Читать книгу Фредерика - Джорджетт Хейер - Страница 5

Мисс Мерривиль, ничуть не смутившись столь неподобающим вторжением в ее гостиную юного джентльмена, у которого за три часа, прошедшие с того момента, как она видела его в последний раз, смялся и залоснился воротничок, а нанковые брюки изрядно запачкались на коленях, сочувственно воскликнула:

– Не может быть! Какая досада! Но это просто не может быть выдумкой, Феликс! Ведь тебе об этом рассказывал сам мистер Рашбери, а он бы не стал тебя разыгрывать!

К тому времени мастер Феликс Мерривиль уже успел окинуть маркиза критическим взором, но не замедлил бы изложить сестре историю своей утренней одиссеи, если бы его не прервал еще один мальчишка, постарше, который, войдя в комнату вслед за ним, тут же строго отчитал его за неподобающие манеры. Рядом с ним вышагивала большая и лохматая собака неопределенной породы; и, когда он рассыпался перед Фредерикой в извинениях за то, что они ворвались к ней в тот момент, когда она принимает визитера, животное, с видом чрезвычайного дружелюбия, решило познакомиться с маркизом поближе. Пес был настроен очень миролюбиво, радостно помахивая пушистым хвостом, и явно собрался прыгнуть на гостя. Но Альверсток, имевший изрядный опыт в обращении с собаками, не позволил облизать себе лицо и уберег свой изысканный камзол, пошитый из тончайшей шерсти, от прикосновения грязных лап, схватив пса за передние конечности и удержав его на месте.

– Да, хорошая собачка! – сказал он. – Я очень тебе благодарен, но мне не нравится, когда меня лижут в лицо!

– Сидеть, Лафра! – скомандовал мистер Джессами Мерривиль еще более строгим тоном. Затем, видя, что сестра не собирается вмешиваться, добавил: – Прошу прощения, сэр: я бы не привел его сюда, если бы знал, что моя сестра принимает гостей.

– Не за что. Я люблю собак, – отозвался его светлость, превратив Лафру в покорного раба тем, что почесал его чуть выше хвоста, куда благодарная гончая никак не могла дотянуться сама. – Как вы его зовете?

– Лафра, сэр, – ответил Джессами и покраснел до корней волос. – Но только не я! Это глупую кличку придумали мои сестры. Я звал его Волком, еще когда он был щенком. Но они стояли на своем, так что он перестал отзываться на свое настоящее имя! И еще он – мальчик, а не девочка!

Видя, что его светлость пребывает в некоторой растерянности, Фредерика поспешила ему на помощь.

– Это из романа «Дева озера»[11], – сообщила она ему. – Надеюсь, вы помните эти строки, когда король повелел отпустить благородного оленя-самца? «…Но Лафра – гордость диких гор, И украшение всех свор, Что Дугласа лишь знала власть, Увидела и понеслась, Легко соперниц обошла, Потом оленя, как стрела, настигла – и наискосок Ему вцепилась в жирный бок…»[12]

– «…и кровью облилась земля!» – с восторгом подхватил Феликс.

– Замолчи! – сурово оборвал его старший брат. – И никакой это был не олень, сэр, – всего лишь молодой бычок, которого мы даже не сочли опасным! А что до крови, которой облилась земля, – чушь несусветная!

– Да, но ты же не станешь отрицать, что Лафра не дал ему поднять тебя на рога! – сказала Фредерика. Она взглянула на Альверстока. – Нет, вы только представьте себе! Он был тогда совсем еще щенком, но храбро бросился вперед и вцепился быку в морду, пока Джессами не перебрался через изгородь загона и не оказался в безопасности! Уверена, что даже сахарная косточка не заставила бы его забыть о Джессами, правда, Лафф?

Весьма довольный похвалой, пес прижал уши к голове, завилял хвостом и, коротко гавкнув в знак согласия, сел у ног девушки, вывалив язык. Его хозяин, явно испытывая неловкость после такого пассажа, наверняка удалился бы из гостиной вместе с собакой и своим братом, если бы Фредерика не задержала его:

– Нет, прошу тебя, не уходи! Я хочу познакомить тебя с лордом Альверстоком! Это – мой брат Джессами, сэр, а это – Феликс.

Его светлость, ответив на поклоны мальчиков, вдруг обнаружил, что его внимательно рассматривают: Джессами, которому он дал на вид лет шестнадцать, и Феликс, на три или четыре года младше брата, глазеющий на него с открытым детским любопытством. Он как-то не привык, чтобы его вот так явно оценивали, и в глазах его заблестели озорные огоньки, когда и он, в свою очередь, окинул мальчиков взглядом с ног до головы.

Джессами показался ему преувеличенной копией сестры: волосы у него были темнее, чем у нее, горбинка на носу выделялась отчетливее, а линия подбородка говорила о твердости, граничащей с упрямством. Феликс же пока еще сохранял курносость и круглое личико подростка, но подбородок у него тоже отличался твердостью, а взгляд – прямотой, как у родственников постарше, а вот стеснительности в нем было куда меньше. Именно он нарушил молчание, выпалив:

– Сэр! А вам известно что-либо о «Поймай меня, кто может»[13]?

– Разумеется, ему ничего об этом не известно! Веди себя прилично! – тут же упрекнул его брат. – Прошу прощения, сэр: он у нас фантазер. У него ветряные мельницы в голове.

– Не ветряные мельницы, а локомотивы, – поправил его Альверсток. Он перевел взгляд на Феликса. – Не так ли? Это ведь какой-то паровоз?

– Да, точно! – с готовностью подхватил Феликс. – Паровоз Тревитика, сэр. Но я не имею в виду «Пыхтящего дьявола»[14]: тот ездил по дороге, но на нем начался пожар, и он сгорел дотла.

– Ага! Туда ему и дорога! – вмешался в разговор Джессами. – Паровые машины на улицах! Да так все лошади обезумеют от ужаса!

– Можно подумать! Держу пари, что скоро они привыкнут к ним. Кроме того, я говорю вовсе не об этой машине. Та, которую я имел в виду, ездит по рельсам – со скоростью целых пятнадцать миль в час или даже больше! – Он вновь перенес все внимание на Альверстока. – Я знаю, что ее привезли в Лондон, потому что мистер Рашбери – мой крестный – рассказал мне об этом, как и о том, что на ней можно прокатиться за шиллинг. Он сказал, что она стоит где-то к северу от Нью-роуд, неподалеку, как ему кажется, от Дома Монтегю[15].

– Полагаю, так оно и есть, – согласился Альверсток. – Сам я там не бывал, но вот имя изобретателя мне знакомо – как, вы сказали, его зовут?

– Тревитик! У первого построенного им локомотива было пять вагонов, и он мог перевозить десять тонн железной руды и семьдесят человек, но со скоростью всего пять миль в час. Он находится в Уэльсе – я забыл, как называется то место, – а у здешнего всего один вагон, и…

– Придержи язык, несносный болтун! – перебил брата Джессами. – Иначе тебя примут за обычного пустомелю, который не дает лорду Альверстоку и слова сказать!

Пристыженный этим упреком, Феликс поспешно попросил у его светлости прощения, но Альверсток, которого парнишка изрядно позабавил, лишь отмахнулся в ответ:

– Пустяки! Я всегда сумею вставить слово, если мне того захочется! Такой локомотив действительно существовал, Феликс, но, боюсь, теперь он остался в прошлом. Насколько мне известно, Тревитик арендовал участок земли неподалеку от площади Фицрой-сквер, обнес ее оградой и проложил кольцевую железную дорогу. Припоминаю, в свое время она произвела некоторый фурор, но, хотя посмотреть на нее приходили многие, действительно прокатиться на ней удалось убедить очень немногих, – а уж после того, как рельс лопнул и локомотив перевернулся, так вообще никого! Идею пришлось забросить. Это случилось около десяти лет назад. – Он улыбнулся, заметив разочарование на лице мальчика. – Мне очень жаль! Вас настолько интересуют локомотивы?

– Да… Нет! Меня интересуют машины! – запинаясь, пробормотал Феликс. – Паровая тяга, сжатый воздух… Сэр, а вы видели пневматический подъемник на литейном заводе в Сохо?

– Нет, – ответил его светлость. – А вы?

– Мне не разрешают, – убитым голосом ответил Феликс. И тут в голову ему пришла новая мысль. Подняв на Альверстока лихорадочный взор, он спросил, затаив дыхание: – Вот если бы вы захотели взглянуть на него – можно мне с вами?

Фредерика, которая уже вернулась на свое место, воскликнула:

– Нет-нет, Феликс! Лорд Альверсток совсем этого не желает! И не проси его взять тебя с собой!

Она была права: Альверсток не имел ни малейшего желания инспектировать пневматический подъемник, но вдруг обнаружил, что не в силах противиться умоляющему выражению в глазах мальчика, которыми тот с надеждой взирал на него. Он снова сел и со скорбной улыбкой ответил:

– Полагаю, что могу. Но вы должны побольше рассказать мне о нем!

Услышав это, Джессами, который прекрасно представлял, что будет дальше, метнул умоляющий взгляд на Фредерику, но, хотя в глазах девушки появился понимающий блеск, она не сделала попытки остановить младшего брата.

Впрочем, задача вполне могла оказаться ей не по силам. Феликс редко находил понимание и поддержку, чтобы обсудить вопросы, в которых разбирались немногие люди, а большинство полагали попросту скучными. Глаза у него загорелись, он подтащил к себе стул и принялся объяснять принцип устройства пневматического подъемника. Отсюда было совсем немного до паровых машин в литейном цеху, которые управлялись воздухом, подаваемым из воздуходувных машин все на том же заводе. Не успел Альверсток опомниться, как на него обрушились виброцилиндры, шатуны, соединительные муфты, золотниковые механизмы и трубы системы нагнетания. Поскольку – что вполне естественно – Феликс слабо разбирался в этих материях, то речь его местами становилась бессвязной; кроме того, жажда знаний заставила его забросать Альверстока вопросами, и лишь на некоторые из них его светлость смог ответить удовлетворительно. Однако он достаточно владел теорией, чтобы не оттолкнуть Феликса, задавая ему наводящие вопросы, которые могли бы выдать бездну его невежества, каковая, по мнению юного джентльмена, отличала его братьев и сестер, делая их достойными всяческого презрения субъектами. А вот его светлость из незваного визитера превратился в знатока и фаворита. Он являл собой самую благодарную аудиторию, которая когда-либо попадалась Феликсу: причем настолько, что его можно было великодушно простить, когда извиняющимся тоном он заявил:

– Знаете, Феликс, я лучше разбираюсь в лошадях, нежели в машинах!

Это признание, после которого сияние в глазах Феликса несколько померкло, тут же вознесло его на недосягаемую высоту во мнении Джессами. Тот сразу же пожелал узнать, принадлежит ли его светлости экипаж, который он заметил на улице, запряженный лошадками, в которых, по его словам, за милю чувствуется порода; получив утвердительный ответ, он отодвинул младшего брата в сторону и вступил с маркизом в дискуссию относительно достоинств и недостатков упряжных лошадей.

Если бы кто-нибудь заранее уведомил его светлость о том, что он проведет целых полчаса за разговором с двумя юнцами, он бы немедленно откланялся без малейшего колебания. Редко случалось так, что в каком-либо обществе его не одолевала скука, но сейчас ему вовсе не было скучно. Единственный сын чопорных и замкнутых родителей, к тому же самый младший изо всех детей, он не имел возможности испытать на себе все прелести семейной жизни, которыми наслаждались Мерривили. Учитывая, что его племянники и племянницы, которых ему представляли детьми, разряженные в пух и прах и предупрежденные о суровых наказаниях в случае, если они будут плохо себя вести, казались ему столь же недалекими, сколь и неспособными связать два слова, то юные Мерривили приятно удивили его. Сестры маркиза, скорее всего, отнеслись бы крайне неодобрительно к их открытой и свободной манере общения, равно как и к полному отсутствию робости и застенчивости, но он счел их воспитанными и забавными юношами и выслушивал со вниманием и снисходительностью, которые изрядно удивили бы всех, кто хорошо его знал.

Они ему безусловно понравились, но любому терпению есть предел, и когда Феликс, оттеснив в сторону Джессами, пожелал узнать мнение маркиза о трубных котлах, паровых машинах и гребных винтах, маркиз рассмеялся и поднялся на ноги со словами:

– Мой дорогой мальчик, если хотите узнать побольше о пароходах, вам стоит совершить путешествие вниз по Темзе, а не расспрашивать меня об этом! – Он повернулся к Фредерике, но не успел откланяться, как дверь вновь отворилась и в комнату вошли две дамы. Маркиз оглянулся, и слова прощания замерли у него на губах.

На обеих женщинах были уличные платья, но на этом сходство между ними заканчивалось. Одна была сухопарой и высокой особой неопределенного возраста и отталкивающей наружности; вторая же оказалась ослепительно красивой девушкой, каких его светлости, несмотря на свой весьма обширный опыт, встречать еще не доводилось. Он сообразил, что смотрит на мисс Чарис Мерривиль и что его секретарь отнюдь не преувеличил ее красоту.

От сверкающей головки, увенчанной копной золотистых кудряшек, до маленьких изящных ножек, обутых в мягкие сапожки телячьей кожи, она являла собой зрелище, при виде которого у любого мужчины перехватывало дыхание. Фигурка ее была стройной и элегантной; лодыжки – точеными, а цвет лица способен был натолкнуть воздыхателей на сравнение с дамасскими розами или спелыми персиками. Ее нежный рот был мягко очерчен, маленький носик с аккуратно вырезанными ноздрями, лишенный горбинки, отличался прямизной, а глаза, невинно взиравшие на мир, были небесно-голубого оттенка, и в них светились искренность, доброта и тень печальной улыбки. На голове у нее красовалась скромная шляпка без полей, украшенная небольшой розой; платье же ее скрывалось под длинной мантильей темно-синего кашемира. Рука маркиза машинально потянулась к моноклю, и Фредерика, наблюдавшая за происходящим с сестринским удовлетворением, представила его своей тетке.

Мисс Серафина Уиншем, представление маркиза для которой громогласными криками повторили ее племянники, одарила его светлость враждебным взором и с видом крайнего недовольства заявила:

– Надо полагать! – После чего добавила: – Ступай прочь, да поживее!

Но, поскольку последняя фраза была явно адресована Лафре, который прыгал вокруг нее, его светлость не двинулся с места. В ответ на легкий поклон, которым он приветствовал почтенную даму, маркиз удостоился короткого кивка и еще более гневного взгляда. Мисс Уиншем, хмуро проинформировав Фредерику о том, что все было именно так, как она и ожидала, торжественной поступью прошествовала вон из комнаты.

– О боже! – сказала Фредерика. – У нее опять приступ ипохондрии. Что же вывело ее из себя, Чарис? Ох, простите меня! Лорд Альверсток – моя сестра!

Чарис улыбнулась его светлости и протянула ему ручку.

– Как поживаете? Это был очень вежливый молодой человек, Фредерика, в библиотеке Хукэма, который снял для меня книгу с полки, потому что сама я достать ее не могла. Он оказался очень любезен и даже смахнул с нее пыль своим носовым платком, прежде чем вручить ее мне, но моя тетя сочла его самодовольным хлыщом. И еще они не смогли дать нам «Ормонда», поэтому мне пришлось взять у них «Рыцаря святого Иоанна», который, смею надеяться, тоже нам понравится.

Слова эти были произнесены мягким и безмятежным голоском, и маркиз, перед критическим взором которого каждый год проходило множество красоток, с одобрением отметил, что эта девушка, самая ослепительная изо всех, кого он встречал до сих пор, не стремилась привлечь к себе его внимание с помощью всяких женских хитростей. Напротив, она, казалось, сама не сознает своей красоты и власти над мужчинами. Вот уже долгие годы оставаясь самым завидным женихом на матримониальном рынке, он привык к тому, что женщины пускают в ход самые изощренные уловки, дабы очаровать его, и сейчас он с некоторым даже удивлением понял, что совершенно не интересует младшую мисс Мерривиль. Он осведомился у нее, понравился ли ей Лондон, и она ответила, что да, очень; при этом было заметно, что думает она о чем-то своем, и, не сделав попытки поддержать светскую болтовню, Чарис воскликнула с мягким упреком:

– Ох, Феликс, милый, ты опять оторвал пуговицу от своей тужурки!

– Какая ерунда! – ответствовал Феликс, небрежно дернув плечом. – Не стоит беспокоиться!

– О да, еще бы! – согласилась она. – Помнишь, Фредерика попросила портного оставить нам и второй комплект? Так что сейчас я быстренько пришью тебе новую. Только идем со мной! Нельзя же ходить по городу, словно оборванец!

Было совершенно очевидно, что самый младший из Мерривилей отнюдь не прочь предстать перед горожанами именно в таком обличье; но при этом не вызывало сомнений, что он признает и несомненный авторитет старшей сестры, когда в ответ на свой умоляющий взгляд получил решительный кивок. Мрачно пробормотав «Ладно, ладно, иду!», – он, перед тем как позволить увести себя из комнаты, подбежал к маркизу и взмолился:

– Вы ведь возьмете меня с собой в Сохо, сэр?

– Если не я, то это сделает мой секретарь, – пообещал Альверсток.

– Вот как! Ну, хорошо… Благодарю вас, сэр! Правда, было бы лучше, если бы вы сами отправились со мной! – горячо воскликнул Феликс.

– Лучше для кого? – невольно осведомился его светлость.

– Для меня, – с подкупающей искренностью ответил Феликс. – Осмелюсь предположить, что вам они покажут все, что вы захотите увидеть, потому что вы – почти первосортный дворянин. Я знаю, о чем говорю, – в книге, которую я прочел, говорится, что маркиз идет сразу же за герцогом, и…

Но в этот момент Джессами, у которого лопнуло терпение, вытолкал его из комнаты, на мгновение задержавшись в дверях, чтобы принести Альверстоку приличествующие случаю извинения за ребяческое поведение брата. Поскольку Лафра последовал за обоими, а Чарис уже покинула комнату, одарив Альверстока на прощание ласковой улыбкой, маркиз остался наедине с хозяйкой.

Она задумчиво произнесла:

– Кстати, я тоже думаю, что было бы лучше вам самому сводить его в то место. Видите ли, он – очень предприимчивый ребенок, и никогда нельзя сказать заранее, что придет ему в голову в следующий миг.

– Чарльз сумеет удержать его в узде, – невозмутимо отозвался маркиз.

На лице девушки отразилось сомнение, но она промолчала, заметив, что его светлость погрузился в свои мысли. Он невидящим взором уставился в стену перед собой, и уголки его губ дрогнули в рассеянной улыбке. Она становилась все шире, и внезапно он рассмеялся, пробормотав себе под нос:

– Клянусь Богом, я сделаю это!

– Сделаете что? – поинтересовалась Фредерика.

Он явно забыл о ее присутствии, но голос девушки вывел его из задумчивости, и маркиз остановил взгляд на ее лице. Но вместо того, чтобы ответить, он вдруг спросил:

– А что они здесь делают, ваши братья? Они же должны учиться в школе!

– Что ж, в некотором смысле вы правы, – согласилась она. – Но папе никогда не приходило в голову отправить своих сыновей на учебу в школу. Он и сам, кстати, получил домашнее образование. Вам, разумеется, это может и не показаться достаточным основанием для того, чтобы мальчики последовали его примеру, – откровенно говоря, я и сама придерживаюсь такого же мнения, – но надо быть объективным, и было бы несправедливым полагать, будто бедный папа считал, что его… ошибки объясняются полученным им воспитанием. Здесь я ним согласна, – задумчиво протянула она. – Мерривили всегда отличались склонностью к легкомыслию и непостоянству.

– Неужели? – осведомился маркиз, и сардоническая улыбка скользнула по его губам. – Значит, вы наняли учителя для Джессами и Феликса?

– О да, причем не одного! – заверила его мисс Мерривиль. Заметив на лице его светлости недоуменное выражение, она поспешила объяснить: – Нет, конечно, не одновременно, а одного за другим. Это так огорчительно! Все дело в том, что если они пожилые, то не нравятся мальчикам, а если молодые – то задерживаются не дольше чем на месяц-другой, прежде чем получить место в школе или университете, или еще где-нибудь. Но самое ужасное в том, что все они неизменно влюбляются в Чарис!

– В это я легко готов поверить.

Она кивнула с тяжким вздохом.

– Да, но вся беда в том, что она не может заставить себя не принимать их ухаживания. У нее фатально нежное сердце, и мысль о том, что она может причинить боль другому, ей невыносима. Особенно таким людям, как бедный мистер Грифф, который был очень неловок и застенчив, да еще и обладал рыжими волосами и огромным адамовым яблоком, что так и прыгало вниз и вверх у него по горлу. Он был последним по счету учителем. Так что сейчас у мальчиков наступили каникулы, но, когда они налюбуются Лондоном и немного попривыкнут здесь, мне придется подыскать им нового наставника. Но Джессами у нас – очень добросовестный юноша и занимается по два часа каждый день, потому что собирается поступить в Оксфорд, как только ему сравняется восемнадцать, то есть на год раньше, чем туда поступал Гарри.

– А Гарри сейчас учится в Оксфорде?

– Да, на втором курсе. Вот почему я решила, что наступило самое подходящее время для того, чтобы переехать в Лондон на год. Ему полезно немного повидать мир перед тем, как он осядет в Грейнарде, вы не находите? Кроме того, он получит массу удовольствия!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил Альверсток. Он взглянул на нее, и в глазах у него заблестели озорные огоньки. – Тем временем стоит обсудить ваше положение. Через несколько недель я намерен дать бал в честь выхода в свет одной из моих племянниц. Вы со своей сестрой тоже появитесь на нем, чтобы быть представленными обществу моей сестрицей, и, несомненно, получите множество приглашений на другие приемы и увеселения, на которые вас будет сопровождать моя сестра. А! И моя кузина Донтри, у которой тоже имеется дочь, каковую она и представит на моем балу!

Губы Фредерики дрогнули, в глазах блеснули лукавые искорки, и она сказала:

– Я вам чрезвычайно благодарна! Какое удачное стечение обстоятельств, что Чарис вернулась домой как раз вовремя, чтобы познакомиться с вами!

– Да, не так ли? – парировал он. – В противном случае столь потрясающий бриллиант мог бы и далее прозябать в безвестности, а это было бы возмутительно, согласитесь!

– Вот именно! Но теперь ей не о чем больше мечтать, раз она появится на вашем балу. Я действительно чрезвычайно вам признательна, но приглашать меня нет ни малейшей необходимости.

– Вы намерены вести уединенный образ жизни?

– Нет, но…

– В таком случае вам положительно необходимо появиться на моем балу. Кстати, вашу тетушку нужно обязательно убедить сопровождать вас. Поскольку вы не живете под одной крышей с моей сестрой, покажется странным, если рядом с вами не будет достойного опекуна. Пусть ее эксцентричность вас не беспокоит…

– Она меня ничуть не беспокоит! – перебила его Фредерика.

– …потому что сейчас эксцентрики в большой моде, – продолжал он.

– Я бы ничуть не обеспокоилась, даже если бы это было не так. Но я не могу не думать о том, что ваша сестра не согласится с таким планом.

Озорные огоньки в глазах его светлости заблистали ярче.

– Непременно согласится! – пообещал он.

– Почему вы так уверены? – возразила Фредерика.

– Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.

– Нет, не знаете, потому что вы только сию секунду подумали об этом, – прямо заявила Фредерика. – Конечно, вам вольно быть таким заносчивым и напыщенным, но если только ваша племянница – не такой же бриллиант, как вы выражаетесь, то Чарис наверняка затмит ее! Какая мать согласится вывести свою дочь в свет в обществе Чарис?

На губах маркиза заиграла улыбка, но это был единственный признак того, что он ее слушает. Взяв щепотку табаку, он обронил, закрывая крышку:

– Я приму наши отношения – кузина! – но этого недостаточно. Давеча вы предлагали мне выступить в роли вашего опекуна: отлично! Давайте скажем, что ваш отец поручил вас моим заботам. Но почему он мог так поступить?

– Потому что считал вас самым достойным членом его семьи, – предложила Фредерика.

– Нет, не годится! Готов держать пари, что моим сестрам не хуже меня известно, сколь дальнее родство нас связывает! Нужно подыскать более убедительную причину, дабы удовлетворить их любопытство.

Заразившись духом авантюризма, Фредерика сказала:

– Папа однажды оказал вам… важную услугу, за которую вы ему так и не отплатили!

– Какую услугу? – скептически осведомился его светлость.

– А вот на сей счет, – с апломбом провозгласила Фредерика, – вы предпочитаете не распространяться – в особенности своим сестрам!

– О, очень хорошо! – с одобрением отозвался он, и озорные искорки в его глазах сменились искренним весельем. – Я чувствую себя обязанным ему и по этой причине взял на себя опекунство над его детьми. – Он подметил, что она с хитринкой поглядывает на него, и осведомился: – Или нет?

– Я всего лишь подумала – кузен! – что если вы вознамерились стать нашим опекуном, то приличия требуют, чтобы это вы подыскали учителя для Джессами и Феликса, а не я!

– В подобных вещах я совершенно не разбираюсь – кроме того, мое опекунство будет неофициальным!

– Можете быть покойны! – подхватила Фредерика. – Но я не вижу причин, по которым вы не можете быть нам полезны!

– Позвольте напомнить вам, что я согласился представить вас обществу! На этом моя полезность для вас заканчивается!

– Что вы такое говорите? Если вы хотите создать впечатление, будто считаете делом чести оберегать нас, тогда вы должны сделать еще что-нибудь помимо того, что пригласите Чарис и меня на бал в своем особняке! Можете быть уверены, я очень вам благодарна за это – хотя вы не стали бы помогать нам, если бы Чарис не вывела вас из равновесия! – но…

– Чарис, – прервал он ее, – очень красивая девушка – возможно, самая красивая из всех, кого я встречал когда-либо, – но если вы воображаете, что я пригласил ее на бал только потому, что потерял голову, то позвольте вам заметить, что вы сильно ошибаетесь, кузина Фредерика!

– Должна заметить, что очень на это надеюсь, – сказала она, и на ее лице отобразилась тревога. – На мой взгляд, вы слишком стары для нее!

– Как вы несокрушимо правы! – парировал маркиз. – Она для меня слишком молода!

– Конечно! – согласилась Фредерика. – Так почему вы вдруг решили все-таки пригласить нас?

– Этого, кузина, я вам не открою.

Она уставилась на него, сдвинув брови и пристально вглядываясь в его лицо. Он положительно озадачил ее. Поначалу маркиз не произвел на нее благоприятного впечатления: фигура у него была слишком хорошей, костюм – чересчур изящным, а лицо – отмеченным печатью достоинства, хотя и не особенно красивым; при этом она уверила себя, что манеры его преисполнены высокомерия, глаза – чересчур холодные и неприятно цинические. Даже его улыбка показалась ей презрительной – изгибая его губы, она не затрагивала глаз, которые оставались все такими же жесткими, как сталь. Но потом она сказала что-то такое, что показалось ему смешным, и металлический блеск растаял в улыбке искреннего веселья. Она, эта улыбка, не только согрела его глаза, но и в мгновение ока превратила маркиза из высокомерного аристократа в легкого и непринужденного в общении джентльмена, обладающего отменным чувством юмора и недюжинным обаянием. Через несколько минут он вновь стал серьезным и замкнулся; но в нем не осталось и следа чопорности, когда в комнату влетел Феликс; он терпеливо и добродушно ответил на все вопросы Джессами и с искренней добротой взирал на обоих мальчиков. Негодование, коим облила его мисс Уиншем, он встретил с достойной всяческой похвалы невозмутимостью, а взгляд, брошенный им на Чарис, был полон признательности и одобрения. Фредерика нисколько не сомневалась в том, что именно красота Чарис заставила его передумать, но отчего в его глазах вновь заиграли озорные искорки, она угадать не могла, как ни старалась.

Девушка с сомнением взглянула на его светлость. Он вопросительно приподнял бровь и осведомился:

– Да?

– Мне следовало бы числиться вдовой! – сердито вскричала она. – Да-да, будь у меня хоть капля здравого смысла, так бы оно и было!

Выражение, вызывавшее у нее такие опасения, исчезло из его глаз; теперь они смеялись.

– У вас еще все впереди! – заверил он ее.

– Тогда от этого уже не будет никакого толку! – с сожалением ответила она. – Вот если бы я была вдовой сейчас… – Она умолкла, и на лице ее отразилось оживление. – Ох, как у меня язык вообще повернулся такое сказать! Я ведь несу ответственность за целое семейство, потому что я – самая старшая, но при этом – совсем не тиран! И не мегера! По крайней мере я так не думаю!

– Что вы! – успокоил ее он. – Я уверен, что вы прекрасно справляетесь. Но мне все-таки хотелось бы знать, почему, обладай вы хоть толикой здравого смысла, сейчас уже были бы вдовой? Или почему вы мечтаете об этом: вы что же, где-то скрываете супруга?

– Нет, конечно! Я всего лишь имела в виду, что должна была притвориться вдовой. Тогда я смогла бы сама опекать Чарис, и вам не пришлось бы втягивать в это дело свою сестру.

– Знайте же, что я решительно ничего не имею против этого! – сказал он.

– Да, но вот она может возразить! В конце концов, она даже не знакома с нами!

– Это легко исправить. – Он протянул ей руку. – А теперь мне пора идти, но через день или два я дам вам о себе знать. Нет, прошу вас, не звоните в колокольчик! Не забывайте, что отныне я стал членом семьи, так что излишние церемонии нам ни к чему! Я сам найду дорогу обратно.

Но намерениям маркиза не суждено было сбыться – в коридоре его поджидал Феликс, который со всей полагающейся церемонностью сопроводил его до экипажа, что объяснялось весьма просто: мальчик намеревался во что бы то ни стало вырвать у его светлости обещание побывать на сталелитейном заводе в Сохо вместе.

– Не стоит беспокоиться! – заверил его маркиз. – Можете считать вопрос решенным.

– Да, сэр, – спасибо вам! Но вы ведь отправитесь со мной сами, не так ли? Вы, а не ваш секретарь?

– Мой дорогой мальчик, в этом нет необходимости. Осмелюсь предположить, что мистер Тревор разбирается в этих загадочных материях намного лучше меня.

– Да, но… прошу вас, поезжайте сами, сэр! Это будет высший класс!

Маркиз полагал себя невосприимчивым к лести. Он считал, что знает все ее разновидности, но сейчас понял, что ошибался: откровенно обожающий взгляд двенадцатилетнего мальчугана, устремленный на него, заставил его капитулировать. Он мог дать ледяной отпор самой сногсшибательной красотке; похвалы льстецов принимал с унизительным пренебрежением; но, даже сознавая, какая смертельная скука ожидает его в Сохо, он понял, что не может отказать своему самому юному и последнему по счету поклоннику. Это было все равно, что ударить щенка, который доверчиво прижимается к вам в поисках ласки.

Итак, мастер Феликс Мерривиль, взлетевший по лестнице обратно в гостиную, с торжеством сообщил Фредерике, что все устроилось наилучшим образом. «Кузен Альверсток» сам отвезет его в Сохо взглянуть на пневматический подъемник, поскольку он – славный малый и настоящий товарищ.