Читать книгу За час до рассвета. Время сорвать маски - Джулия Кеннер - Страница 5

Оли пересаживается за стол защиты. Я знаю, он пытается выяснить, что происходит, но без него я чувствую себя еще более потерянно.

Проходит час. Я одна и отчаянно нуждаюсь в информации. Впервые с тех пор, как приехала в Германию, я по-настоящему чувствую, что такое оказаться в чужой стране – я совершенно не понимаю, что происходит вокруг. И дело даже не в языке, хотя незнание немецкого усугубляет ситуацию. Немецкие юристы бегло говорят по-английски, и я слышу, что они отвечают Оли. А отвечают они, что и сами понимают не больше меня.

Мы все словно попали в Зазеркалье, и боюсь, то, что мы обнаружим по другую сторону, окажется еще страшнее наших ожиданий.

Я опираюсь ладонями о стул, собираясь встать, но заставляю себя остаться на месте. Если я буду ходить туда-сюда, то привлеку к себе еще больше взглядов. А на меня и так все пялятся и перешептываются – без Дэмиена все переключились на меня. В нормальной ситуации я бы не возражала, но теперь мне совсем не хочется быть в центре внимания.

Когда я уже начинаю думать, что сойду с ума, если пройдет еще хоть одна минута в неизвестности, дверь из комнаты судей распахивается, и они выходят. Сперва профессиональные судьи – с непроницаемыми лицами. За ними Мейнард и герр Фогель. Наконец появляются заседатели и Дэмиен.

Наши взгляды встречаются, и я без слов умоляю его объяснить, что происходит. Но Дэмиен молчит. Я пытаюсь прочитать ответ по его лицу, но ничего не выходит: оно не выражает никаких эмоций. Он проходит за стол защиты, всего в нескольких метрах от моего места.

Мое сердце сжимается, и холодная волна страха охватывает меня. Затем Дэмиен оборачивается и снова смотрит мне в глаза. Я пытаюсь прогнать слезы. Дело плохо. Что бы там ни произошло, все очень-очень плохо.

Он отводит взгляд, и дурное предчувствие усиливается.

Один свидетель уже есть – это дворник, который видел, как Дэмиен ругался с Рихтером на крыше, после чего тот упал и разбился насмерть. Может, появился еще кто-то? Все мои мысли лишь об этом, и я схожу с ума от беспокойства.

Наконец судьи возвращаются на свои места, а Оли – снова садится рядом со мной. Председатель суда объявляет продолжение слушания.

– Ты знаешь, что случилось? – шепотом спрашиваю я у Оли.

– Нет, – отвечает он, хмуря лоб, в не меньшей растерянности, чем я.

Высокий судья начинает медленно и спокойно говорить по-немецки, и хотя герр Фогель, Мейнард и Дэмиен сидят неподвижно, остальные юристы и защита обеспокоенно ерзают.

Им не сообщили о том, что обсуждалось за закрытыми дверями, и кажется, они вот-вот взорвутся. Народ в зале начинает шушукаться. Мрачная атмосфера мало-помалу светлеет.

Не понимаю, почему, но я уверена, что происходит что-то невероятное. И, скорее всего, хорошее. Я бросаю беглый взгляд на Оли, он не отрывает глаз от судьи. Я вижу его скрещенные пальцы, и в этот момент я готова его расцеловать. Что бы ни случилось в прошлом между ним и Дэмиеном, сейчас он на его стороне. И на моей.

Наконец судья умолкает, встает и выходит из зала, остальные судьи – за ним. Едва они покидают помещение, как оно тут же взрывается целой какофонией звуков. Кто-то кричит радостно, кто-то – возмущенно, кто-то даже свистит.

Один из юристов наконец сжалился надо мной.

– Обвинения сняли.

– Что? – глупо переспрашиваю я.

– Все кончено, – говорит Оли, крепко меня обнимая. – Дэмиен свободен и может ехать домой.

Он выпускает меня из объятий, и я потрясенно смотрю на него, боясь поверить своим ушам. Может, я ослышалась, и сейчас кто-то скажет, что я все не так поняла, и слушание возобновится? Я смотрю на Дэмиена, но он все еще стоит ко мне спиной. Прокурор обращается к нему, голос у него спокойный, но говорит он так тихо, что слов не разобрать. Рядом с Дэмиеном стоит Мейнард, почти по-отцовски положив руку ему на плечо.

– Это правда? – спрашиваю я немецкого юриста. – Вы серьезно?

Он широко улыбается, но в глазах его сочувствие.

– Правда, – отвечает он. – Таким не шутят.

– Нет, конечно. Но почему? В смысле…

Но он уже отворачивается, чтобы ответить на вопрос другого юриста. Потом я вижу, что прокурор отходит от Дэмиена, и меня охватывает безудержная радость. Теперь мне уже все равно, как и почему.

– Дэмиен, – говорю я ему, слыша радость в собственном голосе. Как приятно ощущать на губах его имя, мне хочется поймать этот момент и сохранить навсегда в своей памяти. Это неповторимое мгновение, когда ко мне вернулся человек, которого я чуть было не потеряла.

Дэмиен медленно поворачивается, и я уже заранее знаю, каким будет его лицо: в глазах – радостный блеск, на лице – ни следа того беспокойства, что снедало его с момента предъявления обвинения. Но картина, предстающая перед моими глазами, совсем другая. На его лице ни грамма радости, лишь отрешенность и отчаяние.

– Дэмиен, – говорю я, протягивая к нему руки. Он крепко сжимает мои ладони, как будто я – соломинка посреди бушующих волн. – О боже, Дэмиен, все позади!

– Да, – отвечает он, но так сухо, что по моему телу пробегают мурашки.

* * *

Дэмиен держит меня за руку, но на протяжении всего пути до отеля не произносит ни слова. Похоже, у него шок. Наверное, он и сам не может поверить, что все закончилось.

Мы одни – юристы остались улаживать формальные вопросы, как это всегда бывает, когда разбирательство заканчивается. А если это происходит досрочно и неожиданно, наверное, работы еще больше. Я молчу до самого отеля, но потом, наконец, не выдерживаю.

– Дэмиен, все позади! Разве ты не рад?

Сама я вот-вот разорвусь от счастья, ведь Дэмиен наконец свободен. Он смотрит на меня, и какую-то долю секунды его лицо ничего не выражает. Затем оно озаряется улыбкой – не широкой, но настоящей.

– Да, – отвечает он. – Насчет этого я счастлив, как никогда.

– Насчет этого? – растерянно повторяю я. – А что еще? В чем дело? Почему сняли обвинение?

Но тут швейцар открывает дверь машины, и Дэмиен отодвигается. Выругавшись вполголоса, я тоже собираюсь выходить. Дэмиен подает мне руку и до входа в отель не выпускает моей руки.

Я настолько охвачена радостью и растеряна, что не сразу замечаю выстроившихся вдоль входа репортеров и персонал гостиницы, преграждающий им путь. Дэмиен и без того попал на первые полосы газет, когда его обвинили в убийстве, теперь же снятие обвинения стало еще большей новостью.

Консьерж здоровается с нами и вручает мне пачку писем. Это поздравления, к которым консьерж прибавляет и свои собственные. Дэмиен вежливо благодарит его, и мы идем к лифту.

– Я думала, мы выпьем что-нибудь в баре, – говорю я. Но это ложь: ничего такого я не думала. Просто пытаюсь добиться от Дэмиена хоть какой-то реакции и одновременно ненавижу себя за то, что давлю на него.

– Иди, если хочешь.

– Одна? – я чувствую, как начинаю паниковать.

– Оли будет с минуты на минуту. Думаю, он с радостью составит тебе компанию.

– Не хочу я пить с Оли, – говорю я, испытывая гордость от того, как спокойно звучит мой голос, в то время когда мне хочется кричать. Потому что Дэмиен, который с готовностью оставляет меня в такую минуту в компании Оли, – это не тот Дэмиен, которого я знаю и люблю.

Я подхожу ближе.

– Дэмиен, пожалуйста, скажи, в чем дело.

– Мне просто нужно подняться в номер.

Прибывает лифт, и, будто бы в подтверждение своих слов, Дэмиен входит внутрь. Я следую за ним, хмуро встречая его взгляд и впервые увидев испарину у него на лбу. Глаза у него красные, кожа бледно-воскового оттенка.

– Боже, Дэмиен, – говорю я, протягивая руку и щупая его лоб. Лифт тем временем поднимает нас в президентский люкс.

Он отворачивается.

– Нет у меня температуры.

– Тогда что с тобой, черт возьми?

Какое-то мгновение он не отвечает, потом просто пожимает плечами и вздыхает.

– Мне просто грустно.

– Грустно? – вскрикиваю я и тут же заставляю себя говорить спокойно. – Потому что обвинения сняли?

– Нет. Не из-за этого.

Двери лифта открываются, и я вместе с ним иду по коридору к нашему номеру.

– Тогда из-за чего? – настаиваю я, пока он вставляет ключ-карту в замок. Голос мой неестественно спокоен. – Проклятье, Дэмиен, ответь мне. Скажи, что произошло.

Он открывает дверь и входит внутрь. Мне кажется, в шагах его чувствуется неуверенность – как будто он боится, что пол под ногами сейчас исчезнет. Я никогда не видела его таким и начинаю бояться. И хоть он говорит, что ему просто грустно, я не верю.

Когда Дэмиен расстроен, он рвет и мечет, его буйный нрав неуправляем, все вокруг должно подчиняться ему, в том числе и я. Но теперь вид у него такой, будто контроль над ситуацией утекает из его пальцев как песок. Это называется не «грусть», а «отчаяние». И мне чертовски, невероятно страшно.

– Дэмиен, – повторяю я. – Прошу тебя.

– Ники…

Он рывком притягивает меня к себе, и, несмотря на неожиданность, я готова разрыдаться от радости. Да! Целуй меня, трогай меня, делай со мной все что хочешь! Я готова отдать ему все. И он это знает – черт подери, он отлично это знает. Но ничего не делает – только, запустив пальцы в мои волосы, крепко обнимает меня.

– Дэмиен!

Его имя как будто вырывается из моих уст, я запрокидываю голову, и наши губы сливаются в обжигающем поцелуе. Он отвечает мгновенно, настойчиво впиваясь в мои губы и притягивая меня все ближе. Этот поцелуй резкий, жестокий, до стука зубов, до привкуса крови во рту, но мне все равно. Напротив, я как будто бы парю в воздухе, окрыленная страстью его прикосновений. Желаний, пульсирующих в нем.

Дэмиен тесно прижимается ко мне всем телом, одной рукой сжимая мои ягодицы. Я чувствую, как под тканью брюк напрягся его член, и трусь об него, плавясь от бурлящего внутри чувства облегчения. Он вернулся, думаю я. Дэмиен снова со мной.

Но это лишь иллюзия, потому что внезапно он отталкивает меня, тяжело дыша.

Глаза его широко распахнуты, взгляд растерянный. Он прислоняется к спинке стула и отворачивается от меня. Но поздно: мне хватит и того, что я увидела – ужас в его глазах. Я стою, будто скованная. Но не от страха, а от осознания своего бессилия. Дэмиен словно захлопнул дверь у меня перед носом, и как найти ключ от нее, я не знаю.

– Пожалуйста… – шепчу я, не в силах подобрать других слов.

Скорее всего, он не обратит на меня внимания. Но нет – Дэмиен поднимает на меня взгляд, и я вижу, насколько он бледен. Я глажу его щеку – кожа холодная и липкая.

– Я вызову врача.

– Нет.

Он смотрит прямо на меня, и в его янтарном глазу я вижу боль, но в черном – все та же пустота и отрешенность. Он подходит к дивану и садится, упершись локтями в колени и уронив голову на руки.

– Дэмиен, пожалуйста, скажи, что происходит! Поговори со мной!

Он не шевелится.

– Нет.

Это простое слово впивается в меня – но не быстро и легко, как наточенное лезвие, а как мощный удар. До самого мяса, до самых костей.

А я бы могла это сделать, думаю я про себя. Всего одно быстрое движение. Одно движение – и я снова с Дэмиеном. Мне так нужен якорь! Мне нужно…

Нет!

Я смаргиваю и отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он, взглянув на меня, понял ход моих мыслей. Не хочу, чтобы он увидел, каких усилий мне стоит удержать себя. Не броситься в ванную, не схватить его сумку с бритвенными принадлежностями. Не снять колпачок с безопасной бритвы, обнажив лезвие – такое маленькое, но острое. Сладостно манящее…

Я стараюсь дышать спокойно, чтобы сконцентрироваться. За это время я привыкла полагаться на Дэмиена и теперь не знаю, справлюсь ли в одиночку.

Он ложится на диван, но глаза его открыты и рука протянута ко мне. Я подхожу и опускаюсь на колени возле него. Сердце колотится так, что вот-вот разорвется. Меня охватывает ужас: я боюсь, что счастье того и гляди ускользнет, что вселенная начала какую-то новую игру, превращая наш роман в трагедию.

– Я люблю тебя, – говорю я почти в отчаянии. Но на самом деле хочу сказать: «Я боюсь тебя».

Он притягивает мою руку и нежно целует костяшки пальцев.

– Я посплю немного. – Глаза у него слипаются.

– Да, конечно.

Это лишь оправдание, но оно не лишено смысла, и я хватаюсь за него. В конце концов, прошлой ночью мы почти не спали, и я знаю, что Дэмиен толком не заснул, даже когда мы вернулись. Знаю, потому что и сама почти не сомкнула глаз, и всякий раз, как я просыпалась, он либо лежал, уставившись в потолок, либо ворочался в постели. Успокаивался он, лишь когда крепко обнимал меня – и это воспоминание меня немного утешает.

Понятия не имею, что сейчас творится с Дэмиеном, но знаю, что он нуждается во мне не меньше, чем я в нем. Я слегка сжимаю его руку, затем выпускаю ее. Снимаю с него ботинки и заботливо укрываю одеялом. Глаза его уже закрыты, грудь мерно вздымается.

Я на цыпочках иду в спальню, но тут слышу знакомое жужжание его телефона. Тихонько выругавшись, я подскакиваю к дивану – не хватало еще, чтобы он проснулся! Нашариваю телефон во внутреннем кармане пиджака. Номер неизвестный, и я нажимаю кнопку ответа, собираясь выслушать сообщение.

– Это телефон Дэмиена Старка, – тихо говорю я, отойдя подальше, чтобы его не разбудить. Я слышу резкий выдох, а потом – молчание. – Алло?

Внезапно в трубке раздаются короткие гудки. Я слегка хмурюсь, впрочем, не придаю этому особого значения. Перевожу аппарат в беззвучный режим и кладу на рабочий стол, так, чтобы Дэмиен легко нашел его.

Войдя в спальню, я снимаю классическое платье «Шанель», которое надевала на слушание, и переодеваюсь в ярко-желтую шелковую пижаму – в надежде, что этот цвет поднимет мне настроение. Лежа в кровати, я пытаюсь заснуть, но сон не идет, и настроение тоже не улучшается. Наконец я не выдерживаю. Мне нужны ответы, и лишь один человек может мне их дать. Я достаю телефон и пишу:

«Это Ники. Вы мне нужны. Вы в отеле? Мы можем встретиться?»

Затаив дыхание, я жду ответа, надеясь, что он не отмахнется от моей просьбы. Но время проходит, и я начинаю опасаться, что именно так и будет. Наконец приходит сообщение, и я облегченно вздыхаю.

«Номер 315».

Быстро натягиваю на себя первое попавшееся под руку платье и бегу к лифту. Я очень боюсь, что он передумает. Лифт ползет целую вечность, и когда я оказываюсь на третьем этаже, у меня уже начинается паника. На несколько секунд я останавливаюсь, чтобы унять выпрыгивающее сердце и прийти в себя. Затем иду к номеру 315, стучу и облегченно выдыхаю, когда Чарльз Мейнард открывает дверь и приглашает меня войти.

– Спасибо, что согласились встретиться, – говорю я. – Дэмиен… В общем, он заснул.

На самом деле это такой эвфемизм, означающий, что он совершенно разбит. И, кажется, Мейнард меня понял.

– Присаживайтесь. – Он указывает на диван. – Выпьете что-нибудь? Когда вы написали, я только-только приехал. Подумывал заказать поздний ланч.

– Нет, спасибо. Я пришла, потому что не понимаю, в чем дело. Мне необходимо это знать, потому что Дэмиен…

Я не договариваю: даже Мейнарду, который знал Дэмиена с детства, я не решаюсь признаться, что отмена суда его сломала. Но и оставить все, как есть, я тоже не могу. Адвокат – мой единственный шанс получить ответы, и без них я отсюда не уйду.

Поэтому я жду, и единственный звук, нарушающий тишину, – это тихий гул кондиционера. Я боюсь, что Мейнард так ничего и не ответит, и мне придется самой рассказать ему, что Дэмиен «на автопилоте» вернулся в отель, а теперь спит на диване. Что он похож на контуженного, только что пришедшего с войны. Мне не хочется об этом говорить, ведь это будет почти предательство. Дэмиен Старк не из тех, кто показывает свою слабость. Он доверился мне, и я не могу предать это доверие.

Слава богу, Мейнард приходит мне на помощь.

– Он замкнулся в себе, так?

– Что там произошло? Почему дело закрыли?

Какое-то время Мейнард смотрит на меня, и я понимаю, что он взвешивает, стоит мне отвечать или нет.

– Пожалуйста, – умоляю я. – Чарльз, я должна это знать.

Проходит еще несколько секунд, затем он кивает. Всего одно короткое движение, но в нем заключено все. Мне уже гораздо лучше, даже дышать стало легче. Я придвигаюсь ближе. Мне уже все равно, что он мне скажет, – я просто хочу знать правду.

– Суд получил фотографии и видеозапись, – говорит Мейнард. – Вот что произошло после вступительной речи.

Он некоторое время молчит, хмуро глядя перед собой. Потом продолжает:

– Собрали закрытое совещание. Фотографии показали сторонам обвинения и защиты. В свете этих улик суд принял решение снять обвинения.

– Суд? – переспрашиваю я. – Я думала, это решение принимает прокурор.

– Прокурор обладает широкими полномочиями в Штатах. Но не в Германии. Окончательное решение за судом, и в данной ситуации стороны обвинения и защиты представили аргументы в пользу закрытия дела.

Я киваю, хотя мне, в сущности, все равно, кому принадлежала инициатива освободить Дэмиена. Меня больше волнует вопрос – почему.

– Так что же там были за фотографии и видео? – настаиваю я.

Мейнард смотрит на документы на кофейном столике, затем рассеянно начинает приводить их в порядок.

– Именно те, которые Дэмиен не хотел показывать. То, что он надеялся сохранить в тайне. – Адвокат смотрит на меня. – Пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем, Ники. Я уже нарушил профессиональную этику.

– Понятно, – выдавливаю я из себя, стараясь справиться с подступившим к горлу комом.

Не знаю точно, что именно было на тех фотографиях, но общую идею я поняла. И теперь мне ясно, почему от одного их вида Дэмиен в таком состоянии.

Я встаю, чтобы вернуться к нему. Обнять, утешить, сказать, что все будет хорошо, что больше никто не узнает. Внезапно мне в голову приходит ужасная мысль.

– Суд опубликует эти материалы?

Мейнард качает головой.

– Нет, – решительно отвечает он. – Дэмиену дали копию, а свой экземпляр суд запечатает в конверт и подошьет к делу.

– Хорошо. – Я иду к двери. – Спасибо, что рассказали.

– Дай ему время, Ники. Случившееся стало для него потрясением, но, по сути, это ничего не меняет. Ведь все, что было на этих фотографиях, уже давно в прошлом.

Я киваю, а сердце мое разрывается от жалости к мальчику, которому пришлось пережить этот кошмар.

Я выхожу в коридор и закрываю за собой дверь. Неудивительно, что Дэмиен совершенно подавлен. Единственная вещь в мире, которой он боялся, грянула как гром среди ясного неба. Фотографии видели судьи и юристы. А ведь есть еще тот, кто их прислал, и наверняка у него остались копии.

Вот дерьмо!

Нужно немедленно идти к Дэмиену. Нужно сказать, что все будет хорошо. Я встаю и медленно бреду к лифту. Нажимаю кнопку «вверх», чтобы подняться в номер, и тут же проклинаю свой эгоизм. Это мне нужно к нему. Мне нужно его обнять. А самому Дэмиену необходим лишь отдых – и он сам мне об этом сказал. Значит, мои желания могут подождать.

Я резко жму кнопку «вниз». Не могу сидеть на месте, и если к Дэмиену нельзя, я отправлюсь куда-нибудь еще. Лифт доезжает до первого этажа, и я выхожу в фойе.

Сама не знаю, что собираюсь делать. День был таким долгим, и я так устала, что даже солнце, заглядывающее в окна отеля, кажется чем-то аномальным.

Я иду к выходу, но тут внезапно жужжит телефон. Я достаю его из сумочки, в надежде увидеть номер Дэмиена, но это сообщение от Оли: «Повернись». Я оборачиваюсь. Оли стоит прямо позади меня, в нескольких метрах от входа в бар, и машет мне рукой. Я нехотя улыбаюсь и машу в ответ. Он поднимает телефон, и я вижу, как он набирает еще одно сообщение. Спустя пару секунд мой телефон снова вибрирует.

«Привет, подруга! Можно тебя угостить?»

Не в силах ничего с собой поделать, я улыбаюсь. «Не рановато ли?» – пишу я в ответ, но телефон внезапно выключается. Вот черт! Я забыла поставить его на зарядку, вернувшись с озера прошлой ночью. Я бросаю его обратно в сумочку, как что-то бесполезное и неприятное, и иду к Оли. Мы садимся за стойку, и бармен ставит перед ним мартини, а передо мной бурбон.

Я делаю глоток. Оли медленно помешивает мартини шпажкой с насаженной на нее оливкой.

– Я рад, что со Старка сняли обвинения. Правда рад.

Я внимательно разглядываю его лицо, пытаясь понять степень его искренности. Но Оли лучится дружелюбием. И я говорю единственное, что могу сказать в этой ситуации, – спасибо.

– Я думал, вы там наверху празднуете, – замечает он.

– Дэмиен спит.

– Вымотался, наверное. Я и сам устал. Это была просто сумасшедшая гонка.

Терпеть не могу такие вот разговоры ни о чем.

– Ты знаешь? – спрашиваю я. – Знаешь, почему сняли обвинения?

Оли изучающе разглядывает меня, склонив голову набок.

– Ты и в самом деле хочешь говорить со мной об этом?

Я на секунду впадаю в замешательство. Когда-то я от Оли не желала слышать ни слова о Дэмиене. Но теперь, если я не узнаю, что было на этих фотографиях, я сорвусь.

– Да. Если ты что-то знаешь, скажи мне.

Он шумно выдыхает.

– Черт, Ники. Я ничего не знаю. Впервые в жизни я совершенно ничего не могу тебе сказать. Прости.

Неожиданно я испытываю невероятное облегчение. Что бы там ни было, я не хочу, чтобы Оли об этом знал.

– Ничего страшного, – говорю я, прикрыв глаза. – Все в порядке.

Он делает большой глоток мартини.

– Как насчет позднего ланча? Или поболтать?

Я неуверенно улыбаюсь. Часть меня хочет ответить «да», попытаться заделать образовавшуюся меж нами трещину. Но другая часть…

– Нет. Я пока не готова, – качаю я головой и вижу, как напрягаются мышцы на лице Оли.

– Конечно. Без проблем. Потусим, когда вернемся домой. – Он рассеянно проводит кончиками пальцев по краю стакана. – Ты созванивалась с Джеми?

– Буквально на пару минут, – признаюсь я. – Боюсь, не случилось ли чего.

– Она не рассказывала, что этот козел Рейн отстранил ее от съемок?

– Вот дерьмо, – потрясенно шепчу я. – Она ничего не говорила.

Знаю, Джеми не хотела меня волновать, но все равно чувствую себя виноватой перед лучшей подругой.

– И как она? Ходила уже куда-нибудь на собеседование?

– Не знаю, мы с тех пор не виделись. Стараюсь не вводить себя в искушение, – признается Оли, отводя взгляд в сторону.

– Искушения быть не должно, – замечаю я. – Если, конечно, Кортни – «та единственная».

– А такое вообще возможно? – тут же вскидывается Оли. – Или это просто миф для романтиков?

– Нет, это правда, – уверенно говорю я, представляя, как крепко обнимаю Дэмиена. – Это самая главная правда в жизни.

– Ну, не знаю, не знаю… – скептически произносит Оли, и мое сердце слегка сжимается. Не следует ему говорить такие вещи – во всяком случае, не накануне свадьбы.

Он встряхивает головой, как будто избавляясь от каких-то мыслей, и допивает остатки мартини.

– Пойду прилягу, все-таки это был чертовски длинный день. А ты?

Я думаю о Дэмиене. Если я сейчас вернусь, мне захочется к нему прикоснуться – чтобы убедиться, что он существует на самом деле, что он рядом. Но ему нужно отдохнуть.

– Прогуляюсь, – отвечаю я. – Мне остро необходима шопинг-терапия.