Читать книгу Сказки цвета ночи - Дмитрий Данишевский - Страница 3

Вечер пятницы стремился к концу. Изнурённый развлечениями Вова лениво перебирал ногами, в то время как его маленький рот принципиально поглощал остатки сладкой ваты. Сегодня он стремился выжать из родителей максимум, потому что впереди были выходные, а ремонт квартиры ещё не был окончен, и, как следствие, впереди была поездка «к бабушке». Не то, чтобы маленький Вова жаловался на такие поездки – он и там без особого труда находил себе развлечения по душе, просто «у бабушки» не было сладостей в тех количествах, которые той душе были угодны. А в остальном, выходные, в любом случае, обещали быть интересными.

Субботним утром маленький «энерджайзер» бегал по квартире как заведённый. Сегодня он любил всех на свете, и желал всем счастья и радости. Впрочем, таким настроем он располагал практически всегда, и по сложившейся традиции только сонная семья осаждала его тягу к весельям – они пока проснутся, пока достигнут нужной кондиции… Да на это целой вечности не хватит! Летнее солнце спать уже не давало, поэтому Вовка удивлялся – как можно так долго приходить в себя? Позавтракав на скорую руку с видом на квартирные руины, мама быстро снабдила Вовку с его старшим братом Глебом в плановую экспедицию. Хоть Вове и было двенадцать лет, а Глебу шёл уже пятнадцатый год, они пока ещё были не разлей вода… не просыпь мука… не склони падежа, одним словом. Хотя события по жизни складывались таким странным образом, что старшему всегда доставалось больше. Доставалось в плохом смысле: дома, в школе, во дворе – все удары обычно доставались именно ему. К слову, Глеб учился уже в восьмом классе, а это как раз и есть тот период, когда детская жестокость достигает пика своей активности. Так что у Вовки всё ещё было впереди.

Дорога заняла времени не больше обычного, хотя поездка на катере была всё так же утомительна своей скукой. Восточная мудрость говорит, что бесконечно можно смотреть, как пылает огонь и течёт вода, поэтому мальчишки коротали время на корме, наблюдая, как винты выплёвывают из-под многотонной посудины бесконечные потоки пенной морской воды. Когда семейка, наконец, достигла пункта назначения, время уже уверенно подошло к обеденному, а поэтому и использовать его решили по назначению. Бабушка с дедушкой неизменно считали своим священным долгом накормить любимых внуков. Покуда они ещё маленькие, и с ними ещё можно повозиться, этим обязательно надо пользоваться; чего нельзя было сказать об их двоюродных братьях и сёстрах, которые уже давно повырастали и поразъезжались по разным городам. Перекинувшись парой приветственных слов с бабушкой, мама уже в дверях поцеловала Глеба, и, уходя, шепнула Вове, чтобы он не забыл выпить свои таблетки, в противном случае ночь будет тяжёлой. Провожая маму взглядом, Вовка мысленно залез в привезённый с собой пакет, где лежал уже который по счёту флакон пирролидона, и дверь захлопнулась.

Времяпрепровождение с бабушкой и дедушкой протекало в привычном русле. Не смотря на то, что теперь братья находились далеко от дома, и, как следствие, далеко от привычной для них цивилизации, городским досугом даже не пахло. Как ни странно, такая компания ничуть не омрачала, поскольку «у бабушки» братья отжигали ничуть не хуже, чем с друзьями во дворе.

Равно как и вчерашний день, суббота уже неумолимо стремилась к концу. За целый день накупавшиеся до отвала братья уже успели набить животы мороженым и фирменными бабушкиными пирожками. На самом деле эти пирожки никогда не претендовали на статус фирменных – просто она готовила их как-то по-своему, что делало их нереально вкусными. Дедушка же, в свою очередь, учил их плавать: со старшим сложностей не возникло ни малейших – он уподобился ихтиандру в рекордно короткие сроки; а вот младший упорно отрицал королевство царя морского, и глубже груди в воду не заходил, стараясь плескаться на мелководье в меру своей фантазии. Тем не менее, воды с лихвой наглотались все. По сложившейся годами традиции, банда вернулась домой, когда за окном уже стемнело. Глеб был просто счастливый, а младший Вовка ещё и обессиленный. Пока бабушка накрывала на стол, первый пошёл с дедушкой смотреть бои без правил (чего бабушка никогда не одобряла), а младший, не став размениваться на ужин просто рухнул спать. Про оставшийся в пакете флакон, конечно же, никто не вспомнил, и так закончилась суббота.

Ближе к полуночи Вовка начал ворочаться. В глазах начали сверкать вспышки. Из носа потекли струйки воды, казавшейся горячей. Ближе часам к трём Вовка проснулся от того, что всем лицом лежал на чём-то мокром и холодном. Приподнявшись, он обнаружил себя лежащим на деревянном полу. Это была старая и обветшалая древесина, просмоленная десятки и сотни раз. Приподнявшись повыше, малыш начал угадывать на полу тени поднятых над ним парусов. Рваное полотно хватало попутный ветер, и где бы Вовка сейчас ни находился, твердь под ним вибрировала и тряслась. Осторожно поднявшись на ноги, он осмотрелся и понял, что попал на корабль. Штурвал крутился туда-сюда сам по себе. Со всех сторон клубились столпы серой пыли, время от времени освещавшиеся, то жёлтыми, то красными вспышками, что очень напоминало большой салют в туманную погоду. Резали слух звуки трескающихся камней, доносившиеся буквально отовсюду. Свистели гулявшие из стороны в сторону канаты-щупальца, пропадавшие одним концом, то с левой стороны, то с правой, то и дело содрогаясь, будто встречая какое-то препятствие.

– Капитан, я жду приказа, – прозвучал чей-то голос.

Испугавшись быть замеченным, Вовка забежал в первую попавшуюся дверь, и оказался в трюме. Прямо возле уха прострекотало что-то огромное и ярко светящееся, полетело к своим собратьям, которых в просторном помещении с невыносимо низким потолком были десятки. Видимо так здесь было реализовано освещение. Помимо светляков-переростков малышу пришлось лавировать среди снующих повсюду пушечных ядер и пороховых бочек. Вовке показалось странным его же собственное поведение, потому что он никогда не замечал за собой такой хорошей сноровки, позволившей ему устоять на ногах, иначе в этом безумии он уже давно был бы чем-нибудь раздавлен, или в лучшем случае переломал бы себе добрую половину костей, и вряд ли это кто-нибудь заметил бы. Однако в нём таилась какая-то необъяснимая уверенность в понимании происходящего.

– Осторожно! – раздалось неизвестно откуда, и Вовка шлёпнулся на пол от удара бочкой. Всё замерло. Неловкую тишину нарушал только стрёкот светляков, и звук трясущейся всюду древесины.

Раздался вопль:

– Раззява!

– За борт раззяву! – поддержал хор голосов.

Деревянный пол загудел под весом рухнувшего железа, и отовсюду зашумело скандирование:

– За борт! За борт!

Тем не менее, Вовка не наблюдал, чтобы что-то происходило. Через несколько секунд малыш выбежал наружу через распахнувшуюся без видимой на то причины дверь трюма. На палубе по-прежнему ничего не происходило, помимо того что он уже видел. Учитывая вынесенный раззяве приговор, Вовка бросился на край борта. Его взору открылась удивительная картина, объяснившая постоянную тряску: судно шло по скалам. От увиденного малыш обомлел, но из глубоких раздумий его мигом вытащил вопль капитана:

– Тысяча чертей и бесноватый ангел, а ну по местам, крысы тыловые, или ужинать сегодня будем в печке сидя на углях! Корабль сам от ведьмы не уйдёт!

«От ведьмы?» – удивился Вовка. Поскольку члены экипажа были незримы, то в ближайшую минуту мальчик ничего не увидел. Буквально. Кроме, разве что уже знакомой двери трюма, захлопнувшейся за ним самостоятельно. Что там происходило дальше, для малыша осталось загадкой, потому что теперь пришёл его черёд беседовать с капитаном.

– Малыш, ну так нельзя. Тысяча чертей и бесноватый ангел. Ну, посмотри на себя: мы его от ведьмы спасаем, а он смотрит на свою же команду как салага зелёный.

Капитана Вовка тоже не видел. Его присутствие выдавала только периодически проявлявшаяся на деревянном полу тень в форме капитанской фуражки, а так же хрупкие плечи Владимира, почувствовавшие мягкое прикосновение, источавшее всеобъемлющую любовь и заботу. Не смотря на это, чувство удивления не покидало детской головы, ибо вплоть до сей поры, куда бы он ни бросил свой взгляд, он видел только странный корабль, живший какой-то, ведомой одному ему жизнью.

– Стена! – раздался чей-то крик. Мальчик поднял голову и увидел, как где-то наверху, вслед за прозвучавшим голосом мелькнула чья-то призрачная рука, видимо, указывавшая на ту самую стену. Тряска усилилась. Канаты вытянулись вперёд, и посеребрились не теряя при этом своей подвижности. Маленький Вовка не боялся. К своему большому удивлению, он испытывал уже знакомое ему чувство необъяснимой уверенности. Услышав знакомые «тысяча чертей и бесноватый ангел», малыш обернулся. Не смотря на то, что он не видел участников команды, он понимал, что они просто заняли свои места, отведённые им на случай форс-мажорных обстоятельств, в одном из которых ему как раз и посчастливилось оказаться.

Блестящие канаты вытянулись далеко вперёд и впились в отвесную скалу с жадностью пиявок. Не боясь развития грядущих событий, малыш продолжал стоять на палубе. Не снижая скорости, судно приступило к стремительному подъёму. Корабль орудовал металлическими канатами с ювелирной точностью. Нескольких движений хватило, чтобы подняться над всей этой пылью. Расстояние между судном и ведьмой немного увеличилось, но ненадолго – она сделала новый выпад, и буря усилилась, продолжив преследование корабля. Подобно гигантскому пауку, судно карабкалось вверх по отвесной скале, а Володя наблюдал за происходящим, как ни в чём не бывало, и спокойно стоял на ногах, игнорируя все мыслимые законы физики. Откуда-то зазвучала мелодия, пленившая малыша своей красотой. Вовка обернулся, и сквозь всевозможные бреши в обветшалых корабельных конструкциях увидел вдалеке саму охотницу. Малыш не стремился рассмотреть её. Разум его уже был затуманен, поэтому, погружённый в транс, он просто пошёл на зов.

Стоило ему сделать всего пару шагов, как призрачный гарпун, извиваясь спиралью, вылетел ему навстречу. Капитан заметил это, лишь когда жало пробило детскую грудь. Рывок. Малыш полетел вперёд, срезав своим телом ближайшую мачту. Мелкая щепка разлетелась во все стороны. Корабль встряхнуло, будто он вздрогнул от боли, но с курса он не сбился: капитан приказал мачте вернуться на место. Пока это всё происходило, он, бежал за Вовкой с криком «тысяча чертей и бесноватый ангел». Благо, корабль ему во всём подчинялся, так что всего нескольких ловких выпадов хватило, чтобы настигнуть маленького пассажира, и, ухватив его за шиворот, отдёрнуть назад. В этот момент под рукой оказался пролетавший рядом канат, он-то и пробил ребёнку голову с лёгкостью горячего ножа, пронзившего кусок масла.

Маленький Вовка открыл глаза. Ему в лоб смотрела дедушкина дрель, лежавшая в стенном шкафу. Глеб стоял сзади и держал брата за шиворот. Всю оставшуюся ночь Глебу очень хотелось отчитать младшего: за его ночные похождения, за то, что так громко и тяжело дышит (как будто Вовка в этом виноват), но всё что ему оставалось это просто ничего не делать, потому что утром Вовка всё равно ничего не вспомнит. Глеб даже пытался накормить брата пирролидоном, но стоило младшему только прикоснуться к таблеткам, как они песком осыпались сквозь пальцы. Таких фокусов за историю болезни брата Глеб не припоминал. Ранним утром Глеб пытался дозвониться до мамы, чтобы сообщить о своих наблюдениях, но время, к сожалению, было слишком ранним, так что дозвониться не получилось. А бабушке с дедушкой никто не рассказывал, что происходит с маленьким Вовкой: когда узнают о таких недугах, красная дорожка в психушку расстилается в мгновение ока.

Новый день прошёл в хозяйственных заботах, однако начался с традиционного завтрака в сопровождении выпуска утренних новостей. На протяжении всей сознательной жизни маленького Вовки это было обязательным ритуалом встречи нового дня. Сочетание запаха молочной каши и новости о том, что государственная дума приняла очередной законопроект, было неизменно хорошим знаком. Это означало, что всё хорошо, все живы, и, что главное, счастливы. По окончании завтрака и недолгих сборов семья отправилась на огород. Туда их везла уже видавшая виды машина, которая, не смотря на свои годы, уходить на пенсию ещё не собиралась, ведь это классика советского автопрома. Между собой братья в шутку называли эту классику «машина зверь – Крайслер эксклюзив, предпоследняя модель».

Вскоре эксклюзивный Крайслер доставил пассажиров к месту назначения, если, конечно, так можно было выразиться, ведь впереди их ждал утомительный подъём на своих двоих. Огород располагался на вершине горы. Если быть более точным, то это был просто холм, но для братьев это была самая настоящая гора, с которой открывался вид на крохотный, человеком нетронутый, а потому чрезвычайно живописный район. Забавной деталью был тот факт, что живописный район граничил с промышленной зоной, отделявшей благоденствующий закуток от морского канала. Над переполненными металлоломом берегами возвышались несколько громадных кранов. Именно эти краны всегда и были для малыша главной интригой всех визитов на огород, ведь он никогда не видел, как они работают. А это было чрезвычайно любопытно – а работают ли они вообще?

Провозившись весь день с грядками, лопатами и шлангами, ближе к вечеру был разведён заветный костёр. Полюбоваться огнём получилось, откровенно говоря, не очень – его заслоняли куски мяса. Когда всё было съедено и собрано, Вовка остался один в компании с догоравшим огнём. Малыш сидел с закрытыми глазами. Он даже не заметил, что все куда-то ушли. Его переполняло умиротворение. По волосам гулял летний ветер, тонкой нитью доносивший издалека едва уловимый запах морской воды. Ветер усилился. Вовка приоткрыл глаза. Море как-то странно вспенилось. И волны усилились. Некоторое чувство тревоги смогло найти пристанище в голове малыша, а он, по неосторожности, закрыл на это глаза. В лицо подул горячий ветер, по щекам скользнуло что-то шершавое. Ветер продолжал усиливаться, ноги уже покрылись слоем песка. Поднимавшиеся на горизонте волны прямо на глазах становились песчаными дюнами. Знойный ветер начал обжигать кожу. Малыш отвернулся, и с удивлением обнаружил вокруг себя песчаную равнину вместо привычных ландшафтов. В панике Вовка начал оглядываться по сторонам. Всё вокруг, что было ему таким знакомым, стремительно теряло свои привычные очертания, становясь чем-то совсем другим. Деревья с треском падали рассыпаясь золотым песком. Вспенившаяся вода выходила из берегов, заливая всё вокруг всё тем же песком. Теряя сознание, обессиленный Вовка рухнул на землю и наблюдал за происходящим уже в полглаза. Когда он закрывал глаза ему казалось, что это только на секундочку, но сколько времени проходило на самом деле, он не знал. Ветер прекратился только сдув с горизонта последние знакомые мальчику силуэты.

Когда малыш пришёл в себя и с горем пополам встал на ноги, первым делом он помянул своего психиатра, тётю Ларису, ведь именно она прописала ему таблетки, подавляющие возникновение сновидений. Но тётя Лариса в своё время тоже было поверила Вовке не сразу. Поначалу она думала, что у него просто бурное воображение. Да, она была права. Но она никак не могла ожидать, что под воздействием сна бурное воображение малыша обретает физическую форму. Чтобы убедиться в этом, она рискнула дать ему снотворное. Никто не знает, что Вовка ей тогда показал, но кричала она как резаная овца. Когда мама Вовки забежала в кабинет, всё было в дыму. Лариса стояла на коленях перед креслом, где располагался Володя. Волосы её были растрёпаны, белый халат вымазан сажей и порван. В психушку Лариса отправлять его не стала, при таком раскладе Вовка там всех поубивает (причём абсолютно реально), но волшебные таблетки по такому поводу она подобрала. Спать они не мешают, но возникновение визуальных образов очень даже блокируют.

Посмотрев на небо, чей свет был слишком ярок, Володя увидел несколько комет. Сколько их там? Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Рядом с шестью кометами висело огромное солнце. Малыш пристально посмотрел в его воображаемые глаза, мысленно вопрошая не жарить так сильно, но к животрепещущей просьбе небесное светило осталось равнодушным. Невыносимая жара не сулила ничего хорошего. Вспомнились поездки на море. Он любил песчаные пляжи с пологим спуском, но здесь этого песка было настолько много, что ему, наверно, в пору было пересмотреть некоторые свои убеждения. Так что теперь он, вероятно, будет ездить только на дикие, каменные пляжи. «Похоже, придётся учиться плавать», – мелькнуло в маленькой голове. Как бы то ни было Володе больше ничего не оставалось делать, кроме как двинуться в путь.

Пока он шёл в неизвестном ему направлении, он заметил, что коварные ветра не только мгновенно заметали оставленные им следы, но и сдували близ расположенные дюны, постоянно меняя их форму. Позже он заметил, что знойная погода не истощает его. А вот, кстати, коварный ветер в очередной раз задул его ноги ненавистным песком. Маленькая рука зачерпнула горсть, и через мгновение песок обернулся стеклянной лужицей.

Когда стемнело, шесть комет, как и прежде, были на своих местах. Да и огромное солнце тоже никуда не делось. Просто небо сменило свой цвет проявив целые мириады звёзд. Пока Вовка обмозговывал фокус с горстью песка, под ногами завибрировало. Испугаться малыш не успел – он испытал знакомый прилив необъяснимой уверенности. И вот, прямо перед ним из-под земли с грацией дельфина выныривает грузовик с длиннющим прицепом. Опешив от такого появления, мальчик стоял, наблюдая, как с машины осыпается песок. Когда перед ним распахнулась пассажирская дверь, малыш пришёл в себя.

– Залазь быстрее, чтоб тебя черти дрючили! – рявкнул водитель в капитанской фуражке. – Не гоже прохлаждаться, покуда оказался за чертой.

– За чертой? В смысле? – встрепенулся малыш.

– В коромысле! – парировал водитель.

«В коромысле», – подумал Вовка. Это вполне было в духе капитана, поминавшего бесноватого небожителя в нелицеприятной компании, да и фуражка на нём была такая же. Эта мысль успокоила Володю, но ясности в происходящее не внесла. Тем не менее, малыш запрыгнул внутрь, и машина двинулась в путь.

Малыш не имел ни малейшего понятия, куда они едут. И спрашивать об этом имел желания ничуть не больше, чем понятия. Время от времени он поглядывал на водителя, его чудаковатая улыбка явно нравилась малышу. Володя с интересом рассматривал транспортное средство, работавшее, вероятно, на силе мысли. Машина была испещрена дырами вдоль и поперек. Её просвечивало буквально со всех сторон. Добрая половина железа у неё попросту отсутствовала, а прицеп так и вовсе состоял из голого каркаса, обмотанного колючей проволокой, а с верхних рам на цепях свисали кандалы. Мысленно возвращаясь к моменту появления машины из-под песчаной толщи, Вовка диву давался, что этот грузовик совершенно не был похож на те красочные машины, что в канун новогодних праздников развозили по магазинам вожделенные игрушки, обещанные взрослыми за хорошее поведение. Отойдя от этих мыслей, Владимир заметил, что капитан, очевидно, не стремился проявлять при езде хоть сколько-нибудь больше осторожности. Как следствие, железного зверя трясло так, что звон всего этого металла доносился до самых глубин ада. Это наводило на мысль, что карета прибыла именно оттуда.

– Я не знаю, чем ты ей так насолил, чтоб тебя черти дрючили. Не думаю, чтобы это было как-то связано с её возвращением из небытия, где она просидела несколько поколений.

– Из небытия? – переспросил малыш.

– Из него, родимого, чтоб тебя черти дрючили! Ты что, это же так классно! Попасть туда, значит чахнуть в забвении, ибо даже принявшая тебя когда-то Тьма – и та тебя отвергает. Бесславный конец твоей истории, чтоб тебя черти дрючили!

После короткой паузы он добавил:

– Если только ты не предложишь достойный обмен.

– А разве это так сложно?

– А, то есть тот факт, что какая-то дважды проклятая зараза хочет отправить тебя в место, откуда не возвращаются, тебя не смущает? Вообще ни разу? Ни капелюшечки? Вот она святая наивность, жизнерадостный малыш, чтоб тебя черти дрючили! Готов поспорить, что за пакет конфет ты бы кому угодно фасад демонтировал. Так вот представь себе, карданный вал тебе в горло, что ты отправил её, куда Макар телят не гонял, а она, зараза, тебя всё равно достала. Видимо, место, откуда нет возврата, сочло достойным обменять Мириаду на великого Вальдемара, а нынче – малыша Владимира.

– Да никого я никуда не отправлял!

Капитан подозрительно осмотрел своего пассажира:

– Великий барон Вальдемар фон Дарский? Это точно вы?

– Нет! – рассмеялся мальчуган.

– Ой, пардон, как неловко получилось, – машина резко затормозила, и пассажирская дверь распахнулась как по приказу. – Давай, выпрыгивай!

Вовка от удивления перестал улыбаться. Похоже, теперь можно было поговорить серьёзно. Дверь захлопнулась, и двигатель зверя снова завёлся.

– Так вот, эта самая зараза…

– Чтоб её черти дрючили? – в тон подхватил Володя.

– Много чести! Понимаешь, она поймала тебя как маленькую, беспомощную рыбёшку.

– Как? Я её даже не знаю.

– Зато она тебя знает, и, к сожалению, для тебя же, очень хорошо тебя помнит. А много ли ты знаешь киндеров, кому в твои годы снятся погони со всякими рогатыми и крылатыми? А как насчёт бесед сомнительного содержания с красноглазыми личностями? У тебя ведь были осознанные сновидения.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, вот так она тебя и нашла, – проигнорировал он прозвучавший вопрос. – Великий барон Вальдемар фон Дарский слывёт своей способностью путешествовать во сне по тонким мирам. А маленький Владимир, в которого он переродился, вдобавок ко всему, оказался ещё и нарколептиком, чтоб тебя черти дрючили. Да более лёгкой добычи в целом мире не сыщешь! Она отправляла в твои сны своих сподвижников, и, начав с ними взаимодействовать, ты дал ей обратную связь. Ведь ты с этими существами не дрался… – водитель медленно повернулся к своему пассажиру. – Ты же их и призывал, чтоб тебя черти дрючили. А она их направляла.

Откуда-то с неба послышался крик чайки. Вовке показалось, что это именно то, чего ему так не хватало, ведь если есть чайки, значит, неподалеку есть море. Долго тешить себя иллюзиями не пришлось: водила без объяснений ударил по единственной кнопке на пыльной панели, и из выхлопной трубы раздался выстрел. Пара секунд, и перед лобовым окном прошёл небольшой дождик из белого пушка. Увидев такое, маленький Вовка чуть было не впал в истерику, но капитан напомнил, что они сейчас находятся у Вовки во сне, где никогда не бывает ничего дружелюбного. Предположив, что подбитая чайка вполне могла оказаться вражеским разведчиком, капитан решил, что чёртова ведьма снова нашла их. Если бы это был стервятник – ещё можно было бы подумать, что это всё реально, но чайке в пустыне взяться было неоткуда. Этот ход наверняка был рассчитан на доверчивый ум маленького Владимира. Но капитан оказался рядом, так что возможный план ведьмы был сорван. Нога вдавила педаль газа, и на усиленных оборотах машина взревела. А малыш, успокоившись, решил вернуться к вопросам более насущным:

– А как вообще могло так произойти, что её отправили… ну туда…

– Не знаю, – водила резко посерьёзнел. – Тебе виднее, какая кошка между вами пробежала. Ты мог убить её, но делать этого не стал. Ты отправил её туда, – капитан многозначительно указал куда-то вверх. – Туда отправляют, чтобы забыть. Но скажи мне, что лучше: умереть или отправиться туда, где даже смерти нет? Говорят, ненависть поедает. Но Мириада, она нашла в себе силы. Оглянись.

Малыш резко обернулся.

– Да нет, я образно. Оглянись и посмотри что происходит. Она мало того, что выбралась, так ещё и напала на тебя. Помнишь? На корабле-то. С начала Свет от неё отрёкся, а теперь ещё и отвергнувшая её Тьма преклонилась перед ней. В общем и целом, дело дрянь, как ты уже понял. Я надеюсь, ты уже понял?!

Вовка торопливо закивал. Продолжить беседу они не смогли: перед ними выросла песчаная стена, из которой не спеша вышла женская фигура. Ночной ветер сдул слои песка, из-под которых показалась уже знакомая по прошлым приключениям ведьма. Так близко она к Вовке ещё не подбиралась. Она была укутана в чёрный саван, и лишь змеиные глаза с ледяным спокойствием взирали на Вовку, чью жизнь она пообещала взамен своей. Её взгляд велел не убегать, потому что это бесполезно. Она спокойно стояла, держа руки за спиной: пока что она давала шанс отдать ей Владимира добровольно. Капитан это понимал, и теперь думал, а всё ли он успел рассказать маленькому человечку?

– Помнишь того громилу в лабиринте? Который тебе ножницы в сердце загнал.

Малыш с удивлением посмотрел на соседа.

– Это был я, – признался водила, не сводя глаз с ведьмы. – Она тебя уже тогда искала. Мне пришлось тебя убить, чтобы ты проснулся.

Ей явно не понравилось, что капитан нарушил молчание, она не собиралась в очередной раз упускать Вовку. Её губы зашевелились. Друзья даже не пытались угадывать, что она произносит – по её выражению и без того было совершенно очевидно, что желает она отнюдь не доброго здравия.

– Помнишь мента с синими глазами, застрелившего тебя ледяными пулями у стен школы? Это тоже был я.

Путники заметили, как в этой пустыне стало ещё жарче.

– А в больнице, – поинтересовался Вовка, – где на меня близнецы охотились, был дядька, размахивавший железными верёвками…

– Да, это я бросил тебя в ров с кислотой. Но ты каким-то образом подчинил происходящее своей воле. Кислота стала водой, поэтому и пришлось верёвками отсечь голову.

Вынутые из-за спины руки показывали, как на женских пальцах уже плясали огненные языки. Капитан понимал, что удар будет направлен на него, ведь ей нужен малыш, а если его убить, он проснётся.

– И не смотри на меня как на врага революции. Я же объясняю, что к тому моменту она тебя уже искала. И не безуспешно, как ты, наверное, уже успел заметить.

Зрительная перестрелка между капитаном и дамой со змеиными глазами длилась считанные секунды. Оба думали об одном, но каждый пытался прочитать своего оппонента, как соперника по покеру. В следующее мгновение с аккуратных дамских пальчиков сорвался столб пламени. Огненный бык целился своими рогами точно по водителю, но, к сожалению для ведьмы, сидевший за рулём бес всё же успел прикрыться малышом, и тот моментально вспыхнул. Малыш горел недолго. Ведьма только и успела прошипеть, что ещё не закончила, напоследок предупредив, чтобы тот не звонил Ларисе, а с капитаном она ещё разберётся.

Глеб успел оттащить младшего брата от костра, но получить пару серьёзных ожогов малыш всё же успел. Так что вечер продолжился уже в больнице. Пока они ехали, врачи наблюдали, как малыш, в полубредовом состоянии говорил о какой-то Ларисе, а старший в это время пытался накормить брата волшебными таблетками: на случай если тот отключится, то чтобы снов хотя бы не видел. Кто знает, что ещё может произойти? Но эта попытка тоже была провалена. Всё произошло ровно как и в прошлый раз: неокрепший организм снова отверг лекарство. Или, если выражаться более точно, что-то ему в этом помогло.

Для проведения срочной операции его везли в городскую больницу. Благо, что всё это время Вовка находился не под наркозом. Его со всех сторон обкололи обезболивающим, что выиграло старшему брату немного времени. Из местного телефона-автомата, он дозвонился к маме. Да, время было позднее, но обстоятельства не терпели отлагательства. Пусть сбивчиво, но Глеб всё же поведал о событиях прошедших дней. Когда мама достучалась до лица компетентного, выяснилось, что Лариса скончалась при загадочных обстоятельствах. Так что объяснить начавшееся отторжение лекарственного средства осталось некому. О новой партии волшебных таблеток тоже пришлось забыть: препарат оказался запрещённым.

Когда забинтованный Вовка лежал в палате, он вдруг услышал знакомый голос.

– Хватит спать, когда товарищи не спят, – Лариса толкнула ногой его кровать. – Как жизнь, как здоровье? Таблетки помогают? – по бокам, из-под волос, выглядывали вымазанные кровью заклёпки. – Ну, не молчи, поговори со мной, я же всё-таки твой психиатр, – она демонстративно поправила волосы, как будто хотела, чтобы Вовка увидел спрятанные под ними ремни, державшие лицо на положенном ему месте.

Эта односторонняя беседа казалась Владимиру очень странной. Раньше, всякий раз, когда Володя приходил на приём, а происходило это отнюдь не часто, Лариса всячески стремилась не выказывать своего страха, а теперь, наоборот, сама стремилась его напугать.

– Давай, сделаем так, – продолжила она, – приходи быстренько в себя и через пять минут я жду тебя у себя в приёмной.

Как только Лариса захлопнула за собой дверь, вновь прибывший пациент медленно встал на ноги. После перенесённой операции жажда была невыносимой, но в палате не оказалось ни бутылки воды, ни даже банального умывальника. Хорошо хоть забинтованные руки не болели – видимо, заботливые доктора добротно накачали его обезболивающим. Оглядевшись по сторонам, малыш обнаружил свою кровать единственным предметом в просторной палате, рассчитанной как минимум на восьмерых. Койка странным образом располагалась посередине комнаты, чем вызывала неприятные эмоции. На фоне этого малыш даже не заметил таинственного исчезновения стула, на котором его психиатр сидел буквально только что. В ночное окно смотрела пара лысых деревьев, бедно подсвеченных уличным фонарём. Ветки покачивались из стороны в сторону, кривыми пальцами предостерегая мальчика отказаться от идеи идти на приём к психиатру тёте Ларисе. А вот обезвоженный организм, в свою очередь, настойчиво требовал животворящей влаги, поэтому ведомый первобытным инстинктом маленький человечек всё же вышел из палаты. Его движения были осторожны, но когда он отпустил дверь, она коварно захлопнулась и со стороны столовой послышался заботливый голос:

– Ложечку за Алёнушку, внучку двоюродного дяди Саши.

Эта фраза заставила Володю вздрогнуть. Всё бы ничего, если бы она не прозвучала вслед чьему-то крику. В замешательстве маленькая ладошка поелозила в поисках ручки, за которую только что держалась, но так и не нащупала, за что ухватиться. Испуганные глаза медленно повернулись: теперь это была лишь глухая стена с рисунком двери, выведенным цветными мелками. По фигурным, подстёгивающим бурное воображение сколам на стенах, малыш узнал больницу, где был постоянным клиентом: вот журавль, который всегда катал малыша, если тот слушался маму; вот дятел, кормивший орангутанга рыбой. Да уж, сколько бы Вовка ни пытался накормить эту бедную обезьяну бананами, дятел упорно продолжал давать ей рыбу. Володя снова вздрогнул: полёт воображения был прерван новым криком.

– Ложечку за Юленьку, младшую дочку троюродной сестрёнки Наташеньки.

«Младшую дочку троюродной сестрёнки?» – подумал Володя.

Дважды загнув пальцы на обеих ладошках, и что-то пересчитав, Володя вдруг понял, что жуть наводит даже не сочетание крика с заботливым голосом, а скорее глубина родословной, до которой они уже дошли, поскольку все такие ложечки всегда начинаются с «мамы» и «папы». Даже маленький Вовка понял: что бы там ни происходило – это длится уже долго. Так же ему показалось странным, что где-то на середине тётя Лариса икнула, и фраза была закончена уже другим голосом, который всё равно показался Вовке очень знакомым.

Пока маленькие ножки шагали к столовой, по сторонам неторопливо проплывали расстеленные койки с мятыми простынями, и облезлые деревянные тумбочки со стоявшими на них игрушками. Вовка поймал себя на мысли, что с превеликим удовольствием присвоил бы себе что-нибудь, но мама учила не брать без разрешения. Снова крик, снова голос предлагает почтить очередной ложечкой какого-то дальнего родственника. Услышав новое имя, Володя побледнел: он понял, что знает всех этих людей. С каждым новым шагом второй голос становился всё ближе и громче, и стоит отметить, что он был знаком до боли в зубах, и уже копошился в подкорке мозга, намереваясь извлечь наружу имя его обладателя.

Наконец Вовка проник в столовую с робким «здрасти» поприветствовавшим присутствующих, коих было двое. Здесь на стуле восседала человеческая фигура… во всяком случае сохранившиеся очертания пока ещё ассоциировались с человеческими. Его как будто специально посадили лицом ко входу, чтобы в нём сразу можно было узнать дорогого друга, лидера и духовного наставника, имевшего привычку носить капитанскую фуражку. На теле тут и там были бреши: Володя сразу вспомнил избитый грузовик, просвечивавшийся со всех сторон. Разница между ними была лишь в том, что машина не кровоточила. Хотя крутившаяся вокруг него персона в белом халате более чем старательно вытирала салфетками следы своего вмешательства. И вот рука снова потянулась к подносу. Блестящие железки отнюдь не были похожи на медицинские инструменты. В этих явно старых приборах с фигурной резьбой, Володя узнал обыкновенный кухонный нож с не менее обыкновенной кухонной вилкой, которыми он привык разделываться со столь ненавистными ему котлетами.

Фигура в белом халате бесцеремонно срезала с руки сидевшего на стуле небольшой кусок мяса. Снова раздался знакомый крик и в рот отправилась очередная «ложечка». Капитан поедал себя более чем покорно, а фигура, одетая в белый халат, помогала ему в этом, стоит сказать, проявляя заботу, которой можно было только завидовать.

– У меня обед! – рявкнула девушка меняющимся голосом. – А, это ты, мой маленький. Уже пришёл в чувство?

Она, не глядя, швырнула что-то в сторону малыша, и к Володиным ногам упало обтянутое ремнями клёпаное лицо – последнее напоминание о тёте Ларисе, и вместе с ним ещё что-то маленькое. Взгляд капитана был отрешённым. Он всё понимал, но сделать ничего не мог. Его воля была полностью подавлена. Он играл в ведьмину игру по её правилам. Она же, как ни странно, даже не собиралась использовать капитана против маленького Вовки – она только хотела, чтобы малыш осознал свою беспомощность перед её Силой. А чтобы мальчик окончательно убедился в её превосходстве, она заботливо вложила столовые приборы капитану в руки, сопроводив это строгим «пока всё не съешь – из-за стола не выйдешь».

– А ты иди сюда.

Малыш слегка попятился.

– Не бойся, глупый. Как ты не стал меня убивать, так и я тебя убивать не буду. И хоть мне очень хочется это сделать, ты нужен мне живым. Мы просто поменяемся местами, и только.

Вовка остался с ней один на один, и перспектива отправиться в небытие не прельщала его вообще ни разу. Из всех разговоров с капитаном он уже понимал, что сложившиеся обстоятельства предполагали только один выход из положения. Однако, на капитана рассчитывать больше не приходилось – подчинённый воле этой ведьмы он копошился вилкой в своём животе, поедая себя уже самостоятельно, без её помощи.

Володя схватил с ближайшего стола гранёный стакан, и что было дури шлёпнул его об пол. Подобрав осколок подходящих размеров он быстро распорол бинты на руках, а после – принялся и за сами руки, благо что эффект обезболивающего ещё не прошёл. Раны обезвоженного организма кровоточили не так резво, как хотелось бы, но руки больше не слушались малыша. Видимо в порыве как можно скорее испустить дух, он резанул слишком глубоко, задев что-то лишнее. Подумать только. Маленький Володя, берущий от жизни всё, выжимающий максимум из каждого дня проведённого с друзьями и родственниками, в эту самую секунду жаждал смерти больше всего на свете. Как ни странно, ведьма не торопилась предпринимать какие-то действия. Она чего-то ждала. В маленькой голове возникла пугающая мысль о том, что столь радикальные меры сыграли ей только на руку.

– Ты меня никогда не слушал, великий барон Вальдемар фон Дарский. Ты никогда меня не слушал. Я говорила не звонить Ларисе. Ты меня не послушал, вот ей и пришлось срезать с себя лицо маникюрными ножницами под моим, разумеется, чутким руководством.

– Великий барон не хочет стареть, – внезапно сменила она тему, – и, чтобы каждые пятьдесят лет убивать себя, и возрождаться в другом теле, забрал у меня камень Мириады. У меня! Родной сестры, Мириады фон Дарской! Которую сам же и склонил к тёмной стороне! Ты помнишь это? Нет. Ты отправил меня в небытие, чтобы забыть обо мне, чтобы я не мешала, но лучше бы убил. Там моя ненависть росла, и Сила моя лишь крепчала. А ты, – она посмотрела на кровоточащие руки Владимира, – снова пытаешься удрать.

Теряя силы, малыш побледнел, ноги подкосились. Он почувствовал сильную тошноту и холод. Теперь змея начала что-то нашёптывать. В меру своих сил Володя начал оглядываться, но вокруг ничего не происходило. Его глаза опустились на маленькие ручки, и увидели, как большие раны начали затягиваться. Раны затягивались, но руки по-прежнему не слушались. Мириада его не лечила, она делала что-то другое. Её шаг был твёрд, а взгляд преисполнен уверенности. Она не торопилась. Приближаясь, она продолжала что-то шептать. Володя почувствовал лёгкость, как будто начал взлетать, и лишь теперь ведьмин шёпот странным образом стал понятен: она что-то говорила о Тьме, жертве и обмене. Подойдя к малышу, и взяв его за руки, она подавила его последние потуги к сопротивлению. Её взгляд был нежен, а улыбка мила. Оба понимали, что ситуация безвыходная. Мириада заботливо показала Володе, как безобразные раны на его руках исчезли, не оставив и следа.

– Прости, мой сладкий, не в этот раз, – только и прошептала она.

По крохотным венам что-то побежало. Расползавшаяся под белоснежной кожей чёрная паутина быстро укутала детское тельце, залила глаза, и даже изменила цвет волос. Малыш рассыпался в прах без лишних, что называется, подробностей, прямо под ноги этой змее. Жизнерадостному малышу Владимиру было совсем не больно, но буквально через несколько секунд великий барон Вальдемар фон Дарский познает невыносимую боль. Боль не смерти, но забвения. Эта мысль радовала Мириаду. Теперь, когда пепел развеялся, единственным напоминанием о Вовке стали лишь небольшая лужица крови, да пара рваных бинтов. Ведьма вышла из столовой, и из двери напротив вылетела медсестра, столкнулась с ней лбом, и побежала дальше по своим делам, бросив в след мимолётное «извините». В этот момент Мириада поняла, что всё же вернулась. Вернулась из места, откуда нет возврата, где маленький Вовка занял её место.

Ноябрь 2017 г.