Читать книгу Элиты Эдема - Джоуи Грасеффа - Страница 8

– Как ты меня назвала?

Меня колотит – должно быть, от злости. А отчего еще?

– Тебя так зовут, – просто отвечает она.

– Меня зовут Ярроу, – четко произношу я.

До Гибели Природы, когда в мире жили миллиарды людей, у них были фамилии. Они жили большими семьями и заботились о преемственности. Сейчас, когда в семье по одному ребенку и паре-тройке родственников, сохранились только имена, что делает их еще более ценными, личными. Не хочу, чтобы кто-то коверкал мое единственное имя.

– Ну конечно, и Ро – это всего лишь милое прозвище. Можно я буду называть тебя так?

– Нет! – обрываю я, но мне хочется снова и снова, сотни раз слышать, как она произносит это имя. Так ласково оно звучит. – Прекрати болтать. Это может плохо кончиться.

До конца занятия я не смотрю в ее сторону, но когда мы встаем, я ловлю взгляд Перл, и она многозначительно кивает подбородком, давая понять, что мне нужно воплотить оставшуюся часть нашего плана: вытянуть Ларк из «Дубов» сегодня ночью.

Не хочу этого делать. Даже не имея представления, в чем суть замысла Перл, я не сомневаюсь, что она задумала что-то ужасное. По меньшей мере, это будет просто унижение, а в худшем… мне вспоминаются слухи о Синамон.

И тут на меня находит озарение. Я могу предложить Ларк сбежать куда-нибудь этой ночью, а потом не отпускать ее от себя. Что бы ни задумала Перл, я должна ей помешать.

Это своего рода протест. С тех пор как я встретила Перл и она почти моментально приблизила меня к себе, я постоянно испытываю потребность угождать ей. Схожие чувства я испытываю к директору – брату Бёрчу, а также к другим преподавателям, но в меньшей степени. Во время своих визитов к маме такое же чувство я испытываю к ней. Это стремление, жажда, страсть делать других людей счастливыми. Возможно, впервые я задаюсь вопросом: чем они заслужили такое счастье – мою заботу? Что такого в них особенного, чтобы я потакала их прихотям?

Внезапно возникшее безумное желание угодить самой себе вступает в борьбу с этим порывом. («Но ты же была счастлива, – шепчет тихий голос внутри меня. – У тебя было все, что ты хочешь. Зачем идти против течения?»)

– Ларк, – внезапно обращаюсь я к ней, излишне громко.

– Да, Ярроу, – отвечает она своим мягким голосом.

– Давай выберемся отсюда сегодня ночью.

Я произношу это почти приказным тоном и надеюсь, что она не найдет в себе сил отказать мне.

– С нами, я имею в виду. У нас у всех есть разрешение от родителей. Ты сможешь его тоже раздобыть?

Любая другая девушка в «Дубах» тут же сказала бы «да», ошарашенная тем, что ее пригласили в нашу компашку и опасаясь, что может упустить свой шанс. Но Ларк колеблется.

– Это мой первый день.

– Вот именно! Для тебя это возможность оторваться и завести новых друзей.

Ларк выглядывает из скорлупы.

– Похоже, что драки за честь стать моей подругой не предвидится, – говорит она, хотя, кажется, ее это не особо печалит. Многие девушки притворяются, что им все равно, но их страстное желание принадлежать к нашей группе читается во всем. Только не у Ларк. Ее что-то тревожит. Я чувствую это. Но не знаю, что именно.

– Мне казалось, ты говорила, что тебе достаточно и одного друга, – не сдаюсь я.

– Смотря что за друг, – отвечает она, но на ее губах появляется лукавая, слегка однобокая улыбка.

– Это означает «да»?

– Возможно, – произносит она и больше ничего не говорит до конца занятий.

По-моему, нет слова хуже, чем «возможно».

Все же вечером я тщательно собираюсь. «Возможно» может означать и нет, но я настраиваюсь на да. Я хочу быть красивой, но не такой, какой я мучительно пыталась быть. Я походила на тех отчаявшихся девчонок, которые любыми способами пытаются скрыть это отчаяние. Но ведь я не такая.

В зеркале я рассматриваю свое лицо с тщательно нанесенным макияжем. Я слишком затемнила брови. Они не идут к моим светлым волосам. Я не такая.

Вместо того чтобы смыть карандаш с бровей, я начинаю рыться в сваленной в кучу косметике, пока не нахожу кисть для окраски волос, которую высмеяла Перл. Я пристально смотрю в зеркало на свои светлые волосы, уложенные каскадом. В их цвете есть что-то неправильное, не сочетающееся с моей смуглой кожей. Я присматриваюсь еще тщательнее и замечаю тонкую темную полоску по линии пробора. Нахмурившись, я почти прижимаюсь к зеркалу. Кажется, что мои волосы темнеют, становясь у корня темно-каштановыми, почти черными.

Я смеюсь и, моргая, отодвигаюсь от зеркала. В последнее время у меня появилась сухость в глазах. Во время последнего осмотра (когда я прихожу к маме, меня там наблюдает их местный доктор) я спросила, могут ли линзы-импланты вызывать раздражение.

– Чушь, – ответил он. – Они у тебя почти с самого рождения. Твоя нейронная система давно приняла их. Теперь они часть тебя и не могут вызывать раздражения.

Но, несмотря на то, что я пользуюсь каплями, глаза по-прежнему выглядят покрасневшими и воспаленными. Иногда на несколько секунд у меня все расплывается перед глазами.

Скорее всего, странный цвет у корней мне всего лишь почудился – просто игра света и тени. Но она натолкнула меня на мысль. Зачем краситься в экзотический цвет, когда есть более натуральные оттенки? Эффект будет сногсшибательным, совершенно неожиданным. В воображении я уже слышу неодобрение Перл, но начинаю водить кистью для окраски по волосам.

Результат мне нравится.

Еще несколько штрихов – матово-черная губная помада, тонкая золотая линия вдоль верхних ресниц – и готово. Вот это я. Наконец-то.

Я должна была пойти прямо к Перл, но отправляюсь на поиски Ларк. Мне приходится спросить одного из слуг, где ее спальня. Выясняется, что ее временно запихнули в одну из комнат, которая прежде была гостиной трех других учениц, живущих в одной квартире. Очевидно, что они не собираются сдаваться так запросто: в угол втиснуты стол и кровать Ларк, но остальное пространство занято диванами, подушками, информблоками, скомканной одеждой. Хозяйки квартиры тоже здесь, стараются занять собой всю комнату, чтобы Ларк ничего не досталось.

На нее никто не обращает внимания, она сидит на своей кровати в углу, съежившись, уткнувшись подбородком в согнутые колени, как будто тоже хочет занимать как можно меньше места. Она не сразу увидела меня, и какое-то время я наблюдаю, как она сидит, странно уставившись в пустоту. Ларк не особо впечатлила меня, когда я впервые увидела ее: она не обладает блистательной красотой Перл. Нет, красота Ларк более утонченная: она в изяществе линий, выражении лица. Без макияжа или экстравагантной одежды, одним контуром губ, ямочкой на щеке, она достигает такого эффекта, который не под силу даже Перл. Это что-то простое и возвышенное одновременно.

Даже две складки на ее переносице кажутся милыми. Ни у кого в «Дубах» таких нет. Здесь никто всерьез и надолго ни о чем не задумывается.

Наконец она увидела меня, и ее лицо вспыхивает как лампочка.

– Твои волосы! – вскрикивает она в восторге, и я улыбаюсь. Широко и искренне, словно ее одобрение было моей главной целью. – Мне нравится, Ро. Это именно ты!

Она улыбается в ответ, и мне хочется сделать все ради нее: помочь, спасти.

– Эй, ты! – кричу я, разворачиваясь, чтобы увидеть лица ее соседок. – Живо встала и выкинула эти подушки отсюда! А ты выброси мусор! Теперь это комната Ларк.

От ощущения власти захватывает дух. Я – продолжение Перл, и хотя выражения лиц у них кислые, они знают, что лучше не возражать мне. Неохотно они поднимаются и начинают уборку в комнате.

– Ро, ты не обязана, – начинает Ларк, но я прерываю ее.

– Я знаю, что не обязана, – говорю я высокомерно. – Я никогда не делаю того, чего не хочу. – Я машу рукой девочкам, поторапливая их, и они начинают суетиться.

– Это овцы, – говорю я, когда они уходят. – Ты читала об овцах на уроках экоистории? Безвольные стадные животные, которые бездумно идут за вожаком. Я просто напомнила им, что я их вожак.

Ну, вице-вожак, после Перл, разумеется Ларк поднимает голову движением, в котором есть что-то неуловимо птичье.

– Но… разве это не делает тебя одной из овец? – спрашивает она. Перл сочла бы это оскорблением. Перл решила бы уничтожить ее во что бы то ни стало (если уже не решила). Я останавливаюсь и задумываюсь.

– Все мы овцы, – соглашаюсь я с ней, хотя ни за что не призналась бы в этом никому другому в «Дубах». – Мы все хотим знать, по какой тропе идти. Просто в «Дубах» у людей тропа более высокого уровня. Если мы должны стать пастухами, значит, можем быть и овцами-вожаками.

Ларк на мгновение закусывает губу.

– А что, если ты будешь овчаркой?

– Кем??

– Тем, кто следит за овцами, направляет их. Тем, кто оберегает их от опасности.

– Тем, кто думает за них? – спрашиваю я. – Может быть, но до тех пор, пока овцы не вспомнят, что они умеют думать самостоятельно.

На минуту между нами повисает тишина. Когда молчание становится неловким, я принужденно смеюсь и говорю:

– Ладно. Одевайся. Пошли.

– Я одета. Я пойду в том, что на мне.

На ней простое желтое платье с открытыми плечами и полотняные темные сандалии.

Я пожимаю плечами, прежняя жестокость возвращается.

– Как хочешь, никто все равно не взглянет в твою сторону.

Направляясь к выходу, я чувствую ненависть к себе. Она все еще идет за мной.

Впрочем, я ее не обманула, потому что, когда мы оказываемся в комнате Перл, та не обращает на нее никакого внимания, как будто ее вовсе нет.

– Ярроу, святая Земля, что ты сотворила со своим волосами? Это так… мрачно и скучно.

Она проводит рукой по своим волосам, как будто серебристо-белый цвет – единственно возможный.

– Да, Ярроу, о чем ты только думала? – подхватывает Линкс, и ее рука невольно тянется к собственным каштановым локонам. Однажды она осветлила волосы, чтобы быть похожей на Перл, но та заставила ее перекрасить их.

– Ну, не знаю, – говорю я, подходя к одному из зеркал Перл, чтобы еще раз взглянуть на себя. – Мне кажется, так лучше. Впечатляюще.

– Да пожалуйста. Если ты считаешь тоску впечатляющей, – говорит Перл. – Сейчас же перекрась волосы обратно. Вечеринка, на которую мы сегодня идем, особенная.

– Чем особенная? – спрашиваю я, по-прежнему глядя на свои пряди. Я откидываю их с лица, наматываю кончики на палец, чтобы смягчить их. – Тем, что на эту вечеринку охрана нас пропустит?

Я не собиралась дерзить, и меня словно пощечиной обжигает внезапно ставшее жестоким выражение лица Перл, отразившееся в зеркале. Когда я обернулась, она уже успела взять себя в руки: лишь в глазах все еще мелькают искры гнева. Видимо, ей показалось, что я критикую ее. А это почти что вызов.

Она решает оставить пока без внимания мои слова. Пока, но, без сомнения, я еще поплачусь за это.

– Привет… Как, ты сказала, тебя зовут… Лейк?

– Ларк, – пытается сказать та, но Перл перебивает:

– Я так рада, что ты не похожа на тех девочек, которые не соблюдают традиций. Ты знаешь, у нас есть несколько новеньких, которые не дали свои кредитки. Представляешь? А ведь эта традиция берет свое начало с самого основания «Дубов». – Она протягивает руку, и в этот неловкий момент Ларк тянет свою – для рукопожатия. Перл нетерпеливо машет пальцами. – Твою кредитку. Дай ее мне.

– Зачем? – спрашиваю я вместо Ларк.

Перл демонстративно закатывает глаза и одновременно посылает мне предупреждающий взгляд.

– Ну ты и тупая! Ты же знаешь, что новички оплачивают счета тех, кто выводит их в первую ночь. Это традиция.

Она встает – гордая, непреклонная, как сплошное воплощение устоев.

– А где бы мы были без традиций?

Так вот что она задумала. Она хочет выкачать из Ларк столько денег, сколько сможет, зная наверняка, что ее родителям едва хватает средств, чтобы оплачивать обучение в «Дубах». А Перл действительно умеет веселиться на полную катушку. Отдельная комната, дорогие напитки, экзотические развлечения – все за счет Ларк. Она за считаные минуты выкачает все деньги с карты, запишет оставшееся на ее счет, и родителям придется расплатиться. Они будут в такой ярости, что, возможно, заберут ее из «Дубов» в ту же секунду, как только увидят счет.

Неглупый ход, если Ларк не хватит духу отказать и не отдать свою кредитку.

Она отдает.

Моя рука тянется, чтобы остановить ее, но на полпути замирает… Нет. Вспомни Синамон, вспомни все те ужасы, которые Перл творила с людьми, все те кошмарные испытания, которые она способна выдумать. Заставить Ларк потратить все свои деньги – просто акт милосердия по сравнению с остальным.

Поэтому, сопровождаемая взглядом Перл, которая пристально наблюдает за моей реакцией, я убираю руку.

– Да, это традиция. Что поделаешь? – пожимаю я плечами.

Я все оплачу сама, обещаю я себе. Моя семья достаточно богата, чтобы без проблем восполнить тот урон, который Перл способна нанести сегодня ночью. Для такой семьи, как моя, это пустяк. Перл будет думать, что она выиграла. Интересно, удивится ли она, когда увидит, что Ларк по-прежнему в «Дубах»?

Перл улыбается, как довольная кошка, и снова говорит мне:

– Иди и перекрась волосы, и мы сможем, наконец, выйти.

– Нет, – отвечаю я.

– Что? – похоже, она искренне не понимает меня. Уверена, что ее ошеломляет разница между тем, что она ожидала услышать, и тем, что слышить в реальности. Забавно, хотя я и сохраняю серьезный вид.

– Мне нравится так, как есть, – упрямо повторяю я. – Ничего не буду менять.

Перл открывает рот, затем резко закрывает его обратно. Спорить со мной – ниже ее достоинства, но и эту выходку она мне потом припомнит.

– Пошли, – говорит она приказным тоном, пряча в карман кредитку Ларк. – Нас ждет незабываемая ночь!