Читать книгу Наука страсти - Джулиана Грей - Страница 1

Лондон, Англия

Октябрь 1888 года

В два часа ночи, когда холодный осенний дождь барабанил по задернутым дамастовыми шторами окнам городского дома на Парк-лейн, герцога Олимпию разбудил камердинер и сообщил, что внизу, в кабинете, его дожидаются три леди.

– Три леди, говоришь? – спросил Олимпия таким тоном, словно осведомлялся о трех совокупляющихся гиппопотамах.

– Да, сэр. И двое сопровождающих их лиц.

– В моем кабинете?

– Я подумал, так будет лучше, сэр, – ответил камердинер. – Кабинет расположен в задней половине дома.

Олимпия уставился на герцогский балдахин у себя над головой.

– Разве не Ормсби должен заниматься подобными вопросами? Это его работа. Отошли женщин прочь или отправь их до утра в верхние спальни.

Камердинер поправил рукав халата.

– Мистер Ормсби предпочел обратиться ко мне, ваша светлость, поскольку дело носит личный характер и требует незамедлительного вмешательства вашей светлости. – Голосом он слегка выделил слово «незамедлительного». – Слуги, разумеется, отправлены на кухню.

У Олимпии сразу заныли уши. Его затуманенный сном мозг начинал просыпаться, как разгорается потухший огонь в камине, возвращенный к жизни угрюмой горничной.

– Понятно, – сказал он, все еще глядя на балдахин. Под головой у него в наволочке из превосходной ткани лежала невесомая подушка из мягчайшего пуха, уютно обволакивая его ароматом лаванды, а сам он, как в теплом коконе, устроился на мягком матраце под тяжелыми одеялами. Пришлось выпростать из этого убежища руку и стянуть с головы ночной колпак. – Ты сказал, три леди?

– Да, сэр. И собака. – Не меняя интонаций, камердинер все же сумел выразить свое неодобрение появлением пса.

– Полагаю, корги. А что леди – две белокурые, одна с каштановыми волосами?

– Да, сэр.

Олимпия сел и тяжело вздохнул.

– Я их ждал.

Восемь минут спустя, в желтом халате, изобилующем британскими львами, с аккуратно причесанными седеющими волосами и чудесным образом выбритым подбородком, герцог Олимпия бесшумно открыл дверь в свой личный кабинет.

– Доброе утро, мои дорогие, – сердечно произнес он.

Три леди подскочили в креслах. Корги высоко подпрыгнул, приземлился, распластав лапы, на бесценный аксминстерский ковер, где тотчас же и осрамился.

– Прошу прощения, – сказал Олимпия. – Заклинаю, не вставайте.

Леди вновь опустились в кресла, за исключением самой младшей, с каштановыми волосами. Та взяла на руки собаку, браня ее шепотом.

– Ваша светлость, – сказала старшая из дам, – приношу свои нижайшие извинения за неподобающий час нашего у вас появления. Надеюсь, мы не подняли на ноги весь дом. Мы не собирались беспокоить вас до утра…

– Да только этот ваш дурацкий новый дворецкий, Ормсби, или как там, к дьяволу, его зовут… – выпалила младшая.

– Стефани, дорогая моя! – воскликнула старшая леди.

Олимпия улыбнулся и закрыл дверь. Замок мягко щелкнул. Герцог прошел в комнату и остановился перед первым креслом.

– Луиза, милое дитя. Как ты чудесно выглядишь, несмотря ни на что. – Он сжал ее руку. – Величайшее удовольствие снова видеть вас, ваше высочество, после столь долгих лет.

– О дядя. – По бледным щекам Луизы разлился румянец, ее запавшие голубые глаза наполнились слезами. – Вы невероятно добры.

– А, Стефани, дорогая моя разбойница. Представь себе, недавно я встретил одну юную леди, так сильно напомнившую мне тебя. Уверяю, мое старое сердце сразу заныло. – Олимпия потянулся к руке Стефани, но та отпустила собаку, спрыгнула с кресла и с размаху обняла герцога.

– Дядюшка герцог, до чего здорово, что вы взяли нас к себе! Я знала, что вы не откажете, вы всегда были славным малым!

Юные сильные руки Стефани крепко обнимали его за талию. Олимпия ласково похлопал ее по спине и рассмеялся.

– Ты всегда была самой безрассудной девчонкой на том чертовом коровьем пастбище, которое вы называете своим домом.

– Хольстайн-Швайнвальд-Хунхоф вовсе не коровье пастбище, дядя герцог! – Стефани отпрянула и шлепнула его по руке. – Это самое очаровательное княжество во всей Германии! Сам герр фон Бисмарк назвал его великолепным. А дорогая Вики…

– Да, разумеется, дорогая моя. Я просто немного тебя подразнил. Уверен, оно совершенно очаровательно. – Олимпия с трудом удержался, чтобы не передернуться. От буколических ландшафтов у него скручивало живот. Он повернулся к последней принцессе очаровательного Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа, средней дочери, успокаивающей корги. Тот попеременно то зевал, то начинал скулить. – И Эмили, – сказал он.

Эмили подняла взгляд и улыбнулась ему из-под очков.

– Дядя. – Она опустила корги на ковер и встала.

Сколько же ей сейчас лет? Двадцать три? Двадцать четыре? Но глаза кажутся старше, круглые, совиные, невероятно древние на чистой коже лица с изящными скулами. А волосы при свете единственной электрической лампы на столе Олимпии отсвечивают золотом. Две другие гостьи весьма привлекательные девушки с царственными чертами лица, что отлично видно на фотографиях, но красота Эмили более изысканна. Она прячется и скрывается за стеклами очков и застенчивым характером. Ученый, вот кто такая Эмили: она разбирается в латыни и греческом лучше, чем сам Олимпия. В крови их семейства имеется предрасположенность к гениальности, и Эмили она досталась в полной мере.

– Моя дорогая девочка. – Олимпия взял ее за руки и поцеловал в щеку. – Ну, как ты?

– Все хорошо, дядя. – Она ответила спокойно, но в голосе послышались слезы.

– Садитесь скорее. Я велел принести чаю. Должно быть, вы совершенно измучены. – Он показал на кресла, а сам устроился на уголке письменного стола. – Пересекли Ла-Манш вчера ночью?

– Да, после заката, – сказала Стефани. – Меня два раза вырвало.

– Право же, Стефани! – резко оборвала ее Луиза.

– Это все лакрица. – Стефани снова опустилась в кресло и посмотрела на позолоченный потолок. – Никогда не могу устоять перед лакрицей, а тот маленький мальчик на пристани…

– Да, в самом деле, – поддакнул Олимпия. – А что ваши слуги?

– О, с ними все в порядке. Крепкие желудки и все такое.

Олимпия кашлянул.

– Я имею в виду – кто они? Им можно доверять?

– Да, разумеется. – Луиза снова метнула укоризненный взгляд в сторону Стефани. – Наша гувернантка – как вам известно, она с нами уже тысячу лет, и папин… – тут ее голос слегка дрогнул, – папин камердинер, Ганс.

– Да, я помню Ганса, – отозвался Олимпия, вызывая в памяти плотного сложения мужчину, не особо ловко обращавшегося с шейными платками, но зато глаза его пылали преданностью хозяину, которому он служил еще до того, как князь женился на самой младшей сестре Олимпии. – И мисс Динглеби тоже помню. Именно я отправил ее к вашей матери, когда Луиза достаточно подросла и начала учиться. Рад слышать, что ей удалось спастись вместе с вами.

– Значит, вы уже слышали, что произошло. – Луиза смотрела на свои руки, плотно сцепленные на коленях.

– Да, дорогая моя, – участливо произнес Олимпия. – Мне очень жаль.

– Конечно, он слышал, – ожидаемо резко воскликнула Эмили. Ее глаза, устремленные на Олимпию, остро поблескивали под очками. – Наш дядя узнает обо всех подобных вещах зачастую раньше, чем весь остальной мир. Ведь правда, дядя?

Олимпия развел руками.

– Я – обычный человек. Просто время от времени кое-что слышу…

– Чепуха, – отрезала Эмили. – Вы нас ждали. Расскажите, что вам известно, дядя. Мне бы хотелось хоть раз услышать все целиком. Видите ли, когда оказываешься в гуще событий, все очень перепутывается. – Она настойчиво смотрела на него этими своими мудрыми глазами, и Олимпия, чьи внутренности ничто не могло легко растревожить (за исключением буколических ландшафтов), внезапно отчетливо ощутил кувырок где-то в районе печени.

– Эмили, что за дерзость! – воскликнула Луиза.

Олимпия выпрямился.

– Нет, моя дорогая. В данном случае Эмили совершенно права. Я взял на себя смелость полуофициальными путями навести кое-какие справки. В конце концов вы – моя семья.

Последние слова эхом пронеслись по комнате, вызвав образ матери девушек, сестры Олимпии, умершей десять лет назад в тяжелых родах, когда она произвела на свет долгожданного наследника Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа. Младенец, родившийся на два месяца раньше положенного срока, умер на следующий день, и, хотя князь Рудольф женился еще дважды и еженощно трудился, усердно пытаясь выполнить свой долг, желанных мальчиков так больше и не дождался. Остались только три юные леди: принцесса Стефани, принцесса Эмили и (четыре месяца назад князь вынужден был склониться перед неизбежностью) коронованная принцесса Луиза, официальная наследница престола Хольстайн-Швайнвальд-Хунхоф.

А их мать, как призрак, все еще витала в этой комнате. Любимая сестра Олимпии, хотя он никогда бы в этом не признался. Его собственная дорогая Луиза, умная, красивая, полная очарования, влюбившаяся при дворе в князя Рудольфа тем нескончаемым летом 1854 года, когда в моду вошли германские императорские особы.

У Эмили, подумал Олимпия, глядя на юных принцесс, глаза Луизы.

– И? – спросила она, прищурив столь знакомые глаза.

Электрическая лампа мигнула, словно что-то помешало движению тока. На улице на проходящего мимо пьяницу или ночного мусорщика негромко гавкнул пес, и корги вскочил на ноги, а уши у него задрожали. Олимпия скрестил свои длинные ноги и положил правую руку на край стола, сжав пальцами полированное дубовое дерево.

– Боюсь, у меня нет ни малейших догадок о том, кто стал причиной гибели вашего отца и… – он перевел исполненный скорби взгляд на Луизу, сидевшую с потупленным взором, – …твоего супруга, дражайшая моя Луиза. – Это была не совсем ложь, хотя и не совсем правда, но Олимпия давно утратил щепетильность в подобных вопросах. – Разумеется, подозревают, что убийца принадлежал к одной из партий, разъяренных тем, что Луизу объявили законной наследницей, и ее последующим браком с… прошу прощения, моя дорогая, как звали несчастного, упокой Господь его душу?

– Петер, – прошептала Луиза.

– Ну конечно, Петер. Приношу глубочайшие извинения за то, что я не смог посетить погребальную церемонию. Мне показалось, что от моего отсутствия никто не пострадает.

– Кстати, многоярусную вазу вы прислали просто восхитительную, – заметила Стефани. – Мы пришли от нее в настоящий восторг.

– Я сделал это с радостью, – отозвался Олимпия. – Осмелюсь спросить, упаковано все надежно?

– Мисс Динглеби лично за этим проследила.

– Умница мисс Динглеби. Превосходно. Да, так убийцы. Я собирался сам за вами послать, но прежде, чем успел сделать необходимые приготовления, до меня дошел слух…

– Так быстро? – спросила Эмили, глядя на него умными глазами.

– Существует телеграф, моя дорогая. Как мне говорили, даже в княжестве Хольстайн-Швайнвальд-Хунхоф, хотя в данном случае сообщение пришло ко мне от моего друга из Мюнхена.

– От какого друга? – подалась вперед Эмили.

Олимпия махнул рукой.

– О, просто старый знакомый. Во всяком случае, он изложил мне факты этого последнего происшествия и… и…

Луиза подняла глаза и свирепо спросила:

– Вы имеете в виду попытку меня похитить?

– Да, моя дорогая. Именно это. Я был счастлив услышать, что ты защищалась, как истинная дочь нашей крови, и сумела избежать пленения. Когда газеты сообщили, что вы трое исчезли вместе со своей гувернанткой, я понял, что бояться больше нечего. Мисс Динглеби знает, что делать.

– Она – настоящая героиня, – сказала Луиза.

Олимпия улыбнулся.

– Я нисколько не сомневаюсь.

– Ну ладно, – вмешалась Стефани. – А когда мы начнем? Завтра утром? Потому что сначала мне бы хотелось нормально хотя бы ночь поспать, после всей этой суматохи. Заодно заявляю, что больше никогда даже не взгляну на лакрицу.

– Начнем? – Олимпия моргнул. – Начнем что?

Стефани выпрыгнула из кресла и начала расхаживать по комнате.

– Ну как же, разумеется, расследовать это дело! Выяснять, кто за этим стоит. Я буду более чем счастлива побыть наживкой, хотя мне кажется, что они больше охотятся за Луизой, да поможет им Бог.

– Дорогая моя, будь добра, сядь. У меня от тебя голова закружилась. – Олимпия прикрыл глаза рукой. – Расследовать? Побыть наживкой?! Совершенно исключено. Мне и в страшном сне не приснится – так рисковать своими дорогими племянницами.

– Но что-то же надо делать! – воскликнула Эмили, тоже вскочив.

– Конечно, и что-то будет сделано. Министерство иностранных дел очень обеспокоено случившимся. Нестабильность в регионе чревата непредсказуемыми последствиями. Заверяю вас, они проведут самое тщательное расследование. А пока вам придется скрываться.

– Скрываться? – спросила Эмили.

– Скрываться! – Стефани резко остановилась и повернулась к нему с разъяренным лицом. – Принцессы Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа не скрываются!

Олимпия оттолкнулся от стола и сцепил за спиной руки.

– Разумеется, нет никакого смысла скрываться обычным образом. Как мне говорили, эти континентальные агенты неестественно пронырливы, разыскивая свою цель. Просто отослать вас в какую-нибудь отдаленную деревню недостаточно. Ваши фотографии уже напечатаны во всех газетах.

Стефани всплеснула руками.

– Маскировка! Ну конечно же! Вы собираетесь замаскировать нас! Я буду молочницей. Один раз я доила корову, на летнем празднике в Швайнвальде. Произвела на всех огромное впечатление. Молочник сказал, что у меня природная тяга к вымени.

– Чушь. Молочница! Ну и мысль. Нет, мои дорогие. У меня на уме нечто куда более коварное, более изощренное. Более, если вы простите мне это слово… – короткая пауза для вящего эффекта, – …авантюрное.

Луиза резко втянула в себя воздух.

– О дядя. Что вы задумали?

– Признаюсь, идею я почерпнул у вас. Помните, много-много лет назад я приезжал навестить вашу… эээ… вашу очаровательную отчизну? Тебе тогда только исполнилось пятнадцать, Луиза.

– Я помню. – От дурных предчувствий голос ее звучал мрачно.

– Вы сыграли для меня спектакль. «Гамлета», насколько я припоминаю. Как раз та самая меланхолическая чушь, что так нравится пятнадцатилетним девушкам. – Олимпия подошел к книжной полке, пристроил локоть около первого тома и посмотрел на племянниц любящим взглядом.

– Да, «Гамлета», – настороженно произнесла Луиза.

– Я вспомнила! – воскликнула Стефани. – Я играла Клавдия и принца норвежского, что в конце оказалось очень неудобно, а Эмили, разумеется, играла Полония…

Олимпия улыбнулся еще шире.

– А Луиза была Гамлетом. Верно, дорогая моя?

Часы на каминной полке нежно пробили три раза. Корги вскочил, пробежал кружок, второй и тревожно улегся у ног Стефани, то и дело подергивая ушами в сторону Олимпии.

– О нет, – сказала Луиза. – Это исключено. Невозможно, уж не говоря о том, что это просто неприлично.

Стефани захлопала в ладоши.

– О дядя! Какая восхитительная идея! Я всегда мечтала походить в брюках, это такая свобода! Только вообразить! Вы абсолютный гений!

– Мы не будем, – отказалась Луиза. – Только представьте себе скандал! И… и унижение! Вы должны придумать что-нибудь другое.

– Ой, успокойся, Луиза! Ты позоришь своих предков-варваров…

– Надеюсь! По крайней мере у меня есть хоть какие-то понятия…

– Право же, леди…

– …покоривших степи России и памятники Рима…

– …о том, каков мой долг по отношению к памяти моего несчастного супруга, и брюки в него не входят…

– Мои дорогие девочки…

– …чтобы добиться богатства и власти, превративших нас в мишени для наемных убийц…

– ТИХО! – вскричал Олимпия.

Луиза замолчала, уставив в пустоту вытянутый палец. Стефани с мятежным выражением лица нагнулась и подхватила на руки дрожащего корги.

Олимпия возвел глаза к потолку, ища сочувствия в позолоченной лепнине. Ему казалось, что голова, не привыкшая к столь позднему бодрствованию, вот-вот свалится с плеч и покатится по испорченному корги аксминстерскому ковру.

Право же, он бы это только приветствовал.

– Ну что ж, прекрасно, – произнес он наконец. – Луиза отвергает мое предложение, Стефани его горячо приветствует. Эмили, дорогая моя? Полагаю, именно тебе придется подать решающий голос.

Стефани тоже закатила глаза, фыркнула и плюхнулась в кресло, прижимая к груди корги.

– Ну, значит, на этом все. Эмили ни за что не согласится.

– Я потрясена, дядя. Чтобы человек вашего положения мог даже просто подумать о подобном постыдном намерении? – Луиза с удовлетворением разгладила юбку.

Олимпия предостерегающе поднял руку и посмотрел на Эмили. Она сидела, выпрямив спину и переплетя пальцы. Голову она склонила набок, рассматривая какой-то далекий предмет глазами, в точности похожими на материнские.

– Ну, дорогая моя? – мягко произнес Олимпия.

Эмили постучала длинным пальцем по подбородку.

– Нам, конечно, придется обрезать волосы, – сказала она. – Луизе и Стефани замаскироваться будет проще, у них кость широкая, а вот я буду вынуждена носить бороду или хотя бы бакенбарды. К счастью, мы не относимся к дамам с большой грудью.

– Эмили! – потрясенно воскликнула Луиза.

– Эмили, голубка! – вскричала Стефани. – Я знала, что в тебе это есть!

Олимпия с откровенным облегчением хлопнул в ладоши.

– Решено! Вопрос улажен. Утром обсудим подробности. Куда делся чай? Должно быть, я приказал отнести его в ваши комнаты. – Он повернулся и нажал кнопку на столе: электрический звонок, проведенный тут всего месяц назад. – Ормсби вас проводит. Ну, вперед!

– Дядя! Вы не можете сейчас отправиться в постель!

Олимпия зевнул, потуже завязал пояс на халате и направился к двери.

– Однако именно туда я и отправляюсь. Просто изнемогаю от усталости. – Он помахал рукой. – Ормсби сейчас явится.

– Дядя! – с отчаянием воскликнула Луиза. – Вы не можете говорить все это серьезно!

Олимпия приостановился, взявшись за дверную ручку, и обернулся.

– Да бросьте, девочки мои, – сказал он. – Вам дадут соответствующие инструкции, вы разместитесь в респектабельных домах. Я свидетель, что вы все – актрисы выдающегося таланта. Кроме того, вы обладаете достоинствами и изобретательностью одной из самых аристократических семей. Помимо всего прочего, вам предоставляется моя неограниченная поддержка.

Он открыл дверь, широко развел руками и улыбнулся.

– Ну что может пойти не так?

Однако герцог Олимпия не пошел прямо в свою комнату. Он зашагал в противоположном направлении, по коридору в сторону лестницы для прислуги, находившейся в самой дальней части дома. У него за спиной постепенно затихали женские возгласы, полные негодования и возбуждения, и наконец стало совсем тихо.

Мисс Динглеби дожидалась его в нише рядом с буфетом, где хранилось серебро. Когда он приблизился, она издала неясный звук и вышла на свет.

– А! Вот ты где, моя дорогая, – сказал Олимпия, посмотрел на нее с высоты своего немалого роста и нежно положил ладонь ей на щеку. – Пойдем-ка в постель, и ты расскажешь мне все от начала до конца.