Читать книгу Один под парусами вокруг света (сборник) - Джошуа Слокам - Страница 4

Целый сезон я провел у побережья, осваивая новое для себя ремесло рыбака только для того, чтобы убедиться, что я не умею правильно насаживать наживку. И вот наконец наступил момент сняться с якоря и отправиться в настоящее плавание. Я решил отправиться в кругосветное плавание и, воспользовавшись попутным ветром, в полдень 24 апреля 1895 года снялся с якоря, поставил паруса и отошел от Бостона, где всю зиму был пришвартован «Спрей». Полуденные фабричные свистки раздались именно в тот момент, когда мой шлюп с полным парусным вооружением взял курс в открытое море. Осуществив в гавани небольшой маневр и бодро пройдя левым галсом мимо паромов, судно устремилось вперед. Фотограф, находившийся в этот момент на внешнем пирсе Ист-Бостона, успел сфотографировать проносящийся мимо «Спрей» с поднятым флагом и расправленными парусами.

Я ощущал лихорадочное возбуждение, оглушительное биение пульса, шагая по палубе и вдыхая свежий воздух. Понимая, что пути назад нет, я в полной мере осознал важность путешествия, которое решил предпринять. Я ни с кем не советовался, ибо полагался на свое собственное мнение и опыт в вопросах, относящихся к мореходству. Доказательством тому, что даже лучшие моряки могут совершать худшие ошибки, чем я, одинокий мореплаватель, был большой пароход, полностью укомплектованный экипажем, офицерским составом и лоцманами, скрученный и переломанный, лежавший на берегу невдалеке от бостонского порта. Это был «Венецианец». Он напоролся на рифы и раскололся надвое. Вот так в первый час моего одиночного плавания у меня появилось доказательство, что «Спрей», по крайней мере, может плавать лучше некоторых больших пароходов, ибо я уже проплыл дальше, чем он.

– Будь внимательным, «Спрей», и берегись! – громко произнес я вслух, когда в сказочной тишине мы плыли по заливу.

Ветер посвежел, а «Спрей» тем временем на скорости семь узлов обогнул маяк на острове Дир.

Миновав его, я направился в Глостер, чтобы приобрести там кое-какие рыболовные снасти. Волны, радостно танцующие поперек залива Массачусетс, встретили выходящего из гавани «Спрея» мириадами рассыпающихся вокруг него сверкающих камней при каждом ударе волны. День был идеальным, ясным и солнечным. Каждая подброшенная в воздух частица воды превращалась в жемчужину, и «Спрей», несущийся вперед, выхватывал у моря одно ожерелье за другим, постоянно меняя их. Мне часто приходилось видеть миниатюрную радугу вокруг носа корабля, но того, что сейчас происходило вокруг «Спрея», мне прежде видеть не доводилось. По-видимому, сам добрый ангел путешествовал вместе с нами; так я понял море.

Вскоре впереди появился высокий берег Наханта, а Марблхед остался далеко за кормой. Все другие суда предпочитали более мористые воды, но ни один из них не шел попутным со «Спреем» курсом. Я услышал заунывный звон колокола на горе Нормана, когда мы проходили совсем близко от рифа, на котором разбилась шхуна «Гесперус». Его обломки, словно кости, белели на берегу. Ветер становился все свежее, и я решил убавить грот, чтобы облегчить управление шлюпом, ибо я с трудом мог удерживать его с поднятыми парусами. Шхуна впереди меня спустила все паруса и направлялась в порт, пользуясь попутным ветром. Как только «Спрей» поравнялся с незнакомцем, я увидел, что некоторых парусов на нем нет вовсе, а рваные клочья других просто болтаются на снастях. Похоже, что это были последствия перенесенной грозы.

Для стоянки я выбрал мелкую бухточку в прекрасной глостерской гавани, чтобы еще раз осмотреть «Спрей», снова все взвесить, проверить свои чувства и все то, что связано с предстоящим путешествием. Весь залив был покрыт белоснежной пеной, и мое небольшое судно прямо-таки утопало в ней. Это был мой первый опыт захода в порт на корабле, не имеющем экипажа. Старые рыбаки побежали вниз к пристани, куда направлялся «Спрей», по-видимому решив, что он точно разобьет там себе «голову». Не знаю, как удалось предотвратить это бедствие, но сердце мое будто колотилось у меня в горле, когда я, отпустив руль, быстро шагнул вперед и стал спускать кливер.

Шлюп с приспущенными парусами продолжал медленно двигаться вперед и пристал бортом к причальной свае на подветренной стороне причала с такой осторожностью, при которой даже не разбилось бы яйцо. Неторопливо я обмотал трос вокруг причального столба, и «Спрей» был пришвартован. Тогда маленькая толпа на пристани поприветствовала меня.

– Лучше вы бы и не сделали, – вскричал старый шкипер, – даже если бы весили тонну!

Сейчас мой вес был значительно меньше одной пятнадцатой тонны, но я ничего не сказал, только напустил на себя вид небрежного равнодушия, говоривший: «О, пустяки!» В глазах одного из самых талантливых в мире моряков, я не хотел выглядеть зеленым новичком, тем более что намеревался остановиться в Глостере на несколько дней. Если бы я произнес хоть слово, то, конечно, выдал бы себя, ибо до сих пор был довольно таки взволнованным и прерывисто дышал.

Я пробыл в Глостере около двух недель, приобретая различные вещи для предстоящего плавания. Владельцы пристани позволили мне пришвартоваться, а местные с рыболовных судов снабдили меня огромным количеством сушеной трески, а также баррелем нефти, чтобы успокаивать волны. Будучи опытными капитанами, они проявили большой интерес к моему путешествию. Они также преподнесли «Спрею» в подарок «собственный рыбацкий» фонарь, который отбрасывал свет на весьма большое расстояние вокруг. Действительно, корабль, который способен налететь на судно с таким светом на борту, может наскочить и на плавающий маяк. Багор и прочие рыболовные снасти, без которых, как утверждал один старый рыбак, я не мог пуститься в плавание, были также помещены на борт. Затем в бухту спустили ящик медной краски – известное средство против обрастания дна, которое после этого не раз меня выручало. Я нанес два слоя этой краски на нижнюю часть «Спрея», пока он во время отлива находился на грунте.

Захваченную с собой плоскодонную лодку я немного перестроил: вырезал новую корму, распилил лодку поперек и вот так превратил плоскодонку в палубную спасательную шлюпку. Такую половину лодки я мог поднять достаточно легко, зацепив фалы за крюки, приспособленные именно для этой цели. Целая же лодка была достаточно тяжела и с ней трудно было справиться в одиночку. Да и на палубе явно хватало места только для половины лодки. Поэтому я решил, что это лучше, чем ничего, и более чем достаточно для одного человека. Тем более что я представлял, как прекрасно подойдет сооруженная мною лодка в качестве корыта для стирки или ванной для мытья. В действительности такое применение плоскодонки напрашивалось само собой, и когда на Самоа у меня появилась прачка, то она приняла это соображение без возражений. Она заметила, что это совершенно новое изобретение, несравнимое ни с одним предметом, которые когда-либо американские миссионеры доставляли на острова, и оно очень необходимо мне.

Однако сейчас меня больше всего беспокоило отсутствие хронометра. В наших новомодных понятиях о навигации предполагалось, что моряк не может найти свой путь без него; и я должен признать, что сам дал убедить себя в этом. Мой отличный старый хронометр уже давно не использовался. А чистка и регулировка его обошлась бы в пятнадцать долларов. Пятнадцать долларов! По веским причинам я оставил хронометр дома, подобно тому, как «Летучий голландец» оставил дома свой якорь. У меня был большой фонарь – одна бостонская дама прислала мне денег на покупку большого салонного светильника с двумя горелками, который освещал по ночам каюту, а днем при небольших ухищрениях служил плитой.

Вооружившись подобным образом, я снова был готов к отплытию и седьмого мая вышел в море. Выходя из маленькой бухты, «Спрей», набирая обороты, по пути содрал краску со старого прогулочного судна, которое шпаклевали и красили для летнего вояжа.

– А кто за это заплатит? – проворчал один из маляров.

– Я заплачу, – ответил я.

– Грот-шкотом… Разве что им одним… – отозвался капитан проплывавшего рядом «Блюберда», таким способом намекая, что я отплываю. Да и не за что было платить, эта краска вряд ли стоила больше пяти центов, но тут поднялся такой гам между малярами со старой калоши и капитаном «Блюберда», который вдруг встал на мою сторону, что изначальная причина конфликта была вовсе забыта. Во всяком случае, ни одного счета на возмещение ущерба я не получал.

День моего отплытия из Глостера выдался тихим. На выходе из бухты, откуда отплыл «Спрей», я увидел живую картину: вдоль высокого фасада фабрики трепетали платки и шапки. Приветливые лица выглядывали изо всех окон здания, улыбаясь, все желали мне счастливого пути. Некоторые окликали меня, чтобы узнать, куда я плыву и почему в одиночку. Почему?

Когда я сделал вид, что хочу причалить, ко мне потянулись сотни пар рук, но берег был слишком опасен! Шлюп вышел из залива под легким юго-западным ветром, и около полудня я проплыл мимо Истерн-Пойнт, получив сердечный привет – последнее из всего того доброго, что было в Глостере.

Ветер посвежел, и, рванув вперед, «Спрей» скоро очутился на траверзе маяка Тетчерс-Айленд. Взяв курс на восток и пройдя к северу от банки Каш-Ледж и скал Амен Роке, я раз за разом задавал себе вопрос, не лучше ли держаться подальше от скал и баров. Я пообещал себе, что обязуюсь совершить на «Спрее» кругосветное путешествие вопреки опасностям, таящимся в море, и пообещал это со всей серьезностью. Таким образом, застраховав себя от самого себя, я отправился в плавание. Вечером невдалеке от банки Каш-Ледж я привел «Спрей» к ветру, насадил наживку и, опустив ее на тридцать морских саженей, принялся ловить глубоководную рыбу. С переменным успехом я рыбачил до наступления темноты, вытащив на палубу три трески, двух пикш, одного хека и, приятнее всего, небольшого, но жирного и юркого палтуса. Я подумал, что нахожусь в таком месте, где хорошо бы пополнить запасы провизии, поэтому бросил плавучий якорь, который должен был удерживать нос моего судна против ветра. Юго-западное течение также было против ветра, я чувствовал уверенность, что утром «Спрей» будет находиться на этом же месте или где-то рядом. Затем я выставил большой сигнальный фонарь и впервые в полном одиночестве среди морского простора улегся, но не спать, а лишь дремать и мечтать.

Я где-то читал о рыбацкой шхуне, которая якорем зацепила кита, и тот на большой скорости отбуксировал ее далеко в море. То же самое случилось и со «Спреем» – в моем сне! Я не мог отделаться от этого впечатления, даже когда проснулся и обнаружил, что ветер разгулялся вовсю и что именно разошедшееся море потревожило мой краткий отдых. Гонимые ветром облака освещала Луна. Надвигался шторм; на самом деле шторм уже начался. Я зарифил паруса, затем втянул плавучий якорь и направился к маяку на острове Монхеган, которого достиг на рассвете 8 мая. Идя под всеми парусами, я вошел в гавань Раунд-Понд – маленький порт к востоку от Пемакуид. Здесь я пробыл весь день, пока ветер бушевал среди прибрежных сосен. На следующий день погода немного успокоилась и я вышел в море, сделав в своем журнале первые записи, не опуская полный отчет о «моих приключениях с китом».

«Спрей» взял курс на восток, идя вдоль берега по спокойной глади воды среди множества островов. 10 мая к вечеру он достиг большого острова, который я всегда буду называть Лягушачьим, потому что он пытался покорить «Спрея» миллионами лягушачьих голосов. От Лягушачьего острова мы направились к птичьему острову, называемому остров Бакланов, а иногда скалами Геннета. С маяка, установленного там, яркий, мигающий свет прерывисто скользил вдоль палубы «Спрея», то освещая, то снова погружая ее в темноту. Отсюда я направился к острову Брайер и на следующий день подплыл к судам на западных промысловых угодьях, а после того, как я переговорил со стоявшим на якоре рыбаком, который дал мне неправильный курс, «Спрей» поплыл прямо вдоль юго-западного выступа через наихудшую быстрину в заливе Фанди и попал в Уэстпорт-Харбор в новой Шотландии, где я провел восемь лет своей жизни, будучи еще подростком.

Может, рыбак сказал «ост-зюйд-ост», подтвердив курс, которым я шел, когда окликнул его, а я подумал, что он говорит «ост-норд-ост» и, соответственно, изменил направление. Прежде чем отвечать на мои вопросы, он, пользуясь случаем, решил удовлетворить собственное любопытство, чтобы узнать, откудая плыву, почему один и почему на борту нет ни кота, ни собаки.

В первый раз за всю свою морскую жизнь вместо ответа на свой вопрос я получил целый град вопросов. Думаю, что парень был не местным. Было одно обстоятельство, которое убедило меня, что он точно не с острова Брайер, потому как, увернувшись от волн, которые плескались через перила, и, остановившись, чтобы смахнуть брызги с лица, он упустил треску, почти было пойманную. Островитянин так никогда не поступил бы. Известно, что житель острова Брайер, независимо от того, есть на крючке рыба или нет, никогда не увернется от волн. Этот же просто суетился и невнимательно выбирал снасти. Вспоминаю своего старого друга диакона – славного человека с этого острова, – который, даже слушая проповедь в маленькой церкви на холме, мог руками выбирать кальмаров из воображаемой рыболовной снасти, к большому удовольствию молодых людей, которые не понимают: чтобы поймать хорошую рыбу нужно иметь хорошую приманку, чем в основном и был озабочен диакон.

Я был рад добраться до Уэстпорта. Вообще любой порт привел бы меня в восторг после страшной трепки, которую я получил от жестокого зюйд-оста, а еще и оказаться среди своих старых одноклассников вообще было чудесно. Это произошло тринадцатого мая, а тринадцать – мое счастливое число. Этот факт установлен задолго до того, как доктор Нансен отправился на поиски Северного полюса во главе экипажа, состоявшего из тринадцати человек. Возможно, он слышал о моем успешном рейсе в Бразилию на весьма необычном корабле и с экипажем такой же численности.

Как же я был рад снова увидеть камни острова Брайер, которые знал наперечет! Маленький магазин на углу, в котором я не был тридцать пять лет, остался таким же, за исключением того, что мне показался гораздо меньшим. На нем была та же черепица – я в этом уверен, ибо узнал ту самую крышу, на которой мы, мальчишки, темными ночами охотились за шкурой черной кошки, чтобы сделать пластырь для бедного хромого. Тогда же здесь жил портной Лоури. В свое время он увлекался оружием. Он всегда носил порох в кармане своего пальто. Обычно в зубах он держал короткую трубочку из глины, но в тот злополучный момент он положил ее, зажженную, в карман с порохом. Господин Лоури всегда был эксцентричным человеком.

На острове Брайер я планировал отремонтировать «Спрей», но, осмотрев внимательно швы, обнаружил, что испытание свирепым зюйд-остом мой кораблик выдержал успешно – ничего не было повреждено. Из-за плохой погоды и встречного ветра я не торопился обогнуть мыс Соболя. Зато совершил короткую экскурсию с друзьями в залив Сент-Мэри. Потом я вышел в море, а на следующий день из-за сильного тумана и встречного ветра подошел к Ярмуту Там я провел несколько беззаботных дней, купил запас масла для плавания, также бочку картошки, шесть бочек воды и разместил все это под палубой. В Ярмуте я купил свои знаменитые оловянные часы – единственные часы, которые я носил на протяжении всего путешествия. Цена их была полтора доллара, но так как корпус был немного помят, то продавец отдал мне их за один доллар.