Читать книгу Охота на льва. Русская сова против британского льва! - Дмитрий Федотов - Страница 3

Июль 1912 года. Санкт-Петербург

В этот день Голицыну не везло с самого утра. Сначала, как только пришел на службу, дежурный поручик Фефилов с плохо скрываемым злорадством сообщил, что группа капитана в полном составе слегла.

– Инфлюэнца! – притворно округлил глаза Фефилов. – Натуральная эпидемия…

«Скверно, – подумал Андрей, – совершенно некстати. Как раз когда нужны все, когда наконец появилась реальная зацепка по мистеру Рейли, я должен работать один?..» Расписавшись в журнале регистрации, он поднялся на второй этаж неприметного особняка на Шестой линии Васильевского острова, значившегося в городской управе как дом купца Бастрыгина. На самом же деле Бастрыгин не имел к строению никакого отношения, будучи коренным сибиряком и никогда не выезжавшим на запад далее Екатеринбурга. Но именно в этом здании с февраля 1912 года и расположилась штаб-квартира новой секретной службы Канцелярии Его Императорского Величества. Особняк выбирал из десятка предложенных сам глава новой организации, генерал-майор Александр Васильевич Соболев.

Голицын прошел мимо его кабинета в самый конец коридора и толкнул тяжелую резную дверь с медной табличкой «Б.Л. Вяземский». В крохотной приемной перед кабинетом начальника пятого управления (внутренней безопасности) умещался лишь стол адъютанта, сейф с рабочими документами и пара стульев для возможных посетителей. Хотя, сколько помнил Андрей, шеф никогда никого не мариновал в приемной, а сразу приглашал в кабинет.

Князь Борис Леонидович Вяземский был старшим сыном знаменитого генерала Леонида Дмитриевича Вяземского, героя обороны Шипки во время последней Русско-турецкой войны, и однокашником Голицына по Академии Генштаба. Правда, учились они в разных группах – Андрей по военной контрразведке, а Борис стажировался на авиационном курсе. Потом их пути разошлись, и когда год назад Голицына вызвали в кадровое управление Генерального штаба и предложили перейти на работу в СОВА, капитан, узнав, что его новым начальником станет товарищ по учебе и молодецким кутежам, не колеблясь, согласился.

– Господин подполковник у себя? – спросил, поздоровавшись, Андрей у адъютанта, совсем еще юного поручика.

– Так точно, господин капитан! Вас ожидает. Дважды уже интересовались…

– Ну, так доложите, что капитан Голицын прибыл.

Поручик исчез за обитой коричневой кожей дверью. Андрей встал к ней вполоборота и кинул придирчивый взгляд на себя в зеркале, висевшем напротив входной двери. Оттуда на него глянул крепкий молодой человек с немного усталым лицом и пронзительными глазами цвета закаленной стали. «Хорош, черт! Жаль только, оценить некому…»

Самоиронии в Академии Генштаба не обучали – она как-то незаметно зарождалась у тех, кто планировал настоящее будущее, без блеска галунов и белого коня под седлом на смотрах и парадах. Если человек, занятый настоящим делом, не приучится смотреть иногда на себя со стороны, ехидно подмечая мелочи, то серьезность может и до сознания собственной непогрешимости довести. А в такой службе, как СОВА, это опасно.

– Проходите, господин капитан! – Адъютант аккуратно придержал перед ним створку двери.

Голицын четко и бодро вошел в просторный и светлый кабинет и сделал три уставных шага по направлению к столу справа от входа.

– Здравствуй, Андрей, – улыбнулся Вяземский в усы и кивнул на ряд стульев вдоль стола для заседаний, примыкавшего к его собственному. – Присаживайся. Надеюсь, ты в курсе последних событий?

– Естественно, господин подполковник…

– Давай без официоза, – чуть поморщился князь, – не на докладе, чай! Вот, ознакомься с новой вводной, – протянул Голицыну тонкую картонную папку.

Андрей быстро просмотрел ее содержимое – всего несколько листков, отпечатанных на пишущей машинке – и невольно присвистнул. Тут же спохватился:

– Извините, господин подполковник, само вырвалось.

– У меня такая же реакция была, – хмыкнул Вяземский. – Твое мнение?

– Этот мистер Рейли, кажется, совсем голову потерял. Ведь знает, что мы его пасем…

– …и тем не менее шлет вот такое!

– Но этой депешей он в первую очередь подставляет своего главного начальника, господина Бьюкенена!..

Сэр Джордж Уильям Бьюкенен был старым хитрым лисом в должности чрезвычайного и полномочного посла Соединенного Королевства в Санкт-Петербурге. Дипломат с огромным опытом – служил в Италии, Японии, Австро-Венгрии, Германской империи, был посланником в Болгарии и Нидерландах. Уже более двух лет он обретался в Санкт-Петербурге и успел натворить немало дел, не очень соответствующих статусу полномочного посла: завел дружбу с кадетами, с господами из Государственной думы, с министром иностранных дел господином Сазоновым и даже сумел понравиться его величеству императору Николаю Александровичу. А если принять во внимание взгляды посла на российскую государственность, то выглядело это, по меньшей мере, странно – Бьюкенен был за конституционную монархию.

Естественно, что у такого человека работали на посылках ловкие и не обремененные моралью господа. И одним из них стал мистер Рейли…

– Ты в этом уверен? – Вяземский с иронией посмотрел на старого друга. – А может, они именно так все и задумали?.. Только представь: мы перехватываем секретную депешу помощника генерального консула Британии о сентябрьской встрече российского и германского императоров в Риге, которую тот, якобы в нарушение субординации, отправляет прямо в штаб-квартиру МИ-6 в Лондоне, и делаем очевидный вывод, что мистер Рейли и есть резидент агентурной сети Петербурга или даже в целом по империи! Каковы должны быть наши дальнейшие действия в этом случае?

– Задержание Рейли, предъявление компромата, вынесение частного определения, объявление его персоной нон-грата и выдворение из страны…

– Правильно, а господин консул при этом остается совершенно ни при чем! И вся сеть мистера Рейли также остается нетронутой. А через пару месяцев этот лжеантиквар перейдет границу обратно где-нибудь в Курляндии и продолжит свою мерзкую деятельность на нелегальном положении под именем какого-нибудь мистера Смита, специалиста по разведению овец.

Андрей был прекрасно осведомлен, что Рейли способен на самую наглую и беспардонную мистификацию лишь бы добиться своего. Достаточно было вспомнить его авантюру с планами укреплений Люйшуня, которые этот пройдоха умудрился раздобыть в штабе адмирала Алексеева, главного начальника и командующего войсками Квантунской области и Даляньской оперативной группой Тихоокеанского военно-морского флота империи, разгромившей в феврале 1904 года японский флот. Рейли попытался продать планы японцам, однако едва не был пойман с поличным. Сбежал, чтобы через год появиться в Санкт-Петербурге уже в качестве помощника генерального консула Великобритании. За этим господином тянулся и уголовный хвост в связи с покушениями на некоторых высших сановников Российской империи, правда, так и не доказанный. В общем, хлопот с мистером Рейли хватало у всех, начиная от Департамента жандармерии и заканчивая военной контрразведкой.

Сейчас этот феноменальный авантюрист жил в Санкт-Петербурге в полное свое удовольствие. Словно бы навеки позабыв о своей законной супруге, красавице-ирландке Маргарет (по сведениям, которые раздобыла СОВА, Рейли приложил-таки руку к смерти ее второго мужа, миллионера Хьюго Томаса), он сошелся с русской женщиной и представлял ее в обществе как свою жену. Где и когда состоялось венчание, никто не знал, да и могло ли состояться вообще? Женщина была не простая – то ли явная, то ли бывшая супруга одного из помощников морского министра Надежда Петровна Залесская.

Голицын встречался с этой дамой в свете, и большого впечатления на него она не произвела. Ему даже казались странными слухи, будто пронырливый мистер Рейли отбил ее у Распутина. Вокруг «старца» крутилось немало экзальтированных дам, которые разбаловали его окончательно, – они чуть не дрались за право попариться в бане вместе с Распутиным. Голицын подозревал, что счастливицы уносят с собой банные веники и хранят их, как величайшую драгоценность. Мог ли он относиться уважительно к таким особам?

В высший свет Рейли втерся, изобразив страстное увлечение искусством и стариной. Его уже считали бог весть каким опытным антикваром и коллекционером. Кроме того, он поддался модному увлечению – ездил на Комендантский аэродром, летал на бипланах. И, возможно, строил новые гнусные планы, на сей раз связанные с авиацией…

Некоторое время Голицын и его шеф Вяземский молчали, обдумывая ситуацию. Потом Андрей сказал:

– Моя группа, к сожалению, временно выбыла из строя, так что я сам прослежу за Рейли. Он просто обязан теперь выйти на связь со своим вероятным преемником. Только не мешало бы предупредить наших красавиц…

Он имел в виду телефонных барышень, которым СОВА приплачивала к жалованью за исполнение мелких поручений.

– Мы уверенно знаем только три номера: антикварного салона, квартиры Рейли и квартиры, которую он снял для Залесской. И я сомневаюсь, что у него хватит глупости пользоваться этими номерами… хотя насчет Залесской предупредим. Присмотреть за голубчиком надо, но одному без подстраховки опасно, – с сомнением покачал головой Вяземский. – Могу придать тебе группу Свиридова, они, как раз наоборот, остались без командира.

– Что с Георгием?

– Колено повредил на тренировке.

Когда полгода назад начальство решало, какими видами рукопашного боя должны владеть «совята», мнения разошлись. Начальник второго управления, подполковник Сабуров, решил почему-то, что сочетание меткой стрельбы с приемами греко-римской классической борьбы и ударами из английского бокса должно стать ведущим в подготовке офицеров и агентов. Более того, он обязал их посещать вошедшие в большую моду гимнастические залы, где атлеты возились с гирями, гантелями и штангами, отжимались от пола и подтягивались на «шведской стенке». Это, конечно, было полезно. Голицын сам, обнаружив, что может подтянуться всего три раза, довел количество до двадцати и на том успокоился. Но в уличной драке не станешь рассказывать противнику, что жмешь лежа десять пудов. Ситуацию спас начальник четвертого управления, полковник Татищев.

Один из его агентов обнаружил где-то в гавани старого моряка-француза с загадочным прошлым, в котором начальство решило не копаться: мало ли кого дедушка тридцать лет назад зарезал в своем родном Марселе. Этот француз показал агенту приемы матросской борьбы под названием «сават», которая была хороша уже тем, что удары ногами предполагали использование прочных ботинок с широким рантом, а немудреные правила не требовали раздеваться по пояс и раскланиваться с противником. Были вывезены из Парижа и Дьеппа два мастера этого дела, тоже с очень сомнительным прошлым. Им положили неплохой оклад денежного содержания, а задачу сформулировали просто: нужен результат. Тренировки по савату начались три месяца назад, и молодежь уже делала успехи, а вот Свиридов в свои тридцать шесть утратил былую ловкость и пострадал. Голицын же, в юности увлекавшийся фехтованием, сохранил и растяжку, и скорость реакции, а пощечиной (сават обходился без туго сжатых кулаков) мог свалить с ног детину в полтора раза себя тяжелее.

– Н-нет, пожалуй, сам справлюсь. – Андрей поднялся. – Разрешите идти, господин подполковник?

– Иди уж, сорвиголова!..

Голицын удивился: он сам себе казался человеком серьезным, не склонным к проказам – именно таким, который спокойно и уверенно делает карьеру. Вот Давыдов – тот сорвиголова, в глазах у него – азарт и веселье, а он, Голицын, нарочно усвоил суровый и строгий взгляд, причем подсказала ему это некая дама. Обиженная холодностью кавалера, она заметила, что и голос у него дребезжит, как жестяное ведро, и глаза цвета закаленной стали. Сталь – этот металл Андрею нравился. Он желал быть похожим на отточенный клинок – легким, гибким, острым, неумолимым. Однако раз произвели в сорвиголовы, придется соответствовать…

* * *

Антикварный магазин господина Сигизмунда Лембовски, как называл себя Рейли в этом качестве, располагался на Петроградской стороне на Большой Посадской улице, поэтому Андрею пришлось брать извозчика, чтобы успеть до закрытия проверить, на месте ли Рейли. Обычно мистер антиквар имел привычку навещать свое детище и прикрытие чуть ли не ежедневно после обеда, проверяя, как идут дела. Управляющим у него подвизался некий расторопный, но жуликоватый малый по имени Феофан Булкин. Он обладал несомненным талантом по части кому-чего-продать. Однако при этом никогда не упускал случая подзаработать себе на карман за спиной хозяина. Голицын однажды попросту прихватил Булкина именно на воровстве, когда тот пытался перепродать с «черного хода» украденную за пару месяцев до того из одного из псковских приходов серебряную церковную утварь. Дело случилось тогда громкое, а злоумышленников по горячим следам задержать не удалось. Информацию из полиции на всякий случай передали по другим ведомствам, и Андрей взял историю на заметку просто из любопытства. И вот же – пригодилось!..

Дальнейшая вербовка Феофана как осведомителя заняла у Андрея не более десяти минут. Он умел нагнать холода на жертву, особенно если совесть у жертвы была крепко нечиста. И с той поры, вот уже полгода управляющий регулярно докладывал Голицыну обо всех встречах и переговорах хозяина, которые Рейли проводил в задних комнатах магазина. Правда, не всегда мог назвать имена, особенно если речь шла о дамах, которые поверх шляп обматывались длинными полупрозрачными шарфами, прикрывавшими личики чуть не полностью. Это считалось необходимым при езде в открытом автомобиле, чтобы не попортить цвет лица, потому что кружевной зонтик на скорости в тридцать верст страх как неудобен.

Нынче Андрей снова получил от осведомителя «писанку», что, мол, хозяин договаривался о некоем свидании с кем-то по телефону, сильно при этом ругался и грозился. Номера, который Рейли назвал телефонной барышне, Булкин не расслышал.

Ровно без четверти пять пополудни Голицын отпустил извозчика за квартал от дома, где располагался антикварный магазин Лембовски, и направился вдоль улицы походкой праздно шатающегося человека. Он и одет был соответственно – в клетчатый костюм, коричневый с бежевым и в желтые ботинки, казавшиеся огромными из-за широких рантов. Так может выглядеть человек, у которого есть кое-какие необязательные дела, ставшие поводом для приятной прогулки. Голицын и тросточкой помахивал, как опытный в своем ремесле столичный бездельник, и даже, войдя в роль, обгонял молодых дам и девиц, чтобы заглянуть им под шляпки.

Пройдя мимо магазина, Андрей присел на открытой веранде небольшой кофейни напротив, заказал себе слоеные пирожки с мясом и шампиньонами, чаю с чабрецом и стал ждать.

Ожидание не было бы таким мучительным, если бы не приходилось все время глядеть в одну точку. Была и другая беда – Андрей привык есть быстро, а тут следовало растянуть провиант хотя бы на полчаса, чтобы не выглядеть по-дурацки и не нарушить конспирации.

Бог весть из каких глубин памяти выкарабкался и запросился на волю куплет.

– «Пускай погибну безвозвратно, навек друзья, навек друзья. Но все ж покамест аккуратно пить буду я, пить буду я», – чуть слышно забормотал Андрей, сперва почти без мелодии, а потом с ужасом осознав, что готов запеть по-настоящему.

Эта александрийская песня была хуже всякой холеры и чумы! Она прилипала, как банный лист к голой заднице, и средства от нее избавиться никто не знал. Однако песня хоть не давала скучать.

Пирожки – еда несерьезная, так, перекусить. Но заказывать еще пару Андрей не стал – в половине шестого в дверях магазина появился сам мистер Рейли, одетый по последней моде – в элегантном темно-синем пиджачном костюме, из-под которого виднелся удачно подобранный по тону малиновый жилет, лакированных черных штиблетах и с котелком на голове. Дополняла образ типичного питерского буржуа трость черного дерева с костяным набалдашником. Британский шпион остановился на пороге своего заведения, огляделся вдоль улицы, щурясь от непривычно яркого солнца, и буквально уперся взглядом в Голицына.

Андрей едва не поперхнулся чаем – показалось, что Рейли улыбнулся ему и даже подмигнул, как старому знакомому. «Не может быть! – против воли мелькнула в голове капитана паническая мыслишка. – Он не может меня знать!.. Откуда бы?.. Тогда почему он так на меня посмотрел?.. Вычислил?! Тоже невероятно. Здесь кроме меня еще десять человек сидят, и все на улицу уставились…» Кое-как успокоив себя, Голицын едва не пропустил момент, когда Рейли довольно шустрой походочкой достиг угла дома и исчез. Тут уж капитану стало не до церемоний.

Опыта уличной слежки у Голицына было мало, на филеров он обычно смотрел свысока: работники низшего ранга, исполнители. И вот Бог наказал – самому пришлось спешно влезать в шкуру топтуна.

Торопливо кинув на стол ассигнацию, достоинством почти вдвое превысившую счет за заказ, Андрей, как мог, напустил на себя озабоченный вид и деловым шагом устремился вслед за британцем. За угол он заворачивал, будто в Неву решил прыгнуть, ожидая самой подлой пакости, вплоть до выстрела. Так и примерещилось за секунду: поворот, а из густой тени ближней подворотни навстречу – тусклая вспышка вместе со звуком рвущейся жести, тупой удар в грудь и…

Ничего подобного не случилось, зато Голицын успел заметить знакомую спину почти в конце проулка. «Грамотно уходит, гад! Подстраховывается. Сейчас выйдет на соседнюю улицу, вскочит в пролетку и…» Пришлось капитану перейти на бег, и то едва не опоздал. Увидел, как британец остановил извозчика и покатил в сторону Каменноостровского проспекта.

Андрей метнулся туда-сюда – ни одной свободной пролетки. Неужели все сорвалось? Он так бездарно завалил дело?.. Причем простейшее! Любой полицейский филер бы справился… Осталось только воззвать к небесам: Господи, ну почему же ты помогаешь мерзавцам, а не честным людям?! Единственное, что успел запомнить невезучий сыщик, – сложенный верх пролетки был непривычно зеленого цвета, в то время как обычно их красили в серо-коричневые тона.

И тут, похоже, Бог услышал вопль голицынской души. Со стороны Большой Невки показалась неспешно катившая пустая пролетка. Извозчик высматривал среди пешеходов седока. Андрей ринулся за ней, как за спасательным кругом.

– Гони, брат! Целковый дам, если вон за тем шустрилой поспеешь!..

– Что вы себе позволяете, молодой человек?! – Визгливый альт ударил Голицына точно в левое ухо. Андрей оглянулся. Перед ним, подбоченясь, стояла дородная дама в старомодном летнем пальто, сидевшем на ней, как седло на корове, к тому же обшитое какими-то шнурами и кошмарной бахромой, и огромной безвкусной шляпе – вылитая провинциальная барыня из-под Тамбова. Рядом топталась некая юная особа лет пятнадцати, тоже одетая как пугало, и бросала по сторонам пугливые взгляды. «Мамаша с дочкой в столицу вырвались из своей тмутаракани», – автоматически определил Голицын, все еще не понимая причины женского гнева.

– В чем дело, сударыня? – поморщившись, спросил он, краем глаза следя за удаляющейся пролеткой с британцем. – Я тороплюсь.

– Видали?! Торопится он!.. – Барыня, похоже, была не прочь поразвлечься после многомесячного квасного затворничества в мужнином имении. – Все вы тут такие, хлыщи столичные! Торопятся они… А приличных дам, значит, уже можно локтями толкать?!

Мамаша распалялась все больше, напротив на тротуаре остановились несколько зевак и заинтересованно уставились на сценку. Пролетка с Рейли маячила почти в самом конце квартала. Голицын понял, что еще немного, и окончательно провалит дело. И тут – о, подарок Фортуны! – среди зрителей разглядел знакомую усатую физиономию.