Читать книгу Слепая зона - Дмитрий Евгеньевич Ардшин - Страница 3

В «Кубе» так же как и в квартире, где Хрулев лежал в обнимку с бессонницей и растворялся в кислоте сумрака, голова дымилась, тяжелела от голоса. Только здесь, в клубе голос вплетался не в тишину, а в электронное танго, звеня: где твое достоинство? Кап-кап…

Хрулев, сгорбившись, окаменел над банкой пива, которую, словно тонкий слой пыли, покрывала изморось. Бармен – осветленные пряди, сережка в ухе – тискал руку прыщавой простушке, выражением лица и позой напоминавшей знак вопроса. Взять банку, перелить пиво в бокал – это для Хрулева запредельная эквилибристика. Время выдохлось, как пиво. Хрулев врос в апатию, в барный стул, в звонкую капель слов. Кап-кап…

Что-то жгло, мешало дышать, выводило из себя. Хрулев оглянулся.

Вокруг бильярдного стола – маленькие разноцветные шары, большие лузы – кружатся двое парней, громко споря, беззлобно ругаясь. Один из них, невысокий, подкаченный, похож на цирковую обезьянку. Мечется гавайская рубашка, бугрятся шея и руки, мелькают улыбчивые рожицы на словно прорезиненном лице, ярится разноцветьем галстук, который перед каждым хлестким ударом кия по очередному шару с манерной небрежностью закидывается через плечо. Гримасничая, он крутит кием, изображая, то мастера кун-фу, то трепача-акробата, который шутками-прибаутками пытается удержать на вспотевшем, облепленном черными вихрами лбу шаткий кий. И еще успевает подтрунивать над приятелем. Тот – высокий, худой, в продранной жилетке – низко нагнувшись и высунув кончик языка, долго выверяет удар, но все равно промахивается, злится, стучит кием в каменный пол, вытаращив мутно-красные глаза, бряцая цепочками на жилетке, после чего опустошает очередной бокал пива и рыгает, прищелкивая пальцами.

А может быть, так угнетал зеленовато-синий свет, что растекся формалином. Или музыка, отравляющая грустью. Или то, что в клубе – пустыня, никого. Где драйв? Где народ? На морях, в уличных шатрах, дома? Или – на кладбище? Но и здесь не лучше… Прочь – из бреда в стиле хай-тек. Бежать от железных столов и стульев, от сползающих с потолка черных змей-проводов, от формалина в музыке и свете.

Пальцы прощально скользнули по банке пива, а взгляд – по девушке, которая замыкала собой барную стойку. И сердце захолонуло, затылок онемел. Вот она, его заноза, взмахнула рукой. Подскочил бармен, игольчато сверкнула сережка в ухе, бросил в новый бокал с мартини раз, два, три кубика льда, убрал со стойки пустой бокал и метнулся обратно к вопрошающей подружке.

Чем дольше Хрулев глядел на девушку с мартини, тем хуже ему становилось, – с него сдирали кожу. Очень медленно… Сквозь прозрачную розовую тунику просвечивает черное бюстье. Джинсы с дырами на бедрах и острых коленях облегают длинные ноги. Завораживает черная туфелька, которая свисает, покачиваясь, на кончике левой ступни – и вот-вот соскользнет. Расплавленным воском по лбу Хрулева стекает капля пота, нервы звенят…

Ее лицо угнетало, подавляло Хрулева своей красотой. Хотя и несколько мелковатые, суетливые черты были ювелирно правильными, словно выпестованы из мрамора по лекалу древних богинь.

А потом он вспомнил Испанию, точнее то, что читал о ней, – и воздух накалился, загустел от маслянистой жары, Хрулев стал задыхаться. Черная туфелька покачивалась и бренчала на нервах Хрулева. Тонкие губы через розовую трубочку цедили, нет, не мартини, а закипавшую кровь Романа Леонидовича. Но глаза в черном контуре, увы, не замечают Хрулева, – они воздеты на монитор, который распят между потолком и стеной. Там модели в нижнем белье режут сцену острыми бедрами.

Представив ее в одних туфельках и кружевной пене, он побагровел. Ажурная фантазия ужалила в сердце и ядом растеклась по всему телу. Да, это не Настя. С этой Испанкой достоинство было бы более чем достойно.

Но зря он мучает себя, млеет, тает воском и буравит ее взглядом, непонятно на что надеясь. Он призрачен, чем когда-либо раньше. Не прошибаемо призрачен.

Вспомни моль, что изучала раму картины. Горло сжало, стало нечем дышать.

С каждой секундой он все сильнее презирал себя и ненавидел незнакомку, ее лицо, глаза, черную туфельку, что качается, дразнит, изводит и гонит прочь.

Соскользнув с ноги, она все-таки упала. В черной окантовке глаза удивленно сверкнули, – вниз, на туфельку, а Хрулева вдруг опять прихлопнула звенящая капель: «Где твое достоинство?»

Хрулева передернуло, он схватился за банку пива, залпом опустошил. Куда там – во рту та же сухость и так же язык прилипает к небу. Вздохнув, слез с высоты барного насеста и потащился к выходу.

Ноги заплелись, Хрулев споткнулся, чуть не упал, – как раз рядом с ней. Ради бога, только не пялься на нее! Еще два шага и встал, обессилев. Зачем-то зашарил деревянными руками по карманам. Монета, ручка, грязный комок платка, телефон, ладони из мокрой ваты, лицо полыхает, кровь стучит о висок… А пахнет от нее полынью, тревогой, желанием. Он может ее коснуться, даже ударить может… Потому что она… Потому что он… И вдруг неведомая сила сносит его к барной стойке. Лицом к лицу с девушкой. Он так близко к ней, что в глазах туманится, и сердце пытается выпрыгнуть из горла.

Облокотившись о стойку бара, он нервно поглаживал затылок, исподлобья глядя на девушку. Но тонкие длинные пальцы все так же теребили соломинку, окуная ее в мартини, а глаза все так же были распахнуты на экран монитора. Для нее он по-прежнему – призрак.

Даже бровью не поведет. Хрулев закипал, кусая губы. «Стерва! Шлюха!» – рявкает он и наотмашь бьет ее по лицу. Она затравленно смотрит на него, темно-красная струйка капает из носа в бокал с мартини. «Может так я, и сделаю», – запальчиво подумал он, вглядываясь в нее и пытаясь понять, разгадать тайну ее красоты.

Родинка на щеке, завиток волос, мочка уха, щемящий запах полыни… Облик ее туманится. Словно он с ней знаком уже много лет, отчего черты ее стали чем-то привычным, обыденным. И уже невозможно вспомнить то, самое первое впечатление. Оно стерлось, поблекло.

– Сидите тут одна, – задыхался Хрулев и падал в гулкую пропасть.– Неспроста это, наверное…

– А вам то что? – недовольно прозвенела она.

– Спросить хотел, – губы его дрожали.

– Ну и? – она ждала, нетерпеливо теребя соломинку и покачивая ногой в черной туфельке.

– Сколько? – выдохнул Хрулев, отяжелев на тонну.

Туфелька замерла, глаза сузились, черным холодом прокалывая Хрулева. Он побагровел и, не выдержав ее взгляда, опустил голову, виновато пробормотал:

– Времени…

– Понятия не имею, – сухо сказала она и отвернулась. С экрана монитора ей улыбнулась дива в блестках, словно сотканная из глазури и слюды.

Хоть бы какой-нибудь изъян в ней найти, думал Хрулев. Хоть за что-то зацепиться. Но напрасно. Он безнадежно заболел ей.

Пора уходить. Но он окаменел, парализованный ее красотой. Ему казалось, что он прожил с это девушкой всю жизнь и теперь он должен с ней расстаться, потому что она сказала: понятия не имею.

– Ну что еще? – звонко медный надменный голос, ледяная игла взгляда.

Скажи хоть что-нибудь. Не стой как истукан…

– С вами что-то случиться… – пробормотал Хрулев, не слыша сам себя.

– О чем это вы? – тонкие губы скривились.

– Да. Что-то странное… – задыхался Хрулев, – и очень, очень скоро… Это перевернет, – он рассек ребром ладони воздух, – всю вашу жизнь…

Пол накренился и убегал из-под ног, рассыпались наспех сколоченные пророчества. Но Хрулев был готов нести любой бред, ересь, лишь бы как можно дольше вдыхать запах полыни и обливаться потом, выгорать под черным солнцем глаз. Холодно глядя на Хрулева, она приканчивала через соломинку мартини.

– Самое странное, что со мной случилось, – вздохнув, сказала она, отодвинув бокал и глядя уже на экран, – самое странное, что вы никак не оставите меня в покое.

– Но я только…

– Оставьте меня в покое, – вдруг повернувшись к нему, с досадой протянула она.

Хрулев что-то буркнул и потащился прочь, с трудом преодолевая вязкий, плотный воздух. Взгромоздившись на стул, смял с остервенением пустую банку. Проскрежетало. Он такой же опустошенный и раздавленный как это банка из-под пива.

Подлетел бармен, смятая банка исчезла со стойки, белая салфетка метнулась по желтой полированной поверхности. «Что-нибудь еще?» – спросил светловолосый парень. Хрулев вдруг вспомнил, что собирался уходить… и заказал себе рюмку текилы, вкус которой ненавидел. Горький огонь стянул удавкой горло, обжег желудок. Хрулев вспомнил, что наговорил девушке, покраснел. Поморщился, закусив долькой лимона. Ну, вот и все. Все что можно он словил. Теперь точно пора…

Ненавидя себя, но не в силах совладать с искушением, он взглянул на нее, чтобы на прощание пропитаться каждой мелкой черточкой красоты. Жадный взгляд заметался по девушке, точно вор, выбегающий из ограбленной им квартиры и в спешке роняющий драгоценности, – изгиб щеки, завиток волос, линия бедра, взмах ресниц, движение руки… Девушка распадалась, ускользала от Хрулева.

– Опять ты обложался! – ударил в спину вопль. Хрулев напрягся, поежился. И вдруг он увидел, как черный бильярдный шар, подкатившись, боднул ножку барного стула, на котором сидела девушка, рассеянно глядя на экран и задумчиво покачивая ногой. Хрулев выпрямился и весь подался вперед, в замешательстве глядя то на девушку, то на черный шар у нее под ногами, – предлог приблизиться к ней. Решившись, он спрыгнул со стула, но было уже поздно, – длинный парень в черной жилетке опередил его.

– Пардон! – ухмыльнулся парень, выпучив на девушку мутные, яйцевидные глаза. Она, обернувшись, недоуменно посмотрела на него. Он кивнул ей вихрастой головой и, нырнул под стул, скрючившись. – Вот он! – схватив черный шар, воскликнул длинный и, разгибаясь, головой задел стойку, звякнувшую бокалом, из которого чуть не выпрыгнула соломинка. Приложив бильярдный шар к затылку, он наклонился к девушке и с ухмылкою стал что-то бубнить ей в ухо.

– Нет, – морщась и качая головой, она отстранилась от парня.– Я не хочу.

Черный шар упал в пустой бокал, жилистая, как плеть рука обвилась вокруг тонкой талии; клонясь к девушке, долговязый парень настойчиво шелестел, дул ей в ухо, дергая острым кадыком и сверкая цепочками на жилетке. Гримасничая и подмигивая, подскочил коротышка и, стуча кием о пол, стал тараторить, трещать девушке в другое ухо.

– Что тебе стоит. Дело на минуту. Вот увидишь, будет весело! – цыганисто шумели они.

Она отворачивалась от них, пытаясь их не замечать и сосредоточиться на экране монитора. Но смотреть показ мод, небрежно покачивая ногой, было уже невозможно. Парни щелкали пальцами перед ее лицом и трясли за плечи, как тряпичную куклу.

Она сжала ноги и вся напряглась.

– Достали вы уже! – воскликнула она, отталкивая их. Она порывисто привстала, вынула из сумочки телефон, опять села, куда-то попыталась дозвониться, сдувая челку со лба, нервничая.

– Всего один разок, – канючил коротышка.

– Ты даже не заметишь это, – вторил долговязый, дергая кадыком.

Девушка качала головой и, кусая губы, махала рукой, словно пыталась отогнать оводов.

– Иначе мы не уйдем, – коротышка решительно ударил пластиковым кием о пол.

– Мы будем твоим кошмаром! У-у-у! – завыл долговязый в ухо девушки.

Хрулев хмурым взглядом буравил парней. Они обращались с девушкой так, словно были с ней давно знакомы. К тому же этим клоунам столько же лет, сколько и ей. По сравнению с парнями Хрулев был древней рептилией. Между ними – пропасть. Эти парни из другого измерения. Они могут запросто подойти к красивой девушке, обнять ее, что-то нашептать и это будет выглядеть в порядке вещей… Бармен все так же щебетал с подружкой, сонный маркер, развалившись на диванчике, тер глаза, – как будто ничего не происходит.

Чего она ждет? Может быть, она просто набивает себе цену, а на самом деле хочет того же, что и эти парни? Дрожа, спрашивал себя Хрулев. И вдруг вспомнил жену, которая прежде чем раз и навсегда хлопнуть дверью, крикнула ему: «Ты боишься собственной тени. У тебя психология раба». Нет. Сейчас ему не было страшно. Так встань и подойди к ней. Но тут же Хрулев вспомнил высокомерный, холодный взгляд девушки. Не хотелось опять становиться молью, попадать впросак. А потому он оставался сидеть, ерзать, ожидая чего-то.

– Почему же ты не хочешь? – кривляясь, пританцовывал коротышка.

– Потому что! – ответила она резко и зло.

– М-мм, от тебя так вкусно пахнет… – окунув нос в волосы девушки, промурлыкал долговязый, и громко втянув воздух ноздрями, закатил глаза.– Так бы и съел тебя, сладкую нехочушечку! – он, прижавшись, обнял ее.

Оттолкнув наглеца в жилетке, она растерянно огляделась. И увидела Хрулева. Она покраснела, словно он застал ее врасплох, и лицо девушки на мгновение стало виноватым, жалким, умоляющим.

– Что больше нечем заняться? – подойдя, громко одернул Хрулев парней.– Оставьте ее в покое. Сейчас же.

Долговязый парень вздрогнул и присел, делая вид, что испугался, потом медленно обернулся и вытаращился на Хрулева, скрестив руки на груди.

– А ты кто такой? – спросил парень.– Разве тебя звали?

– Мужчина, ты ошибся. Ты здесь лишний, – скроив очередную ухмылку на гуттаперчевом лице, коротышка ловко перебросил кий из одной руки в другую.

Хрулев бросил растерянный взгляд на девушку, ее лицо отдалилось, затуманилось, и только ее глаза сверкали сквозь серую пелену, как две холодных, колючих звезды.

– Может, тебе на пиво не хватает? – прогнусавил долговязый парень. – Что молчишь-то? Оглох что ли? Проваливай, давай.

– Сами проваливайте, – запальчиво бросила девушка парням.– А молодой человек… он останется.

– Он что же выходит, твой молодой человек? – спросил долговязый, недоверчиво уставившись на девушку.

– Выходит, – сказала девушка, с натянутой улыбкой взглянув сквозь Хрулева, и он побагровел, насупился, сожалея о том, что подошел. Она издевается?

– Но где же он раньше был этот молодой немолодой? – воскликнул коротышка, нервно жуя кончик галстука.

– Мы поссорились, – сухо сказала она, косясь на экран монитора.

– Ах, вот оно что! – долговязый парень всплеснул руками и, нагнувшись, закашлялся в смехе.– Поссорились! Кхе, кхе, кхе…

– Вы сами уберетесь или вам помочь? – не выдержав, прогромыхал Хрулев в черную воронку, куда он соскальзывал, задыхаясь и сжав кулаки в карманах пиджака

– Или вам помочь? – тонким, гаерским голосом повторил долговязый парень и, выпятив худую грудь, вплотную подошел к Роману Леонидовичу

Хрулев и парень замерли, сверля друг друга глазами. В центре воронки, в которую падал Хрулев, червоточинами чернели зрачки, окруженные розовыми прожилками, подергивалась щека с неровной щетиной, из приоткрытого рта разило ацетоном. И вот-вот то, что осталось от Хрулева – звенящая, перетянутая струна, невыносимая невесомость – врежется в дно воронки, схлестнется с парнем.

– Да черт с ними, – вдруг заныл коротышка и дернул приятеля за жилетку.– Вся ночь впереди. Будет и на нашей улице праздник.

Долговязый, закрыв рот, покосился на приятеля, сдвинул брови и уперся взглядом в девушку.

– Ты точно не хочешь? – с угрозой спросил он.

Дернув плечиком, она отчеканила:

– Я ненавижу бильярд, – и наклонила бокал. Черной шар с дробным стуком покатился по маслянисто-желтой полировке барной стойки.

– Слышишь, – коротышка подхватил шар. – Она ненавидит.

– Тогда, – долговязый парень щелкнул пальцами перед лицом Хрулева, – мы уходим.

– Уходим, уходим, ухо-о-дим! – пропел коротышка, размахивая кием.

– Наверно, мне тоже пора… – пробормотал Хрулев, глядя в пол.

Девушка коснулась его запястья, и Хрулеву показалось, что его ударил электрический разряд.

– Останьтесь, – девушка покосилась на бильярдный стол, коротышка послал ей воздушный поцелуй. Она поспешно отвернулась, скривившись.

«Уйдем вместе» – хотел сказать Хрулев, но слова застряли в горле, он молча подтащил тяжелый барный стул и сел рядом с девушкой. Ее беглый, зыбкий взгляд погружался в сердце Хрулева, как лезвие ножа – в сливочное масло.

Вскинув глаза на экран монитора, где говорили об отдыхе класса люкс, и модель взахлеб рассказывала о новой яхте олигарха, девушка извлекла из сумочки тонкий черный телефон.

– Я вызову такси, и тогда мы с вами расстанемся – холодно, деловито сказала девушка, под ее пальцами кнопки телефона тихо попискивали мышами.

Он может подвезти ее. Выдохнул Хрулев.

Она смерила его недоуменным взглядом, и Хрулева бросило в жар, он покраснел.

– Нет. Это исключено, – она покачала головой.– Я не езжу с незнакомцами.

Сейчас таксисты хуже любого незнакомца. Хрулев попытался улыбнуться, но губы одеревенели, и кожа дерюгой стянуло лицо.

– Опять сорвалось! – чуть не плача, воскликнула она, кусая губы.

«Она презирает меня», – думал Хрулев, с вымученной, дрожащей улыбкой глядя на девушку. Быстрей бы она исчезла. Только душу травит.

– Вот! – она схватила Хрулева за руку и замерла, прижав телефон к уху. – Ах, нет… Да что же это такое… – разочарованно пробормотала она, опять пытаясь дозвониться до такси.

Хрулев хмыкнул и, качая головой, вытер салфеткой мокрый лоб…

– Так значит, со мной случится что-то плохое? – спросила она, глядя на дорогу, которая выныривала из молока тумана. Старый Мерседес прорывался сквозь туман, разрубая молочные заросли светом фар и глухо постукивая по выбоинам. Нервно позевывал круглой, желтой пастью светофор. Подкрадывалось утро.

– Вы прорицатель? – она улыбалась дороге, светофору, рекламной растяжке, но не Хрулеву, как будто его не было рядом.

На мгновение туман за лобовым стеклом сгустился, колыхнулись белесые груди-дыни, царапнул лобовое стекло острый крючок носа, тетка насмешливо подмигнула. Хрулев сжал влажными ладонями оплетку руля и резко надавил на педаль акселератора. Дорога забарабанила камешками по днищу, ломясь в салон. Щетки дворника поспешно шаркнули по лобовому стеклу, сметая туманный призрак. Красивые девушки созданы для неприятностей, пробормотал Хрулев, поеживаясь.

– Или неприятности созданы для девушек, – сказала она, с тревогой посмотрев на телефон, звонко выплюнувший на дисплей очередное сообщение.

Вспомни волшебные сказки.

– А что там? – девушка поспешно спрятала телефон в сумочку.

Там все плохое происходит только с красавицами, сказал он.

Девушка вздохнула и, откинувшись в кресле, закрыла глаза, затихла, ушла в себя.

В голове у Хрулева шумело, так же как за приоткрытыми стеклами. Тяжесть и легкость накатывали волнами. Желание и страх рвали на части. Поскорее избавиться от нее, забыть о ней и в тоже время врасти в горечь ее духов, до бесконечности длить сладкую пытку, уподобиться черепахе, что черпает путь в час по чайной ложке. Отчаянно замедлиться. Потому что другого шанса не будет. Потому что он рядом с ней в первый и последний раз. Но мерин нетерпелив, и его все время приходится одергивать, притормаживать…

Жгло предчувствие, что скоро случится что-то из ряда вон. Ведь бесплатный сыр известно где. Какую мышеловку ему готовят? Судьба одарила его этой встречей и, значит, скоро втопчет в ужас. Тело уже набивают ватой. Уже подступает невесомость кошмара.

Хрулеву как никогда повезло. Но что делать с этой странной удачей? Счастье раздавило, оглушило его. И куда он так опять разогнался? Хрулев сбавил скорость, ветер за окном утих, но гул в голове только усилился.