Читать книгу Спасти Смоленск - Дмитрий Дашко, Евгений Шалашов - Страница 7

«Телега» выглядела как обычная крестьянская телега. Соответственно, и кузов, и колёса, и даже оси были деревянные. Или, по крайней мере, казались таковыми. А то, что «чудо-дерево» выдержит пушечный выстрел и вряд ли сгорит в костре, – об этом посторонним знать не обязательно. Равно как и про то, что электроприводы позволяли «телеге» двигаться без конной тяги со скоростью, превышающей скорость лошади.

Беда лишь в том, что хорошую скорость «телега» могла развить на ровной дороге, а вот в лесу, где под колёса попадались то кочки, то пеньки, а деревья как будто бросались прямо наперерез, скорость была не лошадиная, а почти улиточная, и расстояние от леса до деревни в жалкие две версты группа преодолела за целый час. Пешком и то быстрее.

В поскотине, плавно переходящей в околицу, стало полегче.

Группа приняла боевое построение. Павленко с Водневым впряглись в телегу, Дёмин с Морошкиным выдвинулись в авангард, Свешников шёл замыкающим. Что тут поделать, если классическое «Ослов и учёных – в середину каре!» никто не отменял. «Калаши» и водневский «Бизон» были, от греха подальше, спрятаны под плотным брезентом, укрывающим поклажу, зато штатные пистолеты и ножи наличествовали у каждого.

Если хотите представить деревню семнадцатого столетия, то нет ничего проще. Для начала представим современную. Уберём провода, удалим столбы и линии электропередач, снимем с крыш печные трубы, спутниковые тарелки и прочие телеантенны; шифер, рубероид и черепицу заменим дёрном или побуревшей от непогоды соломой. Сведём количество окон к одному-двум, сделаем их маленькими и вместо стекла натянем бычий пузырь. Ну, а сами дома утопим в землю так, чтобы торчала только верхняя часть.

Ещё не забудем убрать палисадники перед домами, вырубим кусты крыжовника и сирени, заменим дощатые заборы на покосившиеся плетни. Единственное, что можно не трогать, так это дорогу посередине деревни – разбитую вдрызг, с огромной лужей (почему-то никогда не просыхающей).

Кинематографисты, снимающие исторические фильмы, любят украшать лужу огромной свиньёй, и бедной животине вечно не везёт: то промчится сумасшедший всадник, то положительный герой закинет в лужу отрицательного персонажа. И обязательно достается ни в чём не повинной хрюшке.

Вот и сейчас четверо не очень трезвых мужиков, одетых в стрелецкие кафтаны зелёного сукна, пытались вытащить из лужи свинью. Та отчаянно упиралась и визжала, будто чуяла свою участь.

Со стрельцами препирался хозяин – немолодой мужик в залатанном армяке. Неподалёку кучковались соседи – с десяток крестьян.

Жители деревни пока не предпринимали никаких действий и не пытались помочь соседу. К тому же за зрелищем наблюдало ещё с дюжину ратников при ножах и саблях. Стало быть, расстановка сил была не в пользу деревенских.

– Да что же вы, ироды, деете! – восклицал хозяин, пытаясь отбить животину. – Я ж её на зиму берегу!

Один из стрельцов – чернобородый, цыганистого вида, небрежно отпихивая мужика, изрёк:

– Ты, Онисим, радуйся, что твою хрюшку мы съедим, а не ляхи. Пусть лучше русский человек мясцом закусит, а не пан драный!

– Да мне-то кой хрен разница! – начал орать мужик. – Мне чем семью кормить? Вона, всё поле вытоптано! Мне что, по миру с семьёй идти?

Появление новых персонажей в захудалой деревне не прошло незамеченным. Всё-таки странно, если вдруг появляются пять человек, впряжённых в телегу, да ещё с той стороны, откуда людей быть не должно. К тому же одетых несколько странно: в серые епанчи, из-под которых выглядывали серые же камзолы, и в круглые шапочки с красным верхом. На ногах – высокие сапоги. (Костюмеры и Свешников «смоделировали» псевдосербский костюм, чтобы было удобно и чтобы не особо выделяться).

Стрельцы, пытавшиеся отобрать свинью, слегка ослабили хватку, а остальные повскакивали.

Спецназовцы же бодрым шагом приближались к злополучной луже, намереваясь форсировать её вброд (объехать всё равно не получится).

– Чтой за валенки шествуют? – оскалив белоснежные зубы, спросил цыганистый.

– Никак, боярове своим ходом телеги таскают? – поддержал его мелкий ратник в грязной шапке. – И откудова вы такие чистенькие прётесь? Где ж вы были, когды мы кровя проливали?

– А чё, боярове, может, и меня отвезёте? – во весь рот осклабился цыганистый.

Чувствуя потеху, «группа поддержки» густо захохотала. Пятеро пришлых супротив шестнадцати…

Цыганистый нагло загородил дорогу, упёр руки в бока.

Дёмин, не вступая в дискуссию, провел хук справа, отчего стрелец захлебнулся собственным смехом, скрючился и упал мордой в лужу.

Хрюшка, отчаянно завизжав, вырвалась и побежала, спасаясь от неминуемой смерти, а стрельцы, слегка ошеломлённые и дезорганизованные визгом, не успели даже выкрикнуть «Наших бьют».

По четыре крепких мужика на одного – многовато даже для спецназа, но на стороне группы были два элемента: внезапность и навыки рукопашного боя двадцать первого века.

Через пару минут всё закончилось. Мародёры были повержены, никто не успел схватиться за оружие. Вернее, почти никто. Цыганистый стрелец, пролежавший всю драку в луже, очухался, медленно встал на ноги и, вытащив из-под кафтана здоровенный пистолет, навёл ствол на Дёмина.

– Ты бы бросил пистолю-то, – ласково попросил подполковник.

– Ах ты, курва такая! Да я тебя…

Досказать фразу стрелец не успел, оседая наземь с ножом в глазу, а «мирный» историк Свешников только пожал плечами – мол, тот первый начал.

– Ну, Алексей Михалыч, на хрена было мужика мочить? – недовольно пробурчал подполковник. – Порох в пистоле, небось, подмок.

Дёмин покачал головой, показывая – мол, выучили интеллигента на свою шею, но в глубине души был доволен: доцент всё сделал правильно.

– Вот придёшь к такому экзамен сдавать, а он тебе вилкой в глаз, – хохотнул Дениска, однако стушевался под строгим взором командира.

Дёмин, обведя начальственным взглядом совершенно обалдевших крестьян, кивнул на мародёров и приказал:

– Этих – связать.

Видя, что его команду не спешат выполнять, рявкнул:

– Кому сказано, мать вашу так?! Бегом!

От начальственного рыка мужиков словно ветром сдуло. Скоро они принялись неумело вязать стрельцов и оттаскивать их к стене ближайшего сарая.

Дёмин, убедившись, что вязки крепкие, а арестанты уже начали приходить в себя, отдал приказ:

– Товарищи офицеры, вы изучаете обстановку, а мы с Алексеем Михайловичем допросим воинов.

– Да какие они воины, – усмехнулся историк. – Дезертиры это. Так бежали, что и пищали свои, и бердыши побросали. Вон, на трёх воинов – одна сабля.

Удивительное дело, но французское слово «d' serteur» оказалось знакомым для беглых стрельцов. Они зашевелились, зафыркали. Чувствовалось, что тирада Свешникова зацепила их не на шутку.

– Вы, бояре, как вижу, боя-то Клушинского не нюхали, – с долей презрения фронтовика к «тыловым крысам» произнёс молодой стрелец. – Вона чистенькие какие.

– Мы-то не нюхали, – спокойно ответил Дёмин. – Только вижу, что ты, герой, так нюхнул, что аж пятки смазал.

– А попробовали бы сами, коли ляхов тьма, отовсюду пушки бьют! – со злобой проговорил второй, с заплывающим глазом. – А воеводы, суки, нас бросили. И немцы, христопродавцы, предали.

Свешников и Дёмин переглянулись. Пожалуй, на любой войне самое страшное – это паника. Стоит кому-нибудь заорать: «Генералы бросили, враги окружили!» – и всё, нет больше войска. А что русского воинства было в три раза больше, нежели польского, что наёмники были единственными, кто попытался хоть как-то сражаться, – об этом уже никто не помнит. И можно стрельцу хоть кол на голове тесать – всё равно будет стоять на своем.

– Ладно, что же мне с вами делать? – задумчиво изрёк Дёмин. – С поля боя бежали, у своих же, у русских, свинью украли. Как это называется? Мародёрством.

– Да это не мы! – в один голос заорали стрельцы. – Это Фимка Цыган решил – мол, всё равно у мужика ляхи свинью отымут, так уж лучше пусть нас покормит. Мы этому Онисиму за свинью четыре копейки дать хотели, а он упёрся – мол, меньше чем за шесть не отдам! А нам-то что делать? Мы, как из Клушина ушли, второй день не евши.

– Так получается, битва два дня назад была? – спросил Дёмин.

– Да не, битва уж с неделю как была, – сообщил молодой.

– Да ты не ври, и всего-то четыре дня, – перебил его пожилой. – Мы, как из боя сдрапанули, целый день по лесам шатались, а потом уж сюда зашли. Думали на Москву идти, да заплутались маленько.

– Ну и по деревням маненько прошлись, – грустно добавил молодой, за что получил тычок от соседа.

– Стало быть, сегодня не то восьмое, не то девятое июля, – сделал вывод Дёмин. – Всё сходится.

– А вы, бояре, кто будете? – вдруг поинтересовался один из стрельцов, хотя его в таком положении – битым да связанным – должно бы интересовать другое. Например, не прикажет ли неизвестный боярин прирезать его вместе с остальными? Ан нет, любопытен русский народ!

– А чего вдруг? – нахмурился Дёмин.

– Да вишь, вроде на русских похожи, да говор у вас другой. И слова у вас чудные. И платье чудное – и не русское вроде, а на наше похоже. И дерётесь вы так, что даже немцам не по силам. Хитро дерётесь. Вы ж нас впятером отхреначили и не поморщились.

– Да мы, друг мой, сербами будем, – сообщил ему Свешников. – Слышал про таких?

– А, сербы! – с пониманием протянул стрелец. – Видать не видал, врать не стану, но слышал. Раньше вроде бы мы с вами одним народом были, но разошлись, как с ляхами. Токмо ляхи все схизматиками стали, а вы веру дедовскую сберегли, хотя вас турки захватили. Вроде где-то у моря живёте, в горах.

Неожиданно стрелец с грустью посмотрел на «сербов» и сказал:

– Ничего, братки, мы же тоже когда-то под татарами были, но избыли иго-то ханское. И вы избудете. А ежели сами не смогёте, так мы завсегда подсобим. Ну, может, и не щас, но потом – так это точно.

Свешникову и Дёмину стало жаль и этого стрельца, и всех остальных. Ну вот поди ж ты!..

– Ежели мы вас развяжем да отпустим, безобразничать не станете? – поинтересовался Дёмин.

– Так мы бы давно домой ушли, на Москву! – радостно завопили стрельцы.

– Если бы не Фимка Цыган… – усмехнулся Свешников.

– Ну, да и мы хороши…

Дёмин махнул рукой. Разбираться и выяснять, отчего московские стрельцы четыре дня ползали по деревням, вместо того чтобы бодро чесать домой, на печку, желания не было. Ежели жив стрелецкий начальник – как он там, стрелецкий голова? – вот он пусть и разбирается.

– А чё вы к нам пришли, коли у вас там турок завёлся? – осмелел молодой стрелец, понявший, что убивать их сегодня не станут.

– А пришли мы, чтобы вам помочь. Сегодня мы вам помогаем, а завтра вы нам, – объяснил Свешников. – В Сербии турок много, не справимся с ними в одиночку. А вы, русские, тоже пока помочь не можете, так?

– Так, – закивали стрельцы.

– Воевода наш, Олеко Дундич, – кивнул Свешников на Дёмина. – Вместе с нами из Сербии к князю Михаилу ехал, да вишь, как вышло-то…

При упоминании Скопина-Шуйского стрельцы не сдержали слёз.

Глядя на такую картину, Дёмин со Свешниковым плюнули и начали разрезать веревки.

– В общем так, братья-славяне, – обратился «Олеко Дундич» к стрельцам, разминающим затёкшие руки. – Дуйте-ка вы в столицу, а там сами решите – как и что. Фимку своего заберите да похороните. Уж такая с ним незадача вышла.

– Да вот Фимку-то вы зря прибили, – хмуро обронил пожилой.

– А не надо было за пистоль хвататься, – слегка повысил голос историк. – Мы ж с вами как люди, а вы…

Фимку Цыгана и впрямь было жаль, но что уж теперь поделать? Ну, в утешение стрельцам, что сам дурак. Да и побили их не немцы и не свой брат-русич, а загадочные сербы. И уже вроде бы не так и обидно стало.

На том пути «сербов» и стрельцов разошлись. Москвичи пошли хоронить Фимку, а Дёмин и Свешников остались в ожидании.

– Алексей Михайлович, ты что сейчас нёс? – спросил Дёмин. – Какой я Олеко Дундич?

– Так, что-то мне в башку стукнуло, – вздохнул историк. – Мы же, когда под сербов хотели работать, начали легенду составлять, но так её и не склеили. А теперь что? Хочешь не хочешь, а придётся под сербов работать.

– Ну, это понятно, – с досадой сказал командир. – Так отчего Дундич какой-то? И кто он вообще такой? Знаю, улица есть имени Дундича, в районе Филёвского парка.

– Так я и сам о нём мало знаю, – пожал плечами Свешников. – Был такой герой Гражданской войны. Сам он из этих, из интернационалистов, которые из австровенгерской армии в плен в Первую мировую попали, а потом за большевиков сражались. Помнишь? Гашек там был, который про солдата Швейка написал, Юлиус Фучик, Матэ Залка. А Дундич воевал геройски, орден Красного знамени получил. Правда, погиб.

– Подожди, если он серб, то какого лешего в австрийской армии делал? Ведь Первая мировая война началась из-за Сербии. Принца Франца-Фердинанда убили, обвинили в этом Гаврилу Принципа, ну и так далее.

– Ну, сербы и в Хорватии жили, и в Боснии. Их в австрийскую армию брали. А Дундич, возможно, и вовсе хорват. А какая разница? Зато красиво – боярин Олеко Дундич.

Дёмин махнул рукой – а и впрямь, какая разница? Дундич так Дундич.

– Хорошо хоть не Сречко!

– А что такое? – заинтересовался историк.

– Да был у меня в далёком прошлом знакомый с таким именем. Не то серб, не то хорват, а может, и вовсе македонец. Уж и не помню сейчас. Но сам понимаешь, как наши его имя переиначивали.

– Понимаю, – кивнул Свешников. – Дундич, само собой, лучше звучит.

За разговорами не заметили, как собралась вся группа.

– С народом потолковали, однако ничего путного не узнали, – доложил Морошкин. – Талдычат, что была битва, а когда точно – не знают ни хрена. Не то неделю назад, не то больше. Даже числа сегодняшнего не знают. Один дедок сказал, что вроде бы вчера был день празднования иконы Тихвинской Божией матери.

– Всё сходится, – кивнул историк. – День Тихвинской иконы аккурат на девятое июля и выпадает, если по новому стилю. Стало быть, сегодня уже десятое июля.

– Вот неделя и набирается, – хмыкнул командир.

Группа притихла. Что задание не выполнено, тут и козе понятно.

– Может, сдвиг во времени из-за двух отправок произошёл? – предположил Воднев. – Нас отправили, да «другороссы» свой груз заслали. Во времени мы и ихний груз друг на друга наложились, вот и тогось…

– А может, и диверсия, – глубокомысленно изрёк Павленко.

– Всё может быть, – кивнул командир. – Нам сейчас не о том надо думать. Главная наша задача – оставить Василия Шуйского на престоле. Так? Отсюда до Москвы километров двести будет? Если сейчас выдвинемся, когда в Москве окажемся?

Воднев слегка задумался, прикинул, сопоставил что-то с чем-то и объявил результат:

– Наша телега выдаёт двадцать кэмэ в час, если без груза. С грузом – не больше десяти. Ежели ехать непрерывно, будем часов через двадцать. Ну, накинем какие-нибудь незадачи вроде колдобины, встречи с польским отрядом – то сутки.

– А Василия Шуйского когда свергать станут? – спросил командир. – Я читал, что вроде девятнадцатого, но это не точно. Успеем?

– Девятнадцатого июля его в монахи постригли, а свергли его за два дня раньше, семнадцатого, – уточнил историк. – Завтра Лжедмитрий на Москву пойдёт, захватит Серпухов с Кашиным, сядет в Коломенском. Скорее всего, Москва к нашему приезду уже будет окружена. Придётся с боем прорываться.

– Так, – принялся рассуждать командир. – У нас шесть дней. Кладём два – по максимуму – на дорогу в Москву, а что потом?

– В Кремль нас царская охрана не пустит, – предположил Морошкин. – Кто мы такие, чтобы нас к царю допускать? Ладно, когда Скопина спасать хотели, там нам хоть время на адаптацию давали, а теперь?

– Товарищи офицеры, а зачем нам вообще Василия Шуйского спасать? – спросил Денис. – Нам же такую задачу не ставили. Мы должны были русское войско предупредить. То, что не получилось, это не наша вина. Может – того, домой, в смысле?

– А самое главное – на хрен Шуйского вообще спасать? – поддержал Дениса историк. – Царь он был слабый, а как человек – негодяй порядочный. Представим – ну, спасли мы Шуйского. А дальше? Кроме «Тушинского вора». против него сейчас Рязань ополчилась. Одно дело, если бы мы под Клушино победили. Тут бы и осаду со Смоленска сняли, и авторитет царя укрепили. Глядишь, Смута бы закончилась. А с Василием получим ещё одну гражданскую войну. Оно нам надо?

– И какое предложение? – деловито спросил Дёмин. – Какие наши дальнейшие действия?

– А действия такие. Мы с вами о чём подумали – что нам предложат Смоленск спасать, верно? Вот мы и пойдём спасать.

Но тут их внимание привлёк на удивление робкий вид топчущегося поодаль пожилого стрельца, с которым они недавно вели переговоры. Судя по тому, как быстро он обернулся, много времени на похороны Фимки не понадобилось.

– Чего тебе? – пристально уставился на него Дёмин.

– Общество меня послало, – заговорил тот. – Разговор есть к тебе, воевода.

– Коли так – говори, – проявил милость подполковник. – Слушаю.

– Воевода, тут эта… может, нас в свой отряд ополчите? До Москвы оно далёко, а гуртом завсегда батьку бить сподручнее. Бери нас под свою руку.

Дёмин задумчиво почесал в затылке. Резон в словах стрельца имелся. Та самая ситуация, когда лишний штык точно бы не помешал. Тем более не один, а полтора десятка. Правда, смущало одно, причём самое главное. Не больно-то надёжными оказались эти бойцы.

– Чтобы вы нас в случае какой опасности бросили, как недавно на поле боя? – не без ехидства поинтересовался Дёмин, пристально всматриваясь в стрельца. Уж больно подполковника интересовала реакция того на сказанное. Зацепит аль нет?

Зацепило.

– Крест поцелую: до конца биться станем! Самим аж до слёз обидно! – в сердцах воскликнул собеседник. – Пока ляхам не отомстим – покоя не будет!

– И другие так думают? – прищурил правый глаз подполковник.

– Головой ручаюсь. Не подведём, боярин!

Дёмин поманил к себе Морошкина.

– Войник Андрей, слушай мой наказ: «профильтруй» каждого из новобранцев. Отсев производить жёсткий – мне потенциальные проблемы за спиной не нужны.

Морошкин щёлкнул каблуками, вызывая поступком лёгкую оторопь у стрельца.

– Есть. Разрешите выполнять, воевода?

– Разрешаю.

Взор Дёмина снова упал на стрельца.

– Тебя как зовут?

– Тимофей, сын Иванов.

– Вот что, Тимофей: назначаю тебя покамест старшим среди своих. Если возникнут какие-то вопросы – обращайся ко мне или другим войникам. И своих предупреди: мои приказы и приказы моих людей выполнять беспрекословно.

Подполковник помедлил:

– Да, Тимофей… Вот тебе первый мой приказ: свинью таки выкупить. И насчёт лошадок подсуетись: негоже ни вам, ни моим войникам тягловым скотом работать. Понадобятся деньги – обращайся к войнику Андрею, ты его видел.

То, что у скуповатого Морошкина не так просто выбить и лишнюю копейку, Дёмин уточнять не стал. Его воеводское дело – приказать. Выполняют пусть подчинённые.