Читать книгу Узурпатор ниоткуда - Дмитрий Дубинин - Страница 5

Первой мыслью было шарахнуться в сторону и снова драпать. Потом подумал – а почему, собственно, я не слышал даже ни малейшего шума со стороны монстра? Никакой носорог, даже если он вдруг научился бы ходить на цыпочках, не мог красться по лесу подобно представителю семейства кошачьих… И вообще, что-то никакого движения не происходит… Дохлый слон? Тогда почему не воняет?

Как воняет туша слона, убитого браконьерами, я уже имел удовольствие обонять. Не приведи господь почуять еще раз хоть что-то подобное!

Не животное это, понял я. И уже без всякого опасения стал приближаться к темному «монстру». Который, как почти сразу выяснилось, обитал в лесу вовсе не в одиночестве.

Более того, когда я поравнялся с этой махиной, то почти сразу же обнаружил дорогу! Вернее, хорошо заросшую травой и молодыми деревьями просеку.

Но дорогу здесь когда-то действительно пытались строить! Во всяком случае, начали расчищать джунгли. А «толстокожим животным» оказался обычный бульдозер-скрепер, старый, ржавый и почти по оси ведущих колес погрузившийся в почву. Чуть поодаль стоял другой бульдозер, поменьше, за ним – грейдер и трелевочная машина. Вся техника оказалась советского производства. Хозяев этой техники, надо думать, поблизости нет и уже очень давно.

Дорогу, безусловно, начинали строить с запада. Со стороны заходящего солнца и шла старая просека. Заросла она действительно сильно, пеший поход по ней почти не отличался бы от передвижения по девственному лесу. Зато вот если бы удалось добраться до «Мерседеса» и завести его…

Стоп! Ведь это, кажется, очень похоже на выход из положения… Если только…

В баке бульдозера позади кабины явно что-то было, судя по звуку. Я добрался до топливопровода и попытался открутить задвижку. Она подалась не сразу, но все же скоро подалась, и запах солярки ударил в нос. Уже неплохо!

Я не был в курсе, насколько велик срок годности у дизельного топлива, тем более местного разлива, но это был, пожалуй, единственный шанс. Разумеется, сдвинуть с места дорожно-строительную технику, ржавевшую под африканскими дождями не один год, я даже и не собирался пробовать. Действовать надо было иначе. Одно вот только беда – вокруг ни одной канистры, ни одного более-менее приемлемого бачка, чтобы таскать на себе. Значит, придется возвращаться. Но это завтра, только завтра. Сегодня я отсюда никуда не двинусь, не заставите!

На ночлег я собрался расположиться именно здесь – при мысли о темном лесе становилось неуютно. Я проверил кабины у всех машин, убедился, что для ночевки лучше всего подходит трелевочник, а заодно разжился зажигающимися спичками, неплохим ножом и пачкой сигарет неизвестной мне марки. Сигареты несчетное число раз отсыревали и высыхали, и курить их было уже невозможно. Пришлось оставить гадкую привычку до лучших времен.

Но плоская бутылка почти не выдохшегося виски в половину пинты, когда-то початая машинистом скрепера, меня обрадовала больше. Словом, когда я укладывался на пружинящее сиденье кабины с надежно закрытыми дверями, то уже почему-то не сомневался в том, что попаду в цивилизованные места не позже, чем через два, максимум три дня.

Думаю, все мои знакомые уверены в том, что я очень уж большой оптимист.

* * *

Первую посадку на африканском континенте я толком не запомнил – то был промежуточный аэродром в Каире. Тут мне делать было особенно нечего, да и Дэйв никого с борта не выпустил, за исключением Анатолия. Ему было поручено сходить за беспошлинным спиртным, а заодно уладить дела с заправкой самолета и со службой безопасности полетов, поскольку у ее представителей возникли сомнения в том, сможет ли наш лайнер взлететь еще хотя бы один раз.

Не буду врать насчет технического состояния нашего «Антонова», но воздушное судно было далеко не самым древним из линейки «двадцать шестых». Дэйв и Толя относились к летательному аппарату философски – «только не надо мешать ему лететь». Майк, как я почти сразу понял, был довольно бестолковым бортмехаником; Фенглер соображал в авиационной технике куда больше. Раза три во время полета он задирал свой крючковатый нос, словно бы к чему-то принюхивался, а затем обращался к Дэйву явно с советом, а то и с настоятельной рекомендацией. Причем по-немецки. Дэйв, как я убедился, немецкий понимал отлично, потом звал к себе Майка и что-то орал ему на родном языке, минуя самолетное переговорное устройство. Майк, который явно не знал по-немецки почти ничего, тихонько злился, но шел выполнять поручения командира, касающиеся как раз именно технического обслуживания материальной части.

Еще один длительный перелет – и мы прибыли к месту, где, собственно, и нужно было один груз сдавать, другой – получать. Наш самолет совершил посадку в аэропорту города Банги, столицы Центральноафриканской республики, получившей известность в широких кругах, скорее всего, благодаря знаменитому Бокассе, президенту и людоеду. Тому самому, у которого на почве хронического пьянства развилась мания величия, и он объявил себя императором, после чего, если я не ошибаюсь, в отношениях между ЦАР и СССР, и без того не слишком теплых, появился политический ледок. А когда диктатор сожрал человек двести студентов и разворовал казну страны, лопнуло терпение и у французов, которые тоже имели на страну свои виды. Причем более традиционно.

На французском общался и Дэйв с наземной службой по радио. Я в очередной раз задал себе вопрос – какого черта меня все-таки взяли на эту работу без знания многих языков, употребляемых на континенте? Или меня на самом деле будут использовать как болвана? Для чего?

… Самолет тряхнуло. Нас бросило в воздушную яму, потом Дэйв заложил вираж, и в иллюминаторе появилась центральная Африка с птичьего полета. Красновато-желтая земля, ярко-зеленые развесистые деревья… На хорошей скорости «Антонов» грохнул колесами по взлетно-посадочной полосе и понесся по ней такими скачками, что даже крыльями стал махать, словно гигантский орел. Дэйв тормозил не только двигателями, но и колесами – полоса здесь имела почти критическую длину.

Мы подрулили к месту стоянки, где стоял отчаянно жестикулирующий абориген, и Майк распахнул люк. В самолет ворвался горячий и сырой воздух. К нам подкатила древняя пожарная машина, лихо тормознула у самых лопастей, после чего два дюжих черных парня немедленно развернули рукав и начали заливать водой колеса нашего лайнера. Снизу начал подниматься пар. Пожарные несомненно получали удовольствие от своей работы – они даже приплясывали и широко скалили зубы при этом.

Несмотря на то, что самолеты здесь не в диковинку, на летное поле вылезло человек десять явно праздных зевак. Аэродромные службы здесь словно бы слыхом не слыхивали ни о контртеррористических операциях, ни о металлоискателях, ни о других изобретениях цивилизованного мира. С улицы, минуя маленькое здание аэровокзала, на поле мог пройти любой, какие бы намерения у него ни были.

Следом за пожарной цистерной к самолету подъехал открытый «Лендровер», в котором привезли местного инспектора безопасности полетов – громадного негра свирепого вида со всеми признаками хронического алкогольного отравления. На странном языке, отдаленно похожем на французский, он потребовал у Дэйва полетный журнал, а когда получил требуемое, начал придирчиво его листать. Мне было видно, что журнал велся на английском.

Инспектор хрипло и нудно начал к чему-то придираться. Дэйв терпеливо его выслушал, затем провел в кабину. Оттуда донесся до боли знакомый стеклянный звон, а затем совсем уже не свирепый инспектор вернулся обратно в отсек, таща в одной лапе бутылку с купленным в каирском аэропорту виски, а другой лапой – запихивая в карман зеленоватые купюры.

– Выходим, – сказал Дэйв. – Сегодня всем отдыхать. Работать будем завтра. Поэтому сильно не увлекайтесь.

– А таможня? – тихо спросил я, спускаясь вслед за командиром по трапу.

– Пошлина уже оплачена, – усмехнулся Дэйв. – До момента взлета мы на полностью легальном положении.

– Если кто потребует деньги, это жулики, – сказал Толя. – Захотят развести, пугай полицией.

В его сумке заманчиво звякали бутылки.

Дэйв запер двери, бросил хозяйский взгляд на крылатую машину, и мы направились в сторону вокзала. «Лендровер» с инспектором немедленно вернулся, подъехал к нам, и чиновник, ставший очень даже любезным, сообщил, что если мы оставим трап снаружи, ему ночью непременно приделают ноги. Поэтому трап погрузили в машину, туда же посадили Толю, и «Лендровер», подняв тучу пыли, помчался к какому-то бараку близ вокзала.

– Посмотрите на конкурентов, – усмехнувшись, произнес командир.

Но я уже и сам давно приметил готовящийся к полету Як-40 с желто-голубым флажком на хвосте. Украинцы. В самолет, давясь, лезло несколько человек негров, причем каждый пер на себе багаж – в основном фрукты и кур в плетеных клетках. Вопли, ругань… Один чудак притащил на веревке козу. Украинец возле трапа с выражением неимоверной скорби на лице пытался ему объяснить, что с козой он его в самолет не пустит, а тот в ответ брызгал слюной: он, видите ли, летит на свадьбу, а коза – это калым, без которого свадьба может вообще не состояться. И вообще, что за наглость – меня, да еще в моей стране, учит порядкам залетный белый хам…

Пройти мимо было невозможно, и украинский летчик очень обрадовался смене обстановки. Мы быстро познакомились, выяснилось, что явную конкуренцию друг другу составлять не будем, потому что украинцы специализируются на пассажирах. Летчика звали Владом, он рассказал, что они летают по центральной Африке уже полтора года, зарабатывают неважно, но домой даже и не собираются пока. «Завтра вылетаете?.. Жаль, а то мы завтра вернемся, можно было бы погулять и всю эту «Бангуевку» на уши поставить…»

Главная улица «Бангуевки» брала свое начало у аэровокзала и называлась авеню Жискар д’Эстен. Я поразился ровному, почти без кочек и ям покрытию, но мне объяснили, что эта улица – не что иное как бывшая взлетная полоса. В свое время французы построили две таких полосы, но аборигены спустя несколько лет решили, что легко обойдутся одной.

Влад позвонил по мобильнику кому-то из приятелей, и возле стоянки «матату» – местных маршрутных такси – нас встретил украинец на ядовито-зеленого цвета древнем и громадном «Плимуте», наверное, шестидесятых годов выпуска. Водителя, здорово почерневшего под африканским солнцем, звали Сашей Короленко. Он тоже был рад видеть бывших соотечественников по соцлагерю и заявил, что без проблем разместит нас у себя, вернее, в доме, снятом украинской авиакомпанией.

Нас это устраивало как нельзя больше. Скоро появился Толя, мы погрузились в «Плимут» и под радостные вопли местных жителей (они вообще радовались почти всему, что только попадало в их поле зрения), двинули по улице имени французского лидера, поднимая клубы пыли и облака зловонного черного дыма.

На авеню Жискар д’Эстен стоило посмотреть хотя бы раз в жизни – таких улиц я больше не видел нигде. По ее обочинам росли развесистые пальмы, среди них прятались похожие то ли на сараи, то ли гаражи лачуги, увешанные рекламными щитами популярных сигарет и напитков. Ковбои Мальборо были черны словно ночь, также как и кока-кольные девицы.

Сами же аборигены имели кожу буквально всех негритянских оттенков – от розовато-коричневого до черно-серого. Удивляло, что практически все мужчины напоминали ярых приверженцев бодибилдинга, хотя и вели себя как праздношатающиеся лодыри. Безделье было написано даже на лицах дюжих оборванцев, торгующих вдоль дороги фруктами, сувенирами и всяким хламом. Впрочем, почти каждый из них, едва завидев наш экипаж, расплывался в белозубой улыбке, да принимался что-то счастливо орать, хватая свои цацки и потрясая ими в воздухе.

Все это нетрудно было рассмотреть, поскольку «Плимут» никак не мог разогнаться – старые аэродромные плиты скоро кончились, пошла довольно корявая бетонка, на которой тусовались куры и свиньи, похожие на диких бородавочников – африканских кабанов.

Впрочем, до центра города мы добрались достаточно быстро. Дорога стала чуть лучше, оборванцы исчезли, лачуги уступили место коттеджам и серым бетонным зданиям, насчитывающим по два-три этажа. К одному из них, стоящему метрах в семидесяти от шоссе, после поворота на грунтовку, и подъехал «Плимут».

– Ласкаво просимо до хаты! – провозгласил Саша. Литовцы все поняли, мы начали выгружаться.

«Хата» представляла собой двухэтажный особнячок с тремя офисными помещениями на первом этаже (здесь же в холле был устроен пищеблок), а второй этаж с четырьмя комнатами отвели для жилья. Саша сейчас остался в доме один, поскольку прочие пилоты разлетелись, а два офисных сотрудника свалились с симптомами неизвестной науке лихорадки, и их отправили болеть в какой-то институт в Уганде, финансируемый правительством Британии.

Удобства оказались во дворе, вернее, в очень симпатичном садике с большим бассейном и тропической растительностью. Если бы не насекомые и запах, доносящийся от удобств, лучшего места для отдыха после длительного полета не придумать.

Рядом находился курятник, от которого тоже здорово несло. Какой-то пожилой негр извлек из клетки большую трепыхающуюся курицу, положил ее на колоду и резким движением отсек жертве голову. Потом отпустил бегать. Роняя перья и капли крови, обезглавленная птица, подлетая, пошла нарезать круги по двору – не самое приятное зрелище на свете.

Душевую украинцы тоже организовали во дворе, по образу и подобию таких, что строят на дачах в некоторых странах СНГ.

– Мыла наводите больше, – посоветовал Саша. – Здесь вода такая, что можно легко подцепить шистосоматоз, потом лечиться замаетесь.

Все это прозвучало очень обнадеживающе, но выбора не было – от всех нас и без того уже несло козлом, а впереди еще несколько дней взлетов и посадок… Какая будет вода ТАМ, сейчас трудно было загадывать.

– В бассейне тоже купаться не стоит? – спросил Толя.

Саша криво усмехнулся.

– Там только местным можно.

– В гости к вам приходят, что ли? – удивился я.

Саша ушел от ответа, сменив тему для разговора и пригласив к столу.

В столовой уже орудовал давешний убийца куриц – черный повар в белом фартуке, едва ли не более чистом, чем подобная спецодежда в отечественных столовых.

– Альбер, – представил нам повара Саша. – Между прочим, когда-то работал в английском посольстве. А сейчас обслуживает несколько отелей и контор поблизости. Мастер! И вообще, работяга, что для местных – большая редкость.

– А ну-ка, – загадочно произнес Толя и поставил на стол бутылку виски «Блэк лейбл». Вопреки ожиданию, Саша не проявил большого энтузиазма.

– В Лагосе брали? – спросил он, изучив этикетку.

– Обижаешь! В Каире! – заявил Толя.

Литовцы в подтверждение загудели.

– Ну, это еще куда ни шло… Подождите-ка…

Саша подошел к большому холодильнику со скругленными гранями (настоящий ЗИЛ, чтоб мне провалиться!), извлек оттуда запотевшую бутылку без этикеток.

– Вас ист дас? – поинтересовался Курт.

– Узнаете, – подмигнул нам Саша, открывая емкость.

Мы разлили мутноватую жидкость по стаканам и приготовились выпить «за встречу европейцев на африканской земле». Я хватил немного пойла… Самогон, конечно, но с удивительным вкусом.

– Оу, – произнес Курт одобрительно.

– Банановая водка? – спросил Дэйв.

– Точно. Называется «горилла». Африканская горилка. Сами гоним, сами пьем. А если кто переберет, утром в зеркале вместо себя гориллу видит.

Мы посмеялись, потом отдали должное закуске. Альбер сготовил пару куриц с местными овощами. Сладковато, но мясо отменное, да и соус хорош… Хлеба нет, но украинцы и лепешки из сорго навострились печь сами. Нормально. Могло быть и хуже.

Разговор с еды плавно перетек на беседу о здоровье, вернее, о том, что от него остается у белого человека после хотя бы трех месяцев жизни в Африке. Малярию и расстройства желудка здесь вообще за хворь не считают – так, легкая мигрень с насморком. Опытные «африканеры», жуя курятину, поделились друг с другом рецептами борьбы с поносом и местными паразитами.

После третьей беседа от паразитов перешла к прекрасному полу. Саша охарактеризовал ситуацию с ним как «дюже поганую», поскольку белых женщин в Банги буквально экземпляров сорок, и они все под присмотром. Более-менее доступных среди них не более десятка особей, и здешнее сарафанное радио каждый день передает, сколько дней остается до отъезда кого-либо из присматривающих.

Что касается черных… О, это отдельная песня! Со СПИДом в столице дела обстоят чуть лучше, чем на периферии, но риск подцепить что-нибудь особенно экзотическое все же есть. После того, как четвертая бутылка виски улетела под стол, мы выяснили, почему Саша поначалу отмалчивался насчет бассейна. Став откровеннее, он сказал, что на бассейн с некоторых пор наложено табу – там купались местные девушки по вызову… Летчики терпели долго, но однажды, в процессе хорошей выпивки, не удержались, съездили на «Плимуте» в центр за добычей. Одному не повезло – заболел «малиной», его отправили домой. Окончательно выздороветь от этого дела, как выяснилось, невозможно.

Долго ли, коротко ли, но трапеза скоро закончилась. Я слегка осовел, да и не я один. Саша посоветовал нам провести сиесту в доме, и показал, какие комнаты безопасны для жилья – то есть, где надежно заделаны щели и окна, и имеются пологи над кроватями. Нелишняя предосторожность в краях, где не кусаются только бабочки.

В моей комнате, кроме всего прочего, нашелся исправный кондиционер, что было совсем хорошо. Я чувствовал, что спать меня совсем не тянет, и вышел в коридор, чтобы позвать Толю на перекур, да поболтать с соотечественником. Литовцы и немец, конечно, говорят на русском как на родном, украинцы же вообще почти что братья, но…

Однако Толи в комнате не оказалось. Я заподозрил, что по велению желудка ему пришлось отлучиться в район садика-дворика, но искать мне его там не хотелось. Я выкурил сигаретку на лестничной площадке, а потом все же направился подремать – в жарких странах надо уважать местные обычаи, к коим, вне всякого сомнения, относится и послеобеденный пассивный отдых.