Читать книгу Дело о похищении Бетти Кейн. Исчезновение - Джозефина Тэй - Страница 4

Грант, Бетти, Роберт и Марион Шарп отправились осматривать дом, а Хэллам и служащая полиции остались в гостиной.

После того как девочка опознала кухню, она поднялась по лестнице и остановилась на площадке второго этажа.

– Мисс Кейн утверждала, – сказал Роберт, – будто второй лестничный марш был без ковра, но ковер здесь есть.

– Только до поворота, – отозвалась Марион. – Ковровая дорожка кончается как раз там, откуда снизу этого не видно. Так сказать, экономия времен королевы Виктории. В наши дни, если вы бедны, вы покупаете дешевую ковровую дорожку и застилаете ею всю лестницу. Но в те годы весьма и весьма считались с мнением соседей. Поэтому покупали дорожку получше, но покороче, и она кончалась там, откуда снизу этого не увидишь.

Девочка оказалась права и насчет третьего лестничного марша, ведущего на чердак. И тут тоже не было дорожки.

Чердак оказался низкой квадратной комнатушкой, потолок которой резко опускался с трех сторон, повторяя форму крыши. Единственным источником света было круглое окошко, выходящее на фасад. Черепичные плиты спускались от окошка к низкому белому парапетику. Окно было разделено рамой на четыре части, через одно стекло шла трещина. Окно, видимо, никогда не открывалось. Никакой мебели на чердаке не было.

«Какая противоестественная пустота, – подумал Роберт, – а ведь эта комната могла служить чуланом, складом ненужных вещей».

– Когда мы сюда переехали, тут валялось разное барахло, – сказала Марион, как бы отвечая на мысли Роберта, – но, коль скоро мы поняли, что бо́льшую часть времени придется обходиться без служанки, мы от этого барахла решили отделаться.

Грант вопросительно взглянул на девочку.

– Кровать стояла в этом углу, – заявила она, показывая на дальний угол, – а рядом был деревянный комод. А в этом углу, за дверью, было два чемодана и дорожный сундук с плоской крышкой. Еще был стул, но она его унесла после того, как я пыталась разбить окно. – Девочка говорила о Марион так равнодушно, будто ее рядом не было. – Я пыталась разбить вот это стекло.

Роберту показалось, будто трещина на стекле появилась не несколько недель назад, а куда раньше, но ничего не скажешь – она была налицо.

Грант прошел в дальний угол и наклонился, желая проверить пол, но можно было не наклоняться. Даже от двери, с того места, где стоял Роберт, можно было видеть следы, оставленные железными ножками кровати.

– Здесь была кровать, – подтвердила Марион. – Мы от нее отделались, как и от многих прочих вещей.

– Что вы с ней сделали?

– Дайте-ка вспомнить! Ах да. Мы отдали ее жене рабочего на молочной ферме в Стэйплс. Старший мальчик вырос из своей кровати, и мы им отдали нашу. Мы покупаем молочные продукты на этой ферме.

– Где вы держите пустые чемоданы, мисс Шарп? У вас есть еще чулан?

Впервые голос Марион дрогнул:

– У нас есть дорожный сундук с плоской крышкой, моя мать держит в нем свои вещи. Когда мы переехали в этот дом, в спальне стоял старинный комод. Мы его продали, и теперь мама пользуется этим сундуком, покрывая его ситцевой накидкой. Мои чемоданы я храню в шкафу на площадке второго этажа.

– Мисс Кейн, вы помните, что это за чемоданы?

– Да, конечно. Один – коричневой кожи с такими, знаете, медными штучками на углах, а второй – матерчатый в полоску.

– Ну что ж, описание довольно точное.

Грант еще немного задержался в комнатушке, внимательно оглядывая ее, постоял у окна, изучая открывавшийся оттуда вид, затем повернулся к присутствующим.

– Можно взглянуть на чемоданы в шкафу? – спросил он Марион.

– Разумеется, – ответила она; вид у нее был несчастный.

Внизу на площадке она открыла дверцу шкафа и отошла в сторону. Роберт тоже отступил, чтобы не мешать. Случайно взглянув на девочку, увидел, что лицо ее осветилось торжеством, совершенно изменившим это спокойное полудетское личико. Роберт был буквально потрясен. В этом ликовании было нечто дикарское, жестокое и так удивительно не вязавшееся со всем обликом скромной школьницы – гордости своих опекунов и наставников.

На полках шкафа лежали стопки постельного белья, а внизу – четыре чемодана. Два больших, фибровых, а два других – точно такие, как описала девочка: один кожаный, другой матерчатый.

– Эти чемоданы? – спросил Грант.

– Да, – ответила девочка, – эти два.

– Я не собираюсь снова беспокоить мою мать, – заявила Марион с внезапным раздражением. – Да-да, сундук в ее комнате, большой и с плоской крышкой. Он стоит в ее спальне последние три года.

– Хорошо, мисс Шарп. А теперь, с вашего позволения, мы пойдем в гараж.

Позади дома, в бывшей конюшне, превращенной ныне в гараж, маленькая группа принялась разглядывать старый, видавший виды автомобиль. Грант вслух прочитал описание, сделанное девочкой. Оно вполне подходило к этому автомобилю. «Впрочем, подошло бы оно и к тысячам других автомобилей, бороздящих дороги Англии», – подумал про себя Блэр. Но Грант читал дальше. «Одно колесо окрашено серым, но другого оттенка, чем остальные колеса, и кажется, будто оно от другой машины. Это переднее колесо, и его-то я и увидела, когда стояла на перекрестке», – закончил Грант.

В наступившем молчании четверо людей вглядывались в переднее колесо, отличавшееся от других более темной окраской. Добавить тут, казалось, нечего.

– Благодарю вас, мисс Шарп, – произнес наконец Грант, пряча свой блокнот. – Вы были очень любезны и помогали нам, и я весьма признателен. Скажите, я могу связаться с вами по телефону в ближайшие дни, если понадобится еще раз вас побеспокоить?

– Да, конечно, инспектор. Мы не собираемся никуда уезжать.

Грант поручил девочку служащей полиции, и обе она ушли не оглянувшись. Затем удалился Грант вместе с Хэлламом. У Хэллама по-прежнему был такой вид, словно он извинялся за непрошеное вторжение.

Марион проводила их до передней, оставив Блэра в гостиной. Затем вернулась, неся поднос с бутылкой шерри и стаканы.

– Я не приглашаю вас остаться ужинать, – сказала она, ставя поднос и разливая вино. – Отчасти потому, что наши ужины – это весьма скромные сэндвичи и мало похожи на то, к чему вы привыкли. Между прочим, обеды и ужины вашей тетушки славятся по всему Милфорду, даже я о них слышала… Ну а отчасти потому, что, как сказала мама, уголовщина и психиатрия не по вашей специальности.

– Кстати, о моей специальности, – заметил Роберт. – Поняли ли вы, что у девочки перед вами огромное преимущество? Я имею в виду ее показания. Если предмет в указанном ею месте находится, это свидетельствует в ее пользу. Если его там нет, то это не может служить вам оправданием, а будет просто означать, что вы от этого предмета постарались отделаться. Если бы, скажем, в шкафу не оказалось чемоданов, она могла бы сказать, что вы избавились от них, так как они стояли на чердаке и она их видела.

– Но она описала их, никогда в глаза не видев!

– Вы хотите сказать – описала два чемодана. Если бы ваши четыре чемодана были одинаковыми, ну, что называется, из одного гарнитура, то у нее был бы один шанс из пяти оказаться точной. Но у вас чемоданы разные и все, скажем прямо, стандартные. Значит, у нее были почти равные шансы угадать правильно.

Он взял стакан шерри, отхлебнул и удивился: вино оказалось просто великолепным.

Марион улыбнулась:

– Мы экономим, но только не на вине!

Роберт почувствовал, что краснеет. Неужели его удивление было так заметно?

– А теперь поговорим об автомобильном колесе, – продолжала Марион. – Как она могла знать, что одно колесо более темного цвета? Да и вообще – все сплошная загадка! Каким, например, образом она знала мою мать, меня, знала даже, как выглядит наш дом? Ворота у нас всегда закрыты, если б даже она их открыла… впрочем, не могу себе представить, почему вдруг она забрела бы на нашу пустынную дорогу. Так вот, даже если б она их открыла, все равно она ничего б не узнала ни о моей матери, ни обо мне…

– А не могла она, случайно, быть знакомой с вашей служанкой или с вашим садовником?

– У нас никогда не было садовника, на участке ничего не растет, кроме травы. А служанки нет вот уже целый год. Раз в неделю приходит девушка с фермы и помогает убирать дом.

Роберт посочувствовал хозяйке: дом велик и без прислуги обходиться трудно.

– Да, но мне вот что помогает. Я не из тех женщин, которые кичатся своим жильем перед соседками. А главное – иметь наконец собственное жилище так чудесно, что я готова мириться с любыми трудностями. Старый мистер Кроуль был двоюродным братом моего отца, но мы с ним не встречались. Мама и я много лет жили в лондонском пансионе. – Уголок губ дрогнул в кривой усмешке. – Вы не можете себе представить, какой популярностью пользовалась мама среди обитателей пансиона! – Усмешка исчезла. – Отец умер, когда я была совсем маленькой. Он был из породы оптимистов, из тех, кто всегда надеется завтра разбогатеть. Но в один прекрасный день, поняв, что все рухнуло, он покончил с собой, и маме пришлось выпутываться в одиночку.

Роберт подумал, что это в какой-то мере объясняет характер миссис Шарп.

– У меня не было никакой профессии, пришлось хвататься за все, что подворачивалось. Только разве в экономках никогда не бывала – терпеть не могу домоводство, а так служила в магазинах, торгующих абажурами, цветами, разной мелочью. Когда старый мистер Кроуль умер, я работала в кафе. Знаете, есть такие кафе, где по утрам собираются дамы и сплетничают. Да, это нелегко.

– Что – нелегко?

– Представить меня среди чайных чашек.

Роберт, не привыкший к тому, чтобы читали его мысли, – тетушка Лин не была способна следовать за ходом мысли собеседника, даже если ей все внятно объяснили, – был и растерян, и сконфужен. Но Марион, забыв о своем собеседнике, продолжала:

– И вот, когда мы только-только стали привыкать к мысли, что у нас есть дом, что мы не беззащитны, надо же было такому случиться!..

Впервые после телефонного звонка, когда Марион попросила о поддержке, Роберт ощутил желание ей помочь…

– И все потому, что какой-то девчонке понадобилось алиби, – сказал он. – Надо бы разузнать, что это за особа Бетти Кейн.

– Я могу вам кое-что о ней сообщить. Она сверх меры сексуальна.

– Это что же, женское чутье?

– Нет. Сама-то я не слишком женственна, и чутья на это у меня нет. Но такой цвет глаз, причем не важно – у мужчины или у женщины, явно свидетельствует о чрезмерной сексуальности. Темный, непрозрачный голубой цвет или, если угодно, поблекший синий – можете мне поверить на слово!

Роберт усмехнулся. Что бы она там ни говорила, сама она как раз женственна, даже очень!

– И не вздумайте смотреть на меня свысока лишь потому, что в словах моих нет вашей юридической логики, – добавила она. – Переберите-ка своих знакомых, и вы убедитесь, что я права.

И Роберт тут же вспомнил Джеральда Бланта, героя нашумевшего милфордского скандала. Конечно же, у Джеральда именно такой цвет глаз. И такой же цвет глаз у Артура Валлиса, который… Да ну ее, эту Марион Шарп. Не имеет она права делать глупые обобщения и при этом попадать в точку!

– Интересно бы узнать, что она делала в течение этого месяца, – сказала Марион. – Между прочим, я ужасно рада, что ее как следует избили. Есть по крайней мере кто-то, кто правильно оценил эту девочку. Надеюсь рано или поздно с ним познакомиться и пожать ему руку.

– С «ним»?

– Думаю, это был «он».

– Ну-с, – сказал Роберт, вставая, – я сильно сомневаюсь в том, что Гранту захочется доводить дело до суда. Показания девочки против ваших показаний, и никаких иных доказательств ни с той, ни с другой стороны нет. Против вас будет ее заявление, весьма обстоятельное и подробное. Против нее будет явная неправдоподобность всей этой истории. Вряд ли Гранту удастся добиться судебного разбирательства.

– Но ведь дойдет ли дело до суда или застрянет в папках Скотленд-Ярда, разница невелика. Рано или поздно об этом начнут говорить, пойдут сплетни. Пока все это не прояснится, успокаиваться нельзя.

– Значит, непременно прояснится, если уж я за это взялся. Но полагаю, нам следует денек-другой подождать, посмотреть, что собирается предпринять Скотленд-Ярд. У них куда больше возможностей добраться до истины, чем у нас с вами.

– Такие слова в устах адвоката – ценная похвала честности полиции.

– Поверьте мне, истина как таковая может быть добродетелью, но Скотленд-Ярд давно убедился в том, что истина необходима для дела. Им просто невыгодно, поймите, заменять ее чем-нибудь другим.

– Ну а если дело дойдет до суда, – спросила она, провожая его к двери, – если приговор будет вынесен, чем это нам грозит?

– Не могу сказать точно: то ли два года тюрьмы, то ли семь лет принудительных работ. Я вам уже говорил, что основательно подзабыл Уголовный кодекс. Но я непременно справлюсь.

– Да, прошу вас. Это, знаете ли, довольно существенно.

Ее иронический тон пришелся ему по душе. Особенно если учесть, что впереди ее могло ожидать уголовное обвинение.

– До свидания. Спасибо, что приехали. Вы меня здорово поддержали!

А Роберт, направляясь к воротам, вспомнил, что чуть было не вручил ее судьбу в руки Бена Карлея, и почувствовал, что краснеет.