Читать книгу Чертоги памяти - Джулиан Седжвик - Страница 8

Жизненно важный час потерян понапрасну, пока Дэнни томится в кабинете на Французском вокзале и пытается измыслить способ бегства. Похоже, контролер относится к своей задаче охранять безбилетника очень ревностно. Ни на секунду не купился на рассказ Дэнни, что тот, мол, едет к родственникам и просто потерял билет уже после посадки.

– В моем списке тебя нет. Значит, ты безбилетник. Звоню в полицию.

Вот же не повезло, что он таки меня нашел, уныло думает Дэнни. Но папа ведь говорил, что везения или невезения не бывает: «Сынок, ты сам творец своей удачи или неудачи». Выходит, это я сам сплоховал. Может, выпадет еще случай исправиться, рвануть прочь и затеряться в толпе. Сейчас же утро, час пик…

Однако за стеклянной дверью комнаты, куда открывается кабинет, маячат другие контролеры и полицейские. Окна нет, других дверей тоже – а по выражению лица человека за столом непохоже, чтобы он прямо так разрешил своему пленнику взять и уйти на все четыре стороны. С решительным видом он набирает номер на телефоне.

Раздосадованный Дэнни вытаскивает из кармана новенькую колоду игральных карт и принимается стремительно их тасовать и красиво перебрасывать из руки в руку. Контролер замирает, поднимает голову, внимательно глядя на мальчика и порхающую колоду.

Дэнни ловит на себе этот взгляд и, не упуская шанс, выхватывает верхнюю карту. Червовый король. Дэнни подставляет его под луч солнца. Неуловимое движение рукой – и карта исчезла. Быстрый, аккуратный, ловкий трюк: кажется, будто усатый король подмигнул и в следующий миг растаял в воздухе.

Контролер медленно приподнимает брови:

– Ого. Любишь les cartes?

Дэнни улыбается:

– Oui. Да.

– Умеешь показывать фокусы? Ну-ка, продемонстрируй что-нибудь.

– Идет, – говорит Дэнни, чувствуя, что ветер начинает меняться, улавливая в глазах своего противника легкий намек на улыбку. – Чего хотите?

– Ну например, можешь вернуть короля на место? Наверняка прячешь в правой руке. – Он тихонько опускает трубку на место. – Я и сам слегка балуюсь magie.

Попался!

– Но если так, кому, как не вам, знать, что он совсем даже и не там, – жизнерадостно отзывается Дэнни. – Давным-давно не там. Смотрите.

Он поднимает правую руку, тыльной стороной к охраннику. Ничего. Легкий изгиб запястья, мгновенное движение пальцев – Дэнни разворачивает руку, демонстрируя пустую ладонь. – Видите? Нету его.

– Alors![17] А где ж он тогда? – любопытствует контролер, улыбаясь уже шире. Берет приманку.

– Да вот же, у вас за ухом!

Дэнни протягивает руку и преловко выуживает короля из-за уха контролера. Тот подпрыгивает на месте от неожиданности, а потом, расплывшись в улыбке, тихо аплодирует мальчику.

– Ну ладно, mon petit[18]. У меня к тебе уникальное предложение. Ты мне за полчаса показываешь этот трюк – учишь, как его делать. А я потом отпираю дверь – и фьюить! Бежишь прочь. И никаких вопросов. Ça va?[19]

– Oui. Ça va, – улыбается Дэнни.

Контролер честно держит слово. Через сорок минут Дэнни свободен и уже едет на такси к собору Саграда Фамилия.

Барселона стряхивает сон, принимается за café con leche[20] и пончики. Шум машин, пульсация приезжих и самых ранних, неугомонных туристов. Под лучами неяркого осеннего солнца белеют платаны. На ставнях магазинов и ресторанов больше граффити, чем запомнилось Дэнни по прошлому разу, на тротуарах больше мусора. Больше бездомных пробирается по утренним улицам, волоча за собой раздутые от пожитков пластиковые мешки. Барселона осталась в памяти Дэнни яркой, разноцветной, полной жизни и сил. Сейчас она кажется старше, утомленнее и все никак не может развеять ночное оцепенение. Стала словно менее дружелюбной. Обман памяти, быть может.

А вот этого уж точно не было прежде: с балконов свисают бесчисленные каталонские флаги. Красные и желтые полосы беспокойно подергиваются на ветру.

Какой она будет – встреча с труппой? Что он скажет Заморе, Розе, клоунам? Беспокойство скручивает внутренности мальчика тугим узлом.

И кем он станет для них? Убитым горем сыном одного из отцов-основателей? Вернувшимся героем, только что чудом обманувшим смерть в Гонконге? Или незваным гостем, путающейся под ногами обузой?

А может ведь быть и хуже, соображает он. Вдруг «Сорок девять» держат труппу под наблюдением? Вдруг кто-то из циркачей уже поджидает меня? Вдруг я сам лезу в львиное логово? Что ж, по крайней мере, на моей стороне элемент внезапности. Даже если Лора и подняла тревогу, никто не догадается, что я здесь, пока я сам не объявлюсь… Просто надо держаться смелее.

Такси сворачивает за угол – и перед Дэнни во всей красе возносится к неподвижным облакам Саграда Фамилия. Подозрения, уж не преувеличили ли детские воспоминания его размер, мгновенно улетучиваются из головы. Собор куда больше – и безумнее! – чем помнилось мальчику. Настоящая гора из камня и бетона! Башни и парапеты украшены скульптурами, соседние здания по контрасту кажутся совсем крошечными. А над всем этим вечным строительством покачивается стрела подъемного крана. Свисающий со стрелы огромный каменный блок съеживается, исчезает на фоне этакой громады.

Вот это подмостки! Вот это сцена! Место, где «Мистериум» возродится заново. На лесах даже уже висит длинное рекламное полотнище. Буквы в человеческий рост гордо кричат одно-единственное волшебное слово: «Мистериум». Пульс у Дэнни несется вскачь.

Свершилось! Я здесь, я вернулся! Радостное волнение наконец вскипает волной. И уже непонятно, от волнения ли, от нервов мальчик неловко возится с мелочью, расплачиваясь с таксистом.

Дэнни вылезает из машины…

…и, обернувшись, оказывается лицом к лицу с Дарко Бланко.

Серовато-серебристые глаза метателя ножей расширяются от изумления, но не так сильно, как можно было бы ожидать. Он приподнимает брови – словно бы отдавая должное загадочным путям, которыми движется мир. По обветренному небритому лицу расползается улыбка:

– Дэнни! Какими судьбами?

Мягкий восточноевропейский акцент Дарко звучит так знакомо, так непринужденно – как будто они продолжают разговор, прервавшийся лишь на пару минут, а не на год с лишним. В одной руке циркач держит черный чемоданчик, тот самый, в котором хранит набор острых, как бритва, метательных ножей. В другой – картонный поднос со стаканчиками кофе. Над головой зеленой вспышкой проносится дикий зеленый попугайчик, пронзительный крик звенит в воздухе.

– Услышал про возрождение цирка. Вот – захотел посмотреть, – с запинкой отвечает Дэнни.

– Ну, мы еще не откатали программу как следует. Ты уж будь к нам снисходителен.

А ты не очень-то удивился при виде меня, думает Дэнни. Но опять же, старину Дарко ничем из равновесия не вышибить. Один-единственный раз он видел Дарко и в самом деле потрясенным: после пожара. Пепельно-бледный, он много дней отмалчивался, глубоко уйдя в себя.

Сейчас он разглядывает Дэнни. Свободная белая рубаха раздувается на ветру, черные сапоги крепко стоят на мостовой.

– С тобой точно все в порядке? А то вроде бы ты слегка нервничаешь.

Дэнни оглядывается, смотрит на стекающиеся к собору толпы. Убраться бы поскорее с улицы.

– Можно войти?

– Ну разумеется, – отвечает Дарко. – Роза, правда, в ОТВРАТИТЕЛЬНОМ настроении. Два дня до премьеры. А Замора все еще что-то отрабатывает.

– Вы все здесь? – интересуется Дэнни, кивая на громаду собора. – Летучие Акробатки? Клоуны?..

– Все наши, – подтверждает Дарко. – Кроме, конечно, твоих бедных мамы с папой. – Он вздыхает и покачивает головой. – И этой крысы, Джимми Торрини. Не думаю, что мы его еще увидим.

– Да, это вряд ли, – соглашается Дэнни, торопясь перебраться через тонкий ледок эмоций. – А все остальные?

– Да, даже Герцог, – подтверждает Дарко, словно бы подхватив нить его размышлений.

– А откуда ты понял, что я сейчас думаю про Герцога?

– Ты обшаривал глазами мостовую – словно высматривал очень низенького друга. Значит, либо Замора, либо пес. Ну и выражение лица у тебя было попроще, чем для Заморы.

Дэнни и забыл, как хорошо Дарко владеет техникой «холодного чтения»[21] – почти как папа. Видит ли он меня насквозь? Что я нервничаю – это он заметил. Может, надо бы рассказать ему, что я вспомнил…

Но метатель ножей уже разворачивается и шагает прочь мимо длинной очереди туристов, дожидающихся открытия собора.

Неподалеку от входа группка одетых в отрепья женщин держит картонки с жалобными надписями и умоляюще тянет руки к прохожим. Сморщенные, потемневшие от голода лица, к коленям льнут чумазые, не-ухоженные ребятишки. Безнадега.

– А давай им что-нибудь подадим? – просит Дэнни.

– Толку в этом никакого, – отзывается Дарко Бланко, – но очень уж я мягкосердечен. Вот – посмотри у меня в правом кармане.

Одна из нищенок дергает Дарко за рукав. Вытаскивает из сумки два больших апельсина, предлагает их взамен денег.

– Gracias[22], – благодарит Дарко. – Эй, Дэнни, подержи-ка мой чемоданчик.

Вот это уже совсем хорошо. Возможность поднести чемоданчик Дарко дает Дэнни роль. Крохотную зацепку для возвращения в труппу. Может, мне разрешат помогать Фрэнки с монтажом, думает он. Приносить пользу.

Балансируя подносом с кофе на кончиках пальцев левой руки, Дарко правой рукой берет апельсины и принимается жонглировать ими – длинными, ленивыми бросками. На лицах детишек расцветают улыбки.

– Идем, Дэнни. Мы еще можем выйти из всего этого хоть с каким-то достоинством… если я не уроню чертов поднос…

Шагах в двадцати от них в очереди неподвижно стоит фигура в зеленом. Стекла солнечных очков отражают взлетающие апельсины, Дарко, Дэнни, массивный вход в собор. Солнце плещет белыми всполохами на коротко остриженных, высветленных перекисью волосах, играющей на лице полуулыбке – но что вызвало эту улыбку, поди пойми.