Читать книгу Тринадцать гостей. Смерть белее снега (сборник) - Джозеф Джефферсон Фарджон - Страница 13

Для завтрака в Брэгли-Корт не существовало определенных правил. Можно было остаться в своей спальне и запросить еду туда, а можно спуститься в большую столовую и позавтракать за длинным овальным столом. В то утро в своих комнатах остались только двое: Надин Леверидж и Зена Уайлдинг. Остальные, за исключением Энн, уже сидели за столом, когда вошли Пратт и Балтин.

– Где Энн? – осведомился лорд Эйвлинг, затянутый в щегольской костюм для верховой езды. – Разве она была не с вами, Гарольд?

– Со мной, – ответил Тейверли. – Энн заставила меня скакать на своей новой кобыле. Красотка!

– Вам понравилось?

– Великолепно! Я не сто́ю одного ее копыта!

– Я бы не разглядела копыта, так вцепилась бы в гриву и зажмурилась бы! – неожиданно пошутила мисс Фермой-Джонс. Она считала своей литературной обязанностью блистать за завтраком, но это давалось ей нелегко. – Рада, что поеду в автомобиле. Кто со мной?

– Мы! – ответил Колбасный Король, отходя от супруги и нацеливаясь на тост с томатами. – Вся семейка Роу!

И он громко засмеялся над собственной шуткой, как всегда поступал, если не улыбались остальные.

– Боюсь, так вы многое пропустите, – заметил лорд Эйвлинг. – Впрочем, водитель опытный, он постарается сократить упущение до минимума.

– Я всегда приветствую местный колорит, – промолвила писательница. – Вы заядлый охотник, сэр Джеймс? – Она повернулась к депутату-либералу, поглядывавшему на дверь.

– Я плыву по течению, – ответил Эрншоу и кивнул Пратту и Балтину. – Что скажут живопись и журналистика?

– Живопись охотится главным образом за заказами, – усмехнулся Пратт. – А журналистика мучается зубной болью. Вывод: свободные профессии останутся дома.

– Зубная боль! – подхватил лорд Эйвлинг и сморщился. Можно было подумать, что он, как хозяин дома, возлагает на себя вину за страдания журналистики. – Надеюсь, не очень сильная?

– Жить буду, – успокоил Балтин. – В отличие от зверя в лесу.

Последнее замечание заставило всех умолкнуть. Тишину нарушила миссис Роу, что случалось с ней нечасто. Сочтя молчание напряженным, она решила разрядить обстановку. Этим утром все были напряжены, и ей оставалось лишь гадать, в чем причина. Наверное, так всегда бывало перед охотой.

– Конечно, я знаю, что не права, – заявила миссис Роу, – но всегда надеюсь, что лисица убежит от собак.

– Олень, мама! – поправила ее дочь укоризненным тоном.

– Не все ли равно!

– Черед лис придет в следующем месяце, – произнесла леди Эйвлинг. – Сегодня последний день, когда разрешено охотиться на оленей. Но их можно не жалеть, миссис Роу: они топчут посевы, портят деревья, от них столько неприятностей!

– Тогда зачем прекращать охоту? – удивилась миссис Роу. – Почему не перебить всех до одного?

– Подобный вопрос, миссис Роу, – не удержался Пратт, видя, что больше никто не желает ей отвечать, – истинный британец задавать не станет.

– Почему?

– Лично меня занимают не столько олени и лисы, сколько собаки, – продолжил Пратт торжественным тоном. – Полагаю, лорд Эйвлинг, вам доложили о моей находке?

Лорд Эйвлинг нахмурился:

– Вы про Хейга? Мы обсуждали его гибель перед вашим приходом. Какая трагедия!

– Выяснилось, как это произошло?

В ожидании ответа лорда Эйвлинга Пратт сверлил глазами Чейтера.

– Скорее всего, дело рук браконьера, – сказал лорд Эйвлинг.

– Понятно. Пес слишком расшумелся. Но как он выскочил из своего вольера?

Чейтер, почувствовав взгляд Пратта, поднял голову.

– Это могло случиться, когда туда попытался проникнуть браконьер, – предположил он.

– Зачем браконьеру проникать туда? – удивился Пратт.

– Чтобы стукнуть пса по голове.

– Нет, убийца применил нож, – уточнил Пратт.

Присутствующие за столом поежились. Одна миссис Чейтер не шелохнулась. Балтин повернулся к ней и стал наблюдать, как она буравит взглядом свою тарелку. «Так и разбить недолго», – подумал он. Эдит Фермой-Джонс вытаращила глаза, миссис Роу ахнула.

– Нож… – пробормотала она.

– Этого я не слышал, – признался Эрншоу.

– Есть кое-что еще, о чем пока никто не слышал, – заявил Пратт. – Например, разбитое окно мастерской.

– Об этом мне не доложили! – удивленно воскликнул лорд Эйвлинг.

– Значит, я оказался первым.

– Полагаю, браконьер – или кто он там был? – залез в мастерскую, и тут собака залаяла, – предположил Джеймс Эрншоу. – Дверь мастерской была заперта?

– Единственный ключ от нее у меня, – ответил Пратт.

– Вы, конечно, уже побывали там сегодня утром?

– Разумеется.

Пратт наступил Балтину на ногу под столом.

– Что же вы там обнаружили?

– Если не считать разбитого окна, то все осталось так же, как накануне вечером, – ответил Пратт.

Воцарилось молчание. Он внимательно наблюдал за одним концом стола, Балтин за другим.

– Значит, на ваше последнее произведение, Пратт, никто не покусился, – наконец произнес Тейверли.

Пратт ничем не выдал своего отношения к этой реплике.

– Вандализм? – вдруг сказал Чейтер. – Нож предназначался для картины?

– Любопытное предположение! – оживилась Эдит Фермой-Джонс. – Может, это был не браконьер, а завистник, ваш конкурент-художник? У вас есть соперник, мистер Пратт? Кажется, у меня уже складывается сюжет!

Лорд Эйвлинг попытался положить конец разговору.

– Не хватало, чтобы это испортило нам день! – заявил он. – Не перейти ли к теме повеселее?

– Я согласен, милорд, – промолвил Чейтер. – Правда, что вы выступаете продюсером пьесы?

Эрншоу, снова скосивший глаза на дверь, внезапно уставился на Чейтера, словно его поразила внезапная мысль. В следующее мгновение в столовую вошла та, кого он ждал, – в темно-зеленом костюме для верховой езды, совсем не такая, какой предстала ночью перед Джоном Фоссом. Губы были поджаты, весь ее облик выражал напористость.

– Простите за опоздание, – громко произнесла Энн. – Надеюсь, меня чем-нибудь напоят.

– Что тебя задержало, милая? – спросила леди Эйвлинг.

– Я заглядывала к бабушке.

– Как она?

– Не очень хорошо. Кофе, пожалуйста, Бесси. Намечается замечательный денек!

Ее настроение не соответствовало настроению остальных, но никто не возразил, все постарались приободриться. Разговор больше не касался неприятных предметов, сосредоточившись на охоте.

В холле завершался одинокий завтрак Джона. Он поздно проснулся, чему был не рад, потому что терпеть не мог спать слишком долго. Первый час бодрствования был посвящен утомительным медицинским процедурам и приему доброхотов. Впрочем, та, чьего сочувственного внимания он ждал больше всего, так и не появилась, и Джон заканчивал утреннюю трапезу в одиночестве, посматривая на дверь.

Настроение у него было неважное. Мало того что он был прикован к койке, так еще не давало покоя ощущение пребывания на периферии событий и огорчала осведомленность о не касавшихся его вещах. Ему до боли хотелось перекинуться словечком с каким-нибудь своим добрым знакомым. Один человек, с которым Джон был в определенном смысле хорошо знаком, несмотря на краткость знакомства, находился поблизости, однако сближение с этой персоной было невозможно из-за ее сногсшибательной красоты. Он бы предпочел, чтобы Надин была не так хороша, тогда он мог бы наслаждаться ее обществом добросовестно, без задней мысли. Впрочем, если бы она не была красавицей, разве он так томился бы по ее обществу? Джон отказывался даже мысленно отвечать на подобный вопрос.

Дверь распахнулась, и он постарался скрыть разочарование: на пороге стояла леди Эйвлинг.

– Как ваше самочувствие? – осведомилась она.

– Хорошо! – заверил Джон. – Пожалуйста, не беспокойтесь за меня.

– Представляю ваши мучения… Вы ведь ездите верхом?

– Никогда в жизни не сидел в седле. Повезло, можно сказать.

– Почему?

– Нельзя тосковать по тому, чего не знаешь. Меня отлично устроят книги, благо их множество!

Лорд Эйвлинг предусмотрительно снабдил Джона полудюжиной книг.

– Вы любите читать?

Ею руководила обычная учтивость. Он чувствовал, что ничуть ей не интересен, и нисколько не был этим удивлен.

– Очень. Здесь есть томик Мейсфилда.

– Да, мне он тоже нравится. Его романы всегда такие… В общем, не стесняйтесь просить все, что вам понадобится. Звонок у вас под рукой. Я отправлю к вам господ Пратта и Балтина, они остаются здесь. Хотя нет, Балтин не придет: у него болит зуб.

Леди Эйвлинг вспомнила, что за завтраком журналист ограничился одной-единственной репликой. Кто-то мелькнул у нее за спиной.

– Не задерживайся, Энн! – сказала она через плечо. – Выезд через четверть часа.

– Во сколько сбор? – поинтересовался Джон.

– В одиннадцать. Мы выезжаем в десять тридцать.

Одарив Джона улыбкой, леди Эйвлинг упорхнула. Джон ждал, когда дверь снова откроется. Ожидание не превысило двух минут.

– Как наш больной? – прогудел Роу.

– Первый класс! – заверил Джон.

– Вот и славно! Знаете, я вам даже завидую! Какой заманчивый у вас огонь в камине!

Мимо Роу проскользнула горничная Бесси с подносом, на котором стоял большой синий кувшин с водой. Джон не сразу понял, что увидел кувшин. Синева мелькнула перед его глазами и исчезла в направлении лестницы.

– Ну, будьте молодцом! – воскликнул Роу. – Что вам еще остается, ха-ха!

Он уже собирался закрыть дверь, но вдруг шагнул в сторону.

– Доброе утро, миссис Леверидж! Вы, как я погляжу, при полном параде, и не зря! Прислушайтесь к старику: вам идет верховая езда!

Он пропустил Надин в холл и ушел. Атмосфера изменилась. Только что пострадавший чувствовал себя как в мертвецкой, а теперь ощущал электрические разряды, лишь молний не хватало. Джон даже забыл о своей ноге и попробовал подняться, но опять упал на подушку, решив не уподобляться школьнику.

– Не спрашивайте о моем самочувствии! – взмолился он. – Я больше этого не вынесу!

– Вы ответили, не дав мне спросить, – улыбнулась Надин. – Вам полегчало!

– С чего вы взяли?

– Мне подсказало ваше чувство юмора.

– Вздор! – отмахнулся Джон. – Просто храбрюсь. Учтите, я не стану говорить вам комплиментов. Довольно того, который уже прозвучал.

– Два лучше одного.

– Извольте: вы великолепно выглядите. Не имея на это права, кстати, потому что одежда для верховой езды изуродует кого угодно – исключая вас. Как вам спалось?

– Как всегда, хорошо. А вам?

– Вторую половину ночи слишком хорошо, первую – отвратительно.

– Нога?

– Нет.

– Я?

– Даже не это!

– Я рада. Что же вас беспокоило?

Джон замялся. Ему хотелось ей рассказать, но трудно было решиться.

– Когда вы выезжаете?

– С минуты на минуту.

– Я ждал вас с утренним приветствием раньше. А когда вернетесь?

– Зависит от оленя.

– Предположим, олень поведет себя прилично.

– Если такое предположить, он обязательно выкинет какой-нибудь фокус. Сбор в одиннадцать, но охота может начаться в половине двенадцатого, а то и только в полдень – кто знает?

– Сколько времени продолжается гон?

– Тоже зависит от оленя. Он может пробежать и десять, и двадцать миль – на север, на юг, на восток, на запад! Предполагается вернуться к пятичасовому чаю. Но если вы хотите сказать мне нечто важное…

– Ага, наш интересный инвалид! – раздался у Надин за спиной голос Эдит Фермой-Джонс. – Вам лучше? Одно из преимуществ моей профессии – возможность творить даже в самом болезненном состоянии. Если я, конечно, в сознании. Представляете, мистер Фосс, мой «Крутой холм» написан во время выздоровления после удаления аппендикса.

Она величественно шагнула вперед. Надин, посторонившись, издевательски надула щеки у писательницы за спиной.

– Я вас проведаю, когда вернусь, – пообещала она. – Держитесь!

– Обязательно. Хорошей охоты!

Дождавшись ухода Надин, мисс Фермой-Джонс спросила:

– Кстати, вы читали «Крутой холм»?

– Нет, кажется, пропустил, – ответил Джон, борясь с желанием нагрубить. В действительности он пропускал все книги Эдит Фермой-Джонс и не считал это своим недостатком.

– Она могла бы вас заинтересовать, – не унималась писательница. – Там есть героиня, как две капли воды похожая на миссис Леверидж. Она – любопытный типаж, или вы другого мнения?

– Типаж?

– Все мы типажи! – воодушевилась она. – Вы, я. Я – непременно! Учитесь классифицировать людей – это половина успеха. Один тип реагирует так, другой – по-иному. Берем ситуацию, группируем вокруг характеры, и если ситуация хороша, если вы разбираетесь в людских типах, то книга сочиняется почти сама собой. Помню, как я начинала «Трещину в полу»… Так называется роман, входящий в серию «Леди-красавица». Странная вещь, мистер Фосс: самое трудное – разобраться с титулами действующих лиц…

Кивая, Джон следил за немым кино в холле у нее за спиной, в кадре дверного проема. Там встретились Надин и Зена Уайлдинг. Вскоре обе исчезли. Сразу после них мимо двери прошли лорд и леди Эйвлинг. Кино стало звуковым, лорд Эйвлинг ворчливо проговорил: «Где Энн? Эрншоу уже ждет. Знаешь, дорогая, жаль, что она…» Через несколько секунд промелькнуло семейство Роу, похожее на кур, торопящихся гуськом к кормушке… Их сменили Энн и Гарольд Тейверли. Энн была суровее обычного, словно обдумывала трудности предстоящей погони, Гарольд наблюдал за ней с таким видом, будто назначил себя ей в защитники.

– Я забыла платок! – воскликнула Энн, остановившись. – Ступайте, Гарольд, я вас догоню.

– Конечно, у каждого писателя свой метод, – продолжала разглагольствовать Эдит Фермой-Джонс. Впоследствии, в воспоминаниях Джона, ее голос звучал как капризный аккомпанемент к зловещей мелодии. – Например, Эдгар Уоллес пользовался диктофоном. Он умудрялся сочинить роман за один выходной. У Брета Гарта уходило целое утро на одну запятую и день на то, чтобы убрать ее. То есть у Оскара Уайльда. Агата Кристи…

Энн убежала. Тейверли обернулся и проводил ее взглядом.

– Мой собственный метод оригинален. Хотите послушать? Прежде чем начать – еще до того, как взяться за перо – никаких пишущих машинок! – я долго прогуливаюсь…

В кадре появился Чейтер, вынимавший руку из заднего кармана брюк.

– Я думал, что буду последним, – произнес он, – но на лестнице столкнулся с Энн.

– С Энн? – пробормотал Тейверли.

– Прошу прощения, я забыл про «достопочтенную», – оговорился Чейтер. – Не видели мою жену? – И вышел из кадра.

– Мистер Фосс, как я уже говорила, сначала я должна познакомиться со своими персонажами. Мне надо знать, как они будут реагировать. А уж потом…

Она вдруг замолчала. К двери подошел Тейверли. У Джона появилось странное чувство, что его фигура на экране стала объемной. Даром это не прошло: Эдит Фермой-Джонс наконец-то опомнилась и завершила свой монолог.

– Мистер Тейверли! – воскликнула она. – Нам уже пора?

– Автомобилисты готовы к отъезду, – ответил он. – Вам лучше поспешить.

– Неужели? Почему никто меня не позвал? Все, мистер Фосс, я лечу! Мы продолжим нашу интересную беседу позднее.

Когда она исчезла, Джон пробормотал:

– Надеюсь, вы не позволите себе излишне немилосердных мыслей, Тейверли, но я благодарю Бога за ваше вмешательство.

– Она учила вас писать роман? – улыбнулся тот. – Это бывает утомительно.

– И еще: благослови вас Бог за то, что не спрашиваете о моем самочувствии!

– Да, это тоже надоедает. Кстати, как вы?

– Стыдитесь! Я и так чуть не сошел с ума.

Тейверли посмотрел на часы.

– Уже почти половина одиннадцатого, – сообщил он. – Мне пора.

– Вы ждете Энн? – спросил Джон. – Или мне, как Чейтеру, нельзя забывать про «достопочтенную»?

Тейверли приподнял брови и расхохотался:

– У вас зоркий глаз и тонкий слух! Действительно, наблюдателю видна почти вся игра. – Он резко обернулся. – А вот и Энн – без «достопочтенной».

Джон чуть не разинул рот от удивления. Это была совсем не та Энн, какую он видел пару минут назад. И не Энн прошлого вечера. Это была новая Энн – взволнованная, искрящаяся, неистово веселая, беспричинно хохочущая.

– Идемте, Гарольд, идемте! – громко позвала она. – Какой день, какой день! Ура-ура!

Тейверли тоже уставился на нее. Но она схватила его за руку, и они убежали.

Джон проводил Энн взглядом. Беглецы не позаботились закрыть за собой дверь. Он пребывал в сильном волнении, не зная отчего.

Когда часы пробили один раз, в холле появился еще кто-то. Джон позвал, и на зов явилась Бесси.

– Не откажите закрыть дверь, – попросил он. У него уже не хватило бы сил на Балтина или Пратта.

– Конечно, сэр.

Бесси несла маленький поднос, и когда она закрывала дверь, Джон опять увидел на нем синее стекло, только на сей раз разбитое.