Читать книгу Неприступный герцог - Джулиана Грей - Страница 3

«Хоть конь рад меня видеть», – подумал Уоллингфорд, хотя причиной радости Люцифера было скорее всего яблоко в руке хозяина.

– Какой же ты прожорливый, старина, – промолвил Уоллингфорд, наблюдая за тем, как яблоко исчезает с его затянутой в перчатку ладони. Он снял перчатку с руки и погладил коня по лбу. – Вообще-то я не должен здесь находиться, потому что это наверняка приведет к разного рода проблемам.

Конь фыркнул и ткнулся носом в грудь хозяина, оставив на его сюртуке яблочную мякоть.

– Тебе легко говорить, старина, – вздохнув, произнес герцог, – тебя лишили способности к воспроизведению потомства.

Люцифер вновь тихонько фыркнул.

– Хотя, знаешь, в этом твое счастье, – сказал Уоллингфорд, продолжая чесать лоб коня, вытянувшего от удовольствия шею. – От женщин одни проблемы, хотя иногда с ними бывает довольно приятно провести время. А с этой вряд ли что-то получится, разве только я окажусь еще большим негодяем, чем думает обо мне дед.

Над головой герцога дождь барабанил по черепичной крыше, но внутри воздух был пропитан влажным теплом и простыми земными запахами соломы, лошадиного пота и навоза.

– Интересно, что она хотела этим сказать, – негромко рассуждал Уоллингфорд, гладя шелковистую шкуру гнедого, кажущуюся темно-коричневой в тусклых отблесках фонаря. – С какой стати она назначила встречу в конюшне? Представляешь, написала записку по-итальянски, словно я не догадаюсь, что это не почерк служанки. – Герцог покачал головой. – Я конченый глупец, правда? Слишком долго находился без женского общества. Целых четыре недели, Люцифер.

Мерин тихонько заржал от удовольствия и запрядал ушами.

– Я совсем потерял голову. Ничего в ней такого нет. Обычная девушка. Каштановые волосы, карие глаза. Хотя нет, не совсем карие. Такие, знаешь, с золотистым отливом, напоминающие по цвету херес. Немного светлее, чем у ее сестры. А лицо! Они с Александрой очень похожи, и все-таки она совсем другая. Есть в ней какая-то свежесть и изысканность, которую я не могу описать…

– Синьор? – раздался в полумраке конюшни голос.

Уоллингфорд уткнулся лбом в шею коня и глубоко вдохнул.

– Не утруждайтесь, мисс Харвуд. Я знаю, кто вы.

– О дьявол, – произнесла Абигайль уже менее сладко. – В таком случае, зачем вы сюда пришли?

Герцог еще раз вздохнул, а потом выпрямился и обернулся.

Она стояла в окружении роящихся в воздухе пылинок. Ее голова была покрыта тонкой шерстяной шалью, карие глаза смотрели на него вопросительно, а их внешние уголки слегка приподнимались, как у старшей сестры. Хотя одно небольшое отличие имелось. Уоллингфорд всегда сравнивал глаза леди Морли с кошачьими, в то время как мисс Абигайль казалась ему эльфом – грациозным, озорным и очень обворожительным. Она сняла с головы шаль, и ее волосы заблестели в тусклом свете фонаря, напомнив своим оттенком глянцевую скорлупу спелого каштана.

– Ваша светлость?

Уоллингфорд выпрямился и произнес высокомерно:

– Я пришел сюда, чтобы указать на крайнюю неуместность назначения встречи с незнакомцем в конюшне. Сожалею, что ваша сестра этого не сделала.

– Но вы не незнакомец, – с улыбкой сказала Абигайль. – Мы целый час беседовали за ужином.

– Даже не пытайтесь состязаться со мной в остроумии, юная леди.

– О! – Абигайль поежилась. – Скажите это еще раз, прошу вас.

– Я сказал, даже не… – Герцог осекся и сложил руки на груди. – Послушайте, что вы все-таки здесь делаете? Вам, как и мне, прекрасно известны правила.

– О да, правила мне известны. Но ведь они для того и созданы, чтобы их нарушать. – На губах Абигайль все еще играла очаровательная улыбка, освещающая все вокруг.

«Чтобы их нарушать…»

Плоть Уоллингфорда внезапно восстала, движимая неожиданно пробудившимися инстинктами.

– Святые небеса, – с трудом вымолвил он, – вы же не хотите сказать…

Абигайль рассмеялась и протестующе подняла руку.

– О нет! Все не так, как вы думаете. Я понимаю, что предвкушение играет в амурных делах не последнюю роль.

– Предвкушение, – ошеломленно повторил Уоллингфорд.

– Да, предвкушение. Я знаю, что в любви вы настоящий эксперт, но сегодня нам лучше ограничиться всего лишь поцелуем. Вы со мной согласны?

– Поцелуем?

Абигайль вновь рассмеялась.

– Вы ведете себя прямо как конюх, с которым я встретилась перед ужином. Точно таким же тоном, как вы, он произнес: «Un bacio».

Уоллингфорд ошеломленно сделал шаг назад.

– Конюх?

– О да. Он был немало удивлен, как мне показалось. Но быстро пришел в себя…

– Представляю.

– …и очень мило выполнил мою просьбу. Это ваш конь? Ты чудесное животное, да, мой дорогой? – Абигайль прошла мимо графа и взяла морду Люцифера в ладони. – Да, мой милый, ты действительно восхитителен. Замечательный породистый конь.

Обрадованный Люцифер тихонько заржал.

Уоллингфорд покачал головой:

– Послушайте, мисс Харвуд. Вы хотите сказать, что целовались с конюхом? Здесь?

– Да, а еще мы обнимались. И кстати сказать, поцелуй итальянца был намного приятнее, чем у конюха нашей конюшни.

– У конюха вашей конюшни? – Уоллингфорду показалось, что пол закачался и начал проваливаться у него под ногами. Ему даже пришлось ухватиться за деревянное ограждение стойла Люцифера, чтобы не потерять равновесие.

– Да, его зовут Патрик. – Абигайль повернулась к герцогу: – Он брат одной из служанок моей сестры. О! Ха-ха-ха! Я знаю, что вы подумали. Нет, нет, уверяю вас, я не целуюсь с кем попало и где попало. – Абигайль принялась гладить голову Люцифера, и Уоллингфорд готов был поклясться, что конь ему подмигнул.

– Прошу прощения, мисс Харвуд, что пришел к подобному неуместному умозаключению.

– О, какой вы грозный! Вы всегда так вскидываете брови? Как там у Шекспира? «Пускай над ними нависают брови, как выщербленный бурями утес над основанием своим, что гложет свирепый и нещадный океан»[3].

– Вы совсем с ума сошли?

– Нет, совсем немного, поверьте. Я уже сказала, что, как правило, не целуюсь с конюхами. А если подобное вдруг случилось, то это всего лишь часть эксперимента.

– Да вы действительно сошли с ума!

– Вам легко говорить. Уверена, у вас отбоя нет от молочниц и служанок всех возрастов с тех самых пор, как вам сменили панталоны на брюки.

Уоллингфорд вознамерился возразить, но не нашел слов.

– Вот видите? В то время как я, благовоспитанная молодая леди, которая всего месяц назад отпраздновала свой двадцать третий день рождения…

– Двадцать третий!

– Да. – Абигайль вздохнула. – Понимаю, что выгляжу смешно. И тем не менее я стою здесь с вами и пребываю в совершенном отчаянии. Ведь я вознамерилась подыскать себе любовника до конца этого года.

– Любовника? А почему не мужа?

– О, я не собираюсь выходить замуж. Ну, если только дядя не принудит выйти замуж за какого-нибудь отвратительного богача, подвесив Александру над ямой с гадюками, чтобы вырвать у меня согласие…

– Над ямой с гадюками?

– Ну или с кобрами. Они тоже весьма ядовиты. Или с какими-то другими гадами. Знаете, я где-то прочитала, что шесть из десяти самых ядовитых змей в мире обнаружены в Австралии. Остается лишь удивляться, почему люди вообще соглашаются там жить. Хотя, думаю, у них просто нет выбора.

Абигайль замолчала, и Уоллингфорд откашлялся.

– Но вы все же хотите избежать подобного развития событий и собираетесь вести жизнь, полную бесчестья, и сознательно грешить перед Богом и людьми.

– Нет, ты только послушай! – Абигайль почесала Люцифера за ушами, а потом грустно улыбнулась. – Скажите, ваша светлость, сколько лет вам было, когда вы впервые переспали с молочницей?

Пятнадцать. Это слово едва не сорвалось с губ захваченного врасплох Уоллингфорда, но он все же успел сдержаться. Да, ему было пятнадцать лет. Он проводил лето в родовом поместье на севере, в то время как мать поправляла здоровье на побережье, а отец испускал последний вздох в старинной спальне Уоллингфордов, подорвав здоровье чрезмерными возлияниями и падением с лошади, нанесшим решающий удар по его многострадальной печени. Да, Уоллингфорду было всего пятнадцать лет, и он чувствовал себя очень одиноким. Сестра вышла замуж, а брата отправили к тетке. Предоставленный себе, он целыми днями бродил по поместью под грузом готового свалиться на него титула, одинокий и возбужденный, каким может быть лишь подросток. Молодая работница с фермы – да, именно она, черт бы побрал проклятую проницательность мисс Харвуд! – без труда завоевала его внимание.

И кстати сказать, тогда Уоллингфорд совершенно не чувствовал себя согрешившим. Все это пришло позже.

– Даже не пытайтесь обсуждать со мной подобные вещи, мисс Харвуд, – произнес он. – Мы здесь не для того, чтобы выяснять разницу между мужчинами и женщинами.

– Совершенно с вами согласна. Мы проведем здесь всю ночь, ибо более тупоголового и упрямого мужчины я еще не встречала ни разу в жизни. Вообще-то это служанка сказала, что, если я хочу выбрать себе лучшего любовника из всех возможных, нужно поцеловаться с разными молодыми людьми, дабы понять собственные предпочтения. Первым был лакей Джон…

– Лакей Джон?

– А потом его брат Джеймс – тоже лакей…

– Ну конечно.

Абигайль продолжала загибать затянутые в перчатки пальцы.

– Был еще Патрик. Как раз перед нашим отъездом. Так что видите: это вряд ли можно назвать распутством. Скорее простым любопытством.

Уоллингфорд оглядел изящную фигурку девушки, неземные черты ее лица и ударил кулаком по старому деревянному столбу, подпиравшему крышу.

– Но ведь вы рисковали! Святые небеса! Редкий мужчина согласится довольствоваться единственным поцелуем.

– Почему?

– Потому. Поцелуй – всего лишь прелюдия, поэтому ни одна благовоспитанная молодая леди не станет начинать с того, что может повлечь за собой продолжение.

– Глупости. Поцелуи сами по себе очень приятны. Если, конечно, партнер умеет целоваться. Вы хотите сказать, что никогда не целовались лишь ради поцелуя?

– Нет, – ответил Уоллингфорд и тут же понял, что солгал. Было время, когда он считал, что поцелуи – это самое сладкое удовольствие, какое только может быть на свете.

Когда молочница увлекла его за собой в высокую сочную траву луга и накрыла его губы своими, Уоллингфорду даже в голову не пришло запустить руку ей под юбку или приспустить лиф платья, чтобы увидеть грудь. Нет, он не мог думать ни о чем, кроме ее губ и маленьком сладком язычке, касающемся его языка. Так они и лежали, целуясь, на протяжении целого часа, пока их не спугнуло стадо коров. Впрочем, спустя неделю очаровательная молочница все же лишила Уоллингфорда невинности на сеновале, и произошедшее затмило собой все, что было прежде. Но в тот первый невинный час поцелуев было достаточно. Они были для Уоллингфорда верхом блаженства.

– Нет, – повторил герцог, – ни один мужчина не ограничится поцелуями, если может получить больше. И он возьмет свое – силой или с помощью уговоров, если он настоящий мерзавец или пребывает в отчаянии. Вы ходили по лезвию бритвы, мисс Харвуд. Просто удивительно, что вас никто не изнасиловал и не опозорил.

– Ну, раз уж вы об этом заговорили, должна признаться, что Гарри Стаббс научил меня одному хитроумному приему, от которого мужчина тотчас же теряет сознание, так что я вполне…

– Кто такой Гарри Стаббс, черт возьми?!

– Один парень из паба. Славный малый. Научил меня всему, что я знаю о лошадях. Прежде чем стать букмекером, он промышлял подделкой документов.

Уоллингфорду показалось, что из его легких откачали воздух. Ухватившись за столб, он смотрел в честные, цвета хереса, глаза мисс Абигайль Харвуд, на ее изогнутые в улыбке губы и кожу, светящуюся изнутри, точно выставленное на солнце масло.

– Мисс Харвуд, – еле слышно промолвил он, – вы самая удивительная женщина из тех, что я когда-либо встречал.

Абигайль вскинула брови, и ее глаза просияли.

– О, благодарю вас! Почту эти слова за величайший комплимент. Ведь вы наверняка встречали на своем пути самых разных и очень интересных людей.

– Вообще-то это был не комплимент.

– О, ваша светлость! – Абигайль повернулась и поцеловала Люцифера в нос. – Вы еще многого не знаете о женщинах.

Уоллингфорд почувствовал себя уязвленным.

– Раз уж на то пошло, я знаю все, что мне надлежит знать. Например, то, что вам не следует разгуливать без сопровождения по итальянским конюшням посреди ночи. Именно поэтому вы должны немедленно вернуться в свою комнату.

– Я не могу этого сделать.

Абигайль склонила голову набок, искоса взглянула на герцога, и он пропал. Пропал! Мир вокруг словно перестал существовать, уменьшившись до размеров этого красивого чарующего существа с лучистыми кошачьими глазами, которые смотрели на Уоллингфорда так, словно их обладательнице были известны все его сокровенные тайны.

– Почему? – выдохнул герцог.

– Потому что вы еще меня не поцеловали. – Мисс Харвуд медленно повернулась. – Впрочем, возможно, вы вовсе и не собирались меня целовать.

Дождь забарабанил по крыше сильнее, в отдалении прогремел раскат грома. Пламя фонаря мигнуло и задрожало. Казалось, здание стонет под порывами ветра. Люцифер принялся перебирать ногами, а потом выгнул длинную шею, настороженно повел ушами и посмотрел на своего хозяина, словно хотел спросить: «Ну что, старик?»

Только вопросы были ни к чему. Уоллингфорд просто не имел выбора. Причем с того самого момента, когда мисс Абигайль Харвуд впервые вплыла в зал гостиницы и стряхнула со шляпы дождевые капли, тотчас же образовавшие светящийся ореол над ее головой.

Уоллингфорд шагнул вперед.

– Кто-нибудь говорил вам, мисс Харвуд, – глухо проворчал он, – что свои желания нужно высказывать с большой осторожностью?

Абигайль запрокинула голову.

– О, – восторженно прошептала она и положила ладони на грудь герцога. – Бергамот.

– Бергамот?

– От вас пахнет бергамотом, я с ума схожу по этому запаху.

Несколько мгновений Уоллингфорд смотрел на Абигайль, завороженный написанной в ее глазах радостью предвкушения. Когда в последний раз леди смотрела на него столь же искренне и естественно? Ему нравилось ее лицо. Уоллингфорд взял его в ладони, наклонился, накрыл ее губы своими, и в то же самое мгновение он – неприступный герцог Уоллингфорд – снова превратился в пятнадцатилетнего мальчишку. Солнце вновь грело его голову, сочная трава щекотала лицо, одурманивая своим теплым ароматом, а пухлые губы пылко отвечали на его призыв, словно их обладательница вообще не собиралась останавливаться, словно этот поцелуй был для нее всем.

Только эти губы благоухали вином и сливочным десертом, кожа пахла душистым мылом, а вовсе не коровьим навозом и прокисшим молоком. На его поцелуй отвечала Абигайль Харвуд, маленький сказочный эльф, излучающий жизнь, юность и изобретательность, коих сторицей хватило бы на двоих. Она прижималась к груди мужчины, как если бы встала на носочки в попытке сократить разделяющее их расстояние.

Уоллингфорд поднял голову и прошептал:

– Мисс Харвуд!

– Абигайль, – сказала она.

Уоллингфорд обхватил руками талию Абигайль, приподнял ее и сделал несколько твердых шагов по направлению к стойлу Люцифера. Ноша оказалась легкой и податливой в его руках, изящной, но в то же время сильной. Уоллингфорд позволил Абигайль соскользнуть к стене стойла, когда вновь накрыл ее губы в поцелуе. Только теперь он действовал более напористо, проведя языком по нежному изгибу губ.

– О, – выдохнула Абигайль, и язык герцога ворвался в ее приоткрытый рот.

Теперь она стояла на полу, прижимаясь спиной к стене стойла, а герцог упирался в деревянную поверхность руками, ибо Абигайль отвечала на его поцелуй столь страстно, что он с трудом держался на ногах. Абигайль обвила шею герцога руками, ее губы дрожали и раскрывались ему навстречу, а согнутая в колене нога коснулась его лодыжки.

Словно сквозь пелену тумана до слуха Уоллингфорда донеслось недовольное фырканье Люцифера.

– Отстань, – пробормотал Уоллингфорд.

– Что? – испуганно охнула мисс Харвуд.

– Я сказал, отстань! – прорычал герцог, а потом обратился к Абигайль: – Ничего, моя дорогая. – И вновь погрузился в карамельно-сладкие глубины ее рта.

Голос разума твердил герцогу, что мисс Абигайль Харвуд не простая деревенская девушка, не скучающая жена иностранного дипломата, и ему лучше было бы воспринять фырканье собственного коня как предостережение и немедленно остановить это сумасшествие.

Только вот голос этот звучал сейчас где-то очень далеко.

– О, Уоллингфорд, – промолвила мисс Харвуд, слегка отстранившись. Слова эти коснулись губ герцога и тут же впитались в кожу. – Это было чудесно. Огромное спасибо. – Она убрала ногу с лодыжки Уоллингфорда.

– Спасибо? – ошеломленно спросил герцог, мысли которого смешались и вращались теперь в круговороте страсти и блаженства.

– Поцелуй был поистине чудесен. – Абигайль убрала руки с шеи герцога и потрепала его щеке, точно расшалившегося пса. – Вы мне идеально подойдете.

– Идеально… подойду?

Уоллингфорд все еще упирался руками в стену.

Абигайль грациозно проскользнула под его рукой и покрыла голову шалью. Герцог лишь успел отметить, как красиво поблескивают в тусклом свете фонаря ее глаза.

– Да. Только пора возвращаться назад, пока меня не хватились. Полезно иметь репутацию постоянно исчезающей куда-то особы, но даже терпение Александры имеет пределы. – Абигайль еще раз потрепала герцога по щеке. – Господи, вы кажетесь таким ошеломленным.

– Я не… Какого черта? – беспомощно пробормотал Уоллингфорд.

Абигайль улыбнулась:

– Не бойтесь. Я уверена, что скоро мы с вами вновь встретимся. Я верю в судьбу и поэтому знаю, что наши пути не могут не пересечься снова. Вы будете моим первым любовником. Я уверена в этом. О Господи! Уже половина одиннадцатого. Мне пора бежать.

– Послушайте…

Абигайль быстро поцеловала герцога в щеку и застегнула ворот пальто. Затем она чмокнула в нос Люцифера и наклонилась, чтобы поднять с пола большой зонт.

– Мисс Харвуд!

Она обернулась и приложила палец к губам.

– Не ходите за мной! Вдруг нас кто-то увидит? – промолвив это, Абигайль ушла.

Герцог, дрожа всем телом, прислонился к стене, и Люцифер ткнулся мордой ему в руку. Большие карие глаза коня сочувственно смотрели на хозяина.

– Даже не думай, – пробормотал Уоллингфорд. – Ничего не изменилось. Я не затем проделал тысячу миль, чтобы, сбежав от одной предприимчивой молодой леди, стать жертвой другой.

Люцифер моргнул своим большим карим глазом.

– Да и потом она совсем не подходит на роль герцогини. Совсем.

Люцифер принялся жевать сено. А Уоллингфорд по-прежнему стоял, прижавшись к деревянной стене стойла, и смотрел на фонарь.

– Не знаю, что на меня нашло. Совсем голову потерял.

Люцифер никак не отреагировал на эти слова, полностью поглощенный поеданием сена.

Уоллингфорд выпрямился и сделал глубокий вдох.

– В любом случае ничего не поделаешь. Я больше никогда ее не увижу. Ну разве что через несколько лет, когда мы вернемся в Лондон, обзаведемся семьями и все такое. Вот тогда я буду просто счастлив стать ее первым любовником, ха-ха-ха. – Шляпа упала с головы Уоллингфорда. Он поднял ее с усыпанного соломой пола и водрузил на место. – Эта девица совершенно ненормальная.

Люцифер продолжал задумчиво жевать сено.

– Ничего не поделаешь, – повторил Уоллингфорд и направился к дверям. При этом он ощутил, что в его мышцах появилось какое-то странное ощущение, будто они вдруг превратились в желе. А губы припухли, горели и казались невероятно чувствительными.

Капли дождя барабанили герцога по спине, а здание гостиницы маячило впереди расплывчатым пятном. Сунув руки в карманы, Уоллингфорд ускорил шаг, чтобы укрыться от дождя. Он внимательно глядел под ноги, чтобы не наступить в лужу, и вскоре врезался в грудь собственного брата.

– Эй! – воскликнул лорд Роланд. – Вышел прогуляться?

Припухшие губы Уоллингфорда приоткрылись и сомкнулись снова.

– Да, – кивнул он. – Захотелось глотнуть свежего воздуха.

– Ах вот оно что, – протянул лорд Роланд, с полей шерстяной шляпы которого струйками стекала вода.

Братья с минуту смотрели друг на друга.

– Ну, я пошел, – произнес Уоллингфорд, сворачивая направо.

– Пока, – ответил Роланд, поворачивая налево.

В зале гостиницы мисс Абигайль не оказалось. Но Уоллингфорд вовсе ее и не искал. Он просто привычно окинул взглядом помещение, а до его чуткого слуха донеслись голоса постояльцев. И это вовсе не означало, что он кого-то искал или к чему-то прислушивался. Нет, конечно.

Хозяин заведения и его жена суетились в углу, раскладывая соломенные тюфяки и шерстяные одеяла. Уоллингфорд смотрел на это с возрастающим ужасом. Ведь это были его соломенный тюфяк и его шерстяное одеяло.

За одним из простых, грубо сколоченных столов все еще теснились постояльцы. Они о чем-то разговаривали и смеялись. За другим, обхватив огненно-рыжую голову, сидел Финеас Берк. При этом он смотрел на стакан с граппой так, словно ожидал, что тот с минуты на минуту встряхнется и станцует джигу.

Уоллингфорд плюхнулся на стул рядом с ним, окропив все вокруг себя каплями дождя.

– Ты мокрый, – заметил Берк, не поднимая головы.

– Спорить не стану.

Уоллингфорд заметил стоящую рядом с Берком бутылку. Взял ее в руки и поболтал. Вина осталось не так уж много, но на глоток хватит. Спиртное обожгло припухшие от поцелуев губы Уоллингфорда.

– Похоже, дамы с комфортом устроились наверху, – произнес он.

– Это точно.

– И уж наверняка их драгоценные задницы проведут ночь не на соломенных тюфяках.

– Верно.

Уоллингфорд положил мокрую шляпу на стол перед собой и смотрел теперь на узор из мелкой клетки.

– Надеюсь, это всего на одну ночь, – сказал он. – Завтра мы снова отправимся в путь, и я больше никогда не увижу их снова, да поможет мне Господь.

– Если не принимать во внимание пари. – Берк допил содержимое своего стакана и со стуком поставил его на стол. – Пари, что ты заключил с леди Морли за десертом.

В голосе Берка послышалось осуждение. Уоллингфорд заставил себя перенестись на пару часов назад за этот самый стол. Мисс Харвуд и леди Сомертон с сыном покинули их компанию достаточно рано, оставив в душе Уоллингфорда чувство раздражения. Леди Морли язвила в своей привычной манере, и он – как, впрочем, и всегда – заглотил наживку. Словно это был не он, а какой-то другой Уоллингфорд.

– Послушай-ка, – ощетинился герцог, – ты ведь тоже не остался в стороне, помнишь? Это ведь ты озвучил ставки.

– А я и не отрицаю. – Берк порывисто встал из-за стола, перешагнул через скамью и взял со стола шляпу.

– Куда собрался? – поинтересовался Уоллингфорд.

Берк водрузил шляпу на голову. На его лице застыло угрюмое выражение, а зеленые глаза потемнели от горящей в них решимости. Именно так он смотрел на Уоллингфорда, когда тот намеревался помешать его экспериментам.

– На улицу, – мрачно буркнул Берк. – Прогуляюсь.

Уоллингфорд испустил вздох.

– В таком случае осмелюсь посоветовать тебе прихватить зонт.