Читать книгу Тверской Баскак. Книга 2 - Дмитрий Анатольевич Емельянов - Страница 3

Лодка стремительно летит на причал. На самом носу Ванька Соболь. Его вздернутая вверх правая рука резко сжимается в кулак, а левая отрывисто машет.

– Табань!

Разносится над водой его крик, и весла с левого борта вспенивают воду в обратном гребке, а с правого поднимаются вертикально вверх. Лодка заваливается на левый борт и, гася лагом остаточную инерцию, мягко касается причальных свай.

За такое баловство взгреть бы его, ведь не дрова везет, а консула Твери, но победителей на Руси не судят, а за удаль не ругают. Поэтому я сижу молча и жду, пока лодчонка перестанет качаться на ею же созданной волне, а мои стрелки, сложив весла, привяжут ее к причалу.

Сойдя на берег, поворачиваюсь к подлетевшему Ваньке.

– Гляди, доиграешься!

Тот молча счастливо лыбится мне в ответ, а я говорю, по-прежнему держа на лице суровую маску.

– До вечера свободны! Можете своих проведать, но чтоб до заката были на причале. В Тверь я сегодня вертаться буду.

– Есть до заката, господин наместник! – Радостно гаркает Ванька.

На «наместника» я демонстративно хмурю брови, и тот на мгновение теряется, но тут же понимает, в чем напортачил.

– Извиняйте, господин консул, никак не привыкнем ишо!

Он продолжает счастливо лыбиться, а я, махнув на него рукой, разворачиваюсь и начинаю подъем к воротам острога.

«Да уж, железной руки Калиды не хватает. – Мысленно ворчу, шагая по накатанной дороге. – Совсем от рук отбились!»

Прошло уже две недели с той памятной ночи. Калида стараниями Иргиль пошел на поправку. Скоро снова вступит в строй, а пока дисциплина в моих взводах ощутимо страдает. Куранбаса, взявший на себя временное командование, в общем справляется, но половец есть половец, в его природе степной простор, свобода и хаос. Многих вещей он просто не в состоянии понять, и требовать от него слишком многого не стоит.

«Я и не требую». – Улыбаюсь промелькнувшим мыслям и вспоминаю следующее после той ночи утро.

Центральная площадь Твери начала заполняться уже с самого утра. Якун долго не появлялся. Думаю, сначала он готовился к побегу, потом к обороне, а когда наконец, осознал, что ему ничего не предъявляют, все-таки пришел. Косясь на меня, он занял положенное ему место среди бояр. Вскоре появился епископ с двумя клириками, и обладающий громоподобным голосом ключник Роман Радимич объявил, что вольные люди Твери собрались в сей день, дабы избрать посадника города. Тут он покосился на меня и добавил.

– Называемого по-новому консулом. Сроком на четыре года, дабы он управлял всеми делами города в купе и согласии с боярской думой и народным вече.

Как и ожидалось, выкрикнули только два имени, мое да Якуна. Результат определяли простым подсчетом поднятых рук. За мою кандидатуру проголосовало на сто семьдесят пять рук больше, чем за Якуна, и на этом выборы закончились. Без долгих проволочек Роман Радимич объявил меня консулом Твери.

После этого я подошел к епископу под благословение, и это момент мог бы стать для меня неприятным, поскольку я полноценный атеист, а здесь считаюсь как бы католиком. Эта часть моей легенды давно уже перестала мне помогать и, даже более того, начала создавать лишние трудности. Я начал подумывать о том, как бы мне это исправить, и за пару недель до выборов «совершенно искренне» зашел к епископу посоветоваться. Совет он мне дал, я его принял и тем так обрадовал господина епископа, что тот с легкостью согласился отложить мой переход в православие на сразу же после выборов. Поэтому в тот день епископ осенил меня крестным знамением и благословил на служение господу и городу Твери.

Затем пришла очередь бояр, и принимая поздравления, я специально остановился перед Якуном. С садистским наслаждением дождался от него положенных слов, и когда тот выдавил из себя «поздравляю», я чуть нагнулся к его уху. Якун сжался, явно ожидая от меня угрозы, а я, вытянув максимальную паузу, расплылся в издевательской усмешке.

– Я всегда на шаг впереди тебя, помни об этом!

То, как его перекосило, меня слегка утешило и притушило желание свернуть ему шею прямо там же, на крыльце княжеского дома.

В таком настроении, помню, я подошел к Луготе и, приняв поздравления, показал тому взглядом на посла Великого князя.

– Объясни кое-что нашему владимирскому гостю. Князя Ярослава мы примем, пусть так и передаст, но у самого боярина есть сутки, чтобы убраться из Твери. Не успеет, пусть пеняет на себя.

Тысяцкий, конечно, был уже в курсе ночных событий и, не задавая вопросов, просто кивнул.

– Сделаю, намест… – Не договорив, он покачал головой, но повторил. – Сделаю как просишь, консул!

Оставив воспоминания, поднимаю голову и вижу бегущего от открытых ворот старосту Ярему. Морда красная, торопится. Еще бы, хозяина не встретил, оплошал.

«Да куда ж ты так! – Смеюсь про себя. – Ноги сломаешь!»

Понимаю, моему управляющему сейчас не до начальства. Начало сентября, самая страда, он можно сказать спит на ходу. За эти полтора года население поселка увеличилось в пять раз, и избы новых поселенцев давно уже высыпали за стены острога. Теперь внутри стен жилых построек немного: мой терем, дом старосты Яремы и еще нескольких самых доверенных моих людей. А остальное – это достроенная в этом году деревянная церковь, казарма, конюшня да амбары. Добро надо беречь! Люди по тревоге сами прибегут прятаться, а вот товар сам не сможет. Его можно и не успеть спасти.

Так мне объяснял свою позицию Ярема, когда с весны начал выселять всех из острога. По меркам двадцать первого века с его лицемерным гуманизмом, логика выглядит людоедской, мол добро жалеешь, а людей нет. Может и так, но я спорить не стал. В этом времени логика другая. Здесь каждый существует на грани выживания, будет урожай – будем жить, а погибнет, так хоть подыхай. Так что тут мышление коллективное, и по-своему староста прав. При внезапном нападении может кто и не успеет в крепости спрятаться и погибнет по случайности, но это единицы, а вот ежели останемся без хлеба, то все сгинем с голодухи.

Подбежав и еле переводя дух, Ярема склонился в поклоне.

– Будь здрав, господин намест… – Сбившись, он тут же поправился. – Консуль!

Не правлю и не придираюсь. Новое инородное слово дается народу нелегко, но ничего привыкнут когда-нибудь.

Тоже приветствую старосту и, дав ему немного отдышаться, хлопаю по плечу.

– Ну давай показывай, чего успели спроворить.

Староста тут же поворачивается и ведет меня в обход острога к Тверце, на ходу оборачиваясь и поясняя.

– Я сказал, чтобы смолокурение подальше от жилья творили.

Мысленно соглашаюсь и молча киваю. Проходим еще с километр и начинаем спускаться к реке, где стоит несколько сараев. Здесь у меня разросся заводик по производству спирта.

С того самого дня, как мы одолели литовцев у Ржева, меня не оставляла мысль, что мне тогда сильно повезло. Эффект неожиданности, плюс жаркая безветренная погода, плюс сухая трава… А если нет?! Спирт слишком ненадежен и может меня сильно подвести в самый неподходящий момент. К тому же производство его обходится в копеечку. Над этой проблемой я изрядно поломал голову, пока не увидел очевидное. Вспомнил про один из самых известных русских промыслов этого времени и, как идиот, вскричал эврика.

Смолокурение, как я мог прошляпить то, что буквально было перед глазами. Ведь таким методом можно получить целых два горючих материала, скипидар и древесный спирт, и не из дорогущего зерна и меда, а из простого дерева, коего у меня пруд пруди. А кроме скипидара и спирта, это ведь еще и смола, деготь, канифоль!

Обругав себе нещадно за глупость, я тут же принялся за дело. Моих школьных знаний химии вполне хватило, чтобы набросать схему простейшего аппарата для сухой перегонки дерева. С небольшими изменениями для получения скипидара и смолы из хвойного леса, а для дегтя и спирта из лиственного.

Это было чуть меньше месяца назад, тогда у меня попросту не было времени заниматься этим самому, и я вызвал к себе Фрола да старосту Ярему. Первому я растолковал задачу, а второму попросту сказал – обеспечь.

И вот вчера пришла весть от Яремы, что все готово, можно принимать. Что тут скажешь, богата Русская земля талантами и повезло мне, что есть рядом со мною люди, способные творить чудеса в нынешних условиях.

Поднимаю голову и нахожу взглядом Фрола в компании кузнеца Волыны и плотника Ясыра.

«А вот кстати и они!» – Усмехнувшись про себя, сворачиваю в их сторону.

Мужики стоят возле большой печи и что-то обсуждают с таким жаром, что не замечают нашего прихода.

Яреме такой непорядок не по нутру, и он тут же разруливает его по-своему.

– Вы что, сучьи дети, совсем ошалели! – Орет он на вздрогнувших от неожиданности мужиков. – А ну шапки долой! Не видите кто перед вами!

Бросаю на старосту укоризненный взгляд, но вслух не вмешиваюсь. Ярема орет, не потому что хочет выслужиться передо мной, а потому что так он понимает мир и порядок. Он считает, что ежели есть закон, то его надо исполнять в любых ситуациях и никаких поблажек в этом деле быть не должно. Должен чего сделать, так изволь выполнить на совесть, а коли нет, то ты, как минимум, лентяй и дурень, а как максимум, бунтарь и мятежник. В обоих случаях тебя надо пороть, чтобы в ум-разум ввести. Он себя не щадит и другим спуску не дает, и потому он лучший в мире староста. Его бояться и уважают одновременно, а для меня такой человек дороже золота, ибо сам я все-таки продукт своего времени – мягковат. Всегда ищу объяснения и стараюсь войти в положение, а здесь такого не прощают и расценивают как слабость.

Мастера склоняются в поклоне, и только после этого я машу рукой.

– Все. Хватит спины гнуть, давайте о деле.

Фрол, самый шустрый из всех, тут же ведет меня к печи.

– Ты, господин, посмотри. Все сделали по уму, как ты велел. Волына котел отлил, печь сложили, я змеевик сделал. Ясыр вот бочку соорудил, и воду проточную для охлаждения пустили. – Размахивая руками, он показывает мне свое детище. – А здесь вот чан для сбора продукта.

Обвожу взглядом сооружение и удовлетворенно киваю, а Фрол трындит, не переставая.

– Тута варим разделанные старые сосновые пни, а вон в той. – Он машет на еще одну такую же печь. – В той перегоняем собранную живицу и ту смолу, что с пней нажжем.

Тут же он тянет меня к третьей печи.

– А здеся с березы и осины гоним деготь и опять же немного скипидара, а жижу вот по твоему рисунку делим.

Я осмотром доволен, несмотря на то что потратили изрядно дефицитного железа на целых три котла с тяжелыми подогнанными крышками. Зато все это позволит вести безостановочное производство и получать скипидар, деготь, канифоль и древесный спирт.

Про это как раз и говорит мне сейчас Фрол, показывая мне простейшую установка для разделения полученной в результате перегонки березовых дров жидкости на уксусную кислоту и метиловый спирт.

Осмотром я доволен, о чем тут же и заявляю настороженно смотрящим на меня мастерам.

– Молодцы! – Поворачиваюсь к Яреме и предлагаю сделать ему то же самое. – Ведь молодцы же?!

Староста мало что понимает во всех этих печах и баках, но мне он доверяет безгранично, а раз хозяин доволен, то и ему след. Не меняя своего сурового выражения, он басит в их сторону.

– Молодцы, постарались! Вишь хозяин доволен, и вам с того прибыль!

Все, кроме старосты и Волыны, расплываются в улыбках. Эти двое тоже довольны, просто натура у них такая, да и жизнь улыбаться разучила.

Больше всего в этом меня радует получение скипидара и метилового спирта. В моем замысле смесь этих двух продуктов должна полностью заменить тот высокосортный самогон, что я использовал ранее. Это в свою очередь сильно удешевит процесс, а значит, можно будет значительно увеличить объемы, ну а самое главное, такая смесь значительно усилит взрывную и горючую составляющую моих метательных снарядов.

«Такая смесь – это уже настоящий коктейль Молотова!» – Мысленно потираю руки и поворачиваюсь к Фролу.

– Хорошо, давай показывай, что получилось.

Тот вытаскивает две керамические посудины с подогнанными крышками. Открываю одну, и в нос ударяет характерный еловый запах скипидара. Со второй отчетливо тянет спиртом.

Вроде бы, то что надо. На всякий случай выплескиваю на землю немного желтоватой маслянистой жидкости и чиркаю зажигалкой. Лужица у ног вспыхивает мгновенно, поднимая к небу струйку черного едкого дыма.

– Неплохо! – Задумчиво замечаю самому себе и, повернувшись к Фролу, добавляю. – Смешай скипидар со спиртом один к трем и отвези к Куранбасе, посмотрим, чего эта хрень стоит в деле.

***

Ворота острога распахнуты, но эта бесконтрольность обманчива. На мосту через ров стоят два алебардщика, а с бойниц башни подъездную дорогу контролирует пара стрелков.

Бойцы на мосту, завидя меня, вытягиваются во фрунт, в этом Калида их вымуштровал на все сто. Обязательное приветствие старшего дисциплинирует на уровне подсознания.

Прохожу в ворота, а Ярема, не отставая, продолжает бубнить.

– Яровые почти собрали, урожай хороший. Свеклу, ту что вы отдельно сказали сажать, опять перебрали и лучшую отсеяли. Подсолнечник тож удался. Масла нажмем и поле еще удвоим. Лен…

Я слушаю в пол-уха, потому что знаю, со всем этим староста и сам справится. Меня сейчас больше волнует вопрос, ради которого, по большей части, я и приехал. Вчера Калида дал знать, что по тому делу, о каком я спрашивал, люди прибыли.

Калида пошел на поправку, спасибо Иргиль, но неугомонному не лежится. В прошлый раз, проведывая его, я обмолвился. Мол в одиночку Твери многого не вытянуть, а если и сдюжим, то времени потребуется ох как много, а оно-то у нас как раз и на исходе. Союзники нам нужны, и хорошо было бы с людьми из ближайших городов потолковать.

Все эти мои отвлеченные рассуждения Калида принял как указания к действию, благо голова то у него варит исправно, хоть и сил еще маловато. Не знаю уж какие силы он задействовал, но по его вчерашнему письму я понял, что приехали серьезные дяденьки, и приехали тайно, поэтому и в Тверь не пошли, ибо светиться не хотят.

Я догадываюсь, кто в такие сроки мог бы успеть приехать, но все-равно заинтригован. Прохожу через площадь мимо новой церкви, прямо к дому Калиды. Домушка у него так себе, при желании мог бы и побогаче себе терем справить. Я только за и жалование ему положил приличное, только он его не берет и домик построил такой, что у многих моих крестьян лучше.

– На что мне, – отвечает он всякий раз на мои вопросы, – я тебе не за злато служу.

Спрашивать у него, ради какой-такой идеи он меня бережет, я пока не решаюсь. Если честно, то побаиваюсь, а что если он так высоко планку задерет, что мне не в жизнь до нее не дотянуться.

Хочет он не хочет, а деньги его никуда не деваются, я все записываю, так сказать, на депозит, может еще женится на старости лет, тогда и понадобятся.

Весь в своих мыслях подхожу к крыльцу и слышу, как Ярема уже начинает мне втирать про силосные ямы, про урожай репы и про сено, что в этом году заготовили с избытком.

– Так, – говорю ему, останавливаясь, – потом доскажешь, а сейчас мне надо к Калиде зайти, проведать, как он там.

Староста тут же затих и тоже остановился, переминая в руках свой треух. Глядя на него в этот момент, мне вдруг захотелось как-то подбодрить этого человека, сказать ему о том, как я его ценю, и какое важное дело он делает. Захотелось, но я ничего не сказал, и совсем не потому что я черствый человек и мне жалко теплых сердечных слов. Нет! Просто я знаю, не оценит Ярема таких высокопарных слов, а воспримет лишь как блажь господскую.

Поэтому добавляю лишь то, что сказал бы Ярема самому себе, будь он на моем месте.

– По словам твоим все складно выходит, староста, но не думай, что мне одних слов будет достаточно. Все проверю и не дай бог ты чего утаил, или недоглядел… – Погрозив ему пальцем, разворачиваюсь и оставляю его у крыльца с застывшим на лице одобрительным выражением.