Читать книгу Десятое декабря (сборник) - Джордж Сондерс - Страница 3

За три дня до своего пятнадцатилетия Алисон Поуп остановилась на вершине лестницы.

Скажем, лестница была мраморная. Скажем, она спускалась, и все головы поворачивались к ней. Где тут был он {ее особенный}? Приблизившись и чуть поклонившись, он воскликнул: Как столько изящества может умещаться в такой маленькой упаковке? Опа. Он сказал в «маленькой упаковке»? И просто стоял там? Принц с широким лицом, лишенным всякого выражения? Бедняга! Нет уж, в помойку, он явно не {ее особенный}.

А тот, другой, за мистером Маленькая Упаковка, что стоит у домашнего кинотеатра? С толстой фермерской шеей, но при этом с пухлыми нежными губами, он обнимает ее за поясницу и шепчет: Очень сожалею, что вам пришлось только что выслушать слова о маленькой упаковке. Пойдем постоим на луне. Или, ммм, под луной. В лунном свете.

Он сказал «Пойдем постоим на луне?» Если так, то ей придется типа {брови вспорхнули}. А если не последует ироническое подтверждение, то тогда типа. Ах, я не одета для стояния на луне, там же, насколько мне известно, суперхолодно?

Ну, давайте, ребята, не может же она мысленно вечно спускаться по этой мраморной лестнице, да так грациозно! Этот старый седоволосый милашка в тиаре уже готов типа Почему эти так называемые принцы заставляют такую очаровательную девушку до отвращения шагать по лестнице? К тому же у нее сегодня репетиция, и ей еще нужно успеть взять колготки с сушилки.

Проклятие! Чтобы вот столько времени стоять наверху лестницы!

Сделай это там, где, стоя лицом к верху лестницы и держась рукой за перила, ты прыгала вниз через ступеньку, что в последнее время становилось гораздо труднее, потому что ноги кое у кого с каждым днем, кажется, становились все длиннее.

Pas de chat, pas de chat.

Changement, changement[1].

Перепрыгнуть через тонкую металлическую фиговину, отделяющую плитку холла от ковра гостиной.

Книксен самой себе в зеркале при входе.

Давай же, мама, иди сюда. Мы не хотим, чтобы миз Кэллоу снова жучила нас за кулисами.

Вообще-то она любила миз К. Такая строгая! И еще любила других девочек в классе. И девочек в школе. Любила их. Все были такие милые. А еще мальчиков из школы. И учителей. Все они старались, как могли. На самом деле она весь городок любила. Милейшего бакалейщика, сбрызгивающего салат! Пастор Кэрол и ее здоровенную уютную пятую точку! Щекастого почтальона, размахивающего пухлыми конвертами! Когда-то здесь был фабричный городок. Не смешно ли? Да что это вообще значило – фабричный городок?

Еще она любила свой дом. За речушкой стояла русская церковь. Такая экзотика! Купол-луковица смотрел в ее окно, еще когда она под стол пешком ходила. И любила Глэдсонг-драйв. Все дома на Глэдсонг были типовые, как в городке Корона-дель-Мар. Это было поразительно! Если у тебя есть друг на Глэдсонг, ты заранее знаешь, где у него все внутри дома.

Jeté, jeté, rond de jambe.

Pas de bourrée[2].

По беззаботному капризу сделать кувырок вперед, вскочить на ноги, поцеловать фотографию мамы и папы, снятую в «Пенниз»[3] тысячу лет назад, в каменном веке, когда ты была такая хорошенькая малявка {поцелуй} с бантом таких размеров, что в дверь не проходил.

Иногда, чувствуя себя такой же счастливой, как теперь, она представляла себе олененка, дрожащего в лесу.

Где твоя мама, маленький?

Не знаю, сказал олененок голосом Бекки, младшей сестренки Хедер.

Тебе страшно? спросила она олененка. Есть хочешь? Хочешь я тебя возьму на ручки?

Хочу, – ответил олененок.

И тут появился охотник: он тащил за рога выпотрошенную мать олененка. Господи Иисусе, ничего себе! Она закрыла олененку глаза и сразу такая Неужели у тебя нет занятия получше, мерзкий охотник, чем убивать маму этого малыша? Ты с виду вроде добрый.

Мою маму убили? сказал олененок голосом Бекки.

Нет-нет, сказала она. – Этот джентльмен уже уходит.

Охотник, пораженный ее красотой, снял канотье или канапе и, опустившись на колено, сказал Если бы я мог вдохнуть жизнь в эту олениху, я бы сделал это в надежде, что ты удостоишь наш старый лоб нежного поцелуя.

Иди, сказала она. Только в наказание тебе не ешь ее. Положи на клеверное поле, разбросай вокруг розы. И поручи хору тихо спеть о ее ужасном конце.

Кого положить? сказал олененок.

Никого, сказала она. Не бери в голову. И перестань задавать столько вопросов.

Pas de chat, pas de chat.

Changement, changement.

Она надеялась, что {ее особенный} окликнет ее откуда-нибудь издалека. Местные мальчики были то, что называется je ne sais quoi[4], она по этому поводу не испытывала très[5] радости, чего уж радоваться, если они обзывали друг друга чокнутыми. Она сама слышала! И стремилась работать на электростанции округа, потому что там выдавали классные форменные рубашки, причем бесплатно.

Так что забить на местных мальчишек. И вдвойне забить на Мэтта Дрея, у которого самый большой рот в округе. Поцеловать его вчера вечером на собрании болельщиков было все равно что поцеловать подземный переход. Жуть! Целоваться с Мэттом – типа на тебя наваливается корова в свитере, которая не знает ответа «нет», и его громадная коровья голова накачана химией, отчего у Мэтта пропадают последние остатки здравого смысла, которого прежде он вовсе не был лишен.

Ей нравилось, что она сама себе голова. Ее тело, ее ум принадлежат ей. Ее мысли, ее карьера, ее будущее.

Ей это нравилось.

Пусть же оно так и будет.

Мы можем немного перекусить.

Un petit repas[6].

Она была особенной? Считала себя особенной? Ах, черт, она не знала. В мировой истории многие были особеннее. Хелен Келлер была феноменальная; мать Тереза была удивительная; миссис Рузвельт была вполне себе ничего, даже несмотря на мужа-инвалида, к тому же она была лесбиянкой с большими старыми зубами еще в те стародавние времена, когда никто и слыхом не слыхивал слов «лесбиянка» и «первая леди». Она, Алисон, была далеко не в той весовой категории, в которой выступали эти дамы. По крайней мере, пока.

Она еще так много не знала! Например, как заменить масло в машине. Или хотя бы проверить его уровень. Как открыть капот. Как испечь брауни. Так неловко быть девушкой и все такое. А что такое ипотека? Ее получают с домом? А когда кормишь грудью, нужно типа выжимать из нее молоко?

Черт побери. Что это за хилая фигура видна через окно в гостиной – бежит рысцой по Глэдстонг-драйв? Кайл Бут – самый бледный мальчишка на земле? Все еще одет в спортивную форму?

Бедняга. Он похож на скелет с прической из восьмидесятых. Его беговые трусы, похоже, времен «Ангелов Чарли» или quoi?[7] Как у него получается так хорошо бегать, когда на теле, похоже, буквально нет мускулов? Каждый день он бежал домой вот так – раздетый по пояс с рюкзаком на спине, а потом нажимал кнопку на пульте от дверей соседнего с их дома и, не тормозя, вбегал в гараж.

Приходилось чуть ли не восхищаться несчастным обалдуем.

Они, маленькие латиносы, выросли вместе, в общей песочнице вниз по речке. Разве они не заходили вместе в воду пописать или для прочих глупостей? Она надеялась, что это никогда не всплывет. Потому что с точки зрения дружбы Кайл опустился практически до уровня Федди Славко, который ходил, откинувшись назад, и постоянно выковыривал что-нибудь из зубов, а достав, нарекал это греческим именем и тут же совал обратно в рот. Мама и папа Кайла ни фига ему не разрешали. Если в кино на уроке «Мировой культуры» показывали голые сиськи, он должен был звонить домой. Все, что ему давали на завтрак в школе, было подписано.

Pas de bourrée[8].

И реверанс.

«Чиз Дудлз»[9] низкого качества в старомодном пластиковом контейнере.

Спасибо, мама, спасибо, папа. Еда просто высший класс.

Потрясти пластиковый контейнер, словно промываешь золото, потом предложить воображаемому сборищу несчастных.

Ешьте на здоровье. Могу ли я вам еще чем-нибудь помочь?

Ты уже и без того достаточно сделала, Элисон, снизойдя до разговора с нами.

Но это же неправда! Неужели вы не понимаете: все люди заслуживают уважения? Каждый из нас – радуга.

Да ладно? А ты посмотри на эту большую открытую язву на моем бедном сморщенном боку.

Позвольте, я принесу вам немного вазелина.

Это будет очень кстати. Страшное дело – эта штука.

А что касается идеи про радугу? Она в нее верила. Люди удивительные. Мама супер, папа супер, ее учителя работают не покладая рук, и у них есть свои дети, а некоторые даже разводятся, как, например, миссис Диз, но всегда находят время для своих учеников. Она узнала о миссис Диз такое, что ей особенно понравилось: хотя мистер Диз ставил миссис Диз рога с дамой, которая владеет кегельбаном, миссис Диз по-прежнему лучше всех преподавала этику, поднимала такие вопросы, как Может ли добро победить? всегда ли хороших людей обманывают, потому что плохие более дерзкие? Последним вопросом миссис Диз, похоже, намекал на тетку из кегельбана. Но серьезно! Жизнь – это здорово или ужасно? Люди – они плохие или хорошие? С одной стороны, тот клип, на котором теснят худых бледных людей, а жирные немецкие тетки смотрят, чавкая жевательной резинкой. С другой стороны, иногда сельские жители, даже если их фермы расположены на холмах, задерживаются допоздна, чтобы наполнить мешки с песком.

На неофициальном опросе, который у них проводился, она голосовала за то, что люди хорошие, а жизнь веселая, и миссис Диз сочувственно посмотрела на нее и продекларировала свои взгляды: Чтобы делать добро, вы должны решить для себя, что будете добрыми. Вы должны быть смелыми. Должны защищать справедливость. Сказав последнее, миссис Диз издала что-то вроде стона. Ну и прекрасно. Интересно, миссис Диз пережила много горя, и ей все еще интересно? Она явно находила в жизни что-то веселое и видела добро в людях, потому что иначе зачем она задерживалась допоздна, читая их сочинения, а на следующий день приходила измотанная, в блузке, надетой задом наперед – перепутала в утренней темноте, дорогая бедняжка с закомпостированными мозгами?

В дверь стучат. В заднюю дверь. Ин-те-рес-но. Кто бы это мог быть? Отец Дмитрий через дорогу? Ю-Пи-Эс? «ФедЭкс»[10]? С un petit чеком pour папа[11].

Jeté, jeté, rond de jambe.

Pas de bourrée.

Открыть дверь и…

Вот те на – человек, которого я не знаю. Здоровенный парень в жилетке, какие носят люди, считывающие показания со счетчиков.

Что-то говорило ей, что нужно отойти и захлопнуть дверь. Но это показалось ей грубым.

И она замерла, улыбнулась, сделала {брови вверх}, как бы спрашивая: Чем могу вам помочь?

* * *

Кайл Бут промчался через гараж в дом, где большой, похожий на часы индикатор был поставлен на НИКОГО НЕТ. Другие варианты включали: МАМЫ И ПАПЫ НЕТ; МАМЫ НЕТ; ПАПЫ НЕТ; КАЙЛА НЕТ; МАМЫ И КАЙЛА НЕТ; ПАПЫ И КАЙЛА НЕТ и, наконец: ВСЕ ДОМА.

А зачем им вообще понадобилось ВСЕ ДОМА? Если все дома, то разве им это неизвестно? Может, спросить папу? Который в своей превосходной, абсолютно бесшумной столярке внизу сначала нарисовал, а потом и сделал этот самый Индикатор состояния семьи?

Ха.

Ха-ха.

На кухонном островке лежало Рабочее задание.

Скаут: Новая жеода[12] на столе. Размести во дворе, как показано на приложенном рисунке. И никаких отговорок. Сначала граблями пройдись, положи пластик, как я тебе показывал. Потом белую породу. ЭТА ЖЕОДА СТОИТ БОЛЬШИХ ДЕНЕГ. Пжлст, отнесись серьезно. Не вижу причин, по которым это могло бы быть не сделано к моему возвращению домой. Это = пяти (5) рабочим очкам.

Ха, па, ты и вправду считаешь справедливым, что я буду дотемна вкалывать во дворе после тяжелой тренировки на местности, включавшей шестнадцать по 440[13], восемь по 880, милю на время, триллиард рывков Дрейка с места и пятимильную индейскую эстафету?

Разуйся, мистер.

Опаньки, опоздал. Он уже подходил к телевизору. И оставил инкриминирующий след в виде микрокомочков. Запрещено. Можно ли собрать микрокомочки вручную? Хотя проблема: если он вернется, чтобы собрать их вручную, то оставит другой инкриминирующий след микрокомочков.

Он снял обувь и постоял, мысленно репетируя маленькое шоу, которое ему нравилось называть А ЧТО, ЕСЛИ ПРЯМО СЕЙЧАС?..

А ЧТО, ЕСЛИ ПРЯМО СЕЙЧАС они вернутся домой?

Забавная история, папа! Вошел, просто ни о чем не думая! И только потом понял, что сделал! Я догадываюсь, когда начинаю размышлять, что меня в этом радует? А радует меня то, как я быстро исправился! Причина, по которой я вошел не думая, в том, что я хотел сразу же приступить к делу. По твоей записке, пап!

Он в носках понесся в гараж, бросил туда обувь, побежал за пылесосом, пропылесосил комнату, потом понял: рань небесная, он же бросил свою обувь в гараж, а не поставил на специальную обувную подставку как полагается: носками от дверей, чтобы легче было потом надеть.

Он побежал в гараж, поставил свою обувь на подставку, вернулся в дом.

Скаут, услышал он голос отца в голове, тебе кто-нибудь говорил, что и в самом ухоженном гараже на полу бывает масло, растеклось там по плетеному коврику и теперь впиталось в твои носки?

Ну, молодец, тебе конец.

Но нет, вот и на твоей улице праздник: на коврике нет ни капли масла.

Он стянул с себя носки. Ему категорически запрещалось находиться в главном жилом помещении босиком. Если мама с папой вернутся домой и увидят, что он тут тарзанит, как какая-нибудь белая шваль, это будет хер знает что…

Мысленно выругался? – спросил папа в голове. Не прячься, скаут, будь мужчиной. Если хочешь выругаться, ругайся вслух.

Я не хочу ругаться вслух.

Тогда не ругайся в голове.

Мама и папа упали бы в обморок, если бы услышали, как он иногда ругается у себя в голове: пиздосрань говнодерьмо хер-те-в-ухо спермобойня. Ну почему он никак не может прекратить? Они были о нем такого высокого мнения, каждую неделю посылали хвастливые имейлы двум комплектам бабушек-дедушек, вот например: У Кайла ни минутки свободной: и отметки нужно держать, и бегать всякие разные кроссы, хотя он пока еще десятиклассник, если к тому же забыть то немногое время, которое он уделяет каждый день такой фигне, как изготовление пиздососа тыльной ебли…

Да что с ним такое? Почему он не может испытывать благодарность за все, что сделали для него мама и папа, вместо того…

Прочистка ушного пиздосборника.

Замелкодрючить бледные остатки остроконечным доколенным долбуном.

Мозги всегда можно очистить, если больно себя ущипнуть за скромную рукоятку любви.

Опа.

Э, сегодня же вторник, день Большой Раздачи. Еще пять (5) рабочих очков за размещение жеоды, плюс два (2) уже имеющихся рабочих очка, в сумме семь (7) рабочих очков, а если сложить их с его восемью (8) накопленными очками за ежедневную работу, то получим пятнадцать (15) общих очков раздачи, а это значит, что он может получить Большую Раздачу (например, две горсти изюма в йогурте) плюс двадцать минут любой телепередачи по его выбору, хотя о каждом конкретном шоу нужно договариваться с папой во время материализации очков.

Единственное, что ты не будешь смотреть, скаут, это «Самые смелые на язык американские байкеры-внедорожники».

Как скажешь.

Как скажешь, па.

Правда, скаут? «Как скажешь»? И если я заберу у тебя все твои очки и заставлю отказаться от бега по пересеченной местности, как уже тебе обещал, если не увижу более бодрого повиновения, тогда тоже будет «как скажешь»?

Нет-нет-нет. Я не хочу бросать это, па. Пожалуйста. У меня неплохо получается. Ты сам увидишь, на первых же соревнованиях. Даже Мэтт Дрей сказал…

Кто такой Мэтт Дрей? Какая-то обезьяна из футбольной команды?

Да.

Его слово закон?

Нет.

Что он сказал?

А этот говнючок ничего бегает.

Хороший разговор, скаут. Обезьяний. В любом случае ты, может, и не дотянешь до первых соревнований. Твое эго, кажется, выходит из берегов. А почему? Потому что ты умеешь бегать? Бегать умеет каждый. Звери дикие и те умеют.

Я не брошу бег! Дрын анальный говно птичье фашист тыльный! Пожалуйста, я тебя прошу, это единственное, что я более-менее умею! Ма, если он заставит меня бросить, я клянусь…

Драма тебе не идет, мой хороший.

Если ты хочешь иметь привилегию участвовать в командном спорте, скаут, покажи нам, что ты можешь жить в рамках нашей абсолютно разумной системы инструкций, специально разработанной для твоего блага.

Привет.

На парковку святого Михаила только что заехал фургон.

Кайл управляемой благовоспитанной походкой подошел к кухонному столу. Там лежал Журнал трафика Кайла, который служил двум целям: 1) подкрепить аргумент папы, что отцу Дмитрию надлежит построить звуконепроницаемую стену, и 2) собрать данные для предполагаемого проекта к Научной ярмарке для него, Кайла, озаглавленного (папой) «Корреляция заполняемости церковной парковки в зависимости от дня недели со вспомогательным исследованием заполняемости по воскресеньям в течение всего года».

Душевно улыбаясь, словно он получал удовольствие от заполнения журнала, Кайл разборчивым почерком написал:

Тип машины: ФУРГОН.

Цвет: СЕРЫЙ.

Марка: ШЕВИ.

Год выпуска: НЕИЗВЕСТЕН.

Из фургона вышел человек. Один из обычных русо. Словечко «русо» принадлежало к разрешенному сленгу. Наравне с «шорт побери». Наравне с «рань небесная». Наравне с «высерок». На русо была джинсовая жилетка поверх толстовки, и Кайл из опыта знал, что такая одежда для церкви среди русо считается обычной, они вообще иногда приходили из «Джиффи Луб»[14] прямо в рабочей одежде.

В графе «Водитель» он написал ВЕРОЯТНО, ПРИХОЖАНИН.

Отврат. Вернее, мерзота. Поскольку этот тип не местный, он, Кайл, теперь должен оставаться внутри, пока тот не покинет окрестности. А это полностью исключало размещение жеоды. Русо проторчит в церкви до полуночи. Какой убыток!

Мужик надел светоотражающую жилетку. Ага, парень считывает показания со счетчиков.

Мужик посмотрел налево, потом направо, перепрыгнул через речушку, вышел на задний двор Поупов, прошел мимо сетки футбольного поля и вырытого бассейна, постучал в дверь Поупов.

Хороший прыжок, Борис.

Дверь открылась.

Алисон.

Сердце Кайла запело. Он всегда думал, что это всего лишь фигура речи. Алисон была как национальное достояние. В словаре в статье «Красавица» нужно поместить ее фотографию в короткой юбке. Хотя в последнее время ее отношение к нему будто испортилось.

Теперь она перешагнула через порог, чтобы считыватель мог ей что-то показать. Что-то электрическое вышло из строя на крыше? Этот тип, казалось, хочет что-то ей показать. Он даже ухватил ее запястье. И типа тащит.

Это необычно. Правда же? Тут ничего необычного никогда не происходило. Так что, может, оно и нормально. Может, этот парень – какой-то действительно новый считыватель счетчиков?

Но Кайл почему-то счел нужным выйти на террасу. Парень замер. У Алисон были глаза испуганной лошади. Парень откашлялся, чуть повернулся, чтобы Кайл кое-что увидел.

Нож.

У считывателя показаний нож.

Значит, слушай меня внимательно, сказал парень. Будешь стоять там, пока мы не уйдем. Шевельнешься – и нож у нее в сердце. Клянусь господом. Понял?

Во рту у Кайла пересохло, и он только и смог что придать своим губам форму, которую они принимали, когда он говорил «да».

Они пересекли двор. Алисон бросилась на землю. Парень поднял ее. Она опять упала. Он ее поднял. Дико было видеть, как Алисон тащат словно тряпичную куклу из идеального двора, сделанного для нее отцом. Она бросилась на землю.

Парень что-то прошипел, и она поднялась, став вдруг покорной.

В груди Кайла билось множество инструкций, Важных и Маловажных, которые он сейчас нарушал. Он стоял на крыльце без обуви, на крыльце без рубашки, стоял не в доме, когда рядом находился незнакомый человек.

На прошлой неделе Шон Болл приволок в школу парик, чтобы точнее подражать красотке Бев Миррен, которая жует свои волосы, когда нервничает. Кайл тогда несколько минут размышлял, не вмешаться ли ему. На Вечернем заседании тогда мама сказала, что считает решение Кайла не вмешиваться благоразумным. Папа сказал, Это не твое дело. Ты мог получить серьезную травму. Мама тогда сказала, Ты подумай, сколько средств мы в тебя вложили, мой хороший. Папа сказал, Я знаю, тебе иногда кажется, что мы с тобой строги, но ты – в буквальном смысле – единственное, что у нас есть.

Они теперь находились у сетки футбольного поля, парень заломил Алисон руку за спину. Она тихо непрерывно издавала звук несогласия, словно пытаясь изобрести шум, который адекватно передаст ее отношение к осенившему ее знанию о том, что произойдет дальше.

Он был всего лишь мальчишкой. Ничего не мог сделать. Он почувствовал, как резко упало давление в груди, так всегда происходило, когда он подчинялся инструкции. У его ног лежала жеода. Он должен смотреть на нее, пока они не уйдут. Большая жеода. Может, больше и не бывает. Кристаллы в вырезе сверкали на солнце. Она будет хорошо смотреться во дворе. Когда он ее уложит. Он это сделает, когда они уйдут. На папу произведет впечатление то, что даже после всего случившегося он не забыл про жеоду.

Заслужил, скаут.

Мы очень довольны, мой хороший.

Супер, скаут.

Рань небесная. Все по плану. Она шла покорно, как актриса, так она и должна была себя вести в его расчетах. Она не выходила из его головы со времени крещения этого… как его. Ребенка Сергея. В русской церкви. Она стояла в своем дворе, ее папаня или типа того, ее фотографировал.

А он такой, «привет, красавица».

А Кенни такой, «Она еще малолетка, братишка».

А он ему такой, «Для тебя, дедуля».

Если изучаешь историю, историю культуры, то понимаешь, что тебе в твое время, время, в котором ты живешь, типа вечно чего-то недодают. Существовали разные теории согласия. В библейские времена царь мог скакать по полю и тыкать пальцем: Вот эту. И ее к нему приводили. Их, как полагается, обручали, а если она рожала сына, супер, выносите знамена, она его хранитель. А в первую ночь она что, ничего не чухала? Может, и нет. Может, дрожала, как лист на ветру? Не имело значения. Имело значение только потомство, продолжение рода. Плюс восторг царя, который способствовал легитимности царской власти.

Вот и речушка.

Он перевел ее через поток.

В матрице решения остались следующие невыполненные пункты: подойти к боковой двери фургона, затолкнуть, влезть следом, обмотать скотчем запястья/рот, пристегнуть к цепочке, произнести речь. Речь он выучил наизусть. Повторял ее в уме и на диктофон. Успокойся, дорогая, я знаю, ты испугана, потому что еще не знаешь меня и не ждала ничего такого сегодня, но дай мне шанс, и ты увидишь, мы высоко взлетим. Смотри, я кладу нож сюда и даже не собираюсь его использовать, видишь?

Если она не захочет идти к фургону, ударить посильнее в живот. Потом поднять, поднести к боковой двери, забросить внутрь, скотчем запястья, рот, пристегнуть к цепочке, произнести речь и так далее, и так далее.

Стой, подожди, сказал он.

Девчонка остановилась.

Ептвою. Боковая дверь фургона была заперта. В предварительной матрице задания четко было указано: дверь не должна быть заперта. Перед его мысленным взором появился Мелвин. На лице Мелвина застыло выражение искреннего разочарования, которое всегда предшествовало надиранию задницы, которое всегда предшествовало кое-чему другому. Подними руки, говорил Мелвин. Защищайся.

Справедливо, справедливо. Ошибочка. Нужно было два раза проверить предварительную матрицу задания.

Да ерунда.

Радость не страх.

Мелвин мертв вот уже пятнадцать лет. Мама – двенадцать.

Теперь эта сучка повернулась, посмотрела на дом. Такое своеволие – ни в какие ворота. Пресечь в зародыше. Не забыть наказать ее с самого начала, установить правила игры.

Ну-ка повернись, блядь, сказал он.

Она повернулась.

Он отпер дверь, распахнул. Момент истины. Если она войдет, позволит ему завязать себя скотчем, то дело сделано. Он нашел место в Саккете, кукурузное поле одного денежного мешка, туда ведет грунтовка. Если все, наперекор закону бутерброда, пройдет хорошо, то оттуда они выедут на хайвей. Практически, это угон фургона. Это фургон Кенни. Он позаимствовал его на день. В жопу Кенни. Кенни как-то раз назвал его дураком. Ай, как плохо, Кенни, это замечание стоило тебе фургона. Если все пойдет херово, не в ту степь, если она его не возбудит, как полагается, то он бросит нахер все попытки, посечет как капусту, выбросит то, что останется. Вычистит, как полагается, фургон, купит кукурузы, вернет Кенни машину, скажет, Эй, братишка, тут до хера кукурузы, я бы столько в моей машине не смог увезти. Потом заляжет на дно, почитает, что пишут в газетах о том, как он там поступил с рыжей лахудрой, на которую даже не стои́т…

Девчонка посмотрела на него умоляющим взглядом, типа, Пожалуйста, не надо.

Может, сейчас подходящий момент? Зафигачить ей в живот, чтобы не задавалась?

Подходящий.

Он и зафигачил.

Жеода была великолепна. Какая великолепная жеода. Что делало ее великолепной? Каковы главные характеристики великолепной жеоды? Ну-ка, подумай. Сосредоточься.

Она со временем придет в себя, мой хороший.

Это нас не касается, скаут.

Нас поразила твоя рассудительность, мой хороший.

Он как в тумане отметил, что Алисон получила удар. Глаза уставились на жеоду, и он услышал тихое «ой».

При мысли о том, чему он никак не препятствует, сердце его упало. Крекеры-рыбки у них были взамен монеток. Они строили мостики из камней. Вниз по речушке. Давным-давно. Господи Иисусе. Не нужно ему было выходить. Когда они исчезнут, он войдет в дом и сделает вид, что вообще никуда не выходил, будет строить из конструктора город, когда мама с папой приедут, так и будет строить. А когда ему кто-нибудь скажет об этом? Ну, тут он сделает известное лицо. Он уже чувствовал то лицо, которое сделает, на своем нынешнем, типа «Что? Алисон? Изнасиловали? Убили? Боже мой. Изнасиловали и убили, пока я тут строил игрушечный город, сидел на полу, скрестив ноги и не подозревая, что маленькую девочку…»

Нет. Нет-нет-нет. Они сейчас уедут. Тогда он сможет войти в дом. Позвонить 911. Хотя тогда все узнают, что он и пальцем не пошевелил. Вся его будущая жизнь будет изгажена. Он навсегда останется парнем, который ничего не сделал. И потом, от звонка не будет никакого толку. Они уже давно исчезнут. Автострада по другую сторону Физерстона, там типа миллион дорог, и развязок, и всяких ответвлений. Значит, решено. Он входит в дом. Как только они свалят. Вали, вали, вали, чтобы я мог войти в дом, забыть, будто ничего и…

И тут он побежал. По лужайке. О господи! Что он делает, что он делает? Черт, срань, сколько инструкций он нарушает! Бежит по двору (плохо для газона); переносит жеоду без защитной упаковки; перепрыгивает через ограду (нагрузка на ограду, которая обошлась в хорошие деньги); выбегает со двора; выбегает со двора босиком; без разрешения входит во Вторичную зону; потом босиком в воду (битое стекло, опасные микроорганизмы), и не только это; боже мой, он вдруг понял, что надумала эта его взбалмошная часть, – нарушение инструкции настолько серьезное, что это уже даже была и не инструкция, поскольку и инструкции не нужно, чтобы знать, насколько категорически запрещается делать…

Он выбежал из речушки – парень так к нему еще и не повернулся – и запустил жеодой в его голову, из которой брызнула странная тонкая струйка крови, казалось, даже еще до того, как череп проломился и парень сел на жопу.

Да! Гол! Развлекуха! Лучше развлекухи для взрослого нет ничего! Развлекуха с невероятной скоростью, еще не известной в истории человечества – на бесшумных газельих ногах преодолеть пространство и уделать этого неуклюжего качка, который иначе, прямо сейчас мог бы…

Что было бы, если бы он не решился?

Господи, что было бы, если бы не решился?

Он представил, как этот тип складывает Алисон пополам, словно светлый мешок для хранения одежды, тащит за волосы, пихает, а он, Кайл, трусливо и покорно сидит, строит крохотный железнодорожный виадук на свой идиотский детский…

Ё-моё, он промахнулся и шандарахнул жеодой о лобовое стекло фургона, и оно взорвалось, рассыпалось осколками, произвело звук тысяч крохотных бамбуковых музык ветра.

Он вскарабкался на капот фургона, поднял жеоду.

Правда? Правда? Ты собирался погубить ее жизнь, мою жизнь, ты животное, поносный членосос-дыркострадалец? И кто тут теперь кем командует? Дрочила поносная, говноеб…

Он никогда еще не чувствовал себя таким сильным/злым/бешеным. Кто ты такой? Кто твой папа? Что еще он должен сделать? Сделать так, чтобы это животное никому больше не принесло вреда? Ты еще шевелишься, дебил? План у тебя был, мастурбант херов? Хочешь поверх твоего пролома в черепушке еще один – побольше, верзила? Думаешь, я не смогу? Думаешь…

Спокойнее, скаут, ты потерял контроль над собой.

Сбавь обороты, мой хороший.

Спокойно. Я сам себе хозяин.

БЛЯ!

Какого черта? Что он делает на земле? Он что, упал? Кто-то ебнул его по башке? Дерево упало? Черт побери. Он потрогал голову. Посмотрел – рука в крови.

Длинноногий мальчонка наклоняется. Подбирает что-то. Камень. Он почему сошел с веранды? Где нож?

Где девчонка?

Боком, ползком к речушке.

Перелететь через двор.

В ее дом.

В жопу, все пошло в жопу. Лучше линять. С чем – с его красивыми глазами? У него всего, если поскрести, восемь долларов.

Господи боже! Парнишка расхерачил лобовое! Камнем! Кенни это очень не понравится.

Он попытался подняться, но не смог. Кровь текла с него ручьем. В тюрьму он больше не пойдет. Ни за что. Вскроет себе вены. Где его нож? Он себя заколет. В этом было благородство. Тогда люди будут знать его имя. У кого из них хватит духу засамураить себя ударом ножа в грудь?

Ни у кого.

Кишка тонка.

Давай, красавец. Сделай это.

Нет. Король не забирает собственную жизнь. Тот, кто возвышается над другими, молча принимает бессмысленный укор толпы. Ждет, когда поднимется в небеса и снова полетит. И потом, он понятия не имел, куда делся нож. Хотя нож ему и не нужен. Он уползет в лес, убьет какого-нибудь зверя голыми руками. Или изготовит капкан из какой-нибудь травы. Гггг. Что это, он блюет? Ну да. Прямо себе на колени.

Да ты и самое простое дело просрешь, сказал Мелвин.

Мелвин, поимей совесть, ты видишь, как у меня кровь хлещет из башки?

И это сделал мальчишка. Ты пустышка. Тебя паренек отмудохал.

О, сирены, отлично.

Да, для копов это печальный день. Он сразится с ними врукопашную. Он будет сидеть до последней секунды, произнося беззвучно смертельную мантру, которая сосредоточит всю его силу в кулаках, будет смотреть, как они приближаются.

Он задумался о своих кулаках. Это были громадные гранитные валуны. Каждый из них почище, чем дуб инка. Он попытался встать. Ноги почему-то не слушались его. Он надеялся, что копы вот-вот появятся. Голова у него сильно болела. Когда он потрогал, там что-то двигалось. У него на голове словно была шапка из костных осколков. Сколько там швов понадобится? Он надеялся, что будет не слишком больно. Хотя, наверно, будет.

Где этот длинноногий мальчишка?

Ага, вот он.

Наклоняется над ним, загораживает солнце, камень в высоко поднятой руке, кричит что-то, но не разобрать что, потому что в ушах звон.

Потом он увидел, что мальчишка собирается шарахнуть его камнем. Он закрыл глаза и стал ждать, но вовсе не успокоился, наоборот, чувствовал, как внутри разбухает жуткий страх, и если он и дальше будет так же разбухать, осенило его, то есть место, в котором он окажется, и называется оно Ад.

Алисон стояла в кухне у окна. Она описалась. Но это ничего. С людьми такое случается. Когда им суперстрашно. Она отметила это, набирая номер. Руки у нее тогда тряслись. Они и сейчас дрожат. Одна нога как у зайца Топотуна из «Бемби». Господи Иисусе, чего он ей там наговорил. Ударил. Ущипнул. На руке у нее огромный синяк. Как Кайл до сих пор может там торчать? Но вот ведь торчит, в этих своих смешных шортиках, настолько уверенный в себе, что шатается там, сцепил руки на затылке, словно боксер из альтернативной вселенной, где такой тощий парнишка и в самом деле может победить чувака с ножом.

Постой.

Он не сцепил руки. Держит камень, кричит что-то этому чуваку, а тот стоит на коленях, словно заключенный с повязкой на глазах из видео, что они смотрели на истории, и мужик в шлеме сейчас снесет ему голову мечом.

Кайл, не надо, прошептала она.

Несколько месяцев потом ее по ночам мучил кошмар, в котором Кайл опускал камень. Она стояла на террасе, пыталась крикнуть, но ничего не получалось. Он с силой опускал камень. И тогда чувак лишался головы. От удара его голова в буквальном смысле растворялась. Потом тело падало, и Кайл поворачивался к ней с лицом мрачнее тучи: моя жизнь кончена. Я убил этого чувака.

Она иногда спрашивала себя, почему во сне мы не можем сделать самых простых вещей? Типа щенок скулит на битом стекле, ты хочешь его поднять, стряхнуть осколки с лапок, но не можешь, потому что балансируешь на шаре в собственной голове. Или ведешь машину, и тут старик на костылях, и ты вроде как спрашиваешь у мистера Фидера, инструктора по вождению, Мне сворачивать? И он типа кивает, Ну, наверное. А потом ты слышишь глухой удар, и мистер Фидер ставит тебе плохую отметку в журнале.

Иногда она просыпалась в слезах: ей снился Кайл. В последний раз во сне уже появились мама и папа, вроде говорили, Все было не так. Помнишь, Алли? Как это случилось? Скажи. Скажи вслух. Алли, ты можешь сказать маме и папе, как оно случилось на самом деле?

Я выбежала, ответила она. Я кричала.

Верно, сказал папа. Ты кричала. Кричала как резаная.

А что сделал Кайл? спросила мама.

Опустил камень, ответила она.

Плохое дело с вами случилось, ребятки, сказал папа. Но могло кончиться и хуже.

Гораздо хуже, сказала мама. Но из-за вас, ребятки, оно не случилось как хуже. Ты вела себя здорово, сказала мама.

Замечательно себя вела, сказал папа.