Читать книгу 10 лекций по теле– и радиожурналистике - Дмитрий Губин - Страница 16

Из зала. Сколько человек готовят программу?

Губин. Два человека: я и администратор Сережа, которого я обычно называю продюсером, потому что так ему приятнее, а зарплату можно не повышать. Еще у меня есть личный режиссер. Дело в том, что когда программа запускалась в эфир, вокруг нас была очень агрессивная среда: типа «к нам пришли чужаки». Приходишь в студию – а у тебя отключен телефон, штекер выдернут, наушников нет, и эфир на грани срыва. И вот эти проблемы решает твоя служба безопасности, которая называется твой режиссер. В принципе, идеальная схема предполагает, что есть продюсер (редактор), который готовит темы + ведущий + администратор + режиссер + музыкальный редактор. Но мы работаем втроем.

Из зала. Ваши отношения с коммерческой службой?

Губин. У меня нет интимных отношений с коммерческой службой. Мне не мешает коммерческая служба, абсолютно. Я не торгую гостями и не торгую новостями. Возможно, у коммерческой службы есть ко мне претензии, но снять меня с эфира они не могут. Рекламный блок идет перед началом программы, после новостей, и в конце – после программы, перед новостями. Если они хотят добавить минуту рекламы к трехминутному выпуску новостей в середине программы – бога ради, их право. Думаю, я нашей коммерческой службе тоже не мешаю, потому что повышаю не столько количество, сколько качество аудитории: меня слушают обеспеченные люди. И в этом смысле радио «Монте-Карло», которое заявляет: «У нашей аудитории деньги есть», поступает абсолютно верно.

Из зала. Можно ли прерывать программу?

Губин. Если будет чрезвычайное, экстренное сообщение, я сам прерву программу. Смерть президента оборвет любую программу. Или случай типа «Норд-Оста». Но там захватили заложников уже после того, как я завершил «Телефонное право». Но если бы это случилось во время эфира, я бы просто очень резко сменил тему. Я все-таки человек с большим опытом злых дел. Я топил «Курск» в прямом эфире, я в прямом эфире поджигал телебашню, рушил Всемирный торговый центр. Заложников на Дубровке тоже захватывал я: только в студии уже не «Маяка-24», а «Радио России», откуда я во время всех бед народных и вел прямые эфиры.

Из зала. Как происходит оценка вашей программы?

Губин. Раз в год заказывается исследование не специально ради нас, а для оценки эффективности работы радиостанции в целом. И тогда исследуются доли аудитории по часовым блокам. В остальное время мы полагаемся на косвенные оценки аудитории: о нас пишут, о нас говорят, нам пишут.

Из зала. Возможно ли ток-шоу на музыкальной радиостанции?

Губин. «Серебряный дождь» – это музыкальная станция, так же как и «Европа плюс», и «Радио семь на семи холмах», где шоу Владимира Познера «Давайте это обсудим» можно с некоторой натяжкой назвать интерактивом.

Из зала. У вас эксперты сидят в студии? Вы им платите или нет?

Губин. Нет, все эксперты – по телефону. В студии один ведущий и один гость. Мы экспертам не платим и у них не берем.

Из зала. Гость – это обязательно знакомый человек или просто приятный?

Губин. Нет, бывают люди совершенно неприятные. Вообще бывает два варианта. С одними, как с лучшими друзьями, можно идти на таран слушателя римской военной фигурой под названием «свинья». Например, с Еленой Малышевой на одной из программ мы просто сметали всех, кто считал, что разговор об использовании презервативов провоцирует разврат. А бывает другой вариант: я с гостем отчаянно спорю, поскольку у нас диаметрально противоположенные точки зрения на вопрос.

Из зала. Сколько нужно времени для программы?

Губин. Час. У Соловьева «трели» идут дольше. Что же, можно и дольше. Меньше, чем на час запускать шоу бессмысленно, тем более, когда оно перебивается рекламой и новостями.