Читать книгу Тринадцать гостей. Смерть белее снега (сборник) - Джозеф Джефферсон Фарджон - Страница 12

– Обязательно вставать ни свет ни заря? – сонно спросил Балтин.

– Уже семь, – сказал Пратт, приближаясь к окну и поднимая штору. – Какое утро!

– Камины еще холодные!

– Ранний подъем был не с целью сидеть до завтрака у камина. Прогулка – вот цель!

– Для одних это так, для других нет, – проворчал Балтин, отворачиваясь от света. – Да опусти ты эту штору!

Пратт улыбнулся, полюбовался лужайкой и выполнил просьбу друга. Через полчаса он уже был на лужайке. Там рассеивались остатки тумана, воздух по-осеннему бодрил. Подняв голову, Пратт оценил желто-красную листву и голубизну безоблачного неба, где заливался ранней песней жаворонок.

– Иллюзия радости и красоты, – пробормотал он.

Чем только не радует жизнь, когда человек вопреки всякой логике позволяет себе наслаждаться иллюзией!

Он пересек лужайку, глядя уже не в небо, а на свои мокрые от росы башмаки. Его шаги самой своей периодичностью контрастировали с ленивым колыханием тумана. Пратт добрел до ярких кустов и двинулся сквозь них к мастерской. Он уже потянулся к дверной ручке, когда его внимание привлекло одно окно. Оно было разбито. Пратт уставился на битое стекло под ним. Потом, снова ненадолго подняв глаза к небу, воскликнул:

– Что ты на это скажешь, блаженный дух?

Затем он опять перевел взгляд на битое стекло. В мастерской кто-то побывал. Хотя нет – в этом случае битое стекло упало бы внутрь. Кто-то покинул студию через окно. Но прежде чем вылезти наружу, нужно было проникнуть внутрь.

Пратт шагнул к двери, достал ключ и отпер замок. В мастерской все вроде осталось таким же, как накануне вечером. Главным здесь был испорченный поперечным мазком малиновой краски портрет Энн. Пратту понравилось, что он способен смотреть на это спокойно. Он покосился на другие холсты и мольберты, на большие полотна кисти самой Энн, изображавшие оленей, на предметы обстановки. Как будто ничего не пострадало…

Пратт шагнул к картине с оленем, громоздкой и плохой, как он напомнил себе шепотом. Холст был так огромен, что позади него почти не был виден мольберт. Пратт заглянул за мольберт.

– Возможно, – пробормотал он, – возможно…

Он немного поразмыслил, глядя на пол, снова уставился на портрет Энн, отступил на шаг и нагнулся достаточно низко, чтобы холст, позади которого он находился, заслонил портрет Энн.

– Вероятно… А что потом?

Пратт выпрямился и приблизился к разбитому окну. Как ни мало оно было, в него мог пролезть взрослый мужчина. Окно побольше, в косой крыше, осталось целым. Он изучил края осколков, опасливо просунул наружу голову, снова ее втянул. Вскоре Пратт покинул мастерскую, заперев дверь и положив ключ в карман.

Он обошел домик мастерской. За ним тропа тянулась в лес. Пратт двинулся по ней, заметив в нескольких ярдах, под кустом, какую-то бурую кучу. Подойдя к ней, он наклонился. Куча при его прикосновении осталась неподвижной.

Возвращаясь к дому, Пратт встретил садовника.

– Боюсь, с одной из ваших собак стряслась беда, – сообщил он. – Она лежит слева от тропинки, за мастерской. Сходите взгляните.

Балтин встретил возвращение Пратта ворчанием, но не соизволил повернуться на другой бок.

– Я надеялся, что тебя не будет подольше, – сознался он.

– Меня и так долго не было, – возразил Пратт, падая в кресло. – Тебя интересуют мертвые собаки?

Балтин повернулся и приоткрыл один глаз:

– А должны?

– Я спросил первым.

– Не особенно.

Пратт закурил.

– Ты ужасный сосед по комнате, – заявил Балтин. – Вскакиваешь ни свет ни заря. Напускаешь зловонного дыму. Да еще болтаешь про мертвых собак. Это такой способ нагулять аппетит перед завтраком?

Пратт молча продолжил извергать зловонный дым.

– Ну, что там? – улыбнулся Балтин.

– Его зовут – вернее, звали – Хейг. Золотистый ретривер. В данный момент он лежит под живой изгородью с раной в боку.

– Его убили?

– Без сомнения.

– Браконьер, наверное?

– Может быть и такая версия.

– У тебя есть другая?

– Я этой версии не придерживаюсь.

– Пожалуй, мне пора вставать, – со вздохом пробормотал Балтин, с сожалением отрываясь от подушки и высовывая из-под одеяла ногу. – Какой же версии придерживаешься ты?

– Не уверен, что она у меня есть, – признался Пратт.

– Но догадка-то имеется?

– Я размышляю над тем, не один ли и тот же человек убил собаку и испортил мою картину.

– Где связь?

– В разбитом окне.

– Где находится разбитое окно?

– Ага, стало интересно?

– Недостаточно, чтобы звонить в свою газету.

– Ставлю сто сигар, что ты туда позвонишь еще до вечера!

– Ненавижу пари, – буркнул Балтин. – Где разбитое окно-то?

– В мастерской.

– Неужели?

– Представь. Кто-то выбил его, чтобы вылезти оттуда. Сказать зачем?

– Как будто у меня нет собственных мозгов!

– Вот и напряги их.

– Чтобы оттуда вылезти.

– Лучше не зли меня, Лайонел, – предупредил Пратт. – Что бы ты сам сделал, чтобы покинуть помещение? Вышел бы в дверь! А этот человек разбивает окно – а почему? Он не может выйти в дверь. Я запер ее!

– Когда?

– Давай уточним подробности. Они понадобятся тебе для сенсации на первой странице. Вчера я посещал мастерскую трижды. В первый раз – утром, когда Энн мне позировала. Я звал ее продолжить днем, но она ускакала с Тейверли. Тогда я заманил туда Роу – это был второй раз, – чтобы показать ему портрет.

– В надежде на будущее покровительство.

– Он заглотнул наживку. Но мы говорим не об этом. Тот, второй раз, был до чая, примерно в половине пятого. Когда мы шли через холл, Тейверли беседовал с Фоссом. Мы перекинулись парой словечек. – Пратт немного помолчал. – Во второй раз в мастерской никого не было, я совершенно уверен в этом. Но – теперь мы подбираемся к главному – я по рассеянности забыл ключ в замке. В третий раз я побывал там после твоего приезда и нашего разговора. Ты не запомнил, когда я ушел?

– В шесть часов сорок одну минуту.

– Откуда такая точность?

– Я журналист.

– Понятно! – усмехнулся Пратт. – Журналисты – ушлый народ. В общем, ты почти угадал. По пути в мастерскую я задержался, столкнулся в коридоре с Тейверли, пообщался на лужайке с Надин Леверидж и примерно без десяти семь добрался до мастерской, где обнаружил, что портрет Энн испорчен. Через минуту-две я ушел оттуда в последний раз, заперев за собой дверь.

– Ты кого-то там запер?

– По-моему, это очевидно.

– Этот кто-то – назовем его Z – забрался туда между половиной пятого и шестью пятьюдесятью?

– Примерно в шесть сорок. Дадим ему больше времени на причинение ущерба.

– Ты уверен, что в твой третий приход окно еще не было разбито?

– Я бы обязательно заметил.

– Но ты не заметил Z.

– Ты прав. Зато теперь я знаю почему.

– Где он прятался?

– За другим холстом, очень большим. Я проверил свою версию и убедился, что, присев, он мог остаться невидимым.

– Ты нашел какие-нибудь улики?

– Нет.

– Продолжай. Что сделал Z после того, как ты запер его?

– Вот здесь начинается самое любопытное, – произнес Пратт. – Если собаку убил Z, то вылез он не сразу.

– Почему?

– Мне знаком голос Хейга. Вчера он лаял до поздней ночи.

– Это та самая псина, которую я проклинал за гавканье?

– Да.

– Тогда он был жив даже после полуночи.

– Вот именно.

– Ты уверен, что лаял именно Хейг?

– Совершенно уверен.

– И убежден, что погибший пес – Хейг?

– Да.

– Полагаешь, его убил Z?

– Нет. Хотя лай и разбитое окно вроде звенья одной цепи. Пес залаял бы, услышав звон разбитого стекла, и тому, кого он облаял, это не должно было понравиться.

– В таком случае нам всего лишь остается выяснить, зачем Z задержался в мастерской с семи часов вечера аж до полуночи, а то и позднее. Казалось бы, мелочь, что нам за дело?

Пратт улыбнулся:

– Непременно выясним, Лайонел. У тебя получится отличная сенсация!

– Сомневаюсь, что мертвая собака годится для заголовка, – заметил Балтин.

– Зависит от того, куда эта мертвая собака нас приведет.

– А куда она нас приведет?

– Пока не знаю. Ты задал неумный вопрос. Хотя чего еще ждать от неумного человека? Только и умеешь, что спекулировать на чужих знаниях. Слушай! Я обнаруживаю, что мне испортили картину, – я, знаменитый художник! Картина – портрет интересной молодой леди, чьи фотографии помещают «Татлер», «Скетч» и «Байстендер». Разве фотография ее испорченного портрета недостойна появления на твоей первой странице? Но пока ты ее не получишь. Название: «Кто это сделал?» Кто же? Не известный ли игрок в крикет, вернувшийся к себе в комнату незадолго до моего появления в мастерской? Его окурок я нашел перед мастерской. Тогда ключ торчал в двери. Войти мог любой.

– Тейверли?

– Разве я тебе не говорил, что порой впадаю в бешенство при виде Тейверли? Возможно, это не проходит мимо его внимания. Очень любопытно! Химически мы с ним не смешиваемся. Ему не нравится мой портрет Энн, хотя он не говорит об этом вслух… А взять Надин Леверидж, рано одевшуюся к ужину и курившую – между прочим, сигарету Тейверли – на лужайке, когда я вышел из дома. Можно заподозрить и Чейтера, он находился на лужайке, когда я шагал обратно. Хочется изобразить его в виде жабы! Не говоря о неизвестном, с кем я столкнулся в темноте, заперев мастерскую. А тот человек, который в это время был пленником мастерской? Ты, Лайонел, сказал, что нам остается выяснить, зачем Z просидел с мастерской с семи до двенадцати. На самом деле нам необходимо узнать кое-что гораздо более важное. Мы должны найти Z! Ты будешь сегодня на охотничьем сборе?

– Собирался.

– А я нет. Я поохочусь на двуногое, а не на четвероногое, ближе к дому. Кажется, тебе это тоже больше по вкусу.

Балтин обдумал слова Пратта и принял решение.

– Я могу сослаться на зубную боль, – произнес он.

– Выбирай, – подытожил Пратт. – Та и другая охота может завершиться убийством.

– Я выбираю зубную боль!