Читать книгу Скотный двор. Эссе - Джордж Оруэлл - Страница 9

Зима выдалась суровой. Бури сменились слякотью и снегом, а затем ударили морозы, не отступавшие до февраля. Животные трудились на пределе сил, прекрасно понимая, что все взгляды направлены на них, и если мельница не будет построена вовремя, люди-завистники начнут злорадствовать.

Люди из вредности отказывались верить, что мельницу уничтожил Снежок, и говорили, что она рухнула потому, что стены сложили слишком тонкими. Животные знали, что дело не в этом. Но все же было решено возводить стены шириной в три фута, а не в полтора, как прежде, что потребовало собрать вдвое больше камней. Карьер долгое время стоял, занесенный влажным снегом, и пришлось ждать. Затем настала сухая, морозная погода, и работа стала продвигаться, но так тяжело, что животные трудились без прежнего воодушевления. Они все время мерзли и почти всегда недоедали. Только Боец с Кашкой никогда не унывали. Визгун красноречиво расписывал животным радости и достоинство труда, но их куда больше вдохновлял могучий Боец и его неизменный клич: «Буду больше работать».

В январе стало не хватать кормов. Порции зерна резко сократили, но было объявлено, что начнут давать больше картошки. Однако выяснилось, что урожай картошки по большей части промерз в буртах, так как его вовремя не прикрыли. Картошка размякла и потемнела, приходилось выискивать съедобные клубни. Случалось, что животные весь день не ели ничего, кроме мякины и кормовой свеклы. Казалось, им грозит голодная смерть.

Было жизненно важно скрыть это от внешнего мира. Люди, раззадоренные неудачей с мельницей, сочиняли новые небылицы о Скотном дворе. Опять пошел слух, что все животные дохнут от голода и болезней, постоянно грызутся, пожирают друг друга и своих детенышей. Наполеон прекрасно понимал, чем они рискуют, если выйдет наружу реальное положение дел с провизией, и решил задействовать мистера Клянчера, чтобы создать другое впечатление. Прежде животные избегали попадаться на глаза Клянчеру во время его визитов; теперь же отдельных особей, в основном овец, обучили невзначай замечать в его присутствии, что им увеличили порции. Кроме того, Наполеон велел заполнить почти пустые сусеки в житнице песком, а сверху присыпать остатками зерна и прочей провизии. Клянчера провели под благовидным предлогом по житнице и дали взглянуть на сусеки. Он купился и продолжил убеждать людей, что с провизией на Скотном дворе полный порядок.

Тем не менее к концу января стало очевидно, что необходимо где-то раздобыть еще зерна. Наполеон теперь редко показывался из хозяйского дома, а возле каждой двери посадил свирепых собак. Если же он выходил, то с большой помпой и в сопровождении шести псов, не отходивших от него ни на шаг и рычавших на всякого, кто к нему приближался. Он и на воскресных сходках стал появляться все реже, а приказы передавал через кого-нибудь из подсвинков, обычно через Визгуна.

На очередной Сходке Визгун объявил курам, как раз собравшимся нестись, что они должны сдать яйца. Наполеон через Клянчера договорился о продаже четырехсот яиц в неделю. На вырученные деньги они купят достаточно зерна и провизии, чтобы ферма продержалась до лета, а там всем станет легче.

Услышав такое, куры подняли галдеж. Пусть их уже предупреждали, что от них может потребоваться подобная жертва, но они до конца не верили, что до этого действительно дойдет. Они как раз готовились высиживать цыплят в преддверии весны и стали возражать, что забирать у них яйца именно сейчас – это убийство. Впервые после изгнания Джонса возникла опасность нового восстания. Куры во главе с тремя молодками, черными минорками, оказали решительный отпор Наполеону. Они придумали взлетать на балки и нестись прямо оттуда, чтобы яйца разбивались об пол. Ответ Наполеона был скор и беспощаден. Он приказал не кормить кур, а любое животное, которое даст им хоть одно зерно, карать смертью. За выполнением приказа следили собаки. Пять дней куры держались, затем сдались и начали нестись где положено. Девять кур между тем сдохли. Их закопали в саду, а причиной смерти назвали кокцидиоз. Клянчер ничего об этом не узнал, и яйца исправно продавались бакалейщику, приезжавшему на ферму раз в неделю.

За все это время никто не видел Снежка. Ходили слухи, что он скрывается на одной из соседних ферм – в Фоксвуде или Пинчфилде. Наполеон успел несколько наладить отношения с фермерами. Оказалось, что на Скотном дворе лежит штабель леса, сложенный десять лет назад, когда расчищали буковую рощу. Бревна хорошенько вылежались, и Клянчер посоветовал Наполеону продать их; и мистер Пилкингтон, и мистер Фредерик готовы были с радостью их приобрести. Наполеон колебался, не зная, кого из них предпочесть. Животные заметили, что как только он был готов заключить договор с Фредериком, объявлялось, что Снежок скрывается в Фоксвуде, а когда он склонялся в пользу Пилкингтона, утверждалось, что Снежок замечен в Пинчфилде.

Внезапно в начале весны открылось тревожное обстоятельство. Снежок тайно проникал на ферму по ночам! Животные так разволновались, что с трудом засыпали у себя в стойлах. Говорили, что каждую ночь он приползает под покровом темноты и учиняет всевозможное вредительство. Он крал зерно, опрокидывал подойники, разбивал яйца, топтал посевы, объедал кору с фруктовых деревьев. Как только что-то шло не так, виноватым оказывался Снежок. Разбивалось ли окно, засорялась ли канава – кто-нибудь непременно говорил, что это Снежок поработал ночью, а когда потерялся ключ от житницы, вся ферма уверилась, что Снежок бросил его в колодец. Как ни странно, все продолжали верить в это, даже когда несчастный ключ нашелся под мешком муки. Коровы заявляли в один голос, что к ним в стойло заползал Снежок и выдаивал их во сне. Про крыс, от которых не стало житья той зимой, также говорили, что они действуют по указке Снежка.

Наполеон объявил, что нужно досконально расследовать деятельность Снежка. Он внимательно обошел со своими верными псами все постройки на ферме, а за ними следовали на почтительном расстоянии остальные животные. Через каждые несколько шагов Наполеон останавливался и приникал к земле, выискивая следы злодея, которые, по его словам, он нюхом чуял. Он обнюхал все углы в амбаре, коровнике, курятниках, в огороде – и почти везде нашел следы Снежка. Он прикладывал рыло к земле, два-три раза глубоко втягивал воздух и восклицал страшным голосом: «Снежок! Он здесь был! Я ясно его чую!» И при слове «Снежок» все собаки заходились кровожадным лаем, скаля зубы.

Животные порядком перепугались. Снежок начал представляться им каким-то незримым лиходеем, летающим по воздуху и грозящим всяческими бедами. Вечером Визгун созвал животных и сказал с озабоченным видом, что у него для них важные новости.

– Товарищи! – выкрикнул Визгун, нервозно приплясывая. – Обнаружилось самое ужасное злодейство. Снежок продался Фредерику с фермы Пинчфилд, который вовсю готовится напасть на нас, чтобы отобрать хозяйство! Снежок будет при нем проводником, когда начнется нападение. Но это не самое страшное. Мы-то думали, что мятеж Снежка был вызван лишь его нездоровыми амбициями. Но мы ошибались, товарищи. Знаете, в чем подлинная причина? Он изначально был в сговоре с Джонсом! Он все время был его тайным агентом. Все это следует из оставшихся после него документов, которые мы только обнаружили. Я считаю, это многое объясняет, товарищи. Разве мы сами не видели, как он пытался – к счастью, безуспешно – привести нас к поражению и разгрому в Битве при коровнике?

Животные остолбенели. Перед таким коварством померкло даже разрушение мельницы. Но осмыслить это удалось им не сразу. Все они помнили, или так им казалось, как Снежок храбро сражался в Битве при коровнике, как он сплачивал и подбадривал их на каждом шагу, как не дрогнул, когда дробь ободрала ему спину, и бросился на Джонса. На первый взгляд это слабо вязалось с его преданностью Джонсу. Даже Боец, который редко в чем-то сомневался, был озадачен. Он лег, подоткнул под себя копыта, закрыл глаза, поднатужился и собрался с мыслями.

– Не верю я в это, – сказал он. – Снежок храбро дрался в Битве при коровнике. Я сам видел. Разве мы не дали ему сразу «Скота-Героя I степени»?

– Это была наша ошибка, товарищи. Зато теперь мы знаем – это все записано в найденных секретных документах – на самом деле он пытался привести нас к гибели.

– Но он был ранен, – возразил Боец. – Мы все видели, что он весь в крови.

– Это было прописано в договоре! – выкрикнул Визгун. – Дробь Джонса только оцарапала его. Я мог бы показать вам, умей вы читать, – он сам об этом пишет. Уговор был такой, что в критический момент Снежок даст сигнал к отступлению и оставит поле врагу. И у него почти получилось – скажу даже, товарищи, получилось бы, если бы не наш доблестный Вождь, товарищ Наполеон. Разве вы не помните: едва Джонс со своими людьми вошли во двор, Снежок тут же обратился в бегство и увлек за собой многих из вас? А помните ли вы, что в тот же миг, когда всех охватила паника и поражение казалось неминуемым, товарищ Наполеон выскочил с криком: «Смерть человечеству!» – и впился зубами Джонсу в ногу? Уж ЭТО вы, товарищи, помните? – воскликнул Визгун, пританцовывая.

Теперь, когда Визгун все так наглядно описал, животные как будто это вспомнили. Во всяком случае, они припоминали, как в критический момент битвы Снежок бросился бежать. Но Бойцу все еще было не по себе.

– Не верю, что Снежок с самого начала был предателем, – сказал он, наконец. – Что было потом – это другое. Но я верю, что в Битве при коровнике он был добрым товарищем.

– Наш Вождь, товарищ Наполеон, – заявил Визгун, тщательно выговаривая каждое слово, – установил категорически – категорически, товарищи! – что Снежок изначально работал агентом Джонса. Да, еще задолго до Восстания.

– Ну, тогда другое дело! – сказал Боец. – Раз так сказал товарищ Наполеон, значит, так оно и есть.

– Вот так-то лучше, товарищ! – воскликнул Визгун, но животные заметили, как злобно его глазки сверкнули в сторону Бойца; затем он собрался уходить, но остановился и добавил со значением: – Предупреждаю каждое животное на этой ферме – смотреть в оба. Ибо у нас есть причина считать, что в эти самые минуты среди нас рыщут агенты Снежка!

Через четыре дня после полудня Наполеон приказал всем животным собраться во дворе. Когда все появились, из дома показался Наполеон с обеими медалями (ибо недавно он присвоил себе «Скота-Героя I степени» и «Скота-Героя II степени»), в компании девяти здоровых собачищ, которые вились вокруг него и так рычали, что у всех животных пробегал холодок по спине. Каждый съежился, кто где стоял, словно предчувствуя нечто ужасное.

Наполеон сурово обвел взглядом собравшихся и вдруг пронзительно взвизгнул. Тут же собаки метнулись, схватили четырех подсвинков за уши и подтащили их, скуливших от боли и страха, к ногам Наполеона. Рваные уши кровоточили, и псы, почуяв кровь, словно бы взбесились. Ко всеобщему удивлению, трое собак набросились на Бойца. Тот не мешкая поднял мощное копыто и припечатал одного прыгнувшего пса к земле. Собака взмолилась о пощаде, а две другие отбежали, поджав хвосты. Боец взглянул на Наполеона, спрашивая, раздавить ему пса или отпустить. Наполеон, похоже, поборол минутное замешательство и строго приказал отпустить собаку. Получив свободу, она заковыляла прочь, поскуливая.

Суматоха ненадолго улеглась. Четверо подсвинков дрожали с самым виноватым видом, ожидая своей участи. Наполеон велел им признаться в своих преступлениях. Это были те самые подсвинки, которые возражали против отмены воскресных Сходок. Они как по писаному признались, что тайно поддерживали связь со Снежком с тех самых пор, как его изгнали, что они вместе разрушили мельницу и заключили с ним соглашение о передаче Скотного двора мистеру Фредерику. И добавили: Снежок лично рассказывал им, что был тайным агентом Джонса многие годы. Едва они закончили признания, собаки разорвали им глотки, и Наполеон страшным голосом спросил животных, есть ли кому еще в чем признаться?

Три курицы, зачинщицы яичного бунта, вышли и доложили, что Снежок приходил к ним во сне и внушал противиться приказам Наполеона. Куриц тоже растерзали. Затем вышел гусь и признался, что в прошлом году на сборе урожая припрятал шесть кукурузных початков и съел ночью. Затем одна овца покаялась, что помочилась на водопое – это Снежок подстрекал ее, – и еще две овцы рассказали, что извели старого барана, преданного поборника Наполеона, загоняв его вокруг костра, когда того мучил кашель. Всех их тоже прикончили на месте. Признания чередовались с казнями, и вскоре у ног Наполеона набралась гора трупов, а в воздухе сгустился запах крови – впервые после изгнания Джонса.

Когда все кончилось, уцелевшие животные кроме свиней и собак побрели все вместе со двора. Они дрожали от страха и отчаяния. Они не знали, что потрясло их больше: предательство животных, которые вступили в сговор со Снежком, или жестокая расплата, которая их настигла. В прежние дни нередко случались кровопролития не лучше этого, но учинять такое между собой казалось животным несравненно ужасней. С тех пор, как Джонс покинул ферму, никакое животное не убивало себе подобных до этого самого дня. Даже крыс не трогали. Животные поднялись на пригорок к недостроенной мельнице и сбились в кучу, словно пытаясь согреться, – Кашка, Мюриел, Бенджамин, коровы, овцы и все гуси с курами – все были здесь, не считая кошки, которая куда-то делась ровно перед тем, как Наполеон приказал всем собраться. Животные лежали молча. Один Боец стоял. Он переминался с ноги на ногу, взмахивал длинным черным хвостом и коротко ржал в недоумении. Наконец, он сказал:

– Не понимаю. Никогда бы не поверил, что на нашей ферме может случиться такое. Должно быть, в нас какой-то изъян. Я вижу только одно решение: больше работать. Отныне я буду вставать по утрам на час раньше.

И он удалился своей грузной поступью в сторону карьера. Там он наполнил две телеги камнями и привез их одну за другой к ветряной мельнице, прежде чем наступила ночь.

Животные жались к Кашке и молчали. С пригорка, на котором они лежали, открывался широкий вид. Они видели почти весь Скотный двор: длинный выгон, тянущийся до большой дороги, луг, рощу, пруд, вспаханные поля, где зеленели густые всходы пшеницы, и красные крыши фермерских строений с дымом, курившимся над трубами. Стоял погожий весенний вечер. Лучи заходящего солнца золотили траву и живые изгороди с надувшимися почками. Никогда еще ферма – и ведь это была их ферма, вся до последнего дюйма – не казалась животным такой желанной. Кашка глянула на склон холма, и глаза ее заволокло слезами. Она думала и не знала, как выразить словами, что они совсем не к этому стремились годы назад, когда отважились бросить вызов человеческому роду. В ту первую ночь, когда старый Мажор призвал их к Восстанию, они и помыслить не могли о подобной кровавой расправе. Если ей и рисовались картины будущего, то это было общество, в котором животные равны, не испытывают голода и принуждения, работают по своим способностям, а сильные защищают слабых, как сама она защищала отбившихся утят в амбаре, когда Мажор произносил свою речь. А вместо этого – она не понимала почему – они пришли к тому, что все боятся раскрыть рот, повсюду рыщут свирепые собаки, твои товарищи признаются в ужасных преступлениях, и их рвут на куски у тебя на глазах. Она не помышляла о восстании или неповиновении. Она понимала, что даже сейчас им живется лучше, чем при Джонсе, и что самое важное – не дать вернуться людям. Что бы ни случилось, она останется верна общему делу, будет упорно трудиться, выполнять приказы и идти за Наполеоном. И все же не к этому животные стремились, не ради этого рвали жилы. Не ради этого строили мельницу и шли под пули Джонса. Такие мысли одолевали Кашку, хоть она и не могла выразить их в словах.

Наконец, отчаявшись найти нужные выражения, она решила излить душу в песне и затянула «Зверей Англии». Другие животные подхватили песню и пропели ее три раза – очень слаженно, но так протяжно и печально, как никогда еще не пели.

Едва они завершили песню в третий раз, как к ним приблизился Визгун с двумя собаками, и вид его намекал, что у него серьезный разговор.

Он объявил, что особым указом товарища Наполеона «Звери Англии» упраздняются. Отныне петь это запрещено.

Животные оторопели.

– Почему? – воскликнула Мюриел.

– В ней больше нет нужды, – сказал Визгун строго. – «Звери Англии» были песней Восстания. Но Восстание уже свершилось. Последним его актом стала сегодняшняя казнь предателей. Враг, как внешний, так и внутренний, побежден. В «Зверях Англии» мы выражали нашу мечту о лучшем грядущем обществе. Но теперь такое общество построено. Очевидно, эта песня устарела.

Как бы ни были животные напуганы, наверняка кто-то из них выразил бы недовольство, но тут овцы заблеяли свое «четыре ноги – хорошо, две – плохо» и не смолкали несколько минут, тем самым решив исход разговора.

Вот так «Звери Англии» канули в Лету. Вместо нее поэт Мизинец сочинил другую песню, которая начиналась словами:

Мой Скотный двор, Мой Скотный двор, Тот, кто вредит тебе, снищет позор!

И ее пели каждое воскресенье по утрам после поднятия флага. Но почему-то ни слова, ни мотив этой песни не вызывали у животных такого подъема чувств, как «Звери Англии».