Читать книгу Пантера Людвига Опенгейма - Дмитрий Агалаков - Страница 16

Подходил к концу март. Теряя остатки холода, принесенного в город зимой вместе с ледяными дождями, Пальма-Ама расцветала.

Сидя в полупустом кафе недалеко от дома Баратрана, спиной к дверям, Давид увидел ее в зеркальной витрине. Лейла, в широком берете и шубке, шла к его столику, разбивая чуть ниже колен складки подбитого мехом платья.

Она всегда появлялась внезапно и приносила с собой то волнение, от которого у Давида все цепенело внутри. Может быть, виной всему был ее взгляд – темный и глубокий, как отражение полного черной воды колодца? Но иногда, на мгновение, в этом взгляде вспыхивал жалящий, как лезвие ножа, хищный промельк, от которого все внутри обрывалось. Точно был он далеким отголоском непонятной и чужой души этой женщины. Для него, Давида, враждебной и даже опасной.

– Закажи мне красного вина, – сев напротив и сжав его руку, попросила она.

– Ты никогда не пьешь белого, – подзывая официанта и распоряжаясь, сказал он. – Почему?

– Пурпур – цвет крови, – ответила она улыбкой. – Мой любимый цвет. Разве ты не понял этого в наш первый день?

Поглядев на ладонь, где еще можно было различить слабый след от укуса – метины страсти, Давид скупо усмехнулся:

– Пожалуй, что да.

Когда бокал Лейлы, забравший толику губной помады с ее губ, был пуст, она встретила взгляд Давида.

– А что, если сегодня я предложу тебе развлечься с особым искусством? Тебя это не испугает?

И, не дождавшись его ответа, встала из-за стола.

Через несколько минут они ехали в северную часть Пальма-Амы, в рабочие кварталы, по адресу, который назвала извозчику Лейла.

Это был старый трехэтажный домишко с обшарпанной парадной лестницей. Они поднялись по ступеням, Лейла постучала. За облезлыми высокими дверями послышался надтреснутый кашель. Им открыла старуха в грязном платье и засаленном фартуке. Старуха обнажила в улыбке пустой рот, кланяясь своим гостям так, словно они были хозяевами этого дома. Давид и Лейла вошли в темный сырой коридор, где воняло испорченными овощами.

– Вот вам ключ, милочка, – в полумраке, вкрадчиво, словно причастная к их тайне, хрипло пробормотала хозяйка. – Это самый лучший номер. Второй этаж – прямо от лестницы.

– Шампанское поставишь под дверью, – повелительно проговорила Лейла.

– Будет исполнено, милочка, – показав пустой рот, улыбнулась старуха и засеменила прочь.

– Шампанское – здесь? – спросил Давид. – В притоне, где в подвале гниют морковь и капуста, нам стоит пить винный уксус! Зачем мы здесь?

– Кто знает, какие сюрпризы скрывают такие дома? – ответила вопросом Лейла.

Они вошли в грязную комнату с топчаном в середине, разбитым буфетом и другой нехитрой мебелью, высокой ширмой у дальней стены. В окна падал серый холодный свет.

– И впрямь – лучший номер, – вновь усмехнулся Давид. – Но где же сюрприз?

– Возьми меня, Давид, – тихо проговорила она. – Я так хочу. Только прежде задерни шторы. – Лейла бросила на топчан шубку, легла на нее и, зацепив пальцами платье, потянула его вверх. – Но задерни плотнее – пусть это будет настоящая ночь.

…Он еще тяжело дышал, уткнувшись в горячее плечо Лейлы, по которому расползлись ее слипшиеся густые волосы, когда она, взяв его лицо в ладони, прошептала:

– Если старуха не обманула, за дверью нас ждет шампанское. Я схожу за ним, – и, ласково отстранив Давида, все еще не желавшего отпускать ее, сползла к краю их ложа.

Он услышал, как она надевала туфли, шла к дверям; серый свет, стоило Давиду обернуться, упал в комнату, очертив нагой женский силуэт; слышал, как, едва закрылась дверь, Лейла возвращалась…

– Вот и шампанское, – неожиданно, у самого уха, прозвучал ее голос, и живота Давида коснулось холодное стекло. – Глупая старуха забыла принести бокалы, но мы обойдемся и без них.

Давид откупорил бутылку, ощутив на кулаке холод убегающей пены, быстро сделал несколько глотков. Шампанское оказалось на редкость хорошим – его едва хватило, чтобы им обоим утолить жажду.

Вновь ее тело было в его руках; сидя на Давиде верхом, она плыла по течению, уже готовому превратиться в бурный поток, наклонялась к нему; волосы Лейлы обволакивали его лицо, липли к губам, мешали ему дышать. Но что-то случилось с Лейлой – танец ее был иным, чем раньше. Ее голос в темноте импульсивно срывался, и Давид, несмотря на близкое освобождение, ловил себя на мысли, что слухом и руками ищет опровержение страшной догадке – ищет и не может найти. Он резко сбросил испуганно закричавшую Лейлу, спрыгнул с топчана и, в два прыжка оказавшись у окна, отдернул штору.

Серый свет упал в комнату, высветив убожество и грязь. На постели сидела чужая женщина. Она была молода, хороша собой, смугла и темноброва, с такой же, как у Лейлы, тонкой сильной фигурой. Не сводя с Давида глаз, девушка нерешительно улыбнулась.

– Кто ты? – хрипло спросил он.

– Розана, – ответила та. – Я – цыганка, подруга Лейлы… Мой табор стоит за городом, господин Валери. Где оливковая роща, озеро и три больших кипариса.

Девушка казалась не столько напуганной, сколько обиженной, словно с ней поступили вовсе не так, как она того заслуживала.

– Лейла мне рассказала, господин Валери, как вы недавно пошутили над ней, – словно оправдываясь, продолжала цыганка, – и предложила мне то же самое проделать с вами. Лейла еще сказала, что вы так хороши в постели, что я не пожалею об этой встрече. Она не обманула меня, господин Валери… Я ведь тоже хороша в любви, правда? Лейла весь сегодняшний день провозилась со мной. Сама меня вымыла, сама надушила. Она уехала в моей одежде и оставила мне свою. Лейла сказала, что когда вы обо всем узнаете, то не рассердитесь, но будете довольны. Она сказала, что вы любите новые знакомства…

Юная цыганка улыбнулась ему, но стоило Давиду шагнуть вперед, как она, испуганно сжавшись, отползла на другой край топчана. Сжав кулаки, Давид стоял уже у самого ложа, где были платья Лейлы, ее шуба. И где сидела незнакомая, испуганная, словно ожидавшая от него удара, женщина.

– Когда же произошла эта подмена? – глядя в черные глаза цыганки, спросил он. – Я же все время слышал голос… твоей подруги.

– Мы обе были здесь. Там, за ширмой, есть дверь. Когда шторы были задернуты, я вошла. Потом, сударь, я ходила за шампанским. А когда вернулась, легла к вам. Лейла все это время была здесь, сударь, говорила с вами… Она сказала мне, что вы будете со мной долго. Но, если вы не хотите, я сейчас же уйду…

Он изловчился и схватил ее за лодыжку, но девушка, оказавшись проворнее, вырвалась. Перепрыгнув через топчан, он поймал ее уже у самой двери – поймал, отбивавшуюся что есть силы, за волосы, с яростью ударив по лицу, швырнул назад – в комнату.

– Кажется, ты не успела получить то, зачем пришла? – подходя к ней, спросил он.

– Я больше не хочу, – замотала она головой. – Лейла сказала, что вы будете ласковы со мной!

– Она соврала тебе – я не буду с тобой ласков!

Давид не хотел этого, но сделал. Злость заменила страсть. Когда он оттолкнул девушку от себя, она, зареванная, с трудом поднялась и пошла к топчану. Уже в дверях, прижимая шубу, платья и другие тряпки Лейлы к себе, она крикнула:

– Вы сумасшедший, сударь!

Дверь захлопнулась. Давид сидел у стены, положив голову на колени. Холода он не чувствовал. Затхлый запах этой комнаты понемногу становился удушливым, невыносимым. За окном быстро темнело. Встав, он заглянул за ширму – там и впрямь была дверь, но она оказалась заперта на ключ. Лейла даже не дождалась окончания спектакля – просто развернулась и ушла!

Ему казалось, что он способен убить. Один раз промелькнув в голове, эта мысль неотвязно преследовала его всю дорогу, пока он возвращался из трущоб.

…В эту ночь Давид проснулся от удушья – он очнулся, когда уже сидел на постели. Сердце выпрыгивало из груди. Этот сон вернулся. Рельсы до горизонта – впереди и за спиной. Но теперь его догонял не паровоз, как в далеком детстве, который он увидел в синематографе. Вырастая из крохотной точки, за ним бежал зверь – черный, как смоль.