

Хозяин лавки явно занимался уговорами: жестикулировал широкими перепончатыми ладонями, в чем-то убеждал своего собеседника настойчивым приглушенным голосом. Циклоп не сводил с него своего единственного глаза, и лицо его было холодным и равнодушным. Все это время он не переставал наматывать цепь на кулак.

Нахмурившись, Хирам отвернулся в сторону. Похоже, у Жабра неприятности, но его они не касаются, у него и без того сегодня забот невпроворот. Пожалуй, не помешает взглянуть на партию свежего тунца. Здоровые рыбины внавалку лежали в занозистых деревянных ящиках, равнодушно глядя на него остекленевшими глазами. Тунец по-каджунски, зажаренный на раскаленном масле до черноты. Ле Барре – настоящий гений по части каджунской кухни[3]. Нет, не сегодня, конечно – сегодняшнее меню окончательно распланировано еще несколько недель назад, но тунец по-каджунски может стать отличным дополнением к его повседневному меню.

– Да плевать я хотел! – громогласно заявил циклоп. – Надо было позаботиться об этом еще неделю назад.

– Пожалуйста, – попросил Жабр дрожащим испуганным голосом. – Дайте мне еще несколько дней…

Бандит поставил ногу на ящик с рыбой, толкнул его, и ящик перевернулся. Весь сиг вывалился на пол.

– Пожалуйста, не надо…

Хирам развернулся и направился к ним, небрежно засунув руки в карманы куртки. Для столь грузного человека двигался он на удивление проворно.

– Прошу прощения, – обратился он к циклопу. – У вас возникли какие-то затруднения?

Юнец-джокер нависал над Жабром, который и так-то был невысок ростом, а его искривленный позвоночник еще больше пригибал его к земле, но с Хирамом Уорчестером этот номер едва ли прошел. При его шести футах и двух дюймах роста обычный человек его комплекции должен был бы весить что-то около трехсот пятидесяти фунтов. Хирам не был обычным человеком и весил на триста двадцать фунтов меньше, но юнцам об этом докладывать не собирался. Циклоп взглянул на него сквозь монокль и гаденько улыбнулся.

– Эй, Жабр! И давно ты начал торговать китами?

Его подручные со скучающе-грозными лицами подобрались ближе.

– Э, да это же целый дирижабль, – вставил тот, что был ниже ростом.

– Пожалуйста, Хирам. – Жабр нерешительно коснулся его руки. – Я очень благодарен тебе, но… все в порядке. Эти ребята… они… это друзья Майкла.

– Я всегда рад познакомиться с друзьями Майкла. – Уорчестер пристально глядел на циклопа. – Хотя я слегка удивлен. У Майкла всегда были такие хорошие манеры, а его друзья, похоже, вообще не знают, что это такое. Между прочим, у Жабра больная спина. Я бы на вашем месте помог ему собрать рыбу, которую вы перевернули.

Лицо Жабра позеленело еще больше обычного.

– Я все уберу, – заверил он. – Чип с Джимом все сделают, не… не беспокойтесь.

– А пошел-ка ты отсюда! – Циклоп кивнул коротышке. – Чич, открой дверь и помоги ему протиснуть жирную задницу.

Чич услужливо распахнул дверь.

– Жабр, – сказал Хирам. – Насколько я помню, мы обсуждали доставку этих превосходных омаров.

Бритоголовый впервые за все время подал голос.

– Покажи-ка ему, что к чему, Глаз. Пусть покричит.

Хирам Уорчестер взглянул на него с неподдельным отвращением и спокойствием, которого на самом деле не чувствовал. Он терпеть не мог подобные ситуации, но иногда у человека просто нет выбора.

– Вы пытались запугать меня, но только разозлили. Очень сомневаюсь, что вы действительно друзья Майкла. Предлагаю вам убраться отсюда подобру-поздорову, пока не стало слишком поздно.

Троица дружно расхохоталась.

– Лекс, – сказал Глаз бритоголовому, – что-то здесь слишком жарко. Я весь вспотел. Как насчет свежего воздуха?

– Сейчас сделаю, – отозвался Лекс.

Он огляделся по сторонам, схватил небольшой бочонок, одним рывком (силен, засранец!) вскинул его над головой и шагнул к большой стеклянной витрине, выходившей на Фултон-стрит.

Хирам Уорчестер вытащил руки из карманов. Пальцы правой руки непроизвольно сжались в плотный напряженный кулак – этот жест был столь же неотъемлемой его частью, как и сила, дарованная дикой картой. На мгновение он увидел гравитационные волны, расходящиеся от бочонка, – как нагретый воздух колышется над раскаленной мостовой в знойный летний день.

В следующее мгновение Лекс пошатнулся, его руки затряслись, и бочонок с селедкой, внезапно потяжелевший на три сотни фунтов, с размаху обрушился на его голову. Клепки бочонка разлетелись, выпуская поток рыбы. Колени у бандита подогнулись, и он грохнулся на пол.

Его приятели замерли, ничего не понимая. Между тем Хирам подошел к Жабру и легонько пихнул его вперед.

– Иди, звони в полицию, – велел он.

Коротышка, которого Глаз назвал Чичем, попытался вытащить Лекса из-под разбитого бочонка. Эта задача оказалась более трудной, чем могло поначалу показаться.

Циклоп ахнул, потом своим единственным глазом злобно зыркнул на Хирама.

– Ты – тот самый Фэтмен.

– Мне не нравится это прозвище, – сказал Хирам.

Он сжал пальцы в кулак, и монокль Глаза потяжелел. Он упал на пол и разбился. Циклоп грязно выругался и кулаком с намотанной на него цепью попытался ткнуть в обширный живот Уорчестера. Хирам увернулся. Он был куда более легок в движениях, чем можно было подумать по его виду; объемы его тела менялись, но вес в течение многих лет оставался все тем же – тридцать фунтов.

Глаз с воплем бросился на него. Хирам отступил, сжал кулак и заставил джокера с каждым шагом становиться все тяжелее, пока его ноги не подломились под тяжестью тела, и он со стоном не повалился на пол.

Последним сделал свой ход Чич и с криком: «Ах ты, туз недоделанный!» – выставил перед собой руки ладонями наружу – какой-то прием из карате или кунг-фу, – а затем прыгнул, подкованный металлом ботинок устремился в голову Хираму.

Уорчестер упал на опилки. Чич пролетел прямо над ним и понесся дальше, изрядно потеряв в весе по сравнению с тем, что был у него еще мгновение назад. Он ударился об стену, перекувырнулся, попытался вскочить на ноги и обнаружил, что из-за своего огромного веса не в состоянии подняться.

Хирам выпрямился и стряхнул с куртки опилки. Ну и вид! Теперь придется вернуться домой и переодеться, прежде чем отправляться в «Козырные тузы». Жабр поспешно приблизился к нему.

– Ты вызвал полицию? – спросил Хирам.

Торговец кивнул.

– Хорошо. Гравитационное искажение действует только короткое время. Я могу продержать их в таком виде до приезда полиции, но израсходую уйму энергии. – Он нахмурился. – Да и им не пойдет на пользу. Такая тяжесть – колоссальная нагрузка на сердце. – Хирам бросил взгляд на свой золотой «Ролекс». Была половина восьмого. – Мне нужно в «Козырные тузы». Черт, мне сегодня только этой чепухи не хватало! И сколько еще придется объясняться с полицией…

Жабр перебил его.

– Иди. – Он ласково, но настойчиво подтолкнул толстяка к выходу. – Я разберусь со всем сам. Пожалуйста, уходи.

– Полиции будут нужны мои показания, – возразил Уорчестер.

– Нет, – замотал головой торговец. – Я позабочусь обо всем. Хирам, я знаю, что ты хотел как лучше, но не надо было… то есть я имел в виду… в общем, ты не понимаешь. Я не могу выдвинуть обвинение. Пожалуйста, уходи. Не лезь в это дело. Так будет лучше.

– Ты шутишь! Это хулиганье…

– Моя забота, – закончил вместо него Жабр. – Пожалуйста, прошу тебя. Не вмешивайся. Уходи. Ты получишь своих омаров – отборных омаров. Я обещаю.

– Но…

– Уходи!

Он яростно наподдавал бедрами, и хриплое дыхание толчками вырывалось из груди в такт тиканью желтого, как цыпленок, будильника на прикроватной тумбочке. Рулетка отвела топазовые глаза от карих глаз Стэна, взглянула на секундную стрелку, медленно ползущую по циферблату.

Время. Тиканье часов, пульсация в венах крови, гонимой неумолимым стуком ее сердца. Отрезки времени. Отрезки, отмеряющие утекающую жизнь. В конечном итоге все сводится именно к этому. Время не обращает внимания ни на богатство, ни на власть, ни на святость. Рано или поздно смерть придет и остановит эту ритмичную пульсацию. А у нее есть приказ.

Рулетка протянула руку, нежно коснулась виска Стэна.

Она сделала глубокий вдох, собираясь с силой и решимостью, но разрядки не произошло. Ей нужна была ненависть, но она чувствовала лишь неуверенность. Женщина откинулась на спину и призвала на помощь воспоминания.

Мучительная схватка, мысль о том, что скоро все будет кончено и она сможет взять на руки свое дитя, а боль останется в прошлом. Глаза врача, расширившиеся от ужаса. Отчаянная попытка приподняться и взглянуть на существо, извивающееся между ног…

Ее напряженный живот обмяк, в вагину хлынула теплота – ядовитая волна вырвалась на свободу. Глаза у Плакальщика внезапно вылезли из орбит, губы искривились, и он отпрянул от нее, больно обдирая нежную плоть стремительно распухающим членом. Прикрыв руками дрожащий багровый отросток, туз несколько раз хрипло икнул и испустил полузадушенный крик. По подбородку протянулась тонкая струйка слюны; зеркало над комодом взорвалось хрустальным водопадом, осыпав кровать дождем стеклянных осколков. Пик распространяющейся звуковой волны принял на себя маленький будильник. Стекло раскололось, стрелки застыли на месте, и механизм издал надтреснутый обреченный писк, точно жалуясь на безвременную и бесславную гибель.

Звук будто кулаком ударил Рулетку по правой щеке, оставив безобразный синяк на коже цвета кофе с молоком; из уха вытек ручеек крови. Вдох встал ей поперек горла, как острый камень; желудок свело судорогой. Искаженное мукой лицо Плакальщика нависало над ней, и она знала, что смотрит на мертвеца. Его грудь отчаянно вздымалась, зубы обнажились в жутком оскале, а от раздутого и уже совершенно почерневшего пениса к паху и животу расползалась багровая синева.

Ее ноги бестолково скользили по скомканному атласному покрывалу. Она словно пыталась плыть по стеклу. Последним отчаянным рывком женщина поднялась на колени и обхватила рукой грудь туза. Другой рукой она вцепилась в слипшиеся от пота волосы и крутанула голову так, что лицо оказалось повернуто к стене, отделяющей спальню от гостиной. Предсмертный, останавливавший время крик эхом прокатился до края вселенной и обратно, и стена разлетелась на куски. Осыпавшаяся штукатурка оседала на пол ленивыми спиралями, драла горло, забивалась в ноздри. Обломки понесло по полу гостиной, и дальняя стена уже начинала выпячиваться наружу. Какое-то мгновение Рулетка смотрела на эту готовую взорваться стену, представляя себе, как она рушится, воображая, с каким видом толстая парочка обывателей из соседней квартиры будет таращиться на зрелище, которое она собой являет. Голая женщина, сжимающая в объятиях голого мужчину – раздутый член размерами подошел бы скорее жеребцу, тело разбухло от воздействия яда, который разрывает клетки крови, отмечая свое продвижение по организму иссиня-черными пятнами.

Плакальщик содрогнулся в новой конвульсии, но горло уже распухло, и голосовые связки не действовали. Мокрая от пота кожа на спине казалась холодной и липкой; по комнате распространилось зловоние – опорожнились мочевой пузырь и кишечник. Задыхаясь, она отпихнула его, выбралась из постели и сжалась в комочек на полу у кровати.

Разгром Клойстерс. Он недвусмысленно дал понять, что каменные стены сровнял с землей Черепаха. Но это была ложь! Он поклялся, что никакой угрозы нет, а ведь ей никогда прежде не приходилось убивать тузов. И это тоже была ложь.

Женщина прижала ладонь к уху и как завороженная уставилась на подсыхающую кровь, запачкавшую пальцы. Бессознательная обида на предательство добралась до сознания и выкристаллизовалась в гнев. «Он знал, но мне не сказал ни слова». Неужели он хотел, чтобы она погибла здесь, в этой квартире? Но кто тогда убил бы для него Тахиона?

Вой сирен напомнил об опасности. Она так углубилась в размышления о смерти и предательстве, что совершенно забыла об окружающей действительности. Вряд ли на всем Манхэттене нашелся хотя бы один человек, который не слышал бы этого предсмертного крика. Время убегало. Если она хочет остаться в живых и достичь своей главной цели, ей тоже нужно бежать. Рулетка откинула на спину спутанные волосы – крошечные жемчужинки и хрустальные бусины, вплетенные в длинные пряди, цеплялись за пальцы. Чулки и пояс с подвязками запихнула в сумочку, кое-как натянула платье и всунула ноги в босоножки на высоких каблуках. И обвела последним взглядом разгромленную комнату, чтобы проверить, не осталось ли в ней каких-нибудь следов ее пребывания – не считая, разумеется, самого главного – раздутого почерневшего тела на кровати.

«Мне всегда хотелось быть не таким, как все».

У нее вырвался нечленораздельный крик, и она со всех ног бросилась к пожарной лестнице. Высокий каблук угодил между прутьев железной решетки, и Рулетка, выругавшись, скинула босоножки. Сжимая их в руках, она преодолела пять пролетов, отделявших ее от первого этажа, и спустила выдвижную лестницу на грязную, усыпанную мусором мостовую переулка. Среди слизких подгнивших листьев салата, полиэтиленовых упаковок и вонючих жестянок мерцали, словно волшебный иней, осколки сотен вылетевших окон. Битое стекло захрустело под ногами; один острый осколок глубоко впился ей в пятку.

Она зашипела, вытащила стекло и натянула босоножки. «Противостолбнячный укол, мне необходим противостолбнячный укол. Последний раз я делала прививку в тот месяц, когда мы с Джозией были в Перу».

Мысль о бывшем муже пробудила воспоминания. Они поплыли перед ней рваной дерганой чередой, словно поезд, набирающий скорость. Образы дрожали и мелькали, как кадры из фильма ужасов, просматриваемого на удвоенной скорости… пока не осталось совсем никакой связной картины – лишь размытая дымка боли, горя и затухающей ярости.

Рулетка выбралась из переулка и зашагала по улице. Будет подозрительно, если она сделает вид, что этот кошмар страховщиков и отрада стекольщиков, который ее окружает, совершенно ей безразличен. Однако женщина никак не могла заставить себя присоединиться к толпе зевак в пижамах и ночных халатах – они с разинутыми ртами глазели на усеянную осколками стекла мостовую и припаркованные машины с потрескавшимися или вылетевшими стеклами. Пожалуй, лучше всего будет изобразить деловую леди – заинтересованную всем происходящим, но не желающую опоздать на работу.

По улице пронеслась полицейская машина, резко затормозила рядом с ней, так что двух сидевших в ней офицеров мотнуло вперед, будто тряпочных кукол. Налитые кровью тусклые глаза окинули ее цепким взглядом, и она заставила себя взглянуть в подозрительное лицо полицейского, хотя сердце у нее заходилось от страха – ее платье было недвусмысленно вечерним.

Шлюха.

Эта мысль явственно отразилась на обрюзгшем розовом лице, и в душе Рулетки колыхнулось негодование. Выпуск семидесятого года, колледж Вассара, ученая степень магистра экономики. Какая я тебе проститутка, скотина? Но она изо всех сил постаралась не выдать своих чувств.

Из дома Плакальщика выскочил какой-то мужчина – он дико размахивал руками и что-то твердил, хотя из-за воя сирен Рулетка не могла разобрать ни слова. Полицейский отвлекся и утратил к ней всякий интерес. Он рявкнул что-то напарнику и ткнул большим пальцем в направлении того самого дома. Машина поехала дальше, и Рулетка заставила себя переставлять ноги.

Страх вернулся. Его подпитывало не только присутствие реальных преследователей, которые собрались у нее за спиной, но и лай незримых гончих ее души, скачущих за ней по пятам. Они ждали того мига, когда сомнения, ужас и вина, которые с каждым убийством все сильнее и сильнее поднимали голову, одолеют и сломят ее, и тогда они смогут разом наброситься и разорвать добычу на части. Они находились совсем рядом – ждали своего часа. Она слышала их лай. Раньше этого не было. Наверное, она сходит с ума. А что будет, если она убьет снова? Но у нее нет иного выхода. А увидеть Тахиона мертвым – ради этого можно снести даже безумие.